Текст книги "Туума"

1

Я закрываю глаза и зову Тууму. И Туума приходит ко мне из мрака. Я бы мог сказать, что Туума появляется из Бездны. Но я и сам нахожусь в Бездне. Без-дна. Кто еще живет в этой бездне… бездне моей души?

Света было слишком много. Он заполонил сознание, не оставляя места ни для чего другого.

Человек не знал, кто он и где. Он поднялся на ноги, открыл глаза, и световое покрывало плавно сползло с обшарпанной двери, ведущей в одноэтажный дачный дом. Его опасенния подвердились – дверь оказалсь запертой.

Человек повернулся спиной ко входу. Слепящая густота моментально рассеялась, будто кто-то очень заботливый прикрутил яркость.

За выцветшим штакетником стоял массивный черный внедорожник с распахнутой дверью. На сидении рядом с водительским спал мальчик (а может, он без сознания или… мертв?). Человек прыжками добрался до автомобиля. На миг он остановился у задней двери. Отражение стекла показало сорокалетнего мужчину с хмурым лицом, и внутри скрежетнуло – он не узнавал свою внешность. От волнения человек пошатнулся. Вспомнив о ребенке, он поспешил занять водительское сидение.

– Эй! Эй, мальчик, ты жив? – собственный голос показался ему чужим.

Его большой палец надавил на запястье ребенка, и оно ответило пульсом. Жив!

– Эй, просыпайся!

Веки мальчика неохотно отозвались, и он открыл глаза. Человек отметил, что у ребенка они такого же серого цвета, как и у него.

– Кто вы такой? – мальчик отпрянул и прижался спиной к дверце. – Где это я?

– Не волнуйся, все хорошо. Ты ничего не помнишь?

– Нет. Что произошло?

– Пока не знаю. У меня тоже проблемы с памятью.

– Что же нам делать?

– Давай проверим карманы – вещи иногда многое могут рассказать о своих владельцах.

Кроме двух тысяч рублей (возник вопрос: это много или мало?) он извлек из джинсовых брюк водительские права на имя Зорева Виктора Николаевича 1977 года рождения, ключ от автомобиля и смартфон.

– Можешь называть меня Виктором, малыш.

Боковая кнопка гаджета мягко поддалась пальцу, и на экране появилось время:

15:16

вторник

29 августа

Сеть отсутствовала. Зарядки оставалось 26%. Виктор решил войти в «Фейсбук», но вспомнил, что нет доступа к интернету. Тогда он открыл журнал, где хранились последние звонки. Список выглядел так:

Отец

исходящий

вторник

11:22

Маша

входящий

вторник

9:44

Страус

исходящий

вторник

9:33

Маша

исходящий

вторник

8:23

Отец

исходящий

понедельник

19:59

Сережа (2)

исходящий

понедельник

19:36

Маша

исходящий

понедельник

18:45

– Дядя Витя, дядя Витя! – позвал мальчик, – в карманах у меня ничего нет, кроме этого, – он показал смартфон, который казался планшетом в его маленькой руке – вот-вот и выпадет! – Но здесь стоит блокировка, а я не помню пароль.

– Ты совсем ничего не помнишь?

– Ничего, дядя Витя. Я не помню, кто я и как здесь оказался.

– Я тоже. Но ты не волнуйся. Быть может, память скоро к нам вернется. Будем надеяться, что это лишь временное расстройство.

– Что с нами случилось, дядя Витя?

– Не знаю. Возможно, вспышка на солнце – я когда-то слышал о чем-то таком. Кстати, пока ты не вспомнил, как тебя зовут, может, выберешь имя, которое тебе нравится, чтобы нам было удобно общаться?

– Имя? – растерялся мальчик. – Антон. Зовите меня так. Пока что…

– Вот и отлично, Антон. А теперь давай осмотримся вокруг.

Они выбрались из машины с тревогой разведчиков, ступивших на вражескую территорию. Но вскоре к волнению примешалась какая-то особая растерянность – что-то подобное, наверное, испытали первобытные люди, когда «заболели» сознанием и обнаружили, что не понимают окружающий мир. У дороги стояли незнакомые дачные дома, оттесняя лес. Виктор обратил внимание, что мальчик побледнел еще сильнее, когда посмотрел на свое отражение в стекле.

– Это разве я? – прошептал он.

