Текст книги "Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом"

– Пока еще не у меня в руках, – признался дядя Крис, – но так и витает в воздухе. Я слышу шелест долларовых купюр, которые порхают совсем рядышком, только протяни руку. Рано или поздно я их непременно ухвачу! Я никогда не забываю, милая, о своей главной цели – вернуть деньги, которых я тебя лишил. Настанет день, и я все возмещу, можешь не сомневаться! Когда-нибудь ты получишь от меня письмо с крупной суммой – пять, десять, двадцать тысяч! – и простыми словами: «Первый взнос». – Он повторил с видимым удовольствием: – Первый взнос!

Джилл сжала его руку, чувствуя себя совсем как много лет назад, когда он рассказывал ей сказки.

– Продолжай! – воскликнула она. – Продолжай, это так чудесно! В один прекрасный день гулял дядюшка Крис по Пятой авеню и встретил бедную старушку, которая собирала хворост. Такую древнюю и изможденную, что пожалел ее и подарил ей десять центов, взятых взаймы у швейцара. Внезапно старушка превратилась в прекрасную девушку и сказала: «Я фея и в награду за твою доброту исполню три любых желания!»

Дядюшка Крис подумал-подумал и ответил: «Хочу двадцать тысяч долларов, чтобы послать их Джилл». «Будет исполнено, – улыбнулась фея, – что тебе угодно еще?»

– Можешь шутить сколько угодно, – фыркнул дядя, обиженный таким легкомыслием, – но, позволь заметить, мне не требуется никакой магии, чтобы разбогатеть. В местах вроде гостиной миссис Пигрим я то и дело встречаю тех, кто может сделать меня миллионером, шепнув одно-единственное словечко! Грузные и поседевшие, с рыбьими глазами и в широких жилетах, они дымят сигарами и прикидывают, что бы этакое учинить на фондовом рынке. Умей я читать мысли, уже нажил бы дюжину состояний. Я битый час сидел напротив старого пирата Брюса Бишопа за день до того, как он со своей шайкой обвалил «Арахис Консолидейтед» пунктов на двадцать разом! Знай я, куда ветер дует, не удержался бы и выбил из злодея его коварные планы!.. Короче, я что хочу сказать: настанет когда-нибудь день, когда кто-нибудь из этих старых сквалыг разжалобится и намекнет мне, что делать. Потому я так прочно и обосновался в доме у миссис Пигрим. – Дядя Крис слегка передернул плечами. – Не женщина, а монстр! Весу в ней фунтов под двести, а игрива, как ягненок по весне. Мне приходится с ней танцевать! – Дядины губы болезненно дрогнули, он помолчал. – Слава небесам, я когда-то увлекался футболом!

– На что же ты живешь? – удивилась Джилл. – Нет, я поняла, что в следующий вторник ты наверняка станешь миллионером, ну а пока-то как обходишься?

Дядя Крис кашлянул.

– Ну, что касается повседневных расходов, я проявил деловую сметку и приобрел небольшой, но приличный доход. Хоть и обитаю в меблирашках, но волк нищеты пока не крадется к моей двери, которая, впрочем, сильно нуждается в покраске… Ты слыхала что-нибудь о «Нервино»?

– Нет, не припомню. Патентованное лекарство какое-нибудь?

– Прямо в точку! – Дядя Крис замедлил шаг и озабоченно глянул на Джилл. – Что-то ты бледная совсем, душенька.

– Правда? Репетиция сегодня была трудная…

– А ты уверена, – нахмурился он, – что дело только в репетиции? Может, жизненные силы твои подорваны суматохой столичной жизни? Представляешь, что тебе грозит, если твои красные кровяные тельца утратят жизнеспособность? У меня был один приятель…

– Дядя, перестань! Ты меня до смерти запугаешь.

Дядя Крис удовлетворенно подкрутил усы.

