Текст книги "Оля. Тайны и желания танцующей с Луной. Книга 2"

– Оль, ну зачем тебе, чтобы я с Маринкой встречался?

– Паш, я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо, я хочу сделать тебе приятное. Мне же неудобно: у меня бывает, а у тебя нет. Я переживаю поэтому. Да и интересно посмотреть, как ты с Маринкой будешь. Может, что-нибудь интересненькое высмотрю. Ну, так как? Давай устроим твою встречу с Маринкой?

Я молчал. Оля вдруг вскочила и с непонятным возбуждением забегала от окна к окну. Потом остановилась и повернулась ко мне:

– Нет, Пашка! Маринка отменяется! Маринка для тебя слишком опытная. У меня подружка есть – учительницей у нас в школе работает. Такая лапочка. Робкая только очень. Лицо красивое, интеллигентное, грудь как у Маринки, попка – сама бы погладила. Я же вижу, в ней соки бродят, а знакомиться стесняется. Да ты же ее уже видел. Настенькой зовут. Такая девочка застаивается! Хочешь, я ее домой к нам в гости позову? Хочешь, я даже ее сама уговаривать буду?

– Может быть, потом, Оля. Может быть, потом, – вздохнул я и отвернулся.

Снова мирно тикали ходики, неизменностью своего хода подтверждая мои слова, что времени для этого еще навалом, и что спешить с этим не стоит…

– Нет, Пашенька, не будет у меня никакого любовника, – совсем другим, грустным и спокойным голосом произнесла Оля.

– Почему? – я развернулся к ней, со всей силы сжав зубы, чувствуя, что улыбка так и рвется наружу, и изо всех сил не давая ей вырваться.

– Ну, доктор же сказал: нельзя. Нельзя – значит, нельзя, – Оля, прекрасно разобравшись в моих эмоциях, лукаво следила за мной.

Я встретился с ней глазами. В них, кроме лукавства, где-то в самой глубине плавала нежность и любовь. Нежность и любовь ко мне.

– Ты серьезно?

– Серьезнее некуда, – кивнула Оля, – и я сейчас попробую объяснить тебе почему. Паш, я же уже не девочка и кое-что понимаю. Когда я встречаюсь с другим мужчиной, а ты меня ждешь дома – в это есть что-то неправильное. Если уж и позволять себе такое, то нужно вместе, пусть и поврозь. Это одна из причин, почему я раньше у него и не оставалась после уроков. Но иногда на меня накатывает. И возникнув, постепенно это желание становится все сильнее и сильнее. А то, что ты мне это разрешаешь, и поэтому то, что хочется – возможно, наполняет мою душу нежностью к тебе и желанием отблагодарить. Заметил, какая я была в постели весь последний месяц?

– Еще как заметил, – я согласно кивнул и поцеловал ее плечо.

– После этого на какое-то время желание ослабевает, а я наслаждаюсь новизной близости с тобой. Когда же новизна ощущений притупляется, а желание начинает снова начинает будоражить меня – начинается следующий этап моей игры. Эта игра мне очень нравится. Она позволяет обмануть желания внутри меня. Я начинаю смотреть на окружающих мужчин, как на возможных будущих любовников. С теми, кто прошел этот начальный кастинг – стараюсь поговорить, пококетничать. Смотрю, как он на это реагирует, какие эмоции испытывает ко мне, а главное – что при этом испытываю я. Представляю нашу возможную близость. Если внутри при этом сладко вздрагивает, значит, игры кончились, и нужно останавливаться. Теперь я знаю, кого нужно избегать. Так у меня было и с ним. Вот только встреч с ним я избежать не могла, поэтому с ним грань я переступила.

– Я все же не понял, а почему ты с ним больше не будешь встречаться, если все было так хорошо?

Оля пожала плечами.

– Знаешь, Пашенька, схлынула вчерашняя эйфория, я к себе прислушалась – а в душе – тишь да гладь. Чувство удовлетворения есть, а желаний нет. Пропали. Странно так. Так чудесно было, а повторять не хочется. Еще только удивление – а что это на меня вчера такое нашло? И знаешь, Пашенька, грешу я на этот его чай. Так что – ну его. Не буду я больше с ним встречаться.