Открыв багажник, Виктор нашел полную канистру с бензином, а также инструменты. Он достал молоток, повертел в руках и положил обратно.

– Почему так тихо? – спросил мальчик. – Куда все пропали?

– Пока не знаю, но мы выясним. Иди за мной.

Виктор вернулся к дому и с силой постучал в дверь.

– Эй! Есть кто-нибудь? – позвал он.

Мальчик попятился, и Виктор, обернувшись, разжал кулак.

– Почему ты испугался? – спросил он.

– Не знаю, дядя Витя, но ваш стук…

– Что не так?

– Здесь так тихо. А если нас будут ругать за то, что мы такие громкие?

– Ладно, пойдем, разведаем вокруг дома.

Сетчатый забор проводил границу между лесом и задним двором. Здесь обнаружилась открытая дверь, и Виктор, подойдя к ней, позвал хозяев, но никто не ответил. Он взял мальчика за руку и, войдя с ним внутрь, оказался в кладовой, уставленной консервами и банками. На полу звездой раскинулось варенье, смешанное с битым стеклом.

Они прошли на кухню. Хозяева не заботились о порядке и чистоте: шаткие дверцы мебели, раковина, полная грязной посуды, желтые пятна на плите и поцарапанный столик, за которым мог поместиться лишь один человек, да и то без особого удобства.

В гостиной было душно. Солнечный свет блокировали тяжелые зеленые гардины. Разбросанные у дивана носки окружали пепельницу с окурками, будто черные холмы капище.

Покинув гостиную, они вошли в спальню. Постель здесь выглядела так, словно передавалась по наследству из поколения в поколение варварами, не знающими о стирке и глажке. Шкаф-инвалид с ампутированными дверцами, сложенными рядом у стены, вывалил скомканной одеждой всю свою фанерную душу. Недовольно жужжала муха.

За кроватью мрачнел дверной проем. Гладя на него, Антон прошептал:

– Дядя Витя, мне страшно.

– Не бойся, я с тобой, – ответил Виктор и сжал руку мальчика сильнее.

Проем вел в ванную. Едва переступив порог, Виктор увидел на кафельном полу человека, лежащего лицом вниз в луже крови. Антон с воплем вырвал руку и выскочил из ванной с такой быстротой, словно в него вселилась дюжина лошадиных сил. Виктор рванул следом, но поскользнулся в кладовке и упал прямо в разлитое варенье. Поднявшись, он вздрогнул от неприятной липкости, смахнул рукой с левого плеча стеклянные блестки и вывалился во двор.

– Антон! – позвал он, – Антон, где ты?

Прихрамывая, Виктор вышел к дороге и посмотрел по сторонам.

– Анто-о-о-он!

Мальчик не отзывался. А окружающий мир, безразличный, словно стены палаты, в которой умирает больной, жил своей жизнью, не замечая человека. Солнцу, источающему предвечернюю мягкость, было все равно, что человек кричит. И что он в отчаянии. И что ему плохо.

Виктор поковылял обратно в дом. Вернувшись в ванную, он убедился, что найденный человек мертв – ему перерезали горло. Самого же ножа нигде не было. Жертвой оказался старик лет восьмидесяти с такими же серыми, как и у Виктора, глазами.

Вернувшись в гостиную, Виктор дал покой ноге, заняв пыльное кресло, и достал смартфон. Сети до сих пор не было – полицию не вызвать. Виктор обратил внимание на значок «SMS» и нажал на него. Первым в списке значилось прозвище «Страус», и Виктор открыл его сообщения:

29 августа, 11:19

Я понимаю, ты не хочешь разговаривать, но тогда послушай: нервы шалят у всех. Сходи к врачу, пусть назначит таблетки. Психолог тоже тебе не помешает.

29 августа, 11:25

Хорошо, что ты хоть с выпивкой завязал, молодец. Запой – не выход. Короче, держись, друг, и не лезь в петлю.

Смартфон также хранил переписку с Машей:

15 апреля, пятница, 14:02

Маша

Можешь не волноваться. Антон хорошо относится к Сереже, а ребенок видит в нем пример.

15 апреля, пятница, 14:06

Маша

Он хотя бы мужчина. Я ему могу доверять – он не изменит. Хорошо, что я от тебя ушла.

