Текст книги "Артиллерист. Назад в СССР"

Интересного ничего, конечно, не увидел. Еще и погода такая. Снег. Добрался до какой-то площади. Так понимаю, центр самый.

И тут поворачиваю голову, а навстречу идет наш комбриг. Рядом с ним – девушка. Вроде бы нет в ней ничего из ряда вон выдающегося, но почему-то уставился и глаз оторвать не могу. И сама ситуация, как в кино. Волосы из-под шапки выбились у нее. У девушки. Их ветер треплет. Они так красиво разлетаются. И снег еще падает. Вернее, он не совсем падал. Так-то почти метель началась. Но мне все вдруг стало казаться удивительно красивым. И погода эта сраная. Колючие снежинки по морде лупят, а я внезапно решил, что обстановка очень даже романтичная. И холод вовсе не холод. А сама обладательница синих, как небо, глаз, и пшеничных волос напомнила сказочную принцессу.

Тут меня чего-то переклинило. Я напружинился, вскинул правую руку к виску, левая вдоль тела, и, рубанул строевым, печатая шаг, как на параде, навстречу комбригу, который вел под руку мою прекрасную фею. Комбриг даже остановился, глядя на меня с лёгким недоумением. Хотя, где он и где я, обычный рядовой. Наверное, решил, дебил какой-то с перепугу чудит. Увидел начальство высшего ранга и исполняет теперь. Девушка тоже удивленно подняла бровь и посмотрела на полковника. Что-то спросила. Он ей вроде ответил. Это я, как во сне уже потом вспоминал. У меня в тот момент почему-то пульсировало в ушах. Хрен его знает, почему именно там. Я «чеканил» шаг, вскинув руку к виску и довернув голову в сторону комбрига.

Так и пер до самого конца площади, а потом улицы. Спиной чувствовал, и полковник, и фея провожают меня взглядами. Типа, не вхерачится ли «сынок» башкой в угол первого дома, попавшегося на пути. Очнулся, когда понял, что ушел уже далеко. Встал на месте и думаю, что это было? А внутри такое теплое-теплое чувство разливается. И синие глаза перед собой вижу.

– Твою ж мать… Этого мне только не хватало.

Глава 25

Девушку, как оказалось, звали Катей. И была она, как оказалось, дочерью командира бригады. Это я все разузнал, едва только вернулся в часть. Прилепился к сержанту Стегачеву. Чему он, ясное дело, рад точно не был.

– Соколов, че тебе надо, не пойму? – «замок» буквально прятался от меня по всему расположению. Так я его достал своими тупыми расспросами.

– Товарищ сержант, вот вы влюблялись?

– Ты совсем манданулся? Влюбляться надо в себе подобных. А не в дочку комбрига. – Выдал Стегачев.

Потом немного подумал. Догадался, что фраза его звучит несколько двусмысленно, и добавил, уже нормальным тоном.

– Соколов, не знаю я эту Катю. Видел ее несколько раз, она в части была. Мельком. С комбригом. Иди вон, к лейтенанту Старикову. У него спроси. Он обо всем в курсе.

Я поблагодарил и, развернувшись, собрался отправится на поиски «взводного».

– Эй, Соколов! – Окликнул меня сержант. – Ты только ему в лоб не говори. Как мне. Иначе увольнительных до конца службы не увидишь. У нашего комвзвода любовь только одна – армия. И он верит, что все мы чувствуем то же самое.

Я советом Стегачева воспользовался. Потому что идейный фанатизм лейтенанта, дело известное. Он им изрядно всех подзамудохал.

Обманными маневрами, сославшись на то, что в городе встретил комбрига, повел себя, как дурак, а теперь переживаю, выяснил все, что взводный знал о Кате.

Оказалось, ей недавно исполнилось восемнадцать. Поздний ребёнок. Полковнику то уже ого-го, куда перевалило. Поэтому на Катеньку с детства дышат, надышаться не могут. Пылинки сдувают. Учится она в медицинском. Характер имеет замечательный. И вообще, как в старом кино. Умница, красавица, спортсменка, комсомолка.

А еще выяснил, что лейтенант Стариков, может и предан армии до самой печенки, но тоже не прочь завязать с дочерью комбрига знакомство. Это стало понятно по той интонации, с которой взводный говорил о Катеньке. У него даже голос менялся и глаза блестели.