– Чего я и добивался! Так напугал, что ты даже не стала слушать о чахоточном друге. А жаль – одна из лучших моих историй! А затем я бы упомянул, что сам едва не пал жертвой той же хвори, но, к счастью, недавно решил попробовать «Нервино», великолепное средство от… Это тебе наглядная иллюстрация моей новой работы. Попалась на глаза рекламка, и меня осенило! Пошел к ним и говорю: «Вот он я, представительный джентльмен, с обходительными манерами и обширными знакомствами среди сливок нью-йоркского общества. Сколько вы готовы выложить, чтобы я время от времени восторгался на званых обедах чудодейственными свойствами вашего «Нервино»? Я разложил все по полочкам. Понятно, говорю, что у вас тут сотни рекламных агентов, но есть ли хоть один, кто не похож на агента и не говорит, как агент? Есть ли тот, кто вхож в дома богачей и допущен к их столу, а не топчется на пороге и сует ногу в дверь, чтобы не захлопнули? Вот о чем подумайте!» Ну, идею они ухватили на лету, и мы обговорили условия. Оплата не такая щедрая, как хотелось бы, но вполне приличная. Раз в неделю я получаю гонорар, а в обмен несу добрые вести о «Нервино» в золоченые дворцы сильных мира сего. Только к ним и стоит идти, Джилл! Они так заняты выжиманием денег у вдов и сирот, что начисто забывают о собственном здоровье. Поймаешь такого после обеда, когда он пребывает в тяжком раздумье, не лишней ли была вторая порция омара в соусе ньюбург, и этот богач – воск в твоих руках. Я подсаживаюсь к нему и сочувственно признаюсь, что и сам недавно так же страдал. Упоминаю своего доброго старого друга, трагически погибшего от несварения, и ненавязчиво перевожу разговор на «Нервино». Не навязываю, даже не прошу его попробовать, а просто указываю на себя, цветущего и полного сил, и заверяю, что всем обязан «Нервино». Все, дело в шляпе! Страдалец рассыпается в благодарностях и записывает название на манжете. Финита! В конце концов, – философски заключил дядя Крис, – лекарство едва ли причинит особый вред.

Дойдя до угла 41-й улицы, он нашарил в кармане ключ.

– Вот, держи. Окинь взглядом мое новое гнездышко. Двадцать второй этаж! Непременно выйди на крышу и полюбуйся оттуда видом, он того стоит. Получишь представление о размерах города. Чудесный, изумительный город, душенька – а главное, полный людей, которым жизненно необходим «Нервино»! А я тем временем загляну на полчасика в клуб. Мне дали членскую карточку в «Авеню» на две недели. Шикарное местечко!

Свернув на 41-ю улицу, Джилл подошла к величественному сооружению из камня и стали, рядом с которым скромные здания, отделанные бурым известняком, казались лилипутами. Даже не верилось, что можно устроить личное гнездышко на вершине такой горы. Джилл вошла, и лифт с головокружительной скоростью вознес ее на двадцать второй этаж.

Короткий пролет каменной лестницы упирался в дверь. Поднявшись по ступенькам, Джилл вставила ключ в замочную скважину, повернула его и ступила в коридор, ведущий к гостиной. Небольшая, но солидно и уютно обставленная, она ласкала взгляд. Впервые после приезда в Нью-Йорк возникло ощущение, что шум и суета большого города остались где-то очень далеко.

А здесь – глубокая, умиротворяющая тишина, царство книг и мягких кресел, на которые взирают с патриархальным добродушием напольные часы с широким циферблатом.

При виде этого мирного гнездышка, вознесенного над грохотом цивилизации в самые небеса, каждый нерв в теле у Джилл расслабился в восхитительном блаженстве, как будто попала она к Питеру Пэну в шалаш на дереве.

2

Тяга к исследованиям, свойственная всем нам, была у Джилл необычайно сильна. Она не могла пробыть и двух минут в незнакомой комнате, чтобы не рассмотреть с любопытством книги, картины, фотографии. Так и теперь она тут же пустилась бродить по гостиной.

Начала, конечно же, с каминной полки, где обычно более всего проявлялся характер владельца. Здесь полка была заставлена фотографиями, большими и маленькими, в рамках и без них. Посередине, отдельно от других, виднелся крошечный снимок, странно неуместный среди своих крупных соседей.