15 апреля, пятница, 14:09

Виктор

Ты же знаешь, измены – не основная причина.

15 апреля, пятница, 14:55

Маша

Ах да, я забыла, что ты в поисках себя. Работу десять раз поменял за два года.

15 апреля, пятница, 15:02

Виктор

Я понял, что у меня были неправильные цели и ценности. Принять это не стыдно в любом возрасте.

15 апреля, пятница, 16:25

Маша

Пора взрослеть, Витя. И брать ответственность.

15 апреля, пятница, 17:02

Виктор

У всех людей есть психологические проблемы. Но не все их осознают. А я хочу их решить. И понять себя.

15 апреля, пятница, 17:15

Маша

У тебя с головой не в порядке. Живи, как и все. И не занимайся самокопанием.

2 августа, вторник, 22:02

Маша

Не звони никому из нас больше в таком состоянии. Пьянь!

5 августа, пятница, 08:55

Маша

Я в тебе не сомневалась! Ты забыл поздравить Сережу с днем рождения вчера. Молодец!

6 августа, суббота, 9:12

Маша

Антон больше беспокоится о Сереже, чем его родной отец. Так зачем ты нужен?

6 августа, суббота, 13:12

Маша

Больше не звони. Оставь нас в покое. У меня только начала налаживаться жизнь. Мы с Антоном хорошая пара, и у Сережи появилась возможность жить в нормальной семье.

29 августа, понедельник, 11:13

Маша

Витя, еще раз тебя прошу: не огорчай Сережу. И деду скажи, чтобы помягче вел себя с внуком. Характер у него, сам знаешь…

Виктор опустил смартфон на колено и вздохнул. Убежавший мальчик оказался его сыном? «Итак, что мы имеем? – подумал Виктор. – Твоя бывшая жена живет с неким Антоном, которого твой сын ценит больше, чем родного отца. Он, твой… Сережа… лишившись памяти, выбирает себе временное имя. И это не имя, которое ему просто нравится, не имя киногероя или персонажа компьютерных игр, а имя… сожителя матери. Да что ты за отец, если даже в такой сложной ситуации умудрился потерять сына? А ведь здесь опасно, убийство… Убийство, да! Нужно подумать о защите».

Виктор вспомнил о молотке в багажнике, который бы сгодился в качестве оружия. Он поднялся, отметив, что нога почти не беспокоит его. «Но ведь то, что происходит, похоже на сон, бред, галлюцинацию, – подумал Виктор, покидая гостиную. – Это не может быть реальностью, не может! Но… но если это все же не сон?»

На кухне он нашел бутылку воды, намочил ладонь и провел ей по лбу, а когда ничего не изменилось, усмехнулся своей наивности – неужели он по-настоящему верил, что после умывания проснется?

Выйдя во двор, Виктор направился к автомобилю. Солнце тревожно выдыхалось. Раздобыв молоток, Виктор сунул его за пояс ручкой вниз. Закрывая багажник, он заметил на газоне через дорогу высокого мускулистого мужчину с растерянным взглядом. «Живой человек!» – воскликнул про себя Виктор. Он приблизился к забору, и здоровяк, остановившись, выжидающе посмотрел на него исподлобья.

– Вы здесь живете? – осторожно спросил Виктор.

– Я? – здоровяк приложил пальцы к виску. – Черт, голова кружится… Мне нехорошо… Вы… кто?

– Меня зовут Виктор. А вас?

– А меня… А я…

– Что произошло?

– Не помню. Я очнулся… – здоровяк посмотрел назад. – Я очнулся – там.

– Можно мне подойти к вам и помочь?

– Наверное, можно…

Виктор подошел к воротам, кованым, витиеватым, как извилины гроссмейстера. Открывая их, здоровяк сказал с ухмылкой: «Да, ворота что надо, но есть один недостаток – к ним забыли выписать апостола Петра». Войдя во двор, Виктор заметил, что левый глаз его нового знакомого обрамлял синяк, а белая рубаха и брюки испачканы.

– Я тоже ничего не помню, – сказал Виктор. – Пришел в себя у дома напротив полчаса назад. Еще со мной был мальчик лет одиннадцати-двенадцати, но он убежал.

Скривившись, здоровяк закрыл глаза и принялся массировать висок, невольно демонстрируя швейцарские часы с корпусом из розового золота.

