Текст книги "Льеккьо. Болото никогда не отпускает свои жертвы…"

12

Я подавал Кровавую Мэри какой-то сморщенной копии Тильды Суинтон. Люблю игру этой актрисы. Женщина, на нее похожая, томилась в ожидании, не находя себе места. Она нервно теребила локон крашеных волос. Ее взгляд устремился в пустоту.

– Ваш коктейль, мисс.

– Благодарю, – дрожащим голосом ответила она, взяв стекло, наполненное красной жидкостью.

Отдав напиток чем-то расстроенной женщине, я принялся писать блюдо дня на доске. Мел пылью оставался на пальцах. Он сухой, совершенно лишенный чего-то настоящего. Этот кусок прессованных миллионами лет останков древних животных, являлся напоминанием, чем все мы в итоге станем – пылью. Ни тебе рая, ни ада – ничего, лишь прах, полное забвение.

Спал я мертвенным сном. Даже ничего не приснилось, за что спасибо Деспину, и Эли: зад до сих пор отдает болью. Собираясь на работу, я обнаружил пачку сигарет на холодильнике. Наверное, Эли забыла. Надо бы спросить. Я не заметил, что она курит, но больше-то некому, в дом кроме нее, я никого не приводил.

– Вы любили когда-нибудь? – продолжая смотреть на что-то ведомое только ей, вдруг спросила женщина. Я застыл, держа в руке кусок мела.

– Смотря о какой любви идет речь? – Мел продолжил царапать доску. – Любовь к противоположному полу, к детям, родным или друзьям – понятий много, вопрос лишь в том, о каком вы говорите?

– Я о любви к… не знаю, – отвечала она, – любимому человеку. Из вашего списка – к противоположному полу.

– Увы, – ответил я, утерев руки тряпкой от белой пудры, – тут у меня нет фаворитов. Я недолюбливаю всех одинаково.

– А меня угораздило, дуру. Снова. – Она утерла руками лицо. Под глазами ее пролегли морщины, так же они устроились вокруг накрашенных губ. – Полгода все шло хорошо, как это обычно бывает: он задаривал меня цветами и прочее. Почему цветы, украшения? – вдруг спросила она.

– Люди пытаются выразить озабоченность. Это их способ материализовать свое внимание, но зачастую это стало данностью.

– Не знаю, – сказала она, – наверное, у него получилось, хотя я и сама могла позволить себе кое-какие драгоценности.

В трудную минуту, люди всегда нуждаются в собеседнике. Проще рассказать все незнакомцу, чем себе. Люди любят бежать от самих себя, они ищут ответы на свои проблемы в чужом сознании, когда такового не находят, рождается Бог.

– Мне нет и сорока, – продолжала она, – но он отвесил челюсть перед упругой задницей какой-то малолетки. Я увидела их случайно. Такие счастливые. – Она допила коктейль и попросила водки. – И куда делась любовь, которую он так методично вдалбливал мне в голову. При встрече, этот козел будет мило улыбаться, делая вид, что так же любит меня.

Это напомнило мне мою сестру. Каролин любит Жака в таком же стиле. Но у нее конкретный интерес.

– Я полагаю, что любви не существует, – говорю я, наливая ей водку. – Все эти химические реакции, заставляющие сердце стучать, а разум зацикливаться, быстро проходят. Потом наступает привыкание, боязнь признаться в естественном, боязнь осуждения, вида чужой боли. Скажи он вам прямо, вы бы приняли это как предательство.

– Зато это честно, – заметила она. – А так…

– Согласен, но имеет ли сие смысл, если дальше вам вместе не быть? Стоит ли вот так, сидя здесь, заливая нутро алкоголем, жалеть себя? Все мы обожаем жалеть себя – это наш фетиш. Мы – существа, влюбленные в себя. Полжизни мы любим себя, а другую половину мы жалеем себя, опять же из любви к себе.

– А что еще остается?

