Текст книги "Льеккьо. Болото никогда не отпускает свои жертвы…"

Часть вторая. Призраки прошлого

Он проснулся позже, в своей палате, под утро. В полумраке он сидел и смотрел в темный прямоугольник окна. Отражение его лица висело в нем бледным пятном. Эван уставился в глаза своего двойника и читал в них полную потерю надежды и одиночество.

Джеймс Сваллоу. Эффект Бабочки.

1

Чудовище где-то рядом. Она его чувствует. Она не может себе этого объяснить, но явственно, насколько сейчас это возможно, его чувствует!

Ветки цепляют ее за одежду. Куртка уже изодрана этими деревянными пальцами. Слезы текут из глаз. Она смахивает их, размазывая туш, всхлипывает и бежит дальше. Болотный ковер под ногами предательски мягкий, прогибается под каждым шагом. В ботинках вода.

«Зачем ты послушала Рона? – спрашивает она сама себя. – Ты – дура!»

Ее лицо горит в том месте, куда пришелся удар этого чудовища. Язык чувствует вкус собственной крови – она прикусила его в тот момент. Губа так же разбита и кровоточит.

Камышовые заросли обступают ее еще сильнее. Кажется, само болото не хочет ее отпускать. Скольких оно хранит в себе, кто знает?

Ее мозг работает на пределе, но все, что ей остается – это бежать! Бежать, Лиза, бежать! Болото должно скоро закончиться, а там уже и дома! Там Рон, там спасение!

В ее сознании почему-то проступило лицо матери. «Зачем о ней сейчас думать. Моя мать шарахается от меня. От родной дочери! Я – ее прыщик на лбу, стрелка на колготках, пустой кошелек – все, что может заставить ее гореть от стыда. Она в этом никогда не сознается, но она сторонится меня, стыдится», – проносится в ее голове. Мысли хаотичны, ну и пусть. Главное сейчас, продраться через эту вязь! Под ногами хлюпает. Ей хочется кричать, но она сдерживает этот порыв. Вдруг он потерял ее из виду, вдруг чудовище отстало!

Когда этот маньяк вдруг появился словно из неоткуда, он сшиб ее с ног, ударом по лицу. Но она не растерялась и врезала ему ногой в пах.

«Бедный Эдвин, – вдруг пронеслось в ее голове, – он ведь и не знает, что я здесь! Я сказала ему, что останусь ночевать у матери! А он так меня любит!»

Луна мелькала среди черных комков, проплывающих по мрачному небу. Этот призрачный свет висел туманом над заводями, что представали взору, когда камыши расступались. Дорожка отчетливо виднелась, но только на пару метров от нее. Лиза бежала, что было сил, а путь все никак не заканчивался.

«Не стоило мне так делать! – винила она саму себя. – Ты обманывала Эдвина столько раз! Он души в тебе не чает, а ты… Выберусь отсюда, пошлю Рона к черту! Пошел он! Пошло все! Господи, только бы выбраться! Я больше никогда не изменю Эдвину!»

Вдруг до нее донесся хруст ветки, где-то сзади.

– Мама, – взвизгнула она. Ее ноги засеменили еще сильнее. Она не чувствовала усталости, не чувствовала ничего, кроме первобытного страха, пронзившего все ее тело. Ей хотелось упасть, и не вставать, но инстинкт твердил обратное – бежать, Лиза, бежать! Спасение близко!

На лбу выступил холодный пот, а тело колотил озноб. Руки, даже сжатые в кулаки, тряслись.

Вскоре, она уже не могла бежать. Силы иссякли. Отчаявшись, она остановилась, и ее вырвало. Затем она и вовсе рухнула на землю. Коленями она ощутила холодную мокрую землю.

«Нужно идти! Вставай!»

Она собирает последние силы, и встает. Шаг за шагом, ступая осторожно, она движется к спасению! Вдалеке уже слышен лай собак!

«Знала же, – проносится снова в ее голове, – что произошло убийство. Нет, поперлась через болото. Срезала! Так никто не увидит, что ты ходила к Рону Пилтону. А теперь никто не увидит, как тебя изнасилуют или убьют. Или то и другое вместе».