Я бросился к ней, обнял и стал целовать, куда только могли дотянуться мои губы. Сначала Оля вырывалась, потом просто смеялась и подставлялась под поцелуи. Потом все же вырвалась, отстранилась и посмотрела мне прямо в глаза:

– Пашка, я ищу в своей душе влюбленность и не нахожу ее. Я помню, что она была. Словно огромная красивая бабочка сидела там. А сейчас нет ничего. Странно так. Все так понравилось, а сейчас мне кажется, что я эту влюбленность просто выдумала. Совсем я себя не пойму. Скажи, Паш, а бывают разовые влюбленности? Влюбленности, которые после первой близости покидают нас?

Я утвердительно закивал, вскочил на ноги, обхватил Олю и закружил ее вокруг себя. Оля летала вокруг меня, обхватив меня за шею.

– Пашка, прекрати! – заливалась смехом Оля, прижавшись щекой к моей щеке, – а то я оторвусь и улечу знакомиться с луной!

Глава 5

– Пашка! Вставай! Будильник уже два раза звонил!

Слова Оли с трудом пробивались сквозь сон.

– Ну, ты у меня допросился!

Я почувствовал, как Оля изо всех сил щекочет мне под мышками. Я резко сел, стараясь поймать ее, но в этот раз резвее оказалась она.

– Вставай, поросенок, а то проспишь все на свете! И не цапай! А то расцапался он с утра! Смотри, как бы я тебя самого не цапнула сам знаешь за что!

– Оль, у тебя совесть есть? Рано же еще.

– Ничего не рано, у меня через полчаса урок. А ты посмотри на улицу! Первый снег! Ты помнишь, что мы сегодня идем на книжную выставку? Мне сказали, что там будет много книг о музыке и о путешествиях, и поэзия.

– Конечно, помню. Мне еще надо за тобой в час в школу зайти.

– Нет, Паш, я же тебе говорила, а ты опять забыл! Вот убью я тебя когда-нибудь за это! Не в час, а в три. И не у школы, а у ратуши встреча у нас.

– Ты же в среду в час заканчиваешь?

– У меня по средам теперь еще и родительское собрание образовалось. Меня ждать не надо, разогрей себе сам и поешь.

Оля скользнула по моей щеке губами и убежала.

Все мои дела закончились за час до встречи. Хотя легкий снежок уже выпал, было еще очень тепло для начала зимы. Чтобы убить время, я гулял по нашей главной улице. Улица была наполнена воспоминаниями. Возле этого магазина мы с Серегой подорвали взрывпакетом проезжающий мимо грузовик. Мы потом еще долго хохотали, вспоминая, как выскочивший водитель бегает и осматривает колеса машины. Вот в этом магазине в третьем классе мы наладились воровать книжки. Естественно, долго это не продлилось, и настал момент, когда я засовывал очередную книжку за пазуху, а продавец – старый еврей – поймал меня и надрал за уши. А вот в этом ресторане мы с Олей праздновали нашу свадьбу. Я невольно замедлил шаг и окинул взглядом стеклянные стены ресторана. Окинул и замер. Прямо за стеклянной стеной за столиком сидела Оля. Она была не одна. Напротив нее сидел интересный шатен в дорогом бежевом костюме. Он был явно старше Оли, хотя разница в возрасте и не бросалась в глаза. Простое, мужественное и привлекательное лицо. Сбоку на столике, прямо у стекла лежал большой букет радужных роз.

Я медленно перешел на противоположную улицу, зашел в кафе напротив и сел у окна. Оля что-то втолковывала своему собеседнику. Он слушал ее, держа ее ладошку в своей руке. Время от времени он поднимал ладошку Оли к своим губам и целовал ее. Вторая его ладонь под столом гладила Олину коленку. Похоже, он забыл, где находится и не понимал, что все, что происходит под столом, прекрасно видно с улицы. Не знаю, помнила ли это Оля, но она сняла его руку у себя с коленки, положила ее на стол и шлепнула по ней ладошкой. Руке мужчины там спокойно не лежалось. Она сжала другую Олину ладошку, и теперь мужчина целовал попеременно обе Олины ладони у запястья. После очередного поцелуя Оля мягко освободила одну ладошку и взъерошила волосы своему собеседнику. Когда она убирала свою руку, он попытался губами поймать ее ладонь. Оля отдернула ладошку и погрозила ему пальчиком.

К ним подошел официант. Мужчина рассчитался. Они встали, мужчина стал надевать на Олю дубленку. Когда Оля начала застегивать дубленку, он наклонился и поцеловал ее в шею. Оля, изогнувшись, уклонилась от поцелуя и снова погрозила ему пальчиком.