– Остается сидеть и напиваться, – проговариваю я. – Если вам с ним более не по пути, то не лучше ли просто идти дальше, а не избивать печень?

– Вот тут, вы правы! – восклицает она, замахивая рюмку. – Так и поступлю. Пошел он – этот козел! Все мужчины считают, что их физическое превосходство дает им право играть чувствами женщин – уроды! Ой, извините!

– Я стараюсь относить себя к бесполому существу, – успокаиваю я ее. – Любовь меня не интересует.

– Странный ты. – Копия Тильды Суинтон протягивает руку. – Я Изабелл. И коли уж я начала, извольте повторить!

Безо всякого интереса, машинально жму руку. Не произнося ничего в ответ, наливаю водку и подаю ей.

– Вы слышали об убийстве в Болоте? – говорит она, утирая рот тыльной стороной ладони после крепкого спиртного. Я киваю. – Какой-то маньяк, – заключает она, – странные надписи на жертве вырезал. Ужас какой. Женоненавистник – так сказали по новостям.

– Люди безумные существа, мисс Изабелл, – говорю, принимаясь протирать стойку. В баре клиентов с десяток, но она одна успела меня утомить, больше чем все они вместе. Обычно людей утомляю я.

Двери бара в очередной раз открылись. Жак? Он вошел, держа дочь за руку. Я ожидал появления Каролин, но этого не произошло.

– Привет, Мартин! – Рука движется в мою сторону. Машинальное пожатие, выработанное за довольно короткое время.

– Привет.

– Здравствуйте, дядя Мартин! – тоненьким голосом щебечет Лаида. Ей восемь, и Жак ее обожает.

– Мы тут решили на велосипедах махнуть, – делится Жак, – скоро в школу, а я хочу успеть показать дочери местные красоты. В который раз.

Он улыбается, смотря на дочь: Лаида тупит большие бездонные глазки. Ее светлые волосы заплетены двумя косами, стекающими с плеч.

– Здесь невероятно красиво, – говорит двойник Белой Колдуньи из страны, спрятанной в шкаф, и заливает в себя еще одну рюмку. Изабелл встает. – Я, пожалуй, пойду, – говорит она.

– Мисс Изабелл, – говорю я вслед. Она поворачивается. Ее глаза все так же печальны, но взгляд не затуманен, как вначале нашей беседы. – Идите дальше, не зацикливайтесь.

– Благослови тебя Господь! – говорит она еле слышно и уходит.

Жак недоумевает.

– Местный психолог? – улыбается он.

– Скорее – пастор, – замечаю я. – Если бы в церкви разрешали выпивать, у пасторов работы бы прибавилось. Приходится замещать. Вы надолго?

– Мы вечером обратно. Ты можешь на пару часов уйти с работы?

Вообще могу, но мне ужасно не хочется о чем-то просить Кристин. После того, как я разузнал ее, внутри меня что-то ее стало ненавидеть.

– Отлучусь, – отвечаю я, – что-то срочное?

– Не, – протягивает Жак, проводя по вьющимся волосам рукой, – составишь нам компанию. Сейчас мы зоопарк.

– Медведи, зайчики, лисички?

– А еще там есть панда, – подмечает Лаида, вжавшись в ногу отца.

Поборов себя, я договорился с Кристин, и тем мы втроем шли меж клеток с животными. Лаида подбегала к клеткам, как только видела новое животное. Жак кричал ей в след, чтобы та вела себя осторожнее, и не тянула к ним руки.

– Как у вас с Каролин? – поинтересовался я.

Жак посмотрел куда-то вдаль.

– Все отлично, вроде. Мало видимся. Это все из-за моей работы. Зато она может заниматься интерьером.

– Как в случае вашего загородного дома, – подмечаю я. – Не обижайся, но он уродлив.

Жак рассмеялся.

