Текст книги "Рагнарёк, или Попытка присвоить мир"

Разлюбленный

Новгород, конечно, город великий. И не только потому, что он так называется – Великий Новгород, но и потому, что здесь хаживали Гостомысл, Рюрик и, на минуточку, Вещий Олег, о котором и Пушкин, и фантаст Юрий Никитин писали. У нас ведь как – если не писали, то вроде и не было, а если писали, но не было, то вроде бы и было.

Прискорбно, но сейчас по Новгороду хаживаю я. Обо мне тоже писали, и я писал, но это, слава богу, в прошлом. Сейчас я на «Мясном дворе» в охране роблю, присматриваю за колбасой и слушаю людей, когда на служебном автобусе туда-сюда езжу. У нас на работе как? Если кого поймал за руку или, скажем, в неположенном курении уличил – премия. Но я жалостливый, сентиментальный прямо, как иной садист, потому живу без премии, дурак.

Жена от меня ушла, ибо, как говорится, пора и честь знать, потому живу я один с тремя котами в «двушке» на пятом с деревянными полами и балконом на широкую ногу. По утрам бегаю, по вечерам стою в планке и машу гантелями, по ночам изо всех сил не думаю, как жить дальше и надо ли. Славы не ищу, денег не ищу, женщину не ищу, удовольствий не ищу, смерти не ищу, власти не ищу, драки не ищу, закладок не ищу, жалости – и той не ищу. Жду только, что, может, Бог в милости своей противоестественной душонку мою разморозит и я немного воспряну. Хоть что-то начну наконец искать. Хоть какую-то уже демонстрировать жизнь.

А пока внутри погибель, я для себя так решил – буду везде ходить и причинять добро. Чтоб не в себя глядеть, а на других и через это глядение здороветь. В Новгороде, если опустить кремль, заслуживают внимания муниципальные помойки. Там буквально на каждой аншлаг, изобилие. Воронам очень нравится. Я, когда первую свою новгородскую помойку увидел, аж вздрогнул и в дрожи той пробормотал: «Хорошо, что Рюрик не дожил!» Мне вообще нравится исторические штучки-дрючки к обыденности приплетать. Через это приплетание обыденность становится менее обыденной.

Давеча трех пьяных девиц в юбках «срам прикрой» встретил. Две стоят прямо, но шатаются, а третья не шатается, зато согнулась и блюет. А я мимо иду и говорю: «Что ж вы творите, дщери Гостомысловы!» Или вот в очереди стоял, в «Магните». Меня туда, как магнитом, тянет. С одной старушкой посмотрели друг на друга ласково, а я и брякнул: «Не подскажете, какого числа вече всенародное? Молоко почти сто рублей за литр, где такое видано?!»

А помойки, конечно, меня перепахали. Там столько мусора разноцветного, разнообразного, что, если его весь одушевить, можно мультик придумать вроде «Полного расколбаса», но без пошлости. Философский мультик о загробной жизни вещей, что несут на себе отпечатки своих бывших хозяев. Но мультики делать я не умею, я умею фотографировать и жаловаться. Обойду, думаю, все помойки Великого Новгорода, запечатлею и доложу мэру о положении вещей, пусть меры примет. И мне занятие, и обществу польза. Не все же в кровати лежать и думать, что когда один человек любит, то и другой должен его любить, а не разлюбливать односторонне, когда ему вздумается. Разлюбливать вместе надо. Или вместе любить. Иначе мука одна и бессонница.