От этой мысли, ее глаза снова застлали слезы. Она разрыдалась, но продолжала идти.

Вот уже и свет фонарей прорезается через призрачный туман! Спасение близко! Она почти дошла!

Удар по ногам выводит ее из равновесия, и она падает в грязь. На зубах хрустит земля, руки утопают в жиже.

Раздается вопль отчаяния.

– Что вы от меня хотите? – кряхтит она.

Ее хватают каменные пальцы, тянут и переворачивают. Лицо чудовища скрывается в тени. Его тлетворное дыхание способно вызвать рвоту, но желудок Лизы уже пуст. Чудовище достает из кармана тряпку.

– Зачем вам это нужно? – жалобно скулит она, не имея сил сопротивляться.

Тряпка лезет ей в рот. Она бьет чудовище по лицу, но удар выходит слабым. Скотч обматывается вокруг ее лица, перекрывая рот.

– И при всех твоих мерзостях и блудодеяниях твоих ты не вспомнила о днях юности твоей, когда ты была нага и непокрыта и брошена в крови твоей, – услышала она страшный голос своего чудовища, скрывшегося в тени.

Он пытался снова перевернуть ее, заламывая руку, но она другой рукой нащупала корягу. Что было сил, она ударила. На миг, чудовище оставило к ней интерес, занятое своей болью. Этот миг свободы, Лиза попыталась использовать и, поднявшись на ноги, захромала на свет фонарей.

– И после всех злодеяний твоих, – горе, горе тебе! Гребаная стерва! – услышала она позади себя. Лиза продолжала идти к спасению, несмотря, на то, что это уже не имело смысла. Ее ноздри раздувались, и каждый вздох давался с трудом, отдавая болью в ребра.

– При начале всякой дороги устроила себе возвышения, позорила красоту твою и раскидывала ноги твои для всякого мимоходящего, и умножила блудодеяния твои…

«Я каюсь, – говорила она про себя. Ее рассудок помутился. – Я каюсь!

Она прошла еще немного, а затем рухнула. Она уже видела первый дом, но силы подвели ее. Земля ринулась на встречу. Ее рука потянулась в сторону домов, где спасение лукаво улыбалось фонарным светом.

Каменные пальцы схватили ее за волосы и потянули назад.

– Да и хрен с тобой, – услышала она голос, как через толщу воды.

Холодная сталь смертельным поцелуем впилась в ее горло.

2

«Бог любит тебя, Марти!» – гласила надпись, въевшаяся в стену половой краской. Вокруг надписи расклеены фотографии убитых девушек, вперемешку с вырезками из газетных статей.

– Он что, наслаждается собственными злодеяниями? – недоумевал Спенс. – Скажи мне, что он ещё и в бога верит.

– Не знаю, – ответил Киллиан, свеча фонариком на одну из статей, где общественности рассказывалось об убийстве Линды Хелман. – Люди бывают поистине безумны. Религиозные преступления рука об руку с психозом.

В комнату свет почти не проникал. Крыша в этом поместье протекла, на полу стояла лужа, как напоминание о недавнем дожде. Здесь пахло сыростью. Обитатель этого дома явно не был марафетчиком. На полу валялись старые газеты, пластиковые бутылки из-под воды и обертки полуфабрикатов. К сырости примешивался запах давно просроченной еды.

– Он здесь пару недель уже точно не находился, – заметил Каллиан, пнув заплесневелый кусок хлеба. Его напарник наклонился, чтобы одернуть полотенце на подозрительной куче.

Под полотенцем личинки копошились в тухлой куриной тушке.

– Это уж точно, – Спенс сплюнул на пол, едва сдержав рвоту. – Моя благоверная умерла бы в истерике, – заметил он.

– Не многие вынесут того, что нам порой приходится обнаружить.

– Да я не про то, – отмахнулся Спенс, доставая сигарету из мятой пачки. – Она у меня чересчур чистоплотная, даже горничным не доверяет. «Генри не топчи мне, Генри не кроши…» – передразнил он жену.