– О да, квадрат и только, – согласился он. – Я хотел в помесщическом стиле, но Каролин настояла на этом. В доме улов – порезаться можно. Все блестит как в офисе! Поэтому, когда я бываю в Болоте, я сразу же еду на природу. Каролин рассказывала, что ты в детстве много проводил времени на болотах?

– Это было очень давно, – отвечаю я, и перевожу тему. – Как Лаида относится к Каролин?

Жак взглянул себе под ноги, находя что-то занимательное в трещинах на асфальте.

– Ты знаешь, что Лаида не родная моя дочь?

Этого я не знал. Вот так семейка.

– Нет.

– Лаида – ребенок моей покойной сестры Евы. Она разбилась на автостраде. Какой-то придурок пошел на обгон… – Жак запнулся. – Отца у девочки нет, а я принял ее как родную. Она и стала таковой. Я люблю Каролин, и хочу в будущем совместного ребенка, а пока я должен воспитать Лаиду. Каролин давно настаивала на рождении младенца, но мне пока не до этого.

Теперь понятно, почему моя сестра так смело ему изменяет. Люди паскудные существа.

– Ей бы ребенок не помешал, – заметил я. Хотелось, чтобы он распознал мои намеки. – Ребенок – наш шанс продолжить свое существование. Пока есть наш род – мы вечны.

Жак кивнул, а потом добавил:

– А ты-то когда собираешься обзавестись?

– Я и дети – несовместимость.

– Я тоже так думал, до смерти Евы.

– Папа, – звенящим голосом окликнула Лаида своего приемного отца, – почему мишка такой не веселый?

– Он устал, – предположил Жак, – вон посмотри на обезьянку, она озорная, как ты.

Медведь бродил из стороны в сторону. Глядя на животное, я подумал – насколько нужно отделиться от природы, что нас создала, чтобы посадить другое ни в чем не повинное существо в клетку, только лишь затем, чтобы твои отпрыски на них глазели. Сначала человек научился эксплуатировать животных, а затем и другого человека. Видимо этого мало, и он решил их просто сажать в клетку.

Мне захотелось убраться отсюда. Это место – реклама человеческой мерзости. Мне представился мир, где человек сидит в клетке, а животные нагоняют на него страх, скаля зубы, наблюдая, как он в испуге мечется по клетке и делается под себя.

– Извини Жак, – обращаюсь я к мужу своей сестрицы, – мне на работу пора. Если заявится мистер Таргетт, то Кристин меня не выгородит.

– Что ж, – выдохнул он, – приятно было пообщаться, Мартин. Лаида, – позвал он, – иди попрощайся с дядей Мартином!

Девочка оторвалась от разглядывания животных. С криком: «Пока, дядя Мартин!», – она подбежала ко мне, и я, изображая любящего дядю, обнял ее, а потом еще и по голове погладил.

Жак пожал мне руку, рассыпавшись благодарностями в мой адрес. Он сильно любил дочь своей сестры, это совершенно очевидно.

13

В баре меня уже ждали. Детективы сидели за отдельным столиком, попивая кофе. Разодетые в костюмы, настоящие ищейки. Это убийство нашумело на все Болото, городок то небольшой. Библейское послание на теле жертвы, приравняло это убийство к разряду религиозных.

Завидев меня, они поспешно допили кофе.

– Мартин Эббот? – спросил тот, что повыше. Поверх его костюма сидел дорожный плащ черного цвета. Я кивнул. – У нас к вам вопросы.

– Вот только, мне нужно работать, – заметил я.

– Мы вас особо отвлекать не будем, – заверил меня все тот же высокий и стройный, как копье сотрудник полиции. – Я – детектив Каллиан. А это мой напарник – Спенсер.

– Марти, обслужи вот этого мужчину, – указала Кристин на знакомого мне «питбуля», – я побежала по столикам.

Я зашел за барную стойку, и оказавшись на дистанции, почувствовал себя спокойнее.

– Виски, сынок, – потребовал собственную панацею от всего на свете старик. – Люкс!

