Текст книги "Притчи у настольного огня. Поэмы, баллады, притчи"

Вечерний гость

Я был один. И был один мой дом.

И был один в полу поющий гвоздь.

Но он пришёл, и мы уже вдвоём —

Я, дом и гвоздь, – и мой вечерний гость.

И был нарушен грусти карантин,

И новым был я, новому учась.

Но он ушёл, и снова стал один —

Дом, гвоздь и я… как собственная часть.

(1981)

Вирус Z

Высохшая, как таранка,

Браслетом звеня о браслет,

Ему нагадала цыганка

Много счастливых лет.

Он слушал её, убогую,

И, ручку ей золотя,

Думал: «Ну, вот, ей-богу,

Природы еще дитя!

Не надо мне знать, что будет,

И незачем в душу лезть.

Судьба нас сама рассудит,

И то хорошо, что есть».

Весь день он, судьбой ведомый,

Крутился в её колесе,

Подружку довёл до дома

И в поздний троллейбус сел.

А там уже были трое,

Под градусом не слегка:

«Эй, ты, дерьмо коровье!

Болеешь за ЦСКА?»

А он отвечал: «Да что за них болеть?

По мячу ногой попасть не могут.

По ним бы панихиду петь,

Да от их игры разбирает хохот».

На следующей остановке

Три здоровенных лба

Схватили его за локти —

Рассудит их, знать, судьба!

И вытащили, и в парке

Всадили в висок кастет.

Шепнул он в ответ цыганке:

«Много счастливых лет…»

И мёртвого долго било

Бутсами сволочьё,

А всем интересно было

На тело глядеть ничьё.

Глаза его так отверсто

Вливались в небесный свод,

И праздновал вирус зверства

Удавшийся свой налёт.

К чему утешаться ложью!

Как пыль с чердака в матрас,

Сквозь толстую нашу кожу

Он проникает в нас.

Прозревшие чрезвычайно,

Сопливые малыши,

Мы рано узнали «тайну»,

Что «нет в телесе души».

На знании том и вырос

В век атома и орбит

Убийственный этот вирус,

Души обезьяний СПИД.

Ни духа нам нет, ни буквы

И все небеса пусты,

И ходят по свету куклы,

И жгут над собой мосты.

Ни в шутку и ни серьёзно

Живём, по делам спеша,

И как бы не вспомнить поздно,

Что в теле была душа!

(1987)

Возвышение хама

…А в Смутный год возвысилось хамьё.

Провозгласив всеобщее ничьё,

Оно, свою победу торжествуя

И силу вертухайную почуя,

Воздело свиномордие своё.

И, где сияли храмы, – там гнильё,

Где колосились нивы, – там быльё,

Где расцветали сёла, – строй в ружьё

Да за «колючкой» – зэчное рваньё,

Да воровское грает вороньё.

Играя в «классы», наточив копьё,

Всемирный бой затеяло хамьё,

И миллионы нерасцветших жизней,

Забытых, не помянутых на тризне,

Вмиг обратились в пепел и смольё.

Но свои классы есть и у хамья

(Да, собственно, о том и речь моя):

Одно хамьё доносы лихо строчит,

Другое всё великое порочит,

А третье строит «планов громадьё»,

Прекрасно зная: все они – враньё.

Но после возвышения хамья

Нет прежних нот и в песне соловья…

(2004)

Волшебная палочка

Волшебная палочка в куче ненужных вещей

У старой хозяйки лежала забыто в сарае.

Её обронил где-то разгорячённый Кощей,

С Иваном Царевичем будучи в страшном раздрае.

Пруток приглянувшийся долго хранила она:

Подвязывала помидоры в подворном масштабе,

Да вот постарела, и стала теперь не нужна

Для дел огородных волшебная палочка бабе.

Не знала она, что за сила была в том прутке;

Не ягоды зрели на стеблях – природы шедевры

В ответ на молитву, и в тихом, слепом закутке

Хозяйка из сочных томатов крутила консервы.

Свозить урожай помогала лихая родня,

Что вся в один день, как большая и шумная стая,

Слеталась на грядки, и было им день ото дня

Всё радостней жить, подкрепляясь и приобретая.