– А откуда вы знаете, как вас зовут? – с недоверием спросил он.

– При мне были водительские права.

– А я очнулся за домом. Только что.

– Может, посмотрим, что там? – предложил Виктор.

Здоровяк кивнул, и они проследовали вдоль стены к деревянной беседке. Рядом с ней дым гладил кусочки мяса, лежащие на решетке гриля. Столик у гриля был уставлен мисками и пустыми пивными бутылками. На плитке валялись щипцы для жарки. Идеальный газон прерывался оградой, за которой начинался лес.

– Странно. Нет бассейна, – сказал здоровяк.

– А должен быть?

– Не знаю, но такое чувство, что должен.

Виктор предложил осмотреть дом.

Первый этаж совмещал кухню и гостиную. Справа стояла кухонная мебель, словно специально изготовленная для выставки или кулинарного шоу. Громадный холодильник вмещал, наверное, целое ресторанное меню. Дубовый стол поражал своей массивностью – казалось, он выстоит монолитом даже во время крупного землетрясения. Все это отделялось от остальной комнаты барной стойкой. Слева же стоял багровый кожаный диван, солидный, как толстый буржуй с советских плакатов, а по бокам его размещались «братья меньшие» кресла.

На стене у лестницы висела фотография, которая в прошлом соседствовала с пятью другими – об этом говорили следы от рамок на обоях. На ней молодой солдат обнимал за талию счастливую девушку, обнимал сдержано, почти символически, без единого намека на страсть. Она всем своим видом гордилась им. Он знал это и явно наслаждался ее восхищением.

Под ногами здоровяка хрустнули осколки. Он отступил назад и сказал:

– Мне здесь кажется все одновременно и знакомым, и чужим.

– Когда я пришел в сознание, у меня было такое же чувство, – признался Виктор. – Чем-то похоже на дежавю.

На втором этаже раздался шум от падения чего-то тяжелого. Здоровяк вопросительно посмотрел на Виктора, и тот указал взглядом на лестницу. Они осторожно поднялись и оказались в коридоре. Одна из дверей была приоткрыта, и Виктор мягко толкнул ее. Они вошли в спальню. На кровати сидела женщина. Почему-то в руках у нее был тонкий кухонный нож, который она выставила перед собой при виде незнакомцев.

– Стоять, я сказала! – приказала женщина. – Кто вы такие?

Виктор глянул на здоровяка, надеясь на его объяснения, но тот лишь пожал плечами в ответ. Оставалось одно: рассказать ей все как есть. Выслушав Виктора, она на миг задумалась, а потом произнесла:

– В другой ситуации я решила бы, что вы грабители или аферисты. Возможно, так оно и есть. Но я тоже ничего не помню.

– Мы понимаем ваши опасения, – ответил Виктор. – Но сейчас важно разобраться, что произошло. Вызвать помощь. На моем смартфоне связи нет…

– Кстати, а где мой телефон? – здоровяк полез в карманы. – У меня ведь он должен быть.

– Руки вверх! – приказал кто-то из коридора. Обернувшись, Виктор увидел седого мужчину в офицерской форме, держащего пистолет. Аккуратная стрижка, спортивная фигура – о военном можно было сказать: «Красота – это когда нет ничего лишнего».

– Руки! – повторил офицер, и на этот раз приказ был исполнен.

– Почему вы нам угрожаете? – женская фигура протиснулась в коридор с беспечной смелостью. – Ситуация не требует применения силы.

Военный смерил ее взглядом и скомандовал:

– Нож на пол! Здесь я задаю вопросы.

*

– Вы уверены, что старик мертв? – спросил офицер. Он сидел в кресле, изучая Виктора и женщину, устроившихся на диване. Здоровяк же, казалось, не проявлял никакого интереса к разговору, поглощая бутерброд за барной стойкой.

– Я видел рану и кровь, – ответил Виктор.

– Есть мысли, кто убийца?

– Я в таком же положении, как и вы, и ничего не помню.

– Кто в каком положении – мы выясним позже. Я хочу посмотреть на ваши документы.

Виктор с раздражением протянул офицеру водительские права.

– Что предлагаете делать? – спросила женщина.