– Скажите, это вы работали в ночь убийства? – садясь на стул у стойки, спросил тот, которого звали Спенсером.

– Я работал днем, а ночью пил, – коротко ответил я, открывая бутылку.

– Вы помните эту девушку? – другой протянул фотокарточку. Все те же смеющиеся глаза, только волосы не завиты. – Она была у вас в тот вечер в баре.

– Я видел ее, с каким-то парнем, – сознаюсь я. А чего мне таить? Покерный зал под замком, наши вряд ли про него упоминали, – Не знаю, пришла она с ним или они познакомились здесь. Народу по вечерам бывает много – за всеми не уследишь.

– Сможете описать?

– Тут все сходят с ума, – проворчал старик, получив свое порцию душевной амброзии, – это все от болот – испарения, знаете.

Никто не обратил на него внимания.

– Ничем не приметный тип, – описывал я парня за столиком, насколько мог его помнить, – темноволосый, ростом с вас, – я указал на Спенсера. Этот лысеющий детектив все время хмурился. Другой же изучал все вокруг, медленно переводя взгляд с предмета на предмет. – В деловом костюме.

– Может быть, особые приметы? – спросил Каллиан, не отрывая взгляда от очередного объекта изучения.

– Нет, сэр – обычный парень. Лет тридцать на вид.

– В прошлый раз, когда мы приходили сюда, – начал Спенсер, – ваша коллега по работе, – он указал в сторону Кристин, – сказала нам, что вы обучались в церковной школе. Это так?

Вот и делись с окружающими своей биографией, подумал я.

– Да, это так.

– Библию на зубок знаете?

Мне даже смешно стало. Он на что-то намекает?

– Как и все, кто там обучался.

– Вы, так же, ездите на мотоцикле, – заметил второй. Его блуждающий взгляд завис на мне. – На ретро мотоцикле, верно?

Ну, это уже не в какие ворота.

– Погодите, – говорю я, – вы в чем-то подозреваете меня?

– Этот малый – хороший человек, – встревает в разговор старик, протягивая стакан для повтора порции своей амброзии. – С ним хоть поговорить можно.

– Вы можете не мешать, мистер? – шикает на него Спенсер.

– А вы бывали на болоте, детектив? – пропуская мимо ушей шиканье, спрашивает Питбуль, – в трясину лазали?

– Послушай, старик, – взрывается Спенсер, – я – полицейский, а ты мешаешь расследованию!

– И что? – хмурится мой единственный защитник, – а я спасатель трупов из болота.

Ну дает старик! Следующая его попойка за мой счет!

Сама мысль, что я снова могу попасть в комнату, из которой выхода не будет, пугает меня до мурашек по коже. Воспоминания о срывающемся шпингалете, бьют по моему сознанию, заставляя на миг погрузиться в густую сковывающуюся мглу. Ну, уж нет!

– Так вы меня подозреваете?

– Пока нет, – говорит Спенсер, переводя взгляд со старика на меня. – Но это пока. В приблизительное время убийства, в округе слышали рев мотоцикла. Старого мотоцикла, – поясняет он.

– Рев мотоцикла, совпавший по времени, и то, что я учился в школе, делают меня виновным? – удивляюсь я.

– Мы пока вас не обвиняем, – говорит Спенсер, – но и алиби ваше смутное. Никто не помнит, во сколько вы ушли в ту ночь.

– Нам пора, – дергает за руку Каллиан своего разошедшегося в подозрениях коллегу. Он смотрит на меня испытующим взглядом. – А вы, мистер Эббот, не покидайте город в ближайшее время. Мы с вами свяжемся.

Они направились к выходу, а я схватился руками за голову. Меня подозревают?! Мысль бьется о черепную коробку, пытаясь найти выход. Меня, который и мухи не обидел-то? Мысль зудит где-то в районе затылка. А ведь я и впрямь не помню, как в тот вечер вернулся домой! Мысль нашла свободные поры в коже.