У меня график на работе такой: два дня в день, два дня в ночь и четыре роздых. А мне куда четыре роздыха? У меня от такой праздности смертоносные поползновения в уме обнаруживаются. Мне работать надо не покладая головы. У меня ум, как ручки детские. Если в них погремушку не всучить, они черт знает куда позасовываются. Такое сравнение родилось: ум – ручки, мысли – пальцы. Пока пальцы заняты, шахматную задачку, например, щупают, то и хорошо. А как освободятся, как заимеют волю, какую только гадость не схватят. И в рот еще, сиречь – в душу, тащат. Жуй, дескать, Жакуй. Извините. Я про Жакуя вспомнил, потому что недавно французский фильм «Пришельцы» с Жаном Рено смотрел. Добрый фильм. Я сейчас кино редко смотрю, мне тяжело недвижимым долго быть, у меня внутри потому что беспокойство. Я его «духом непоседливости» называю. Когда нутро приплясывает, затруднительно снаружи не дергаться. Нутро и наружа вроде сосудов сообщающихся, но не совсем, а, может, и совсем. Раньше я думал, что только из нутра в наружу все перетекает, а теперь рассуждаю, что и в нутро из наружи течет. Я вчера эту мысль испытал. Коктейль благостный выпил – валерьянку, пустырник, корвалол – и сел в кресло без телефона и других устройств, чтоб и снаружи, и внутри сидеть. Так думал: если телом спокоен буду, то и душой вослед ему успокоюсь. На десять минут меня хватило. У нас… у меня домофон через раз звонит. Щас-то мне никто не звонит, а раньше жена часто звонила, ключи забывала. А он, домофон наш… мой, то дает звук, то молчит, зубы сжал. А я думаю – вдруг она Кирилла этого разлюбит, как меня, а меня полюбит, как его, и домой придет, а я не услышу, дверь не открою. В такой ситуации нельзя дверь не открыть. Тут домофон не услышать, как совпадение наоборот – трагедия одна. Поэтому я иногда к домофону подхожу, трубку снимаю, слушаю и кнопку открывальную нажимаю три раза. Вот и здесь десять минут просидел – опа! – домофон же! Соскочил, проверил, мало ли. Тишина. Полгода уже тишина. Хорошо хоть помойки завалены.

Я с ночи выдрыхся, в кошмарах, как водится. Снилось… На СНИЛС похоже, у меня есть, пять лет назад получил. Снилось, короче, что я инкассатором работаю и меня убивают, а я убиваюсь. Это оттого, что у меня в Перми, где я долго жил, друг инкассатором робит. Я ему, как глаза протер, сразу позвонил и велел с работы увольняться, невзирая на жену, сына, ипотеку и автокредит. Сон с четверга на пятницу шел, опасно. А он не стал, посмеялся только – хе-хе.

Дальше я котов покормил и себя. Я всегда сначала котов кормлю, а потом себя, потому что коты плоти целиком покорны, они из природы не выпирают, а люди частично покорны и выпирают.

По помойкам ходить интересно. Они на картах не отмечены, блуждать приходится, а блуждать хорошо, потому что случаются всякие случайности и помойки из-за угла выпрыгивают, а ты им радуешься, ибо молодец, разыскал. Или «розыскал»? Розыск? Нет, все-таки разыскал. Визуально знаю, что разыскал, а почему «разыскал», не знаю. Я у девятой помойки был, фотографировал, а тут бомжи подошли. «Ну что, – говорю, – варяги, за зипунами?» Те смеются. Бомжи вообще люди с юмором и почти всегда образованные. У нас же от ума и горя пьют, чтоб с собой расстаться, а не ради пьянства. Не успел с варягами разговориться о том о сем, как чувствую – ног нет. И рук. И сердце в глотке клокочет, и оба глаза, как око Сауроново, глядят поедом. Это жена моя с Кириллом своим под руку вдоль дома идет с елкой новогодней. Я думал, она… А она… Да что уж теперь… Глядеть не могу и не глядеть не могу. А она счастливая такая. Я знаю, когда она счастливая. У нее лицо светится. Глаза зеленые блестят изумрудисто. Руками взмахивает, как царевна-лебедь. Ямочки на щеках появляются. А Рюрик, говорят, от тоски в Киев убыл. А я не убуду, я в Новгороде останусь. Может, еще что с помойками придумаю. Нет, ну как идет, как идет! Боже ты мой!