У полки было темновато, и Джилл понесла его к окну, под меркнущий дневной свет. Непонятно почему, но снимок заинтересовал ее. В нем была какая-то тайна: слишком скромным он выглядел для такого почетного места.

Сделан явно любителем, но исключительно удачный. Такие успехи изредка случаются у начинающих фотографов и не дают им бросать свое увлечение.

На снимке была девочка в белом коротком платьице, открывавшем стройные загорелые ножки. Она стояла на крыльце старого дома, держа в одной руке летнюю шляпку, а другой гладя ирландского терьера, который встал на задние лапы и заглядывал ей в лицо с глубокой печалью, столь характерной для ирландских терьеров.

По-видимому, ярко светило солнце – детское лицо сморщилось в улыбке, кривой, но обаятельной. «Какой жизнерадостный ребенок!» – подумала Джилл.

И тут сердце у нее подпрыгнуло, а к горлу подкатил удушливый ком. На фотографии была она сама!

Память одним скачком перемахнула через годы, и Джилл вновь ощутила на лице солнечный жар и услышала голос четырнадцатилетнего Фредди Рука, счастливого обладателя первой в жизни фотокамеры. Тот умолял постоять так еще хотя бы полминуты, пока он не поправит какую-то чертову деталь, которая заела.

Затем послышался громкий щелчок, и Фредди неуверенно пообещал, что все получится – если, конечно, он не забыл перевести кадр, иначе Джилл склеится с коровой, запечатленной по пути домой. В памяти осталось и радостное облегчение терьера Пата, ничего не смыслившего в искусстве фотографии.

Сколько же лет прошло с тех пор? Джилл задумалась. Теперь Фредди вымахал в длинноногого денди, а она достигла возраста благоразумия и длинных платьев. Старый Пат умер, в старом доме поселились чужие люди… но здесь, за три тысячи миль от английского сада, каким-то чудом сохранилось молчаливое свидетельство того солнечного дня.

Сумрак сгустился. Верхушка гигантского здания чуть качнулась, отчего маятник напольных часов задел стенку деревянного корпуса. Джилл вздрогнула, не сразу разобрав, что за стук раздался в мертвой тишине. На миг показалось, что она больше не одна, будто бы в тенях прячутся гоблины и подглядывают за незваной гостьей. Она метнулась к каминной полке и поставила карточку на место, чувствуя себя сказочной героиней, очутившейся в замке великана. Сейчас раздастся топот гигантских башмаков – бум, бум…

Бум!

Сердце подпрыгнуло снова. Стук был настоящий! Кажется, хлопнула дверь. Джилл стояла, напрягшись всем телом и прислушиваясь. И тут, разорвав тишину, из коридора донеслось громкое пение:

 
– Проводники шагают,
Ровен их строй, ровен их строй.
Постели заправляют,
Чаевые принимают;
Как один, благоухают
Душистой водой, душистой водой.
 

Мгновенное облегчение сменилось у Джилл еще большим страхом. Цепенящий ужас отпустил, разум подсказывал, что нечисть не поет песенок в стиле рэгтайм. С другой стороны, владелец квартиры запросто может, а она, пожалуй, охотнее встретилась бы с гоблином, чем с ним. От одной мысли о том, что придется объяснять свое присутствие, голова шла кругом. Мало ли какой человек хозяин, захочет ли выслушивать объяснения?

 
– С иголочки одеты —
Ты только глянь, ты только глянь!
Проверят все билеты…
 

Голос слышался совсем близко, за самой дверью…

 
– …И вычистят клозеты
В самую рань, в самую рань.
Вагоны подметают…
 

В темном проеме входа обозначился смутный бесформенный силуэт. По стене зашарили пальцы.

– Ну где ты, черт побери? – спросил голос, обращаясь, судя по всему, к выключателю.

Джилл вся сжалась, судорожно вцепившись в спинку кресла. На стене сбоку вспыхнул свет.

В дверях стоял Уолли Мейсон.