– Да не может быть! – вскрикиваю я.

Мысль нашла выход на поверхность.

14

Что значит «лишиться свободы»? Что вообще есть свобода? Современный мир… «Оставь надежду всяк сюда входящий…» или «надежду на свободу» – кому как больше нравится. Если бы меня перед рождением кто-нибудь предупредил… Люблю наблюдать за людьми: они, как мыши копошатся в лабиринте. Я знаю, что люди думают о подобном, но я люблю напоминать такие вещи, чтобы они не забывали о них. Это как сказка о забывчивой Элли, которую мне рассказывала одна очень добрая старушка в детстве. Жизнь в современном обществе – это крысиный лабиринт, человек – подопытная крыса, локации – стены лабиринта, стимулятор – навязанные потребности. Все сценарии прописаны, каждый путь пройден. Мы – энный эксперимент. Как в «1408» Стивена Кинга: «Даже покинув комнату, вы останетесь в ней», так и с системой. Наша жизнь – контролируемый процесс, мы ведомы. Наша свобода выбора заключается в выборе предложенных вариантов. Свобода – это миф. Я, конечно, никого не удивлю выше сказанным, но очень немногие вспоминают об этом, а кто-то и вовсе не догадывается.

Если отстраниться от суеты серых дней, взглянуть на все со стороны, непременно можно увидеть смехотворность этого мира. Представляю: утром, когда заиграет та дебильная мелодия на мобильном телефоне, которая некогда была одной из любимых, мы думаем о том, как бы поскорее дожить до вечера. Именно вечером нас ожидает покой. Кстати, именно часто пользуя любимые вещи, мы их делаем ненавистными, такой уж парадокс. Открыв глаза, мы чистим зубы. Да, чистить зубы нужно, дабы не крошился зубной камень, разъедаемый кариесом, но мысль вовсе не о камне. Нас заботит тлетворный запах изо рта. Именно поэтому люди жуют жвачку без всякой надобности, разрушая желудок. Потом завтрак – закинуть чего-нибудь, дабы не шевелились голодные змеи. Ну и путь на работу, именно то место, что мы так ненавидим. Часы монотонно: тик-так, тик-так. Ох, наконец-то вечер. Бегом на остановку, ну или за руль собственного транспорта. Домой, домой! Перепихон с любимым человеком, хотя по поводу любви можно и поспорить, а кто-то и вовсе бесконечно одинок, тогда за сериал для одиноких располневших дамочек, или кружка доброго пива в местной забегаловке. Ю-ху! День прожит не зря! Мы так счастливы! Боже, если ты меня слышишь, огромнейшее спасибо тебе за столь чудесный день! Я чувствую твою любовь! Работа-дом, работа-дом! Эдакий бонус в виде выходных и вуаля! Вот она современная жизнь. Есть, конечно, и другие стили безнадежного существования, но это основа.

Я, весь такой размышляющий об этом, так же безнадежно повязан этим экспериментом, не так как большинство, но все же. В каждом эксперименте есть свои непредсказуемые явления, на то он и эксперимент, и если я не могу выбраться из системы, то хотя бы постою в стороне. Хочется верить, что это мой собственный сценарий, а не один из редких путей уже написанных кем-то. И лишаться я его не собираюсь.

– Это мое заявление на отпуск, – говорю я, протягивая лист бумаги.

Кристин смотрит на меня, недоумевая.

– Отпуск? Марти, – в ее голосе скептические ноты, – ты толком месяц не отработал. Не думаю, что мистер Таргетт его подпишет.

– Мне плевать, – резко отвечаю я. – Передай этот чертов лист бумаги, если тебе не сложно!

– Это из-за полиции? Что они сказали?