Но в спину вступило и крайний приблизился срок,

Никто из родных не помог заготовить рассаду,

И еле вставала, больная, не чувствуя ног,

И с горькой бессонницей бабе уж не было сладу.

Детей и внучат вспоминала она по ночам,

И всё сокрушалась: как жить будут новую зиму?

Вот силы рукам бы и света угасшим очам,

Тогда бы опять собрались помидоры в корзину!

Но, видно, мечта была эта не слишком светла,

Чтоб в жизнь воплотиться,

в костре одиноко сгорая…

Волшебная палочка сделала всё, что могла,

Оставшись забытой в гнилом деревенском сарае.

(30 ноября 2012)

Город Грядущих Лет

Есть город на свете – он вечен, как мир

(Пусть скажут иные: «Бред!»).

Там дружат барокко, модерн и ампир —

Город Минувших Лет1.

Там рок и романсы, любовь и наган,

Компьютер и сабель звон…

Однажды поставил я свой чемодан

На пыльный его перрон.

Нет, я не историк, и не на семестр

К студентам сюда попал.

Состав не встречал духовой оркестр,

И был полупуст вокзал.

Я вышел на площадь, забрался в такси.

Водитель спросил: «Куда?..»

А я отвечал: «Слушай, друг, отвези

В Несбывшиеся Года».

«Такого я адреса здесь не встречал, —

Водитель буркнул в ответ. —

Здесь не намалёванный твой идеал,

А Город Минувших Лет».

«Ну, что ж, давай в 19-й год,

Где дед бронепоезд вёл,

Спасая страну от бандитских орд

В глуши украинских сёл.

А вот он и сам – удалец-молодец,

Рука – на шнурке свистка.

Смеётся: «Зелёным и белым – конец!

Намяли мы им бока!»

А в 37-м он лишён был прав,

Но не машинистских, нет! —

В аварию как-то попал состав,

И был арестован дед.

Наезд неслучаен: громили альков

Одной из безумнейших вер:

Охота на старых большевиков

Шла в Сталинском ССР.

Езжай теперь в 41-й, таксист,

Что в дымной чернеет мгле

И так похоронками голосист…

Вот дед мой другой – в Орле.

Как чёрт многоногий, немец прёт…

Мой дед – на земле сырой:

Попал осколок в его миномёт…

Год жизни – тридцать второй…

Тяжёлая рана, бросило в жар,

Потом – будто в чёрный снег:

«К другим давай ползи, санитар!

Анюта! Прощай навек!»

И что ж всё так худо? А доброе – есть?..

И водится ль на Руси?

«Да век-то – двадцатый! Пора пересесть

Тебе в другое такси.

Иные наступят стужа и зной,

И морок, и свет планет…

Теперь повезёт тебя сменщик мой

В Город Грядущих Лет.

Там новым лаптем хлебать будут щи

И праздновать день стыда.

Запомни только: нигде не ищи

Несбывшиеся Года.

К искателям путь в тот квартал жесток,

Ты время потратишь зря,

И жизни твоей последний листок

Сорвётся с календаря».

(1987)

Двое из прошлого

На лицах улиц – тишина,

Предновогодний блеск гирлянд.

Вот появляется Княжна,

А с ней – Бродячий Музыкант.

По лицам улиц в тишине

Их тени льются в глубь аллей,

И веют веком королей

Шаги и песни о Луне.

Ведёт мелодию смычок

И верен струнам музыкант.

В его заплечный узелок

Уложен скудный провиант.

Да лебединых два крыла,

Да неизвестные стихи,

А в них – забытые грехи,

А может, добрые дела.

Поёт печальная Княжна

О заповедном рубеже,

О том, что странная страна

Живёт в мечтающей душе

Что ни верхом и ни пешком

Рубеж тот не преодолеть,

Что только плетью будет плеть,

Смычок – останется смычком.

Другую сторону Луне

К земле никак не повернуть,

И к той, незримой, стороне

Их тихий и хрустальный путь.

При свете зримой стороны,

Когда аллей подтает мгла, —

Как лебединых два крыла

Две исчезающих спины…

(1978)

Дедалы и Икары

Оставим праотцов и вспомним про отцов,

Которые нас били и любили,

Кормили и учили, как птенцов,

Летать, не надрывая сухожилий.