У нас с Соколовым на этой почве приступ ревности случился. Потому что лейтенант, в отличие от меня, имел прекрасную возможность покидать военную часть. А значит, его шансы завязать с Катенькой хоть что-то, гораздо реальнее.

Тут я, конечно, призадумался. Во-первых, что скрывать, никогда ничего подобного не испытывал. Женщин всегда воспринимал, как очень приятный аспект жизни, но периодически меняющийся. А в данном случае просто заклинило меня на Катеньке и мандец. Даже сниться начала.

Посоветоваться было не с кем, кроме моего друга Исаева. А он и правда стал другом. Особенно способствовало нашему сближению большое количество времени, проведённое в стенах Ленинской комнаты, когда трудились над задачами замполита.

– Слушай, как это здо́рово! – Исаев к моей внезапной любви отнесся с энтузиазмом. Будто это вообще не я, а он влюбился.

Блаженный Олег принялся вдохновенно придумывать, как мне познакомиться со своей феей. А я, между прочим, даже начал ее мысленно считать «своей». Вот как меня плющило. Или не меня, не знаю. Начал даже подозревать, может, это у Соколова гормоны так разгулялись. Ну, а что еще тут думать? Хрен поймешь, в общем. Сам-то я не сопливый пацан, чтоб столь сильно слюни пускать. Как идиот, честное слово.

Идеи, конечно, у Исаева были, одна фантастичнее другой. Имелась даже версия, где я Катеньке спасаю жизнь. Откуда только подобная дурь у блаженного Олега в голове появилась. Не знаю. Но в его описании выглядело, конечно, красиво. Жаль только неосуществимо.

В итоге, возможность подвернулась очень неожиданно.

Дело в том, что пока строчил поэмы для замполита, походу событий, пришлось еще освоить художественную роспись и плакатный стиль работы пером. Исаев, чтоб вытащить меня из лап начмеда, рассказал, будто я и рисую хорошо. В принципе, по моей же просьбе. Я тогда на все был готов.

Слава богу, оказалось, что у нас с Соколовым руки растут, откуда надо. Вернее, конечно, в данном случае, скорее у Соколова.

Через некоторое время я уже виртуозно чертил схемы, писал лозунги, красиво оформлял текст.

Вскоре обратил внимание на молодое дарование, то есть, на меня, начштаба бригады, который тут же перехватил его, это дарование, то есть меня, в свои хозяйственные руки. Художника-оформителя, что вполне понятно, штат не предусматривал. Так подполковник Марков, чтоб совместить полезное с полезным, а именно мои таланты и нужды штаба, определил меня в свои вечные работники В писари, по-простому говоря.

Там, между делом, пришлось мне, как раз, работать во всех крайне необходимых для армейской жизни художественных техниках и материалах. Спустя очень короткое время, я уже легко расчерчивал на ватмане всякие таблицы и схемы, надписывал тушью шапки, расставлял значки и стрелки на картах, в цвете и во всех деталях вырисовывал технику армий стран вероятного противника. Вершиной творчества стало монументальное полотно, изображающее бравого советского воина в каске с автоматом поперек груди на фоне знамен и оружия. Справедливости ради, отмечу, что сие изображение создали мы с Исаевым вместе. Солдата даже установили на плацу и мы с Олегом гордо смотрели на него со стороны.

Вот правда говорят, талантливый человек талантлив во всем. Соколов явно имел охренительные задатки в творчестве. Не удивлюсь, если бы нам с ним пришлось, например, танцевать, и мы бы с первых репетиций исполнили без напряга какой-нибудь фокстрот.

Однако, во всем этом выявился один огромный, просто огромнейший плюс.

Жизнь настала, можно сказать, богемная. Разбаловался я. Казарменная рутина – подъемы и отбои, разводы и построения, осмотры и проверки теперь были не для меня. И не для Исаева. Блаженного Олега, само собой, себе на помощь подтянул, он рядом со мной так и отирался. Мы дефилировали от Ленинской комнаты к штабу бригады и обратно. Это была наша самая главная обязанность.

В столовую теперь ходили с ним не строем, а сами по себе и, если захочется, то не по распорядку.

Вдобавок, случались моменты, когда в казарме думали, например, что я в штабе, а там считали, что в казарму ушел. Если замечали и там, и там, мое отсутствие, допускалась еще Ленинская комната. Грех не воспользоваться таким раскладом и несколько часов не урвать для личной жизни. Тем более, когда светлый образ Катеньки настойчиво из ночи в ночь снился.