Я разворачиваюсь и ухожу. Дверью хлопнул, натянул шлем, завел мотор, и вот я уже мчусь по дороге в сторону дома. Слева от меня болото, хранящее тайны под покровом тумана, справа эти одноэтажные домики, а за ними и многоэтажки, где высота не превышает пяти этажей. Чертов мир болота, как же он меня достал! Вся эта ситуация вернула к жизни мои чувства, но отнюдь не позитивные. Они подозревают меня! Надо будет позвонить доктору Деспину, без него мне не разобраться. Провал в моей памяти не дает мне покоя. Кем я мог быть? Я мог быть маньяком? Или я просто нагоняю на себя этот страх, только потому, что детективы пошли не потому следу? Я не помню, как очутился дома в ту ночь, черт!

Вопросы возникали один за другим в моем сознании, но ни на один я не мог ответить. Прибавив газу, я помчался домой.

Остановившись у дома, я снова обратил внимание на заросли за уродливым чудовищем в стиле «Хай-тек». Кустарники пронизывал туман. Этот гребаный туман заставлял мое сознание дорисовывать то, о чем мне вовсе не хотелось думать. Девушка, убегающая через норовящие ее схватить ветви, растопырившие корявые пальцы. Ее крики о помощи призрачно звучали в моей голове. Она бежала, потом падала, запнувшись о корягу, торчащую из тины. За ней гналось ее чудовище, что она не раз чувствовала во снах. Такое же, как я чувствую за той дверью, шпингалет которой вот-вот слетит, и я услышу самый ужасный звук, заставляющий тело содрогаться от дикого испуга – лязг шпингалета о пол.

Звуки смешались. Я уже не понимал, что реально, а что нет. Девушка, зовущая на помощь, срывающийся шпингалет, падающий на пол с тем самым душераздирающим лязгом. Дверь открывается, а за ней стою я.

Телефонная мелодия вернула мое сознание. Я оказался на земле, вжатый в решетку забора. Сознание меня подводит – это точно.

– Да? – говорю я в трубку.

– Марти, – орет Эли, – ты где, мать твою?

– Дома, – машинально отвечаю я.

– Сиди там, я сейчас приеду. Кристин сказала, что ты свалил с работы! Ты что такое делаешь? Что сказала полиция?

Не много ли испуга в ее голосе из-за меня? Я сейчас ни хочу видеть никого.

– Не нужно приезжать, – отвечаю я и нажимаю «отбой».

Она точно примчится, но с чего бы? Ее так заботят мои проблемы? Эли-Эли.

Я поднялся, загнал мотоцикл. Он мне больше не понадобится. Затем я зашел в дом. Нужно успеть собраться, пока эта странная дама не примчалась, и не начала меня отговаривать. Никого не хочу видеть! Что если копы правы? Что если это действительно я убил ту девушку? Я ведь и впрямь не знаю, что я делал последние пять лет. Кем я стал?

Ладони на висках, слезы подкатывают к глазам. Я падаю на диван. Что со мной происходит?

Так. Не время раскисать! Она примчится очень быстро. Нужно взять еды, воды и теплую одежду. У меня таковой нет, но нужно поискать одежду Жака. Мне даже одежда Каролин сойдет, главное чтобы теплая. Ночи в этой местности бывают жутко холодными – всему виной гребаная влажность, гребаное болото!

Открываю шкаф: пальто зимнее мужское – сойдет, штаны, носки, и даже пара трусов! Отлично! Далее – холодильник! Консервов я успел закупить так, что хватить пережить ядерную зиму. Все что видел, я скидал в детский рюкзак, который нашел в шкафу, в нижней его части.

Мне нужно сменить место нахождения, и я знаю куда отправлюсь. Они меня подозревают, а значит, у них есть основания. Они точно сказали не все! Я сам займусь расследованием дела, пока полиция меня не схватила. Я уже не уверен почти не в чем, кроме того, что я по уши в дерьме! Чертова амнезия! Я всегда полагался на разум, но сознание подводит меня все чаще!

– А ты не думал, почему?

Я замер. Рюкзак выпал у меня из рук, консервы брякнули о пол.

– Чарли?