Киллиан усмехнулся:

– Я помню, как получил по руке на первом ужине, потому что хотел начать есть, не произнеся молитву.

– Женщины, – выдохнул Спенс, наполнив воздух дымом сигареты.

– Это ничего не доказывает, – произнёс Каллиан, ещё раз осветив стену с ободряющей надписью. – Он мог вести собственное расследование, иначе, зачем ему все эти статьи?

Спенс сделал глубокий затяг, подержал дым в легких, затем медленно выпустил его.

– А как же моя догадка?

– Наслаждался, создал бы альбом, здесь же… Встань перед стеной и посмотри. Он изучал их, так же как мы в отделе. Гляди. – Каллиан подошёл к стене вплотную и осветил один из снимков. – Эта фотография с места преступления, снятая на «полароид». Думаю, он сделал ещё сам.

Он осветил другую фотографию.

– Вот ещё одна.

– Надо бы сказать ребятам, чтобы все здесь отцепили, – предложил Спенс, бросив окурок в лужу на ковролине, – его труды могут нам помочь.

– Возможно, – согласился Каллиан, – нужно осмотреть другие комнаты.

В следующем помещении они обнаружили кровать, письменный стол, стул, масляную лампу. По кровати разбросаны фотографии.

– Посмотри, – сказал озадаченный Спенс, указывая на одну из фотографий. – Это Лиза Фармер – вторая жертва.

– Фото жертвы? – удивился Каллиан, наводя фонарик на фотографию. – Если он не убийца, то когда он сделал этот снимок?

– Вот-вот, – утверждающе произнёс Спенс.

– Но когда обнаружили тело Лизы Фармер, там столпилась масса народу, что явилась задолго до появления наших ребят.

– Или мне кажется, или ты его защищаешь? Ты отвергаешь очевидное, Норм.

– Надпись он тоже сфотографировал, – заметил Норман Каллиан. Он осветил снимок, гласящий: «при всех твоих мерзостях и блудодеяниях твоих…»

Спенсер все ещё смотрел на снимок жертвы, на горле которой зияла кровавая щель.

– За что она заслужила такое? – задался он вопросом вслух.

– Она ещё ребёнок.

– Почему он пишет о блуде? Его жертвы замечены в проституции, тут что-то другое.

– Религиозный псих, вот и все, – произнёс Спенсер. – А всему виной нищета. Все трещат о воспитании, детских травмах, комплексах, а я думаю дело в нищете. Родись он в богатой семье, ему бы не было дела до таких вещей, нюхал бы кокаин с золотой молодежью, и мы бы сейчас не торчали в этом могильнике курятины.

– Думаю, все несколько сложнее, – ответил Каллиан. Теперь пришла его очередь перебивать запахи разложения сигаретным дымом. Он чиркнул «зиппой». – У богатых больше шансов уйти от таких как мы, но безумны они не меньше, а порой и больше, из ложного чувства вседозволенности. Голодные – озлобленны, чрезмерная сытость же – развращает. Первых понять можно, вторых же…

Каллиан осекся, когда заглянул в выдвижной отсек стола.

– Его дневник, – сказал он. – Или записная.

Он раскрыл потертый ежедневник. На первой странице заметками выведены телефонные номера.

– Стоит их проверить, – предложил Спенсер, взглянув на телефонный список. – Вдруг кто выведет на него.

– Думаю, ты прав.

Норман Каллиан перевернул страницу, затем еще одну, потом еще…

– Списки продуктов, перечень книг, даты, – озвучивал он содержимое каждой страницы. Вскоре он стал листать бегло.

Спенс тоже смотрел на каракули подозреваемого.

– В отделе поглядим…

– Стой. – Спенс заложил указательный палец, на приглянувшейся ему странице. – Что это?

Эта часть ежедневника исписана одной и той же фразой.

– «Ты убил их!» – прочитал в слух Каллиан.

– Думаю, это признание, – сделал вывод Гарри Спенсер. – Наверное, в припадке, но думаю – это признание! Такое бывает: убийца винит себя за содеянное, и вот такими закидонами обличает сам себя… ну, для себя… перед самим собой, – таки смог донести мысль Спенс.