Глава 13. Прибытие посла

1

В наш век скоростей, когда жизнь состоит почти из одних потрясений, сильных и не очень, нет чувства мимолетнее удивления. Какой-то миг Джилл ошарашенно глядела на Уолли, а он – на нее, а затем оба почти одновременно и неосознанно посчитали эту встречу не отдельным, абсолютно необъяснимым случаем, а результатом вполне логичной цепочки событий.

– Привет! – растерянно кивнул Уолли.

– Привет! – отозвалась Джилл.

Не самое возвышенное начало беседы, однако оно дало им время немного опомниться.

– Хм… Я не ожидал тебя увидеть.

– А я не ждала тебя.

Повисла пауза. Уолли обдумывал ее слова, крутя их в голове, и в конце концов решил, что они не укладываются в его теорию произошедшего.

– Не ждала? – переспросил он.

– Конечно нет.

– Но… ты же знала, что я тут живу?

Джилл покачала головой. Уолли вновь задумался, а затем в счастливом озарении угодил в самую суть тайны:

– Тогда с какой стати ты сюда явилась?

Очень нужный вопрос, подумал он. Чувство нереальности в первый момент встречи, подавленное было логикой, вспыхнуло с прежней силой. Если Джилл не знала, где его квартира, то каким чудом она тут оказалась? Уж не замешана ли тут телепатия, какое-нибудь внушение на расстоянии? Ведь он не переставал думать о Джилл с той минуты, как они расстались в отеле «Савой» три с лишним недели назад. Да ну, чушь, должна быть какая-то разумная причина! Оставалось только ждать, когда Джилл объяснится.

Она же пока просто не могла заставить себя это сделать, отшатываясь от неизбежности объяснений, как утомленный путник от бескрайней жаркой пустыни. Оттягивая решительный момент, она задала встречный вопрос:

– А ты давно вернулся в Нью-Йорк?

– Сегодня днем. Пароход должен был прийти в порт еще утром, но запоздал. – Чувствуя, что беседа уходит в сторону, Уолли вновь нацелился на главное: – Но все-таки – как тебя ко мне занесло?

– Это такая долгая история…

Голос ее звучал так жалобно, что Уолли раскаялся в своей настойчивости. Сперва надо посочувствовать злоключениям девушки, а не таращиться и допрашивать вот так с ходу! Какая, в конце концов, к черту, разница, как она здесь очутилась?

Он думал, что придется долго и утомительно разыскивать Джилл в нескончаемых городских лабиринтах, а судьба внезапно привела ее к самым дверям – и вместо благодарности он только и допытывается, что да почему. Хорош друг называется!

– Ладно, неважно, расскажешь, когда сама захочешь. – Он пылко взглянул на нее. Время, похоже, стерло маленькую ссору, омрачившую их расставание. – Какое чудо – встретить тебя вдруг снова! Я уже слышал… обо всем, – неловко добавил он.

– О моем… – замялась Джилл, – банкротстве?

– Да, Фредди рассказал. Мне ужасно жаль.

– Спасибо.

Они помолчали, думая о другом ее несчастье. Дерек Андерхилл встал между ними невидимым призраком. Наконец Уолли сказал первое, что пришло в голову, лишь бы прервать тягостную тишину:

– Ничего квартирка, да?

Вот и удобная возможность приступить к тягостным объяснениям, подумала Джилл.

– Дядя Крис тоже так считает, – начала она.

Уолли глянул озадаченно.

– Дядя Крис? А, твой дядя!

– Да.

– Он же тут не бывал никогда!

– Еще как бывал! Сегодня он дает тут званый обед.

– Что?! Как ты сказала?

– Ладно, я просто начала с конца. Сейчас расскажу по порядку… и тогда… тогда ты жутко разозлишься и закатишь скандал.

– Как выразился бы Фредди Рук, для скандалов я не скроен. И потом, не могу себе представить, как это – злиться на тебя.

– Ну, тогда рискну. Будь я трусихой, предоставила бы объясняться дяде Крису, а сама просто удрала.

– Нет, только не это! Наша встреча – настоящее чудо, и я ни за что от него не откажусь. Говори что угодно, только не удирай.