Дорогами печалей и невзгод

Одни дошли, других догнали пули —

Всё ради нас, которые дерзнули

Большим полётом сделать тот поход.

Иных сдавило тягою земли,

И поздний ум их праздновал бессилье,

Но те из них, которые дошли,

Изобрели искусственные крылья.

И, прикрепив их к нашим поясам,

Предупреждали, вслед плетясь сутуло:

«Не надрывайтесь! Нас земля согнула,

А вам теперь дорога – к небесам!»

И взмыли мы, друг друга веселя,

Затрепетали крылья парусами.

А где-то там, внизу, плыла земля

С далёкими сутулыми отцами.

И долго нам они глядели вслед

Из-под руки, как из-под нимба, немо,

Но перед нами было только небо,

И слов прощальных не было в ответ.

И вот уж мы смеёмся свысока

Над той тропой, где нашего следа нет,

И тяготенья цепкая рука

К планете старой нас уже не тянет.

Ведь там, внизу, всё мелко, всё смешно

И всё до невозможности ничтожно,

И нам туда вернуться невозможно,

Поскольку падать крыльям не дано.

У нас теперь совсем другая цель,

У нас иного времени потреба —

Забыть страданий наших колыбель

И верить в неразвенчанное небо!

Всё выше над отеческим трудом

Возносят нас отеческие крылья…

Не надорвутся наши сухожилья —

Лишь одряхлеют в воздухе пустом.

(1980)

Деловой Человек

Проживал на земле Деловой Человек,

Этот мир для него был не нов:

Был он чёрным и белым, как уголь и снег,

Без оттенков и полутонов.

Он в сомнении до крови губ не кусал,

Не творил ни добра, ни грехов

И, ромашки губя, не гадал, не писал

О любви бестолковых стихов.

Но однажды на свет из окошка его,

В блеске звёзд, в шепотке камыша,

Забрела на ночлег ни с того ни с сего

Одинокая Чья-то Душа.

И сказала она: «Для чего ты живёшь?

Что ты хочешь от жизни, чудак?

Правда цифр для души – беспросветная ложь,

Свет насущный для истины – мрак».

И подумал тогда Деловой Человек,

Что напрасно он жил, мельтеша,

Но растаяла, не заплатив за ночлег,

Одинокая Чья-то Душа.

И покой потерял Человек Деловой,

И расстроилась жизнь по часам,

Говорят, он Душе заплатил головой,

А за что – и не ведает сам…

(1980)

День рождения неизвестных

Поздравляю вас с днём рождения,

Ибо в вечности не воспеты, —

Осуждённые на забвение

Удивительные поэты!

Кому памятники не ставились,

Кто во свиту не вхож царёву,

Не печатались и не славились,

Но волхвами служили Слову.

Кто был изгнан, из бед не выручен —

Преклоню перед тем колено!

Всё же чтим, не забыт и выучен,

И спасён от людского тлена.

Но светла – из огня да в полымя! —

От Бояна векам награда —

В «Илиаду» Гомером вовремя

Переделанная «Трояда»!

Кто раскрыл бы суть Слова княжьего,

Как не Игорь сам, внук Олега?

Не опишет ни мних, ни страж его,

Как скрипит степняка телега.

Что далече – уже не давеча,

Славомысла забылась страва.33
  Страва – поминальный обед у древних славян.


[Закрыть]

И поэтому Святославича

Да не меркнет святая слава!

Граф Марло! Вот «Мерло» – вам на́лито —

Пейте, к памяти приспособясь:

Это вы написали «Гамлета»,

Да прибрал первосвиток «Глобус».

Жаль, убиты в таверне нанятым

Непорядочным человеком…

Славься, руку к сонетам памятным

Приложивший сэр Френсис Бекон!

И в посмертный ваш день рождения

Принесу свой привет нетленный —

За восстание из забвения

И раскаты «Войны священной».