– Возможно.

– Норман, признай хоть раз, что я – прав!

– Гарри, – ответил ему Каллиан, – нельзя утверждать наверняка.

Спенсер подошел к забитому досками окну, и попытался что-то разглядеть в щели меж досок.

– С тем маньяком-фетишистом, я оказался прав, – напомнил он. – Там ты тоже все время «возможничал».

– Не люблю делать поспешных выводов, – парировал Норман. – Надо бы сворачиваться. Нужно сказать ребятам, пусть оцепят все и обшарят каждый угол. Этот парень, может быть нашим клиентом.

– Господи, Норм, – сокрушался Гарри Спенсер. – Это и есть он, спорим на бутылку хорошего скотча?

3

Каролин Монсар собиралась отправиться в Болото. Ее брат пропал, а по словам Жака, его подозревают в тех страшных убийствах. Каролин собралась сама расспросить всех, кто знает Мартина. Но сначала ей предстояла беседа с полицией. Ее пригласили в участок.

Детектив сидел напротив, вдумчиво разглядывая ее лицо. Что он видел там? Что он надеялся там прочесть? На нем была белая рубашка без узора и чёрный галстук. Его черные густые волосы, зачесанные на бок, давали металлические блики в дневном свете. Пышные брови стянуты друг к другу, так он усердно выражал задумчивость.

– Что вы можете рассказать о своем брате? – наконец произнес он. – Какой он?

Каролин глубоко вздохнула.

– Марти, – начала она, – он странный, но не настолько, чтобы быть тем маньяком, которого вы ищите, мистер Каллиан. У него жестокие суждения обо все, но он славный.

– Это мы стараемся выяснить. Он обучался в той школе, – заметил детектив, – он верующий?

Каролин отпила кофе, так любезно предложенный Каллианом.

– Как я поняла, вера не дала ему ответов, и он… ну, разочаровался что ли. После того случая в детстве, Мартин замкнулся в себе. В школу его отправила тетя. Я тогда ходила в балетную школу, а Мартин отстранился ото всех. Тетка решила, что в той школе ему будет лучше. Она не верила, что ему будет комфортно в обычном учебном заведении.

– Случай в детстве? – переспросил детектив. – Расскажете?

– Наша мать больна. Когда на болоте пропала младшая сестра Лиза, мама это тяжело перенесла, она так и не смогла смириться с потерей. Ее частые визиты на болото, все больше сводили ее с ума, пока она окончательно не потеряла рассудок.

– Соболезную, – проговорил Каллиан. Каролин научилась не замечать все эти формальные словечки. Она сделала короткий кивок.

– Отчим часто надирался, – продолжила Каролин. – Меня забрала к себе наша тетя, а Мартин остался дома. Ему приходилось все это выносить на себе. Потом маму забрали в психиатрическую лечебницу., ту, что неподалеку от сюда.

У Каролин предстали эти картины перед глазами, размытые, старые и забытые. Рожа отчима, обрамленная грязной бородой, и материнское лицо с безумно глядящими глазами. Ей тогда не стоило оставлять брата, но она была маленькой, и не понимала.

– Отчим много пил, – сказала она, – и в один из его запоев, кто-то зарезал его. Мартина тогда нашли на болоте. Все тогда решили, что Мартин мог видеть момент убийства. Когда он нашелся, то был так напуган, что долго ничего не говорил. Тетка забрала его к себе. Она решила, что в школе Мартину будет лучше.

– Мисс Монсар, – сказал детектив.

– Миссис Монсар, – заметила Каролин. Детектив кивнул.

– Ваш брат встречался с кем-нибудь?

– Вы про девушек, – улыбнулась она, – моего брата девушки интересуют не больше мужчин. Ему безразличны все одинаково.

– Одна из его коллег по работе, рассказала, что он ходил в кино с Эли Райли, еще одной его коллегой.

– Я ничего не знаю об этом, – честно сказала Каролин. Мартин? В кино? С Девушкой? Вот уж неожиданно. – Сходить в кино, детектив, не обязательно встречаться.