Оборзел я, конечно, от строевого шага отвыкать стал. Произошло это оттого, что практически все офицеры с заказами в очередь стояли, пропуская вперед только начштаба. Разве мог я этим не воспользоваться? Не попытаться смыться в город?

Тем более, выпал случай еще и провернуть все без угрозы для спокойной службы. Прибежал ко мне лейтенант, комвзвода, но не моего, само собой. Глаза навыкате, на лбу – холодный пот. Ему срочно надо было, чтоб я схему одну оформил. А у меня еще работы валом.

– Соколов, все, что хочешь проси. Но мне кирдык, если к утру, этой схемы не будет.

– Все, что хочу… – Протянул я, глядя на форму лейтенанта.

– Ну, ты, конечно… – Он от моей наглости просто офигел. – Слушай, это все художники и поэты такие охреневшие, или ты – особый случай?

А мне в голову реально мысль пришла. Опасная, но очень интересная. В обмен на столь ценные, жизненно необходимые «лейтёхе» услуги выпросить у него форму. Офицера в городе патруль не остановит. И документов вряд ли спросит. Тогда я, по сути, «узаконю» свою самовольную отлучку из части.

До города даже придумал, как добраться. Тоже «добрые люди» помогли.

Вообще, оказалось, блат – великое дело. И работает он не только на гражданке. В армии, на самом деле, ничуть не хуже. Да и вообще, служить гораздо проще, если ты с умом к этому дело подходишь. А я, наученный всеми предшествующими событиями, точно старался теперь подходить с умом. И выгодой.

С Исаевым все детали обговорили. Он меня прикрыть должен. По обычной схеме. Для штаба я в казарме, для казармы – в штабе. Ну, и если что, еще Ленкомната имеется. Олег меня провожал, как родная мать сына она первое свидание. Только что не перекрестил.

Как только оказался в городе, сразу к институту рванул. Думаю, где ее искать? Катю. Не знаю точно же ни кафедру, ни специализацию. Стариков больше о прекрасных глазах рассуждал, когда с ним говорил, чем о реальных фактах.

Как дурак полдня круги рядом с учебным заведением нарезал. Прохожие, смотрю, оглядываются уже. Еще бы пару часов побродил, здороваться бы начали.

Однако, Катенька так и не обнаружилась. Просто закон подлости какой-то. Вернулся весь в расстроенных чувствах. Зато с двумя девушками познакомился. Решил, что уж страдать впустую. Пока нас с Катенькой судьба еще раз сведет, буду пока разбитое сердце приятным общением утешать. Тем более, когда такая возможность есть. Самовольно в город бегать.

Правда, были случаи, когда практически мог спалиться. Возвращался однажды ночью в прекрасном расположении духа через дыру в заборе из очередного самохода. Одна из новых знакомых девиц оказалась местной. Жила в деревне, которая не так далеко от части. Топаю мимо казармы, а там в окнах свет. Что такое, думаю. Точно неспроста.

Беглм к дневальному. Он четко все обрисовал.

– Пьяный шофер комбрига из парка командирскую «волгу» угнал и теперь катается то вокруг части, то по лесу. Хочет обратно прорваться, а комендантский взвод его ловит. Тебя, кстати, начальник штаба искал. Иди, сдавайся.

Ну, все, крепко попал, думаю, губы мне не избежать.

Но деваться некуда. Лучше я сам явлюсь. Пошел в штаб, прямо к кабинету начальства.

– Товарищ подполковник, по вашему приказанию… прибыл. – Отчеканил уверенно. Мол, все в норме. Все хорошо.

– Где был? – Подполковник злой, как собака. Не рассчитывал, так понимаю, ночью всяких пьяных придурков ловить.

– Э-э… в казарме. Надо же помыться, побриться, подворотничок подшить, а то все дни в штабе…  Или у замполита. Сами понимаете.

А сам думаю, твою мать, что я несу? Какой подворотничок в третьем часу ночи?

Этой дешевой отмазке жить оставалось всего мгновение. Ее убил бы любой естественный в этой ситуации уточняющий вопрос. Спас мою шкуру звонок телефона.

– Что? Поймали? Так, машину в парк, а этого мерзавца на гауптвахту. Записку об арестовании сейчас с посыльным пошлю.

Положил трубку и протянул мне заполненный бланк.

– Передашь дежурному по части.

Тема с моим времяпрепровождением, само собой, сразу забылась.

В общем, по краю прошёл, если честно. Но вывод сделал. Надо быть аккуратнее. И один хрен продолжил в город таскаться.