Стала память худой обителью,

Но краса её величава:

Александру Боде44
  Александр Боде – автор стихотворения «Священная война» (и первоначальной мелодии на эти стихи), написанного им в 1916 году, во время Первой мировой войны. Первоначальный текст был иным, со словами: «…С германской силой тёмною, с тевтонскою ордой»; Лебедев-Кумач его переделал, добавив два идеологических куплета про «пламенные идеи».


[Закрыть], учителю,

Да пребудет святая слава!

Поразвесила ветви клюква

И созрела плодом насилия:

«Тихим Доном» Фёдора Крюкова55
  Об авторстве «Тихого Дона», украденном у секретаря войскового круга, идеолога антибольшевистского Сопротивления Фёдора Крюкова по спецпроекту ОГПУ «Шолохов», читайте у Андрея Чернова. Авторство Крюкова не оставляет сомнений после такого, например, довода: «Представьте себе, что будем говорить о двух писателях, один писатель Федор Крюков, а другой автор «Тихого Дона», пока пусть будет два. У обоих есть такое сравнение – «арбуз, как остриженная голова», у обоих – «белый лопух головного убора», у одного «старый коричневый бурьян», у другого «коричневый старюка бурьян», у обоих «диковина облаков» и рядом «задумавшаяся курица». «Диковина облаков» – может такое выражение встречаться, но рядом с «задумавшейся курицей»… «Дурнопьян с белыми цветами», «возбуждающе смачный запах навоза», «зелёные облака деревьев», «зеленый искрящийся свет», в одном случае – луны, в другом – месяца, как понимаете, – это одно и то же, «зипунные рыцари», «зубчатая спина облаков», у другого туч. «Лицо как голенище сапога». Встречали вы такую метафору у кого-нибудь? Есть у Крюкова – есть в «Тихом Доне». «Медовый запах цветов тыквы с огорода». Что касается самого Шолохова, то из донесения Степана Болотова полномочному представителю ОГПУ Северокавказского края и Донской советской социалистической республики (был такая в 1928 году) товарищу Ефиму Евдокимову следует, что Шолохов «с 1923 года работал в 4-м отделении ЭКУ ОГПУ у Миронова». Андрей Чернов. Как украли «Тихий Дон».


[Закрыть]

Зачиталась страна Россия!

Затянувши «Лучину» ломкую,

Знай Стромилова, Русь-тальяна,

Пой «Рябину» печально-тонкую

Не без Сурикова Ивана!

Не забыть мне вас, не отмеченных

Ни в анналах, ни в древних списках!

Обречённых, но не излеченных

От любви и тоски о близких.

(29 декабря 2014)

Друзья детства

Мои друзья живут в загробном мире —

Зубахин Вася, Юрик свет-Орлов.

И каждый – в фешенебельной квартире —

Благополучен, весел и здоров.

Обман отцов – страшнее нет химеры,

Но будущего светлый идеал

Там юные открыли пионеры —

Я знаю. Я не раз у них бывал.

Прошла лихая водочная воля,

И путь к хмельному раю стал далёк —

Так из канистры этиленгликоля

Отведал любопытный Василёк.

И был другой удар судьбы неистов,

Творили зло не Родины враги:

Команда ловкачей преферансистов

Лишила жизни Юрку за долги.

Беда от них ушла дождливым фронтом,

У них теперь иная суть и плоть.

За роковым незримым горизонтом

Благую жизнь устроил им Господь.

Они без страха ходят в турпоходы,

В долинах Леты жгут свои костры,

И там кропят зелёные восходы

Их чувственные лица и вихры.

И там, припомнить прошлое стараясь,

Они глядят на неба окоём;

Неведома ни подлость им, ни зависть,

И каверзы злодеев нипочём.

(9 января 2015)

Единогласие

В какое злое одночасье

Всем силам праведным назло

Гранитное единогласье —

Циклопово единоглазье —

На наших пажитях взошло?

Как вышло, что одна, бесстрастно,

Сжимала горло нам рука,

А мы несли единогласно

Ярмо кровавого князька?

Единогласно соглашались

Искать вину, где нет вины?..

Единогласно отрекались

От друга, брата и жены?..

Единогласно отметали

Тревогу в час пороховой?..

Единогласно клеветали,

Народы брали под конвой?..