– Эта Эли ответила так же. Мне сказали, что у вашего брата амнезия, это так?

– Марти последние пять лет не помнит совершенно. Он тогда просто пропал. Я пыталась найти его. На работе, в крематории Уинвилля рассказали, что он однажды не вышел на работу, но никто не смог этого объяснить. Он просто пропал. Я тогда обращалась в полицию, но и ваши не смогли помочь. А потом он заявился ко мне в полной растерянности.

– А вы уверены, что его амнезия не выдумки? – вдруг спросил детектив.

– Не похоже. Его поведение говорило в пользу амнезии. А у вас свои взгляды на этот счет, как я понимаю?

Каллиан промолчал.

– Не знаю, – раздраженно сказала Каролин, – может мой брат и выдумал амнезию, а может и нет, но детство точно повлияло на его психику. Но, опять же, это не означает, что мой брат – убийца.

– А может, и обозначает. Как только мы с ним поговорили, он сразу же подал заявление на отпуск и скрылся.

– А вы не задумывались, детектив Каллиан, почему он просто не сбежал? Почему он написал заявление, и не на увольнение, а всего лишь на отпуск?

– Хороший вопрос миссис Монсар, – глубоко вздохнул детектив.

– Скажите, детектив, вам знакомо одиночество? – Ей и самой оно знакомо. Это ненавистное состояние она испытывала часто.

Детектив отвернулся в сторону, уставив взгляд на шкафчик с коробками для дел. Каролин знала этот взгляд – сидящий напротив человек знает, каково быть одному.

– Мартин всю жизнь одинок, – продолжила она, – жизнь к нему не благосклонна. Мой брат многое пережил, он лишился семьи, и всю жизнь пребывал в одиночестве. Не от хорошей жизни люди работают в крематории, уж поверьте. Я уверена, глубоко внутри Мартину хочется человеческой любви, но не как не крови.

– Я понимаю, Миссис Монсар, – ответил Каллиан, вернув к ней свой проницательный взгляд.

– Так может вы копаете не под того человека? Знаете, – вставая, сказала Каролин, – копайте сколь вашей душе угодно, а мне пора. Не звоните мне больше, я не буду с вами сотрудничать. Мой брат не убийца. Я его знаю, уж поверьте.

Она направилась к выходу.

– Когда мы его найдем, то непременно позвоним, – пообещал Каллиан.

Каролин не обернулась. Ей надоел этот допрос. Ты им рассказываешь, что знаешь, а они никогда ничего не договаривают, лишь намеки делают. А ты в голове собирай пазл. «Уроды», – пронеслось в ее голове.

Болото – это место она не переваривала. И зачем только Жак купил дом именно тут? Нельзя сделать это в Дарри, или Инсмуте? Хотя тут все стоит на болотах. Детство оставило отпечаток не только в душе ее брата, это чертово место прошлось и по ее памяти, навечно там закрепившись. Слава Богу, она хоть не видит всяких дурацкий видений, типа светящихся огней, как ее полоумная мать или братец. Но ей все равно не по себе при виде тумана над трясиной, который можно наблюдать из окна их загородного дома. Жак снова уехал надолго. Лаида тоже в школе. Ей вновь приходится быть одной. Одиночество, как она это ненавидит. Тиканье часов, тихий шум телевизора, шуршание холодильника или кондиционера, и все это висит в мертвой тишине. Эта вязкая глушь удушает, она обволакивает тебя, поглощает, а ты можешь лишь задыхаться, разбивая часы о стену. Тишина сводит с ума. Ты отключаешь кондиционер, делаешь громче телевизор, но он мешает тебе читать. Тогда ты вырубаешь последний источник звука, остается лишь шепот собственных губ, воспроизводящий звуки, зашифрованные в письме. А затем ты понимаешь, что те звуки, раздражавшие тебя, они есть то маленькое спасение от безумия полной тишины. И тогда ты снова включаешь все.