С тем лейтенантом у нас вообще договорённость отличная вышла. Я ему все, что требуется, без очереди. Он мне – форму раз в неделю. Это были особые дни. Я ходил к институту и снова ждал, когда появится Катенька. Просто в любом другом случае, с девчонками на окраине встречался. Или вообще, в деревне. А институт – это центр города, соответственно, патруль. Тут встрять можно.

Не знаю, как долго бы это продолжалось. Но однажды, при возвращении от здания института, в автобусе с командиром своей батареи столкнулся. Немая сцена продолжалась целую остановку. Какой там «Ревизор» Гоголя. Лицо надо было видеть моего комбата. Ни одному классическому произведению не сравниться. Он очевидно не верил своим глазам. Потому что такой наглости не ожидал.

И главное, сидит, молча смотрит. Наверное ждет, что я испарюсь в воздухе. Я тоже сижу, смотрю. Не выскакивать же на ходу. Да и не поможет. Провалами в памяти комбат точно не страдает.

Удивился он, конечно, моей быстрой «трансформации» из рядовых в лейтенанты очень сильно. Но за смекалку, которую проявил, обошлось не совсем убойным наказанием. Несколько нарядов отпахал. И под контроль мое время пребывания в штабе и казарме взяли. Могло быть хуже. Это я легко отделался. А лейтенант, нет. Ему прилетело по самые не балуйся.

Конечно, расстроился я, что с Катей встретиться так и не смог. Она мне все равно продолжала сниться. Иногда, даже совсем в неприличных снах. Наваждение какое-то.

Незаметно пролетело самое главное событие. Семейный праздник Новый год. Мне было интересно, как же происходит данное мероприятие в армии. С Исаевым часто обсуждали эту тему. Фантазировали. Может, шампанское принесут, бутерброды с красной икрой будут. Ясное дело, все это в пределах наших фантазий и осталось. Какие там, на хрен, бутерброды.

Готовиться к новому году мы начали заблаговременно. Вырезали всякие фигурки из бумаг. Как в школе. На удивление, некоторые офицеры, даже приносили из дома мишуру и различные игрушки.

В ближайшем лесочке срубили елку. По размеру она была совсем маленькая. Чтобы не мешала построениям и никто ее не сбил случайно.

Тем не менее, коллективно новогоднюю атмосферу все равно создавали. Сразу вспомнились оливье, мандарины, бенгальские огни. Вспомнились, мотому что у нас их не было.

В день самого праздника, вечером, после ужина, командир взвода приказал поставить столы и стулья из Ленинской комнаты на «взлетку» и готовиться к празднику. Еда, конечно, была совсем простая, но и на том спасибо.

Картошка, котлеты, булочки с капустой, печенье, конфеты, сгущенка, тушенка, лимонад. За полтора часа до нового года, в расположение пришел комдив, чтоб лично поздравить. Мы построились, выслушали пятиминутную речь. Это даже было трогательно.

В итоге, с нами остался дежурный офицер, дабы контролировать процесс празднования. По идее, не допустить распитие спиртного. Ключевое слово «по идее». Ясное дело, все ждали этой ночи, как благодати. Потому что на то и был рассчет. По-русски говоря, сильно хотелось прибухнуть.

Соответственно, когда мы наелись, напились лимонада, встретили новый год, а потом убрали праздничный стол, дежурный собрал всех, чтоб сказать последнее слово.

– Так… Я знаю, что у вас уже в голове есть мысль выпить, отметить новый год. Более того, уверен, особо смекалистые приготовили «горючее» заранее и искать его бесполезно. Обычно оно прячется в самых неожиданных местах. Предупреждаю всех, кто додумается хоть грамм пригубить, никого выгораживать не собираюсь и сразу же доложу вашим командирам батареи. А сейчас отбой, бойцы. Еще раз всех с наступившим новым годом. Завтра поздний подъем в честь праздника. Всем отбой!

Наивный человек. Спустя тридцать минут, сержанты и старослужащие начали шуршать у кроватей. Собирались маленькими группками по всей казарме. Продолжали отмечать новый год уже далеко не лимонадом. И, кстати, места и правда были очень неожиданные. Например, огнетушители, в которых настаивалась брага.

Наутро по всей располаге стоял устойчивый, крепкий, родной запах перегара. Но дежурный, из-за позднего подъёма, появился, когда весь состав имел уже более-менее приличный вид.