– У нас не так уж и много вариантов, – начал Виктор. – Во-первых, нужно больше информации. Вам немедленно следует осмотреть дом и поискать телефоны, компьютеры, записные книжки, фотографии и другие вещи, способные хоть что-то нам рассказать…

– А почему вы здесь командуете? – перебил военный, возвращая права.

– Если у вас есть идеи получше, то я готов их выслушать.

Военный промолчал.

– И второе: нужно исследовать поселок, – продолжил Виктор. – Есть вероятность, что мы встретим других людей. И не забывайте про ребенка. Он должен быть где-то рядом, и его следует поскорей найти.

– Никто не голоден? – спросил с набитым ртом здоровяк.

– Сначала я предпочитаю разобраться, что тут происходит, – отозвался военный.

– Ну и разбирайтесь. А я сначала предпочитаю поесть.

Военный стиснул кулаки, выставляя опухшие костяшки.

– Не будем медлить, – женщина устремилась к лестнице. – Нам нужна информация, и я намерена ее раздобыть.

Офицер поспешил за ней.

– А вы? – спросил Виктор здоровяка.

– А что я? Доем, а потом решу, что делать, – ответил тот, лениво пережевывая.

– Как хотите.

Виктор достал из кармана брюк смартфон и открыл галерею. Фотографий не было – одни лишь картинки. На одной из них митингующие – их было видно из окна – держали транспарант с надписью: «МЫ НЕ ХОТИМ ВОЙНЫ». Телевизор, стоящий перед окном, транслировал митинг, но в кадр взяли лишь часть надписи, чтобы получилось так: «ХОТИМ ВОЙНЫ».

Другая картинка изображала офис, набитый не людьми, а роботами. Еще один рисунок – желтые смайлики, расположенные так, что получился усмехающийся череп. На последнем изображении была обработанная композиция «Сотворение Адама» Микеланджело: Бог тянул руку со смартфоном к первозданному человеку. Над Богом висело облачко с текстом – таким обозначают реплику в комиксах: «Скажи им, что я умер». А вместо головы Адама на картинке хмурилась усатая физиономия Ницше.

Виктор отвлекся на звук – здоровяк швырнул пустую тарелку в мойку с равнодушной небрежностью и отправился на второй этаж. Виктор проследил за ним взглядом, а потом вернулся к смартфону. Закрыв галерею, он вспомнил, что в кэше «Фейсбука» должна храниться последняя страница. Он нажал на иконку социальной сети, и сверху появилась синяя полоса с надписью «Канал новостей». Чуть ниже меню было сообщение: «Возникли проблемы с получением данных». Но информация, которая отобразилась при последнем посещении «Фейсбука», без проблем загрузилась, и любой текст можно было развернуть и полностью прочитать.

«Это ж надо! – так начиналась запись интернет-друга под ником Пе Тух. – Вокруг все рушится к чертям, а они говорят о величии и возрождении. Затуманивают взгляд, чтобы мы имитацию приняли за действительность. И у них это хорошо получается».

Далее Олег Сонмов копировал запись отца Николая Берского: «Страшный Суд состоит в том, что человек предстанет перед Господом Богом, лишившись абсолютно всего на свете, кроме бессмертной души. Некоторые из нас обладают дорогими автомобилями и огромными домами, носят модную одежду и едят изысканную пищу. Но кем мы будем, если лишимся всего этого? Говорят, человек – это то, что он ест, что пьет, во что одевается, на чем ездит. И если это так, то мы – ничто, пустое место. Забери у нас все – и нет нас. Но я верю, что с Богом человек может стать кем-то, и неважно, есть ли у него деньги и власть. И если вдруг он лишится земного богатства, как это случилось с праведным Иовом, и при этом явит прекрасную душу, то будет помилован. Я так верю. Страшный Суд – это когда мы лишимся всего. Всего. И горе будет тому, кто не представляет собой ничего без мирских и временных благ. Если в имении – смысл нашей жизни, то такая жизнь в Божьих очах – тлен. Имущество становится злом тогда, когда человек измеряет им свое достоинство. Но перед Богом он нищ, наг и слеп.

Готовы ли мы к Страшному Суду, братья и сестры? В последние времена каждый должен задать этот вопрос себе».

Опубликовано это размышление было «сегодня утром».