Палочка и яблоки

2008 год. Пермь. Восьмилетка Миша проснулся ночью в своей кровати, потому что животик вспучило. Миша поворочался с боку на бок, но газики не вышли. Тогда он вылез из постели, повертел в руках книжку о Гарри Поттере и пошел к родителям в спальню. Обычно мама гладила теплой ладонью его живот, и все проходило. Толкнув дверь, Миша завис, потому что она не толкнулась. Раньше она толкалась, а тут не толкнулась. Это, наверное, из-за того, что родители заперлись в спальне. За дверью скрывалась тайна, а Миша любил разгадывать тайны. Чтобы разгадать эту, он прижался ухом к двери и прислушался. Сначала он ничего не услышал, а потом услышал мамин шепот:

– Где твоя волшебная палочка?

Папа ответил:

– Вот моя волшебная палочка.

Мама переспросила:

– Вот твоя волшебная палочка?

Папа повторил:

– Вот моя волшебная палочка.

Миша едва не вскрикнул и зажал себе рот ладошкой. У его папы есть волшебная палочка! Значит, это все правда? Его отправят в Хогвартс! После второго класса? Или после третьего? Если после второго, то это уже в сентябре!

В ту ночь Миша едва уснул, так сладко ему мечталось о гриффиндорском факультете. Одна только мысль обжигала крапивой – вдруг он магл? Это бы объяснило, почему родители до сих пор ничего не рассказали ему о мире волшебников.

Утром Миша был молчалив и многозначителен. Магл или маг? Спросить родителей в лоб он не мог, потому что подслушал, а подслушивать нехорошо. Быстренько проглотив овсянку, Миша позвонил Коле и пошел гулять во двор. Коля тоже любил Гарри Поттера, и Миша хотел с ним посоветоваться. Друзья встретились возле «кузнечика». Это такая опасная качель, которых сейчас уже не делают.

– Привет, Миша.

– Привет, Коля. Мой папа – волшебник.

– Как это?

– А вот так…

И Миша рассказал Коле о ночном разговоре. Коля поскреб затылок.

– Прямо так и спросила – где твоя волшебная палочка?

– Прямо так. А папа сказал – вот моя волшебная палочка. Я точно слышал.

– Ух ты! Надо ее найти.

– Кого?

– Да палочку! Чтобы убедиться. Ты ищи у себя дома, а я поищу у себя. Вдруг мой папа тоже волшебник?

Коле очень хотелось, чтобы его папа был волшебником. А потом он подумал, что Мишины родители специально о волшебстве ночью разговаривают, чтобы никто не подслушал, дело-то серьезное. Может, и его родители так же делают? Надо проверить.

Миша вернулся домой взбаламученным. Искать палочку, когда родители путаются под ногами, дело непростое. Поэтому Миша заныл, что хочет мороженку и «хороший хлебушек». Хорошим хлебушком он называл свердловский кекс. Вынудив маму к походу в магазин, Миша вздохнул с облегчением. Папа известно какой домосед – сразу ушел на балкон чинить блесны. Поискав в тумбе, под кроватью, в столе и в шкафу, Миша приуныл. Волшебной палочки нигде не было. Тут ему позвонил Коля:

– Миш, я палочку не нашел. Напильник только.

– И я не нашел.

– Надо ночью родителей подслушать. Вдруг они проболтаются, где лежат палочки?

– И что тогда?

– Тогда мы их достанем, покажем им и попросим все рассказать. Им уже будет не отвертеться.

– Точно. Не отвертятся уже.

Так друзья и поступили. В десять вечера прикинулись спящими, а в двенадцать ночи прокрались к родительским спальням. Им казалось, что подслушивать надо именно в двенадцать, потому что полночь и все такое.

Утром друзья снова встретились у «кузнечика». Миша пришел туда нормальным. Ночью он ничего не услышал. Папа только один раз пукнул, но это не считается. Зато Коля выглядел донельзя озадаченным.

– Ну как, Миша? Подслушал, где палочка?

– Нет. Они не разговаривали. А твои?

– Мои разговаривали.

Коля замолчал. Миша подпрыгнул от нетерпения.

– Ну?! Ты узнал?! О чем они говорили?

– Мой папа – мексиканский воришка яблок.

– Чего?

Коля чуть не плакал.