На улице, когда они вышли, мужчина взял Олю за руку. С неба падали хлопья снега, и совсем не было прохожих. Оля наклонилась и поцеловала его в щеку. Ответная реакция была быстра и стремительна. Он обнял ее сзади, запустил руки под дубленку и стал поглаживать ее грудь. Он стоял, прижавшись к ней, но целовать в шею уже не пытался. Просто прижался щекой к ее щеке, сжимал и поглаживал ей груди, и что-то жарко говорил на ухо. Минута, пока они стояли, прижавшись, друг к другу, тянулась бесконечно. Наконец-то Оля, слегка изогнувшись, выскользнула из его объятий. Выскользнула, но снова оказалась в кольце его рук. Теперь он прижимал ее грудью к себе и быстро целовал в губы. Он целовал ее, а Оля с небольшой задержкой отстранялась и уворачивалась. Он снова ловил ее губы и целовал. Оля отстранилась так, что он уже не мог ее поцеловать. Потом Оля осторожно сняла одну за другой его руки у себя с шеи и отстранилась. Его руки она сложила у него же на груди и стала держать, не давая им вырваться. Держала и отклонялась назад, так что он не мог дотянуться до ее губ. Это Олю рассмешило, она засмеялась и показала ему язык.

Мужчина вдруг опустился на колени, оставив свои ладони в ладонях Оли, наклонился и стал целовать ее голые коленки. Оля стояла и смеялась, мужчина целовал ей коленки, а она чуть-чуть покачивалась, но не отстранялась. Потом отпустила его руки и сразу же ударила по его ладони, когда он попытался обнять ее. Руки мужчины смирились и прекратили свои попытки обнять ее. Оля медленно развернулась к нему спиной, мужчина подполз к ней, не вставая с колен, и начал целовать ямочки у нее под коленками. Оля стояла, закрыв глаза и улыбаясь, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Вдруг тень пробежала по ее лицу. Она взглянула на часы, ахнула и, сделав один шаг вперед, оказалась вне досягаемости его губ. Она обернулась и на прощание помахала ладошкой.

– Мне пора бежать! Я опаздываю! Меня муж заждался!

– Олечка, когда встретимся следующий раз? – воскликнул мужчина, продолжая стоять на коленях.

– Не знаю, – пожала плечами Оля и дурашливо развела руками, демонстрируя этим, что она совсем не знает когда.

– Давайте как обычно, в среду?

– Давай, – проказливо засмеялась Оля. – Если тебе так хочется. Букет, смотри, не забудь! Забудешь – прогоню! Чтобы еще шикарнее был! А этот в школу отнеси, уборщице отдай. Я потом у нее заберу и на столе у себя поставлю. Я к мужу бегу, мне к нему с букетом нельзя.

Мужчина еще вставал с колен, а Оля уже бежала по направлению к ратуше, весело помахивая сумочкой, кокетливо оглядываясь назад и прощально махая пальчиками над головой…

Когда они исчезли, я допил кофе, оказавшийся горьким и мерзким, и вышел на улицу.

В моей душе проснулись одновременно и мальчик, и взрослый. Обида зарождалась внутри жгущими каплями, обжигала и растекалась по всей груди ноющей болью. От обиды ныли скулы и болели уши. Мальчику хотелось выть и плакать. Взрослый же тихо и настойчиво вопрошал мальчика, пытаясь его успокоить:

«А ты что хотел? Полного доверия между мужчиной и женщиной? Посчитал, раз все ей разрешил, так она полностью откроет тебе душу, и ты станешь для нее ближе всех? Ты такой наивный? Ты хотел полного доверия и душевной близости с женщиной? Ты совсем дурак? Ты таких женщин встречал? Неужели не знаешь, что это противно женской натуре? В них же природа заложила стремление манипулировать мужчинами. Или ты думал – ты такой особенный, что женщина будет с тобой по-другому вести, а не так, как велит ей природа?»

Мальчику хотелось подбежать и разбить стеклянную витрину ресторана, за которой совсем недавно сидела парочка. Затем бежать искать мужчину с букетом в руках, выхватить у него букет из рук, растерзать цветы и выкинуть на помойку, но взрослый крепко держал мальчика в узде и не отпускал его совершать безумства.