Вообще, хочу сказать, мне понравилось, как в армии проходят праздники. Правда, пролетели они, словно один день. За все это время нас особо никто не напрягал. Офицеры приходили редко, просто проверить все ли нормально, живы ли, здоровы? Короче, самые настоящие каникулы, можно сказать.

К хорошему быстро привыкаешь, и после такого расслабона прийти в норму было тяжко. Тем более, нас ждало сразу построение дивизиона.

Странно, абсолютно все офицеры были в этот день в казарме. Даже прапорщики, которые как приведение. Вроде бы точно знаешь, они есть, но увидеть их можно, только если сами захотят. Вот даже они находились в расположении.

Мы построились. Комдив вместе с начальником штаба дивизиона наблюдали за этим процессом с серьёзными, каменными лицами.

– Чего это за общий сбор? – Спросил Исаев, который уже привычно находился рядом.

– Слушай, почему, если какая-то задница намечается, так ты мне вопросы задаёшь. Откуда я знаю. Нашел, блин, советскую энциклопедию. – Ответил я товарищу, испытывая при этом легкое волнение. Просто явно нас не для обычного смотра тут собрали.

– Становись. Равняйсь. Смирно. – Скомандовал начштаба дивизиона, он же по совместительству заместитель комдива.

– Товарищ майор, личный состав дивизиона по вашему приказу построен. Заместитель командира дивизиона капитан Малышев.

Мы вытянулись еще больше, ожидая, какую речь сейчас толкнёт комдив. А он точно толкнет, это уже ясно.

– Товарищи солдаты, праздники закончились. Из штаба округа пришел приказ о выходе на полевые учения. Командиры батарей, подготовить подразделения. Проверить укомплектованность вещмешков, пригодность и исправность противогазов, почистить автоматы, получить у старшины котелки, кружки и так далее. Перестоять полный список не буду. Сами не маленькие. Готовимся по полной. Через два дня объявляю строевой смотр. Через пять дней выдвигаемся на учения. Командиры батарей, подразделения в вашем распоряжении. Командуйте.

В словосочетании «полевой выход» мне сразу не понравилось все. И то, что мы, очевидно, куда-то попрем. И то, что, очевидно, это «куда-то» находится в полях.

Командир батареи продублировал слова комдива, нарезал задачи командирам взводов, а те, в свою очередь, – «замкам».

Хотя, толком, никто ни черта не объяснил. Нам, солдатам имею в виду. Я уже понял, в армии всегда так. Сплошные тайны, окутанные мраком. Ничего нормально не расскажут. Тем удивительнее было вспоминать пересыльной. Правда, на фоне того, что в учебке кроме меня никто ничего подобного не помнил, я немного начал сомневаться, не причудилось ли это.

Мы получили одно конкретное указание – готовиться к строевому смотру, и гонять нас начали с этого же дня.

Сразу, не теряя времени, построили с вещмешками. Сержанты начали проверять содержимое. Конечно же, там много чего не хватало и все недочёты нужно было устранить. Этим мы, как раз, занимались ближайшие два дня. Оружие, правда, оказалось в нормальном состоянии. Это радовало.

В срок, как положено, проверив окончательную готовность, командир батареи отправил нас в парк, грузить машину какими-то досками, столбами и всякой подобной лабудой. Это, вот неожиданность, нужно для полевого выхода. В общем, данное словосочетание стало нравится мне еще меньше.

В день отбытия, после завтрака, погрузились в машины, а затем выдвинулись из части. Впереди нас ждали полевые учения и просто мандец, какие условия. Я уже думал, ничего такого не прилетит. Так и буду спокойно бегать из штаба в Ленинскую комнату. А вот ни хрена. И главное здесь, в полях, никак не соскочишь, не профилонишь.

Добрались мы быстро. Только выпрыгнули из машин – сразу же построение. Все бегом, бегом, бегом. Только успевал одно, уже надо другое.

– Сейчас активно разгружаем машину, натягиваем шатер, скалачиваем нары, ставим печку. Обустраиваем себе жилье. По всем вопросам обращаться к командирам взводов. Начать работу, разойтись. – Скомандовал комбат и куда-то тут же исчез. Явно не на разгрузку побежал.

Нас разделили на несколько групп. Часть освобождала машины, часть натягивала шатер.

Но самое классное, самое весёлое, как оказалось, – устанавливать нары. Зима. Земля замершая. Сначала надо отдолбить лед, потом выкопать ямы под столбы. При этом, гвоздей дали с гулькин хер, и два молотка. Соответственно, колотили нары, как могли. Кирпичами, камнями, всем, что попадется под руку.