Единогласно истребили

Все соки лучшие земли?..

Ломали небыли и были

И, торжествуя, в пропасть шли?

Заткнуты, стало быть, прекрасно

Единым кляпом были рты.

Единогласие – безгласно,

Оно страшнее немоты.

Единоложь, единошляпство,

Единобред, единострах,

Единоцепь, единорабство,

Единокрест, единокрах,

Единомерзкое бесчинство

Единовинтичных пород…

За что ж нам выпало единство

Творить добро наоборот?

И знай, несчастная планета:

С тех пор, как встал на землю Ной,

Оно коричневого цвета —

Единство подлости земной.

(1 января 1988)

Жизнь

Памяти Зинаиды Ивановны Манжос (Докучаевой),

моей бабушки

Светлая моя! Тебя не стало,

Но вовек былому не растаять!

Николай глядит с твоей иконы,

Как твоя незыблемая память.

Есть ещё в потёртом чемодане

Твой портрет, задумчивый и строгий,

Ты на нём в уме перебираешь

Все свои житейские дороги.

Ближе нам всё то, что за пределом, —

Видно, так судьба предначертала:

Ты была – на вы я был с тобою,

Стал на ты, когда тебя не стало.

Ты меня бранила и любила,

Горы слов несла, смешных и лишних,

Ты хранила тайною молитвой

Млечный сон деньков моих мальчишьих.

В год голодный сына родила ты,

В смутный год без мужа ты осталась

Шла с детьми, спасаясь от расстрела,

Где-то дочь в беспамятстве скиталась.

Помнишь Щецин? Помнишь в Дюссельдорфе

Рабство ткацкой фабрики постылой,

Плеть фолькс-дойч и вышки с часовыми,

Да сырые братские могилы?

Ты спаслась, но ранняя сутулость

Плеч коснулась, думы навевая…

Среди ночи Галочка вернулась,

Боль твоя, пожизненно живая.

Боже мой, да сколько ж может смертный

Вынести чудовищных страданий!

Ты была к снохе немилосердной,

И в квартире много было брани.

Но простят тебя земля и небо:

Дом да Бог – вот вся твоя наука…

Царствие небесное, родная!

Кончена пожизненная мука.

(1981)

Жокей

Как ястреб, готовый перья взъерошить

Степной куропатке, мчится жокей.

Но вдруг, оступившись, падает лошадь,

И рдеет удара мак на виске.

Пусть те, кто в убытке, вычеркнут сумму,

Пусть те, кто в удаче, вылижут куш.

Но сколько ж из душ их выползет шуму

По мёртвой одной из них вымерших душ!

Шальные трибуны, как этажерки,

Бурлят и клокочут, криком сипя:

«Медведи» и леди, панки и клерки,

И те, кто в жокее видит себя.

А он неподвижен, весь – изумленье,

Во взгляде застряла мысли игла:

«В игре не игрок имеет значенье,

Имеет значенье только игра!»

(1981)

Зеркало

Зеркало устало отражать,

Белый свет – в глазу его бельмо.

Жить, любить, от нежности дрожать

Захотело старое трюмо.

«Что ты! Гладь блескучую уйми! —

Говорили Зеркалу друзья, —

Во плоти, разбитое людьми,

Пропадёшь ты, сгинешь ты зазря!»

Растеклись, как письма по воде,

Те слова в глубинах пустоты.

Помолилось Зеркало звезде,

Взглядом воплощающей мечты.

И несбыточное вмиг произошло,

Обрело бескрайнее края:

Протекло зеркальное стекло

В золотую, солнечную явь.

И узнало Зеркало любовь,

И узнало Зеркало печаль,

Каменность невежественных лбов,

И неволю злого сургуча.

Поняло, как мало в бытии

Правды и сердечного тепла,

Но душа, забыв свои пути,

В прежний мир вернуться не могла.

С той поры и ходит по земле

Тот, возникший из небытия,

С отражённым светом на челе

И печалью… Боже, это я!..

(7 июля 2013)

Зеркало для Героя

В Королевстве кривых зеркал —

Исковерканных чувств накал,

Шепчет каждый его листок:

«Запад – зло, а добро – Восток».