«А ты не подумал, что ей обязательно нужно иметь в душе уголок только для себя? А ты не подумал, что может ей для настоящего удовольствия надо еще и скрывать это от тебя? Неужели ты не воровал виноград? Неужели не знаешь, что ворованный виноград намного вкуснее? Ты у нее это удовольствие хочешь отнять? Пообещал ей, что ей можно тебе не рассказывать, а теперь бесишься, когда она так и делает? Думал – узду на нее накинул, разрешая все, но требуя отчета? Обманул, получается, ее? А ну возьми себя в руки! И не смей на нее обижаться! Даже не думай ей показывать, что ты все знаешь!»

Оля нетерпеливо прохаживалась по тротуару у здания бывшей ратуши. Завидев меня, она сорвалась, подбежала, кинулась с разбега мне на шею и повисла, обнимая, целуя и болтая ногами.

– Пашка! Какой же ты необязательный поросенок! Я тоже опоздала, а ты еще хуже оказался! Если бы у меня не было сегодня такого замечательного настроения – знаешь, как я бы тебя ругала! Но я сегодня такая добрая, что даже не обижаюсь на тебя. А ну поцелуй меня за то, что я такая добрая!

– А с чего это ты такая добрая и веселая?

– Первый снег, Пашенька! Я ужасно люблю снег!

Мы шли, держась за руки, а Оля продолжала щебетать.

– На выставке такие книжки есть – закачаешься! У меня уже коленки трясутся, так хочется их купить. Настенька уже была там и мне все про выставку рассказала. Так что нам не придется везде толкаться, а пойдем прямиком туда, куда надо!

– Оль, – я пытался говорить как можно более беззаботно, – а что это у тебя за родительское собрание было?

– Да, ерунда, Пашенька, не заморачивайся, – отмахнулась Оля. – Рутина и обычная учительская текучка. Родители любят о своих детях говорить. Хлебом их не корми – дай своих чад обсудить.

– Расскажи, – прижал я руку Оли к себе, – о чем же говорят родители с учителем? Какие проблемы обсуждают? Вот о чем вы говорили сегодня?

– Паш, – жалобно попросила Оля, – может, не надо? Давай лучше о книгах?

– Я хочу, – строптиво возразил я. – Я заметил, что мало интересуюсь твоей работой и чувствую себя эгоистом.

Оля шла и молчала.

– Хорошо, – уныло произнесла она. – Вот честно, Пашенька, не хотела тебе рассказывать.

– Почему? – спросил я, искоса поглядывая на нее.

– Ты обо мне плохо думать начнешь, если я тебе все расскажу, – Оля смотрела вбок. Вся веселость ее пропала. – Поэтому и не хотела тебя во всякую ерунду посвящать. Меньше знаешь – крепче спишь.

– Оля, – я остановился и взял ее лицо в руки, – мы же уже с тобой обсудили это. Я никогда о тебе плохо не подумаю, чтобы ни случилось. Просто переживаю, если замечаю, что с тобой что-то не так.

– Ладно, – вздохнула Оля. – Паш, после той встречи… ну… с папой моего ученика, его, кстати, Валерий Петрович зовут, он мне проходу не дает…

– Почему же ты мне на него не пожаловалась?

– Он так проходу не дает, что особо не пожалуешься, – улыбнулась Оля. – На следующий же день встретил меня после урока с букетом цветов.

Оля придвинулась ко мне и обняла меня рукой за талию.

– Пашенька, не знаю, кто придумал этот ключик к сердцу женщин, но он действует безотказно. Как бы я к нему ни относилась, но мне приятно его внимание. Очень приятно принимать от него цветы. Букеты у него каждый раз разные, но каждый раз шикарные! А еще он умеет так говорить! Я сразу это поняла. Я его тогда прямо заслушалась и даже не заметила, что мы снова подошли к его дому. Как он меня заманивал! Он перечислял все те соблазны, которые меня ждут внутри, но что-то внутри меня твердо сказало мне: «Стоп». И я не пошла. Как он меня ни уговаривал. В качестве альтернативы пришлось согласиться на кафе.

Оля запустила мне руку в карман и сжала мою ладонь своей ладошкой.

– Мы сидели в кафе, пили кофе с коньяком, он целовал мне руки и пылко говорил, как он любит меня. Это было так приятно. Ладошкам были приятны его поцелуи, душа моя млела от его признаний. Поэтому, когда он начал потихоньку гладить мне грудь, я не стала его останавливать. Эти касания так естественно вытекали из того, что он говорил. Если бы я помешала, я бы нарушила гармонию разговора. И, знаешь, так приятно было от касаний его пальчиков, что мне совсем не хотелось мешать им поглаживать меня.