Болото снова встретило ее специфическим запахом. Этот городок пропитан сыростью, плотным запахом разложения. Как люди могут выносить это каждый день? Но они живут здесь, и видимо, привыкли. Туман здесь может бродить по улицам, лишая людей ясности ума, вот они и видят все эти галлюцинации, подумала Каролин – все эти огни и своих умерших близких, как ее мать, и прочую чушь. В глубине души, она сама боялась увидеть, но как только такая мысль пыталась засесть в ее голове, она выталкивала ее прочь, громко включая музыку. Так она поступила и сейчас, выкрутив колесико громкости на панели управления своего «бьюика». Музыка заполнила пространство внутри автомобиля так, что Каролин казалось, что весь городок наполнился этой песней.

Она остановила «бьюик» у бара, куда не так давно пристроила своего брата. Зайдя внутрь, она обнаружила там белокурую официантку, и тощего бармена. Народу набилось много. Каролин прикинула: неплохо бы остаться здесь до утра, дабы не разбивать очередные часы о стенку.

– Извините, – обратилась она к официантке.

– Да, мэм?

– Вы работали с моим братом?

Официантка разгладила фартук.

– Да, я работала с Мартином, – и добавила, – меня Кристин зовут.

Каролин натянула губы. Ей плевать как зовут эту блондиночку.

– Ты не замечала в последнее время ничего странного в поведении моего брата?

– Мисс Монсар, – начала Кристин.

Каролин прервала ее замечанием.

– Миссис Монсар, – поправила она, подняв левую руку, на котором блестело обручальное колечко.

Кристин смущенно улыбнулась.

– Миссис Монсар, – поправилась она. – Ваш брат – одна большая странность. Его будто совсем ничего не интересует, кроме болтовни с набравшимися клиентами. Но в день, когда он написал заявление на отпуск, от него исходило сильное раздражение, как мне показалось.

– Это после разговора с полицией? – уточнила Каролин.

– Да, именно тогда. Не знаю, о чем они разговаривали, но как только детективы ушли, Мартин написал то заявление. Они подозревают вашего брата.

– Это я знаю, – сказала Каролин. Поняв, что ничего нового от этой девицы не допытается, она решила оставить эту затею.

– Спасибо, эээ… Кристин, – сказала она, и направилась к выходу.

Каролин была уже у самой двери, как в бар вошла девушка с вызывающей прической. Ее волосы выкрашены в черный, а челка в темный фиолет. Девушка взглянула на нее, будто узнав, а затем поспешила обойти ее. Каролин обернулась, глядя в след этой моднице.

– Привет Эли, – звонким голосом приветствовала Кристин эту даму.

Эли? Та самая, с которой ее брат ходил в кино? С ней непременно стоит перекинуться парой слов. Каролин направилась к этой девушке. Она взяла ее под руку и, несмотря на возражения той, отвела в сторону.

– Чего тебе? – бесцеремонно бросила та.

– Я – сестра Мартина, Каролин.

– Что ж, я рада за тебя, – ответила Эли, не скрывая своего недовольства. Но в ней читалось, что-то такое, что Каролин не могла себе объяснить. Эта девушка, будто знала ее, но пыталась скрыть этот факт. – Чего тебе от меня надо?

– Я слышала, ты ходила с моим братом в кино.

– Ну, что-то подобное припоминаю, – созналась та.

– И как?

– Кино, как кино. Что тебя конкретно интересует? Ревность гложет или что?

Каролин улыбнулась.

– Извини, – поспешила сказать она. – Мой брат пропал, и я хочу понять, что тут произошло. Тебе, видимо, удалось запасть ему в душу, раз он пошел с тобой в кино. Ты не замечала ничего странного в его поведении?

– Да он сплошная странность, уж поверь, – ответила Эли, стараясь не смотреть Каролин в глаза. – Он к доктору ездил, тот уколы прописал.

– Уколы? – удивилась Каролин. Про доктора она знала, сама договорилась об их встрече, а вот про уколы…

– Да, что-то успокаивающее.

– Что-нибудь еще? Какую-нибудь мелочь в его поведении? – не унималась Каролин. Ей казалось, что эта девушка точно знает о ее брате то, чего не знает она.