Знают издавна стар и млад:

Свет – с Востока, а Запад – смрад,

Там – исчадие, тут – исток,

Запад – ворог, а брат – Восток.

В Королевстве кривых зеркал

Учит юношей аксакал:

Всё, что с Запада, – оплевать,

Всё восточное – воспевать.

Так таинственный чародей

Одурманил умы людей,

Испоганив до дерьмеца

Верноподданных слуг сердца,

Переплавив добро и зло,

В зеркалах искривил стекло,

Чтобы взяли и внуки в толк:

Запад – зло, а добро – Восток.

В Королевстве кривых зеркал —

Перепуганных лиц оскал,

Всюду чудятся зла шаги:

Всюду шёпот: «Кругом враги!»

Чародей обдурить мастак,

И теперь всё, что так, – не так:

Слиты мудрость и зла настой,

И злодей в зеркалах – святой!

Подлость – доблесть, бесчестье – честь,

Цвету – чахнуть, а тлену – цвесть,

Чтобы правду ты не искал

В Королевстве кривых зеркал.

Где же выход? Не за горой:

Королевство спасёт Герой!

Он очистит от дерьмеца

Верноподданных слуг сердца,

От кромешной избавит тьмы

Зачарованные умы,

Разграничив добро и зло,

В зеркалах распрямит стекло.

Для Героя уж Главный трест

Вбил на круче зеркальный крест…

(27 ноября 2014)

Зимний сад

Однажды один я брёл

По долу в вечерний час.

Был мглист и завьюжен дол,

День зимний устало гас.

Кружилась метель в петле

И мой заметала след,

Но вдруг в бесконечной мгле

Забрезжил далёкий свет.

Он был как призывный крик,

Как жест без ненужных слов,

И по полю напрямик

Пошёл я на этот зов.

Светлее холмистый склон,

И ярче теней черты…

Но что это – явь иль сон

Невиданной красоты?

Я вижу весенний сад —

В крещенский мороз, в пургу:

Деревьья в цвету стоят,

И розы в снегу!..

Но в веках утихла резь

И неосязаем снег…

Как будто и время здесь

Замедлило быстрый бег!

Касаясь листвы рукой,

Шептал я: «Мираж, мечты!

Сады не цветут зимой,

Зимой не растут цветы!

Оставь же меня, оставь,

Предсмертный мой, дикий бред,

Иль всё-таки это явь —

Завьюженных яблонь цвет?»

И ветер в ответ мне пел,

Таинственный путь верша:

«Ведь это же твой удел,

Ведь это твоя душа!»

И, скинув тревоги груз,

Ту песню запомнил я:

«Пурга – это боль и грусть,

А розы – любовь твоя».

(1980)

Зодчие

Очи синие жарки от радости,

Русы бороды лихо всклокочены…

Ах, совсем не исусовой святости

Храм построили молодцы-зодчие!

Шли калики к нему перехожие —

Им такое вовеки не мыслилось:

Ах, совсем на себя не похожие,

Золочёные маковки высились.

Как шеломами солнечных витязей,

Куполами сияя поднЕбесью,

Церковь новая, облако выплеснув,

Над полями взвилась белой лебедью.

И текут переливные вызвоны,

И, печали забыв христианские,

С образов, по-живому расписаны,

Смотрят дерзкие боги славянские.

Со своей меднолицею свитою

Едет хан новой данью насытиться.

Что за диво! Совсем не побитою

Ныне Русь с этой церковкой видится.

Едет хан до ограды узорчатой,

Мечет в стены глазами раскосыми:

«Это кто ж тут работники-зодчие,

Кто поставил сей храм неотёсанный?

Отчего мои воины морщатся

На златые церковные темени,

На крестах рукояти топорщатся,

А святые – славянского племени?»

Без поклона тут молодцы-зодчие

Отвечали владыке сердитому:

«Чтобы, хан, ты увидел воочию

Русь великою да непобитою!

Чтоб страшился ты вида могучего

Перед ликом святого Георгия,

Да с оглядкой над нами пошучивал,

Да с опаской усами подёргивал».

«А и славно вы, молодцы, молвили!

Как булатным крестом – в переносицу.