– Ты просто взбесишься…

– На тебя – ни за что!

– Ну еще бы на меня! Я положительный персонаж в этой пьесе, ничего не натворила. А вот дядя Крис…

– Он же твой дядя, как можно! Кроме того, вздул меня когда-то по первое число бамбуковой тростью, а это создает некоторую близость… Давай, выкладывай все начистоту!

Джилл задумалась. Она обещала начать с самого начала, но где оно, это начало?

– Ты слыхал о капитане Кидде? – заговорила она наконец.

– Не увиливай!

– Нет, серьезно! Слыхал?

– О пирате? Ну разумеется!

– Так вот, дядюшка Крис – его потомок по прямой линии. Это все объясняет.

Уолли смотрел озадаченно.

– А нельзя ли попонятнее?

– Можно в нескольких словах, но получится ужасно грубо.

– Ничего, давай.

– Дядя Крис украл твою квартиру.

Уолли задумчиво покивал.

– Украл, стало быть… Понятно.

– Да ничего не понятно! Придется все-таки начать сначала…

Эпопею о похождениях майора Кристофера Сэлби в Нью-Йорке Уолли слушал с благодарным вниманием. Какие бы чувства его ни обуревали, скуки среди них не было.

– Так вот оно и вышло, – закончила Джилл.

Уолли помолчал, переваривая услышанное.

– Ясно теперь, – хмыкнул наконец он. – Хоть рекламу в журнале давай: «Зачем платить за квартиру? Завладейте чужой!»

– Примерно так, – согласилась Джилл.

Уолли вдруг разразился хохотом.

– Ну и жук!

Джилл испытала невероятное облегчение. При всей ее показной храбрости выкладывать сомнительную историю не доставляло удовольствия. Даже обладая чувством юмора, трудно смеяться над тем, что у тебя украли жилье.

– Я так рада, что ты не сердишься!

– Конечно нет.

– Тут мало кто не рассердился бы.

– Большинство людей – тупицы.

– Как же здорово, что хозяин – ты! А вдруг это был бы кто-то совсем чужой, что тогда делать?

– Да никакой разницы – ты покорила бы его за две минуты. Перед тобой никто не устоит.

– Очень любезно с твоей стороны.

– Я говорю только чистую правду. Джордж Вашингтон был такой же.

– Значит, ты не станешь возражать, если дядя Крис устроит тут сегодня званый обед?

– Даю свое благословение.

– Ты настоящий ангел! – благодарно вздохнула Джилл. – Судя по всему, этот обед для дяди очень важен. Он пригласил одну очень богатую женщину, которая принимает его у себя, некую миссис Пигрим…

– Миссис Уоддсли Пигрим?

– Да, кажется. Ты что, знаешь ее?

– Очень хорошо знаю. Она тянется к богеме и привечает всех, кто пишет, рисует и так далее. Кстати, я дал Фредди Руку рекомендательное письмо к ней.

– Фредди?!

– Ну да. Он внезапно решил побывать в Америке и пришел ко мне за советом. Отчалил дня за два до меня. Должно быть, теперь уже в Нью-Йорке, если только не двинулся дальше во Флориду – своих дальнейших планов он мне не раскрывал.

Джилл резко приуныла. Как бы ни был хорош Фредди, он принадлежал к завершенной главе ее жизни, которую она изо всех сил старалась забыть. Как думать о нем, не вспоминая Дерека, а это все равно что касаться обнаженного нерва. Поэтому новость неприятно поразила ее. Случайных встреч в Нью-Йорке и без того уже хватало. Сумеет ли она избежать очередной, с Фредди? Трудно найти кого-то милее и добросердечнее, но тонкости и деликатности, столь полезных в щекотливых ситуациях, он лишен начисто. У Фредди что на уме, то и на языке. Инстинкт подсказывал, что при встрече он непременно заговорит о Дереке. А если вспоминать Дерека все равно что касаться обнаженного нерва, то заговорить о нем – хуже, чем этот нерв ущипнуть. Джилл зябко передернула плечами.

Уолли отличался наблюдательностью.