– Того! Он украл яблоки, а мама его спрашивала, почему он такой плохой, зачем он залез в сад и украл яблоки у госпожи!

– Твой папа инженер.

– Я знаю, что инженер. А еще он ворует яблоки. Лазит по чужим садам и ворует яблоки. Купить не может. Зачем он это делает, Миша? Он же взрослый!

– Может, это какая-то плохая госпожа и он ей так отомстил? Ты должен его спросить.

Коля шмыгнул носом.

– Думаешь?

– Думаю. А я спрошу про палочку. Прямо сейчас пойду и спрошу!

Мишина уверенность передалась Коле.

– И я пойду. Позвони мне потом, ладно?

– Ладно. Пошли.

И они пошли. Миша нашел родителей на кухне. С очень серьезным видом он сел на стул и поставил локти на столешницу, сцепив пальцы в замок. Так дедушка Владик любит сидеть, а его все слушаются.

– Мама, папа. У меня к вам важный разговор.

Папа пил чай. Мама сказала:

– Конечно, Мишенька. О чем ты хочешь поговорить?

– О папиной волшебной палочке. Я все знаю. Я слышал ваш разговор позапрошлой ночью. Вы волшебники, да? А я магл? Поэтому вы мне ничего не говорите?

Папа кашлял. Он подавился чаем на «волшебной палочке». Мама окаменела лицом. Миша подумал, что прищучил ее, а потом понял, что она сдерживает смех. Не сдержавшись, мама прыснула. Миша взвился.

– Что смешного? Чего вы смеетесь? Я магл? Магл, да?

Папа закончил кашлять и ответил:

– Нет никакой волшебной палочки. Это мы книжку вслух читали. Баловались.

Миша загрустил, но не сдался.

– У вас свет не горел.

Папа осекся. Ему на выручку пришла мама.

– Мы с телефона читали. Для телефона свет не нужен.

– Что за книжка? Как она называется? В «Гарри Поттере» такого нет.

Мама с папой мучительно замолчали. Первым нашелся папа:

– Это взрослая книжка. Когда тебе исполнится восемнадцать, мы дадим тебе ее почитать.

– Мам, пап… Вы клянетесь, что вы не волшебники?

Родители дружно кивнули и торжественно произнесли:

– Клянемся!

– Ну, ладно. Мне Коле надо позвонить.

Миша ушел к себе в комнату, лег на кровать и набрал Колю по громкой связи, чтобы не держать телефон возле уха.

– Алло, Коля. Поговорил?

– Поговорил.

– И что? Зачем твой папа ворует яблоки?

– Потому что госпожа очень плохая. Она заставляет маленьких беспризорных детей собирать эти яблоки без выходных. Вот папа их все и украл, чтобы она не заставляла.

– Крутой у тебя папа.

– А ты? Разузнал про волшебную палочку?

– Не-а… Сказали, что книжку для взрослых с телефона читали. Когда вырасту, и мне дадут почитать.

– Значит, никакой палочки нету?

– Нету.

– И магии нету?

– Нету.

– Как же так?

– Не знаю.

– Пока, Миша.

– Пока, Коля.

Миша повесил трубку и уткнулся в подушку. Он не знал, что мама с папой подслушали его разговор. Ночью Миша тяжело уснул и под дверь к родителям не ходил. А утром проснулся и нашел в прихожей велосипед. Сразу обо всем забыл. Пошел кататься и хвастать. Ни палочка ему больше не нужна, ни волшебство, ни Хогвартс. Мог бы спиться после крушения мечты или впасть в многогодовую депрессию. Нет. На велосипеде гоняет. Хорошо ему. Ребенок потому что. Дети запросто переживают слом взлелеянных иллюзий, когда у них есть новенький велосипед.

Сом

Мой отец не любил фотографироваться. Ни с женой, ни с детьми, ни с друзьями. Зато когда он поймал на рыбалке двадцатипятикилограммового сома, то устроил грандиозную фотосессию. Прямо на берегу мужики запечатлели его на «Полароид» в самых разных позах. На снимках отец качал сома на руках, лежал возле него, интимно открывал рыбе рот, радостно держал за хвост. После фотосессии мужики разделали сома и поделили.