На «аватарке» Сергея Полькова тюльпан закрывал солнце. Два дня назад он опубликовал короткую мысль: «Позавчера мне стукнуло 47. Рак прогрессирует. Врачи говорят, что жить осталось несколько месяцев. Я завидую тем, кто умирает с блаженной улыбкой. Наверное, они видят в смерти смысл. Но в смерти нет никакого смысла. Смысла нет ни в чем».

Ниже было сообщение от Елены Костиной: «Дорогие мои! Улыбка – это то, чем вы бесплатно можете поделиться с другими. При этом все будут в выигрыше. Улыбнувшись, вы не только дарите, но и приобретаете. Улыбка делает мир лучше. Настройтесь на позитив. Жизнь прекрасна! Почувствуйте себя счастливым! Скажите себе, прямо сейчас скажите, что вы счастливы, и ничто в этом мире не помешает вам быть счастливым и дальше. И улыбнитесь!»

«Человек – это концентрация боли, – писал некто Артемий Колган, – которую другой никогда не поймет, крик, направленный в пустоту». Виктор беззвучно повторил эти слова губами, словно пробуя их на вкус.

«Я – человек верующий, хожу в церковь, – прочел ниже Виктор. – Да, я знаю, что в Библии написано о последних временах и конце света, поэтому не нужно меня постоянно отсылать к Апокалипсису. Но я не разделяю панику, будто Антихрист уже пришел. Давайте так: сейчас мы переживаем расцвет православия. Каждый день открывается три новых храма. И неужели вы думаете, что современный мир хуже того, что был раньше? Да, я вижу зло и моральное разложение. Но также я вижу и небывалые достижения, и хороших людей. Так что перестаньте мне указывать на Откровение Иоанна Богослова. Книга такая, что ее можно истолковать как угодно. Почему вы решили, что ваше толкование – правильное? Ложная тревога в духовных вопросах – грех и прелесть». К этому посту была прикреплена ссылка на статью с таким заголовком: «Тульские затворники, объявившие о конце света, увели с собой под землю сорок пять детей».

Следующее сообщение принадлежало Михаилу Ковалевскому. Он восторгался рестораном, куда его пригласили на празднование свадьбы. К сообщению прилагались фотографии блюд. Михаил писал, что каждый обязательно должен посетить это «уникальное заведение с непревзойденной кухней». Его восторг датировался вчерашним днем.

Виктор погасил экран, направился на кухню и приготовил бутерброды с колбасой – она еще не успела испортиться. Он налил молока и стал искать мусорное ведро. Аккуратно защищенное черным пакетом, оно стояло под мойкой. В ведре лежали обрывки, будто кто-то взял совместные фотографии и оторвал те их части, где был запечатлен нежелательный человек. Этим нежелательным человеком оказался здоровяк. Под одним из обрывков Виктор обнаружил айфон с разбитым экраном.

Послышались неспешные шаги – здоровяк спускался по лестнице. Он расслабленно подошел к стойке и налили себе виски.

– Я принял ваше предложение перекусить, – сказал Виктор. – Электричества только нет, продукты скоро испортятся. А вы нашли что-нибудь?

– Нашел, но вряд ли это объяснит, что происходит.

– Свое имя хоть узнали?

Здоровяк взял стакан и повернулся спиной к Виктору. Молчание длилось около десяти секунд, но потом он все же заговорил:

– Хорошая гостиная – нет ничего лишнего. Мои родители не выбрасывали хлам и хранили сломанные стулья, бабушкины платки, дырявые сапоги… Я никогда не понимал этого. Всю жизнь я осуждал родителей и стыдился их. У меня же никогда не было грязных кладовок и пыльных шкафов с хламом. Я уважал себя за это. Но я все же умудрился накопить хлам, ведь весь этот богатый дом и есть хлам.

– Вы упомянули родителей, – заметил Виктор. – Неужели их вспомнили?

– Вот их я почему-то и вспомнил, – здоровяк безрадостно рассмеялся. – Почти все забыл, а родителей помню, правда, смутно. И даже не столько их самих, сколько то, что испытываю к ним.

– И что же это?

– Презрение, жалость, обиду.

– Мне нужно найти потерявшегося мальчика. Могу ли я рассчитывать на вашу помощь?

Здоровяк не ответил. Он снял часы, поднес их к глазам и воскликнул:

– Смешно, ей-богу! Эти часы показывают то, что уже не имеет никакого значения.