– Ты не обязана с ним встречаться, если не хочешь, – заметил он.

– Ну, вообще-то… – протянула Джилл.

– Нью-Йорк – город большой… Кстати, возвращаясь к захватывающей теме моего жилища… Твой дядя тут ночует, не знаешь?

Джилл благодарно взглянула на него. Вот кто лишнего никогда не скажет. Тактично дал понять, что нежелание встречаться с Фредди – ее личное дело. Взял и легко сменил тему – как приятно!

– Кажется, говорил, что не ночует.

– Что ж, неплохо. Чертовски любезно с его стороны. Интересно, смогу ли я вернуться сюда хотя бы после одиннадцати вечера? К тому времени застолье, наверное, закончится. Насколько я знаю миссис Пигрим, она захочет пойти куда-нибудь потанцевать – плясунья еще та.

– Даже не знаю, как извиняться… – покаянно начала Джилл.

– Не стоит, – отмахнулся Уолли, – все нормально.

Его взгляд упал на каминную полку, уже не впервые в ходе беседы. В спешке Джилл поставила снимок лицом к стене, и Уолли явно ранило такое обращение с его драгоценным достоянием. Не вытерпев, он подошел и перевернул карточку, затем еще постоял у камина, глядя на нее. Джилл про снимок уже забыла, но теперь любопытство вернулось.

– Где ты это раздобыл?

– А, так ты видела? – обернулся Уолли.

– Как раз рассматривала, когда ты вдруг появился и до смерти меня напугал.

– Мне его продал Фредди четырнадцать лет назад.

– Уже четырнадцать?

– Будет в июле, – уточнил Уолли. – Я заплатил ему пять шиллингов.

– Ничего себе! – возмутилась Джилл. – Ну и хапуга! Небось, последние твои деньги.

– Вообще-то, даже чуть больше. У меня было три шиллинга и шесть пенсов. Однако Провидение смилостивилось, и как раз в то утро помощник викария оставил без присмотра ящик для пожертвований на деревенский орган… Воровские наклонности вкупе с лезвием перочинного ножика творят чудеса! Никогда больше деньги не доставались мне так быстро. – Уолли снова глянул на снимок. – Впрочем, тогда я полагал иначе. Пока вскрывал коробку, раз десять умирал мучительной смертью. Ты замечала, как долго тянется время, когда извлекаешь шиллинг и шесть пенсов из чужой кассы? Казалось, прошли века! Ах да, с тобой же такого не бывало.

– Бедняжка!

– Оно того стоило.

– Так и хранишь его с тех пор?!

– Не расстанусь за все миллионы миссис Пигрим! – воскликнул он неожиданно горячо. – Правда, она и не предлагала.

Наступило молчание. Джилл украдкой поглядывала на Уолли и видела его по-новому, чувствуя робость и смущение. Молодой человек будто ожил в ее глазах, обнаружив скрытые глубины своей души.

– Пат умер, – первой подала голос Джилл, ощутив необходимость хоть что-то сказать.

– Мне нравился Пат.

– Подобрал какую-то отраву, бедняга… Кажется, с тех пор прошла вечность.

– А по мне, все было как будто вчера. Интересно, кому теперь принадлежит ваш старый дом?

– Я что-то слышала о новых хозяевах… – задумалась Джилл. Странная неловкость пропала, говорить стало легче. – Фамилия… вроде бы Дебенхэм.

Вновь наступила тишина. Ее нарушил звонок в дверь, словно будильник, рассеявший сон.

– Твой дядя, – кивнул Уолли.

– Ты что, хочешь его впустить?

– Вообще-то, собирался.

– Если дядя тебя увидит, его удар хватит!

– Ничего, пускай глянет на дело в свете арендной платы. Почему бы и мне не получить удовольствие от его проделки?

Уолли вышел из гостиной, и стало слышно, как открывается входная дверь. Джилл ждала, затаив дыхание. Жалость к дяде боролась с мыслью более суровой: «Так ему и надо!»

– О, привет! – донесся голос Уолли.