Оля снова обняла меня за талию и прижалась ко мне.

– Он гладил меня и целовал руки, я же убеждала его, что больше ничего не будет. Объясняла, что случившееся это ошибка. Призналась, что все было волшебно. Благодарила за испытанные удовольствия. Говорила, что я замужем и люблю мужа. Говорила ему, что ему нужно больше уделять внимания жене. Говорить это было так же приятно, как ощущать его поглаживания и поцелуи.

Оля вдруг остановилась. Остановился и я.

– Да что я вру! Это было самое приятное. Мягко убеждать его отказаться от меня. Оказывается, это так приятно – отнекиваться, когда тебе гладят грудь, касаясь пальчиками сосков. Мне было приятно смотреть ему в глаза и тоном, которым обычно говорят любовные признания, отказывать ему. Похоже, мой тон обманул его. Когда в раздевалке он попробовал страстно поцеловать меня – во мне, Пашенька, проснулась кошка. Та кошка, которая всегда старается вырваться из рук, если не хочет быть на руках. Та кошка, которая не дает себя погладить, если ей этого не хочется. Та кошка, которая обязательно расцарапает до крови, когда с ней делают то, чего она не хочет. Откуда она во мне – даже не спрашивай. Я не знаю.

– Что еще за кошка? – удивился я.

– Тебе ли не знать? – отвернулась Оля. Потом как-то неловко посмотрела мне в глаза. – Это она не позволяет то, чего тебе хочется, когда я целую нашего любимчика, но не разрешаю ему большего. Это кошка не разрешает тебе то, что я позволила, когда мы были втроем, и когда я была у Валерки.

– Понятно, – протянул я, – вот, оказывается, кто во всем этом виноват…

– Ее действительно надо как-то уговорить, – исподлобья взглянула на меня Оля. – Даже мне. И даже мне это не всегда удается. Я не обманываю. От меня тут мало что зависит. Слушай дальше и не мешай мне больше своими дурацкими комментариями.

Оля взяла меня под руку и потянула за собой.

– И не спрашивай меня, почему я больше не хочу с ним интима. Я тоже этого не знаю. Может быть, опасение, что он добился от меня взаимности каким-то странным чаем, повлияло на это. Может быть то, что он относился ко мне, как к принцессе, и я почувствовала себя принцессой, которой он недостоин. Может, мое обещание тебе не заводить любовника как-то повлияло. А может уверенность, которая после нашей первой встречи читалась в его глазах-что я уже полностью его, раздраконила мою кошку…

Оля прижалась ко мне.

– Да что я выдумываю! Ни одна из этих причин не является главной. Это не сознательное решение. Просто крохотный огонек, который зажигается внутри, и от его свечения все становится возможным – не зажегся. Ничего не вздрогнуло внутри, когда он меня позвал. Самое сладкое, похоже, с пирожного я слизнула, а дальше кусать не захотелось. Так бывает. Но это не отменяет того, что мне с ним было приятно посидеть в кафе. Приятно слушать его признания в любви, приятны его касания, поцелуи рук, а особенно – мои отказы. Мои мягкие отказы, оставляющие надежду. Я сама млела, слушая, как медоточиво звучали мои слова. В них были сожаление, грусть и жалость, что все закончилось. Мои мягкие отказы, которые, кажется, можно преодолеть, просто нужно быть чуть-чуть настойчивее. Чем настойчивее он становился, тем приятнее мне было отказывать ему. А особенно мне понравилось дождаться момента, когда он уже не может сдержаться, срывается и лезет ко мне. Приятно мягко освобождаться из его объятий, когда он пытается облапить меня. А если он не пускает, то появляется кошка и начинает царапаться. Против кошки он бессилен.

Оля остановилась и посмотрела на меня.

– Признаюсь, Пашенька. Когда я шла домой после нашей встречи в кафе, я чувствовала такое же удовлетворение, как после полноценного интима с полным набором удовольствий. Такая глубокая удовлетворенность. А еще чувствовала себя чуточку виноватой и делающей что-то постыдное. Но еще пришло и чувство гордости, что не отдалась ему. Одним словом, я сама не пойму, что в моей голове дурацкой творится. Сплошной сумбур.

Оля отвернулась от меня и засунула руки в карманы дубленки.