Вернувшись домой, отец тут же бросился показывать фотографии жене. Я тоже присутствовал при этом событии и заметил, что вся эта возня вокруг рыбы маме неприятна. Потом отец убежал в соседний подъезд – показывать снимки приятелю, которому не посчастливилось побывать на великом промысле.

А мама посмотрела на меня и тихо сказала:

– Очень жалко, что я не сом.

В ее голосе было столько грусти, что, когда она уснула, я достал фломастер и подрисовал ей усы. Как у сома.

Купи слона

В детстве меня оставляли с соседкой тетей Олей. Я был непосредственным ребенком – ходил в колготках, фуражку называл «хуяжкой», а чай пил только из блюдца, потому что меня так прабабушка научила, которая Колчака видела. Тетя Оля обычностью тоже не отличалась. «Купи слона, не горбись, сам завязывай, смотри, какая герань, много ты понимаешь, канал переключи, не жуй штору, я сказала!» «Купи слона» она постоянно говорила. В очереди от подростков услышала, и так ей это выражение понравилось, что она его везде пихала. Тетя Оля была кошатницей. Штук семь кошек у нее жило, не меньше. Слегка за пятьдесят. Социализм крякнул, а к капитализму она оказалась не готова. Я этого тогда не понимал, а сейчас очень хорошо понимаю. У нее такое лицо было… Растерянное, что ли? Будто она домой пришла, а с нею кошки заговорили. В хамской манере. Что это? Чего это? Почему? Ни почему.

Приватизация. Возможности для умных, смерть для дураков. Добрый вечер, Ольга Александровна. Подите на мукомольный. Пошла. То ли мешки таскать, то ли фасовать. Не знаю. Сменный график. Поэтому меня с нею и оставляли, что сменный. Вы не подумайте, тетя Оля не была старой девой по праву рождения. Развелась в восьмидесятых. Муж слинял, а сын украл что-то и на зону сел. Она к нему ездила. «Мой Борис», говорила. Видели бы вы этого Бориса… Приезжала с зоны и плакала. Я это знаю, потому что она к нам иногда плакать ходила. Но это не важно. То есть важно, но не в детстве. Лично я любил тетю Олю за то, что она сама хлеб пекла. В обычной духовке. Пышный такой. Сдобный. С корочкой. Караваи всех сортов. С семечками. С изюмом изредка. Поджаристые еще. Несмотря на кошек, в квартире у нее всегда пахло свежим хлебом. Я до этого только «хлебушек салёсый» любил. То есть кексы свердловские. А когда с тетей Олей связался – проникся хлебом.

Помню, она сына ждала. Он освободиться должен был со дня на день. А она какие-то ваучеры продала и напокупала всякого. Костюмом спортивным даже отоварилась. Я так «Вольтрона» не ждал, как она Бориса ждала. Суетилась все. Мне семь лет было. Я уже кое-чего понимал. Тетя Оля гладила шторы. Я эту бессмысленную картину первый и последний раз в жизни наблюдал. Купи, говорит, слона, хлеба напеку, пельмени самолепные, чтоб вкусно. Явление Бориса я смотрел с лавки. Худой вертлявый Борис шел по двору, а тетя Оля оббегала его то слева, то справа, заглядывала в лицо и тараторила. Помню пунцовые пятна на щеках. И большую брошь на груди. А вечером ужинаем семьей, а за стенкой вдруг крик и грохот. Из тети-Олиной квартиры. Отец руки вытер и ушел. Вернулся с окровавленными костяшками. Под кран сунул. Остудить.