– Привет-привет! – послышался в ответ знакомый бодрый голос с лондонским выговором. – Слушай, ну и высоко же ты угнездился! Лестница в небеса, да и только. Иду, гадаю, застану ли тебя, и все такое прочее…

Джилл в смятении огляделась, будто зверек в западне. Как ни абсурдно, но каждый нерв ее тела протестовал против встречи с Фредди. От одного его голоса заныли старые раны.

Подбежав к двери гостиной, она прислушалась. В конце коридора невидимый Фредди, судя по шороху, снимал пальто. Она на цыпочках метнулась в другую сторону, к спальне. Окно здесь выходило на широкую крышу, вид с которой так хвалил дядя Крис. Джилл бесшумно выскользнула наружу, прикрыв за собой створку.

2

– Послушай, Мейсон, старина! – воскликнул Фредди, входя в гостиную. – Надеюсь, ты не в обиде, что я так запросто нагрянул? Просто сердце не на месте, дела какие-то мутные творятся, а у меня тут больше ни души, с кем их обсудить. Честно говоря, не очень и надеялся, что ты уже в Нью-Йорке, хотя вроде бы тогда в Лондоне собирался вот-вот домой. Ну, отыскал я тебя в телефонной книге и попытал счастья. Чертовски рад, что ты здесь. Давно вернулся?

– Сегодня днем.

– Я тут уже дня два-три. Повезло, что застал тебя. Понимаешь, такое дело, мне нужен совет по поводу…

Уолли глянул на наручные часы. Бегство Джилл его не удивило, ее чувства были вполне понятны, и незваного гостя хотелось поскорее спровадить.

– Только не тяни, – перебил он. – Я сдал эту квартиру на вечер одному человеку, он дает званый обед… Короче, что за проблема?

– Это насчет Джилл…

– Джилл?

– Ну, Джилл Маринер, ты же ее помнишь? Я тебе рассказывал, как она разорилась и уехала в Америку.

– Как же, помню, – хмыкнул он с ноткой замешательства, но Фредди ее не уловил.

– Конечно, ты ее мало знаешь, – продолжал он, рассудительно, будто объяснял сам себе. – Видел только раз со времен детства и все такое… А мы-то с ней приятельствуем, и меня все это чертовски огорчило. Очень переживаю, знаешь ли. Бедная девочка без гроша, в одной рубашке да в чужой стране – ну как тут не волноваться! Едва я сошел на берег, кинулся на поиски. Собственно, для того и приехал, чтобы разыскать Джилл. Помимо прочего, бедняга Дерек тоже сам не свой…

– Он-то тут с какого боку?

– Ну да, ты его не любишь, я в курсе. Считаешь, он поступил неправильно и все такое… но теперь-то все в ажуре!

– Вот как? – сухо бросил Мейсон.

– Именно! Все опять в силе.

– Что в силе?

– Ну, в смысле, он опять хочет на ней жениться. Я для того и прискакал, чтобы ей передать…

Глаза Мейсона яростно сверкнули.

– Если ты явился в качестве посла…

– В точку! Старая добрая дипломатия, так я сам и выразился.

– Я хочу сказать – если ты явился как посол, чтобы вести переговоры с Джилл от имени этой свиньи…

– Послушай, старина! – поморщился Фредди. – Он все-таки мой друг, знаешь ли.

– Если он тебе друг после того, что случилось, твои мыслительные процессы меня озадачивают.

– Мои… что, старина?

– Мыслительные процессы.

– А, ясно… – Фредди, казалось, впервые узнал, что таковые у него имеются.

На грубовато вылепленном лице Мейсона появилось странное выражение.

– Не пойму я тебя что-то, Фредди! Уж кто-кто, а ты мог бы верно оценить поведение Андерхилла. Ты учился в приличной школе, общался с достойными людьми и сам не поступил бы непорядочно даже ради спасения собственной жизни. Тем не менее, нисколько не переменился к Андерхиллу, хотя он абсолютно по-хамски обошелся с твоей близкой приятельницей. Ты его все так же боготворишь! Оставил позади три тысячи миль, чтобы передать от него послание Джилл. Святые угодники! Джилл! О том, насколько я понимаю, что он все взвесил и передумал: мол, так и быть, сойдет и эта невеста!