Работа, прямо скажем, не из легких. Само собой, нам с Исаевым после релакса, которым сопровождалась служба в последнее время, выпали именно эти дебильные нары. Делали их двухярусными. На доски стелили матрасы.

Когда закончили, в принципе, все уже выглядело не столь печально. Шатер вмещал в себя сорок человек. В середине стояла печка или «буржуйка». Как угодно. На земле – доски, щиты. Справа и слева – тоже доски, но с гвоздями. Типа, вешалки. По бокам – сколоченные нары. В конце шатра, с отдельным входом, имелась офицерская комната. Спали они, в отличие от рядовых, на шконках с панцирной сеткой.

Надо отметить, лагерь мы поставили в срок. Водители тем временем занимались перегоном техники в парк полигона. Находился он в самом конце, после всех шатров. Взвод обеспечения мастерил умывальники и полевую кухню. Короче, движ шел активный со всех сторон.

В общем, реально полевые условия.

Ели из котелков. Выстраивались в очередь за едой – батареями, чтобы не толпиться скопом. В крышку котелка давали «второе». Обычно это была перловка, гречка. Везло тем, кому попалался кусочек тушенки. Называли это «бонусом». В основную часть наливали суп. Ложкой его никто не ел, просто выпивали и все. Давали три-четыре куска хлеба, кружку чая. Ели все на ходу. Суп выпил, пару ложек каши вкинул, хлеб с чаем проглотил. Тем более, чай успевал остыть, пока ешь первое и второе. Держать в руках его неудобно, поэтому ставили в снег. Тут или из котелка трескать, или чай беречь. Выбор невелик.

Подшивы гладили об печку. Выбирали угол, брали подшиву левой рукой за один конец правой рукой за другой и, двигая ее туда-сюда, разглаживали. Концы, за которые держались, естественно, не очень отглаживались. Но других вариантов не имелось.

В шатер назначался исптопник, который смотрел за печкой, чтобы горела всю ночь. Утром подъем, также, как и в части, зарядка, умывальник, наведение порядка в шатре, завтрак. После завтрака бежали на полигон, где проходили стрельбы.

Когда, кстати, впервые попал туда, было полное ощущение, что оказался на войне. Ездят танки, гаубицы. Стреляют из минометов, из «Града». Вдалеке – мощные взрывы. Как выяснилось потом, это был батальон утилизации боеприпасов. Все снаряды которые не разрывались, собирались этим батальоном, после чего вырывали большой катлован и закапывали туда для уничтожения. Взрывы были такие мощные, что тряслась земля. И это при том, что расстояние до этого батальона утилизации – приличное.

– Как думаешь, доживём до конца полевого ада? – Спросил меня Исаев на третий день.

И я вполне понял, о чем он. Играть в «войнушку» прикольно. Оказаться в условиях, максимально близких к реальным – сложно. Это – очередное испытание. Сможешь или нет. Только выбора не имеется. Сможешь.

– Слушай, мы с тобой уже немало пережили. Думаю, и это переживём. – Я хлопнул Исаева по плечу и рукавом вытер нос, из которого постоянно что-то текло. Потому что, блин, на улице зима. И мы тоже постоянно на улице. Шатер – очень относительная защита.

– Обещаешь? – Олег посмотрел на меня несчастным взглядом. Все-таки, с одной стороны, он возмужал, а с другой, так и остался тем самым блаженным из 9-й роты.

– Обещаю.

Ответил я, даже не предполагая, как сильно заблуждаюсь. И что учения – та самая финишная прямая, к которой вели меня все предыдущие месяцы службы.

Армия имеет удивительное свойство. Через какое-то время ты начинаешь воспринимать ее, как единственную настоящую реальность. Все остальное, что было в прошлом, уходит на задний план. Да, как говорят, дембель неизбежен. Но ты об этом даже не думаешь. Нет гражданки. Ничего нет, кроме армии. И это настолько мощно, что даже я вообще напрочь забыл о том, кем являюсь на самом деле. Реально. Думал, как мне разыскать Катеньку. Как завтра бежать на физо. Что будет на завтрак. Забыл о том фокусе вселенной, который она провернула со мной. Я вообще перестал об этом думать и ломать голову, в чем смысл моего перемещения. Забыл о своей возможной миссии. А она обо мне – нет.