– Его мучают кошмары, – рассказывала Эли. Она мялась на месте, не зная куда деть руки, как и взгляд, который блуждал повсюду, но избегал лица Каролин.

– Кошмары? – удивилась та.

– Ты вообще знаешь своего брата? – резко спросила Эли, уставившись Каролин прямо в глаза. Что-то давно забытое шевельнулось внутри Каролин от этого взгляда. Что-то билось в ее сознании, пытаясь собраться в образ, но так и не смогло.

Каролин развернулась, и направилась на выход. Ей казалось, что она чувствует взгляд этой странной девушки на себе. Этот взгляд как призрак чего-то, но она так и не смогла понять чего именно.

Дом великаном высился в сумерках. Рваная линия деревьев за домом делила реальность на две части – серую и черную. Каролин блокировала дверцы автомобиля и отправилась в дом.

Мистер Таргетт позвонил ей в тот же день, как только Мартин написал заявление. Каролин пыталась дозвониться до Мартина, но тщетно. Жак тогда снова поехал в Болото, а по приезду рассказал, что узнал. Информации немного. Детективы с его разрешения осмотрели дом, но ничего не обнаружили.

Каролин обошла все помещения, заглянула в спальню в шкафу, в шкафы для одежды, обнаружив не достаток в вещах, затем прошла на кухню, но там все в порядке. Значит, он взял только одежду, подумала она. В целом все на местах, как она изначально расставила. В доме никто ничего не менял уже несколько лет.

Тишина снова давила на нее. Это состояние, когда ты ощущаешь не осязаемое. Кажется, будто тебя погрузили в бассейн, наполненный вязким давящим веществом, что завивается и в уши и в нос и даже в рот. Каролин включила телевизор, но зная, что он не спасет, отправилась на кухню.

То ненавистное состояние возвращалось к ней. Не сразу, но маленькими приливами, которые обещали перерасти в цунами. «Я не хочу думать об этом, – говорила она себе, – не хочу!» Войдя в кухню, она достала из шкафа бутылку виски. «Я всего лишь хочу быть любима, – продолжала она оправдывать мысли, – почему я должна страдать?» Стакан грякнул по столу, и спиртное наполнило его до краев. Выпив содержимое стакана залпом, она отправилась обратно. «Зачем я так поступила, – говорила она, и слезы наворачивались у нее на глазах. – Прости меня, мой малыш, прости!» Ей хотелось кричать, чтобы только отбросить от себя вуаль одиночества, окутавшую ее с ног до головы, съедающую всю без остатка. Она вспомнила холод кушетки, и успокаивающие речи доктора. Затем неприятную боль инструмента. «Я тварь! – шептала она, пока слезы жгли ее лицо. – Зачем ты так поступила?» Она села на лестнице, налив себе еще. Снова залпом. Воображение рисовало ребенка, ту жизнь, которая могла родиться, если бы она не убила ее. «Да и пусть бы узнал, – заорала она, обхватив живот руками. – Я хочу быть любимой! Я хочу ребенка! Прости меня мой малыш, прости!» Виски дало о себе знать, и ее разум помутился. Она снова налила себе спиртного, допив до дна, кинув стакан на пол. Тот разлетелся мелкими осколками.

– Сука! Сука-сука-сука!!! – кричала она, дергая себя за волосы. – Я хочу выпить!

Она поднялась и побрела на кухню. Взяв второй стакан, она развернулась чтобы выйти, но ее взгляд остановился на шкафчике со спиртным. Она решила захватить бутылку «бурбона». Взяв бутылку, она обратила внимание на свернутый вдвое листок, что скрывался под бутылкой виски. Взяв этот лист, она развернула его.

«Каролин, – гласила записка, – не ищи меня. Я знаю, что будешь – ты такая. Не знаю, что со мной творится, но точно знаю, что все ответы в Дарри. Могу доверить это только тебе. Мне туда ход закрыт. Мартин». Стоя с бутылкой «бурбона» в одной руке, запиской в другой, вся в слезах и с растрепанными волосами, Каролин Монсар на миг забыла о переживаниях.