– Поэтому когда через неделю он опять встретил меня с цветами, я снова согласилась пойти с ним в кафе. В этот раз он был еще более пылок. А моя кошка стала еще активнее. Чем настойчивее он был – тем активнее она сопротивлялась. И лишь деликатностью он мог утихомирить ее. Л ишь одно моя кошечка позволяла ему делать всегда – целовать мне руки. Он понял это. Если он послушен во время свидания, она разрешает гладить грудь, целовать на прощание в губы, а иногда даже целовать коленки.

Оля шла рядом со мной и, похоже, даже не заметила, как я взял ее за руку.

– Мне стало нравиться встречаться с ним. Это стало у нас даже определенной традицией. Если в среду после урока его нет, я начинаю ощущать внутри себя разочарование. Но он пока не пропустил ни одной среды. Почему в среду? Я ему разрешила появляться только в среду. Сама даже не знаю почему. Вот такая прихоть у меня возникла. Так вот, в среду он обязательно встречается у меня на пути, только в разных местах. Говорит мне, что не хочет примелькаться и попасть на язык местным бабкам со своим неизменным букетом. А потом ведет в кафе или в ресторан.

Оля обняла мою руку и прижалась к ней.

– У нас даже определенный ритуал образовался. Я сначала не смотрю на него. Вроде бы обижаюсь на него или не замечаю. Он переживает и старается заглянуть в мои глаза. Подлизывается, что-то развлекательное мне говорит. Цветы мне сует. Я встречаюсь с ним глазами, он его ловит и напряженно ждет – что будет дальше? Я не выдерживаю и улыбаюсь ему. Его отпускает, он облегченно улыбается, и я вижу, как радость наполняет его. После этого наступает второй этап. Ему очень хочется взять мои руки в свои. Он же знает – если он мои руки возьмет, то уже сможет их целовать. Но я сначала не даюсь. Вредничаю. Держу руки под столом или на груди скрещиваю. А он смотрит то мне в глаза, то на мои руки, причем так жалобно, что я не выдерживаю. Я протягиваю ему мои руки, он их хватает, целует и начинает меня уговаривать. А я начинаю его убеждать, что он зря добивается меня…

Порыв ветра бросил горсть снежинок между распахнутыми полами дубленки Оли.

– Знаешь, Паш, мне кажется, он влюбляется в меня все больше и больше. Когда он протягивает мне букет-у него руки просто дрожат. Я даже думала, что он для смелости выпивает. Оказалось – нет. Я специально принюхивалась. От него не пахнет спиртным. Лишь шампанским или кофе с коньяком, которое мы пили в кафе. И то – лишь после встречи. А потом он берет мои руки в свои и вздрагивает в этот момент. Потом целует их и весь меняется. Руки перестают дрожать. Становится веселым и многословным, обаятельным и шутливым. Признался однажды, что ночью любит засыпать положив мои трусики себе на лицо и вдыхая их запах. Оказывается, это он их украл, а не я их потеряла. Так он отдавать их не хочет. Отказался отдавать, даже когда я ему сказала, что это любимые трусики моего мужа. Соглашается поменяться на трусики с моего тела и только, если обмен будет происходить у него дома и он их сам будет с меня снимать. Я, конечно, возмущаюсь и не соглашаюсь. По-настоящему у меня сердиться, конечно, не получается. В глубине души мне даже приятно, что он их у меня украл. А он разговаривает со мной, гладит мои руки и жмурится от удовольствия. Потом целует мои ладошки, и уже с надеждой и обожанием заглядывает мне в глаза, надеясь увидеть там согласие.

Мы шли и молчали. Вдруг Оля дернула меня за руку, заставляя остановиться, и спросила, вопросительно заглядывая мне в глаза:

– Паш, как мне с ним быть?

Я молча пожал плечами. Оля отзеркалила мое движение и снова дернула за руку:

– Ну, Паш… – требовательно протянула она.

– Пусть остается все как есть, – ответил я, поняв, что от ответа отвертеться не удастся.

– А что потом? – озадачилась Оля.

– А потом – или падишах умрет, или осел сдохнет…

– Пусть остается все как есть… – повторила задумчиво Оля. Потом воскликнула:

– И правильно! Пусть сам решает свои проблемы! Мы в ответе за тех, кого приручили, но не за тех, кто приручился сам!

Она дернула меня за руку:

– Побежали за книжками, пока их не расхватали