Нынче данью возьму ваши головы —

Мне пришлись они, буйные, по сердцу.

А когда вам терять их не хочется,

Купола отдавайте с иконами

И бунтарскую церковь-пророчицу

Разломайте кайлами калёными».

Воды чистые, сереброструйные

Перед бурей в Неглинной насуплены.

Покатилися головы буйные,

Ханской саблей наотмашь отрублены.

Но сияло деяние зодчества —

Зрело золото огненным всполохом,

И, глаголя живое пророчество,

Бил в набат непоруганный колокол.

(1982)

Идиот66
  Идиотами в Древней Греции называли граждан, не посещающих агору – демократическое собрание – и никак не участвовавших в государственной жизни. Слово «идиот» не было оскорбительным эпитетом (в значении «слабоумие, психическое заболевание» – только с 1554 года; в первой половине 16 в. этот термин в медицинский обиход ввёл Парацельс), а обозначало просто частное лицо, рядового обывателя. Идиот – от греч. idios – «своеобразный, особый, необычный». Таким образом, И. – это представитель сектора населения, не учтённого при голосовании (и вообще – при проведении любых политических мероприятий), поэтому можно сказать, что И. – это тихая заводь политических процессов и теневая сторона цивилизованного мира.


[Закрыть]

Сосед-то! Не пьё, не куря,

нигде не работая. А смирный!..

Наверно, дурак!

Из подслушанного разговора.

…А в идиотах что-то есть,

Не подтверждённое наукой!

Знакома им и спесь, и лесть,

И так же борются со скукой,

И всё ж они – особый вид —

В ладу с полётом и помётом.

Их прародитель Гераклит

Считался главным идиотом.

Агору он не посещал

И говорил: «Людская стая!» —

Игре гражданственных начал

Игру с детьми предпочитая.

Над ним смеялись от души:

«Учёный муж, а так, бездельник,

Бедняк, живущий на гроши,

И в суемудрии отшельник!»

Вдали от шумных площадей,

Богам под стать, за облаками,

На горных кручах, чудодей,

Пытался властвовать веками.

Был белый свет ему как дом,

Всех посылал – враги ли, други,

Но человеческим дерьмом

Лечил телесные недуги.

Он прожил странно странный век

И злыми псами был разорван,

Но в изумленье мир поверг

И повергает до сих пор он.

Ведь не поймём мы, хоть убей:

Как, отметая невозможность,

С сестрой строптивою своей

Едина противоположность?

Раз двдцать – всё нам нипочём! —

В одну и ту же лужу вступим,

Но основательно толчём

Одну и ту же воду в ступе…

Вон что имел в виду приор!

В перипетиях тьмы и смуты

До нас дошёл дух тех агор

Со сладким привкусом цикуты.

Но избегать людей не грех, —

Всё лучше, чем любить с расчётом:

Был идиот умнее тех,

Кто хохотал над идиотом.

С тех пор, забыв завет отцов

О превращенье в крылья плети,

Прочь гонят люди мудрецов —

Их понимают только детти.

…А на вокзале горький бомж

Спит одиноко и несыто.

Нет, посмотрите, как похож

Седой старик на Гераклита!

(18 ноября 2012)

Инопланетянка

(По мотивам кинофильма

«Молчание доктора Ивенса»)

Пред закатным лучом безысходным,

Лишь наступит остуда в огне,

По воздушным мерцающим сходням

Ты спускаешься тихо ко мне.

Ты ступаешь легко и бесследно,

Сквозь закрытые двери пройдя,

И садишься, и льётся беседа

Шелкозвучным потоком дождя.

Говоришь о таинственном мире —

Без вражды и недужных смертей!

И звенит в одинокой квартире

Пенье птиц, не видавших сетей.

Дышат глаз неземные фиалки

Восхищеньем и юной мечтой,

И темней, чем у южной гадалки,

На плече твоём локон витой.

Таешь в сумраке искоркой дальней,

Чуть заслышав чужие шаги,

И опять всё живей и реальней

В светлой мгле проступают штрихи.

И пестреют нездешние были

В потерявшей обычность душе…

Будь, покуда тебя не убили

На последнем моём вираже!

(1980)