Что там, спрашиваю, папа? Ничего, говорит. А кулак почему в крови? А папа такой – когда я ем, я глух и нем. С тех пор меня тете Оле не отдавали. А через месяц она сама пришла. Посадили, говорит, моего Бориса. И в слезы. Постарела как-то. А папа говорит – дура ты, Ольга. И выставил за дверь. Я в другой комнате был, но все слышал. Я всегда все слышал. Семилетки – очень хитрые люди. Жалко мне так стало тетю Олю. Почему, думаю, она дура, когда такой хлеб печет? У дуры и хлеб бы дурацкий получался, а у тети Оли не дурацкий. Значит, не дура. В таком ключе я мыслил. После школы стал к ней заходить. Из школы долго можно идти, а можно быстро. Я у тети Оли сериал «Элен и ребята» смотрел. А она рядом сядет и говорит – купи слона, это они где, это чего? В Париже, говорю. Студентики? Музыканты. Кри-Кри на барабанах играет, Николя на гитаре, а Элен поет. Мой Борис, говорит, тоже на гитаре играет. Перебирает прямо.

Год к ней заходил. Родители знали, но не препятствовали. А может, и не знали. Потом мы переехали. С Кислоток на Пролетарку. От Химдыма к ЗСП. Я, конечно, скучал по тете Оле и по хлебу, но недолго. Дети долго не скучают. Подлый народ. Жизнь-то расступается, фигли ее до тети Оли суживать? Не знаю, что с ней стало. Папа говорит – спилась. А бабушка говорит, что к ней муж вернулся, и они в свой дом переехали. А мама слышала, что Борис порядочным бизнесменом стал и за границу ее увез. Я недавно был на Кислотках. Во дворе старого дома на лавке курил. Ностальгический вояж. Думал, подняться, спросить про тетю Олю. Не поднялся. Мне мамина версия нравится. Купи слона. Не жуй штору. И хлебный дух по всей квартире. Кому она нужна, эта ваша правда?

Мама Даша

Мой приятель Ромка взял кредит, три раза проплатил, а потом платить перестал. От бедности и злого умысла. А у Ромки мама веселая, современная. Он сам с ней не живет – снимает «однушку». А в банке ее адрес указал. Так по паспорту выходило. Сумма кредита – триста тысяч, не шутки. Завертелся маховик репрессий. Пришли коллекторы. Названивали сначала, а потом пришли. Мама открыла. Она им по телефону пятьсот раз говорила, что сын тут не живет, он взрослый парень, разбирайтесь с ним напрямую. Маму Дашей зовут. Что я все мама да мама? Она красивая. Ей сорок пять, но не те сорок пять, когда менопауза, а те, когда ягодка опять. Мама Даша в халатике по дому ходит, потому что батареи не регулируются. На голое тело. Если б я был сантехником и вдруг к ней зашел, я бы подумал, что попал в порнофильм. Мама Даша четкая такая женщина, но с одним тараканом. Ее бабка Серафима от рака груди умерла. И тетка Надежда тоже. И еще какая-то там кузина по отцовской линии.

От всего этого мама Даша сильно заопасалась за свое здоровье. Даже думала пластануть грудь, как Анджелина Джоли, но не пластанула, потому что она составляет предмет ее гордости. Холмы прямо. Упругие. Навершья сосков. Дура Памела курит на морозе. Мама Даша, когда декольте наденет и по улице идет, – все вокруг стоит. Жалко такое великолепие терять. Конечно, мама Даша про рак груди чего только не перечитала. Благо интернет под рукой, а с интернетом получается пугаться намного правдоподобнее, чем без него. Кроме прочего, прочитала она и про целебные свойства марихуаны. А у нее любовник был. Ну, такой помоложе, ёбкий. Короче, она его попросила достать марихуаны. Тот хохотнул, но достал. Через год мама Даша втянулась. Стаканчик прикупит и «пионерочку» в день непременно выкуривает. С бульбуляторами стала экспериментировать – водный, сухой. Пипеточку освоила. Приобрела в табачной лавке маленькую трубку. Косяков беломорных не гнушалась.