С ленивой небрежностью здоровяк швырнул дорогую вещь на пол и залпом допил виски.

С лестницы донеслось перешептывание. Виктор узнал голоса офицера и женщины. Ему удалось разобрать только одно слово: «Контроль». Спустившись, женщина с презрением покосилась на здоровяка, а потом заняла место на диване. Военный сел рядом. Виктор встал перед ними и спросил:

– Узнали что-нибудь?

– Я – полковник Кирилл Сергеевич Гамов, сорок два года. В этом доме я гость, – отчеканил офицер.

– Как вы это поняли?

– Это что, допрос? – напрягся полковник.

– Нет, но все же хотелось бы знать.

– Все мои вещи – в чемодане. Я либо только приехал, либо собирался уезжать.

– Что еще?

– Это все, что вам нужно знать.

– Полковник Гамов мой брат, – сообщила женщина. – Я Ольга. А вот тот… – она указала кивком на здоровяка, отстраненно глядящего на стену, – его зовут Олег, и он мой муж. Формально. Потому что на деле этот человек чужой для меня.

– Объясните, пожалуйста, – попросил Виктор.

– Вот что я нашла у себя в комнате, – она разжала кулак и показала сложенный в несколько раз лист бумаги.

– Что это? – спросил Гамов.

– Записка. Моя предсмертная записка.

Ольга развернула лист и начала читать: «Нет ничего, что держало бы меня в этом мире. Все – пыль. Мои родители уже мертвы. Я не могу иметь детей, и это мое наказание и проклятие. А мой брак разрушен. О первой измене мужа я узнала четыре года назад. Он каялся и обещал, что не повторит своей ошибки. Но я подозревала, что он продолжает мне изменять. Все эти годы я чувствовала это, но прямых доказательств не имела. Между нами уже долгие годы нет любви и понимания. А сегодня я нашла в его телефоне подтверждение, что у него есть другая женщина.

Я ушла из жизни добровольно и обдуманно».

Ольга сжала записку и отвела взгляд в сторону.

– Женщина, которая написала это, действительно умерла, – произнесла она. – Я другая, теперь другая… Я решила жить. Без него.

Все время, пока Ольга читала записку, Олег пил виски с таким видом, будто происходящее его не казалось.

– Вам не удалось узнать, что с нами произошло? – спросил Виктор полковника.

– Нет.

– Мне нужно найти мальчика, помните, я говорил вам о нем? И нужно осмотреть поселок. Тут должны быть другие люди.

– Темнеет, – заметил Гамов. – Вы собираетесь заниматься поиском ночью?

– С мальчиком может случиться беда.

– Беда может случиться со всеми нами. Тем более если доверять… подозрительным типам, – полковник глянул на Виктора. – Сначала нужно подумать о своей безопасности.

– Но мне требуется ваша помощь!

– Повторяю: я вам не доверяю, – с нажимом подчеркнул Гамов, а потом повернулся к сестре:

– Ольга, держись рядом – я собираюсь осмотреть двор.

– Хорошо, пойдем.

Брат и сестра поднялись и вышли через дверь, ведущую на задний двор. Виктор сжал губы и поспешил за ними. Полковник принялся расхаживать вокруг беседки, словно строгий ревизор во время проверки. Виктор вновь попытался убедить его помочь, но в ответ услышал раздраженное: «Нет, я сказал!»

– Смотрите, там кто-то есть, – сообщила Ольга, показывая пальцем в сторону леса.

За забором стоял смуглый мужчина, вероятно, кавказец. Одет он был в полосатую пижаму. Увидев, что к нему приближаются, кавказец нырнул в кусты и растворился.

– Ушел, – задумчиво произнес Гамов.

– На вашу помощь я могу не рассчитывать, верно? – еще раз спросил Виктор, понимая, что полковник от своих слов не отступит.

– Уже вечер, – ответил Гамов, глядя на темнеющий лес. – Здесь опасно. Сами видели, ходят тут всякие…

– Вы что, не слышите? – вскипел Виктор. – Я же вам говорю: потерялся ребенок. Если здесь опасно, то тем более нужно его найти.

– Идите куда хотите, я же буду заниматься своим делом, – отмахнулся Гамов.

– Может, мы все-таки поможем ему, Кирилл? – вмешалась Ольга.