Много достоинств нашла она в этом растении. Аппетит улучшился. Углубились сексуальные ощущения. Плюс – профилактика рака молочных желез. Вино пить перестала. Зачем вино, если ганджубасика можно курнуть? Обкуривалась мама Даша по вечерам в будни и с утреца по выходным. На кухне, за чашечкой кофе, томно глядючи в окно. А в эту субботу пришли коллекторы. Мама Даша только докурила, только включила музыку, только закружилась по кухне, слегка поглаживая себя, а тут они. Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь. По-хамски. Делать нечего, пошла открывать. Всунула напедикюренные пальчики в тапки и пошла. Очень гладкая женщина мама Даша. Ее почему-то хочется сжать в объятьях и лаять на мимо проходящих мужчин. «Моя прелесть, никому не отдам!» Властелинколечная история. В общий коридор мама Даша вышла с улыбкой на полных губах. У нее такие губы, что их не красить надо, а обесцвечивать. В женских романах в такие губы принято «впиваться долгим сосущим поцелуем».

Коллекторы чуток обалдели, когда она открыла. Но ничего, пришли в себя. Старший поддал металла в голос и говорит:

– Коллекторское агентство «Кавказ». Романа Семеныча Рожкова позови, он денег по кредиту должен.

Металлические нотки и упоминание Кавказа не произвели на маму Дашу никакого впечатления. Зато на нее произвела впечатление марихуана. Тут не в одной марихуане дело. Просто природная игривость в сочетании с ней легко подвигает человека к непосредственности. Второй коллектор молчал и ел грудь мамы Даши глазами. К нему она и обратилась.

– Как вас зовут?

– Какая разница?

– Никакой. У вас такие глаза… И плечи. Может, вы избавитесь от друга, и мы попьем чай? Я очень хорошо завариваю чай. Он такой горячий…

Коллектор сглотнул. Мама Даша подумала медленно облизать губы, но забоялась, что ее прямо в коридоре изнасилуют, и не стала. Первый коллектор взвился:

– Какой чай? Где твой сын?! Быстро отвечай.

– Ты почему на меня орешь?

– Сын где?! Щас зайдем в квартиру и обыщем. Нехуй фуфлыжников воспитывать, ясно?

В глазах мамы Даши засияли слезы. Вздрогнув губами, она обвила шею второго коллектора руками и прижалась всем телом. Коллектор растерялся и обнял. Погладил по спине. Мама Даша почувствовала, как он прижался носом к ее волосам. А потом еще кое-что почувствовала… бедром.

– Серега, чё ты, в натуре, прицепился к женщине? Не знает она, где еённый сын.

– Ты на хуй меня по имени называешь, олень? Она тебя покупает, как мальчика. Пошли хату шерстить, я сказал.

Первый коллектор шагнул за порог. Второй отстранил от себя маму Дашу и взял напарника за плечо:

– Не беспредель, Серый.

– Боря, я въебу.

– Я сам щас въебу, Серый.

– Чё ты быкуешь?

– Я не быкую.

– Быкуешь.

– Не быкую.

Разговор о парнокопытных сопровождался взаимными тычками. Мама Даша разволновалась. Ни с кем из присутствующих спать она не собиралась, а мордобой не любила из нежности. В какой-то момент коллекторы потеряли к ней интерес. «Пошли выйдем?» – предложил Серый, и Боря согласился. Ушли и не вернулись, такое бывает. А мама Даша закрыла за ними, зашла в квартиру и увидела на столе листочек и ручку. Через две минуты на ее двери появилось объявление следующего содержания:

«Уважаемые коллекторы!

Мой сын живет по адресу: Богдана Хмельницкого, 18. Это наркопритон. Мой сын гей и наркоман. Неделю назад он был там, а где сейчас – не знаю. Я улетела в Индию. Дверь не ломайте».

Ромка охренел, когда вечером в гости пришел. Ни на каком Богдане Хмельницком он не живет, понятно. В соседнем доме квартирует. Надо ему в такую даль мотаться? «Что обо мне подумают соседи, какой, на хрен, гей?! Мама, ты чего?» С порога заголосил. В итоге взял кредит в другом банке и погасил этот. А тот прилежно платит. На фиг надо – гомосеком слыть. Наркоманом туда-сюда, а гомосеком – это уж совсем. А мама Даша довольна. Воспитывает потихонечку, что в детстве недовоспитала. Борю только жалко. Наполучал, наверное, по щам, а до нежного так и не добрался.