Гамов повернулся к ней, вздохнул и ответил:

– Сестра, я тебя не отпущу. Это не обсуждается. Иди за мной. А вас, – он перевел взгляд на Виктора, – попрошу покинуть территорию. Я вам не доверяю.

– Не буду мешать, – Виктор развернулся и пошел к воротам.

Не дойдя, он услышал голос Олега, выглядывающего из окна второго этажа:

– А что если у нее получилось?

– Вы о чем? – спросил Виктор, подняв голову.

– Вдруг она все-таки вскрыла себе вены и умерла, но не помнит этого? Вдруг мы все уже мертвы, и это – загробный мир?

– Я пытаюсь выяснить, что с нами произошло на самом деле. Вы пойдете со мной?

Но Олег не ответил и отошел от окна, бормоча под нос: «Надо проверить, надо проверить…»

Оказавшись на дороге, Виктор посмотрел по сторонам.

– Антон, где ты? – позвал он, но безрезультатно.

Виктор зашагал по тротуару, изучая дворы. Солнце, деревья, цветы, дачи, огороды – все это должно было складываться в жизнь, но из-за безлюдной пустоты разило смертью.

Тишина заполнила все его нутро, и Виктор согласился бы терпеть любой шум, любой скрежет, любую какофонию, лишь бы не чувствовать ужаса беззвучия. Пусть скрежещет металл, визжат сверла, грохочут тяжёлые молоты, перфораторы вонзятся в стены, хором вопят громкоговорители – только бы заполнить тишину.

Погода изменилась. Туча, напирающая издалека, ввергла небо в мрачное ожидание. Отяжелевшая от тысячи дождей, которые она несла в себе, туча грозилась упасть и раздавить микроскопического человека.

Угрюмое небо подчиняло себе настроение мира. Дома помрачнели, а чернеющая оконными проемами стройка, мимо которой проходил Виктор, зазвенела колокольчиками, словно праздничная лошадка.

– Эй! – позвал Виктор, встав перед ее фасадом, похожим на отвалившуюся голову каменного колосса. – Меня кто-то слышит?

Из окна выглянула коровья голова. И снова – звон колокольчиков.

– Чертовщина, – прошептал Виктор.

Все цвета почти исчезли, смазались, потемнели. Впереди материализовался тот самый кавказец, которого Виктор видел недавно, и быстро-быстро запрыгал на месте, размахивая руками, словно пытаясь отогнать от себя пчелиный рой. В его мелькании было что-то от танца, но больше – от припадка.

– Что с вами? – крикнул сквозь ветер Виктор.

– Акракка!

– Что? Повторите!

Но кавказец не ответвил и скрылся в сумерках.

Холод волнами царапал тело. Над головой взорвались невидимые бомбы. Порой небо бывает деликатным, начиная дождь редкими каплями и давая человеку возможность спрятаться, но в этот раз оно не церемонилось. Небесный зверь, вздрагивая молниями, явился как сила, которая не считается ни с кем и ни с чем.

Виктор оцепенел, запрокинув голову. Конец света наступил. Их было двое: зверь, необъятный, словно библейский левиафан, и человек, маленький, хрупкий, застывший между ужасом и восторгом.

Сквозь первозданный шум пробился чей-то крик:

– Я здесь! Сюда!

Мутный светлячок прорвался через водные стены, и Виктор потянулся к нему. Он падал, сбиваемый с ног грозой, бьющей в глаза гигантской фотовспышкой, рокочущей незримым космодромом, гремящей небесными заводами, – но, превозмогая, с рычанием поднимался и шел. Важно было только одно: идти.

Зверь взбеленился от такой наглости. Ветер швырнул Виктора на асфальт, и он потерял сознание.

2

Я слышал о древней идее, что Бог спит, а мы – его сон. А во снах нет никакой логики. Мы – сны, сошедшие с ума.

Побывав в Бездне, я не знаю, что шире, глубже, сложнее – окружающий мир или мой внутренний.

Она проснулась в лунном мире с серебряным воздухом и болезненно плывущими предметами. Нет, предметы не двигались, но видела она их так, словно они лежали в аквариуме. Это напоминало сказку, но сказку наоборот – этакую анти-сказку, где все недоброе, противное и тошнотворное. Головная боль орехоколом сжимала мозг, запрещая шевелиться, а тело страдало так, будто его месили неумелые силачи-массажисты.