Фредди изумленно взметнул брови, затем поднял выпавший монокль и стал протирать с сокрушенным видом. Как странно, размышлял он, что жизнь совсем не меняет людей. Каким был Уолли Мейсон жестким и неприятным в детстве, таким и остался.

Одно только улучшение можно отметить: в былые дни Уолли, придя в такое настроение, непременно дал бы собеседнику пинка, а теперь обходится словами. Тем не менее, вести себя он не умеет… и потом, насчет бедолаги Дерека абсолютно неправ! Последнее Фредди решил немедленно прояснить.

– Ты просто не в курсе! – воскликнул он. – Понятия не имеешь… Ты ведь не знаком с леди Андерхилл?

– Она-то тут при чем?

– При всем, старина, при всем! Если бы не она, все было бы в полном ажуре. Она вмешалась и принялась изводить беднягу Дерека, пока не заставила разорвать помолвку.

– Фредди, если ты еще раз назовешь его беднягой, – злобно прошипел Уолли, – я выкину тебя из окна, а следом брошу твою шляпу! Если он настолько бесхребетный, что мать способна…

– Знал бы ты, на что она способна! Цербер, да и только.

– Да какое мне дело до…

– Ее нужно видеть! – не унимался Фредди.

– Наплевать, какая она! Мужчина, который не может…

– А увидишь, не забудешь!

– Да черт побери! Не даешь слова вставить.

– Прости, дружище! Молчу, молчу…

Мейсон подошел к окну и глянул на городские крыши. Он еще многое мог сказать по поводу Андерхилла, но болтовня Фредди спутала все мысли.

– Короче говоря, – раздраженно процедил он, – если ты явился как посол, чтобы их помирить, то от всей души надеюсь, что Джилл ты никогда не найдешь!

Фредди слабо кашлянул, как пожилая астматичная овца. Уолли все больше подавлял его. Дни детства остались далеко позади, но эта встреча оживила память. Он все отчетливее ощущал, что Уолли так и остался прежним Уолли, который подчинял его растущий интеллект, еще когда оба носили итонские костюмчики. Тогда Фредди был воплощением миролюбия и остался до сих пор. Следующую свою реплику он подал очень робко:

– Я уже ее нашел…

Мейсон резко развернулся.

– Что?!

– Нет, я не говорю, что ее видел, знаю только, где она. По этому поводу и заглянул к тебе… Решил, что надо бы обсудить, такие вот дела. Ситуация паршивая, на мой взгляд, и мутная какая-то. Суть в том, старина, что Джилл поступила на сцену. Хористкой, знаешь ли. Ну ты понимаешь, что я хочу сказать… то есть, в смысле… ну…

– Хористкой?

– Вот именно, в кордебалет!

– Как ты узнал?

Фредди нащупал свой монокль, который опять выпал, и критически оглядел. К этой штуковине он был привязан, но она то и дело проявляла независимый характер. Трудность в том, что, если хочешь удержать монокль на положенном месте, нельзя проявлять никаких чувств, но как это сделать, если разговариваешь с типом вроде Уолли Мейсона?

– На самом деле, просто повезло. Когда я только приехал, то решил, что вернее всего будет нанять старого доброго сыщика и поручить дело ему… Как в детективах пишут: «Если не ошибаюсь, Ватсон, к нам новый клиент!» Появляется клиент, вываливает свои проблемы – и завертелось… Короче, отыскал я ищейку в телефонном справочнике и поскакал в контору… Забавный народ эти сыщики, тебе доводилось их встречать? Я думал, они все тощие, длиннолицые и с загадочной улыбкой. А этот оказался – точь-в-точь мой дядя Тед, которого хватил удар. Веселый такой, круглый и пыхтит толстенной сигарой. Ты заметил, кстати, какие огромные тут сигары? Потрясающе место… Ты бы видел, как дядя перекатывал ее из одного угла рта в другой – раз-два и готово! Такого нигде больше не увидишь. Он…

– Ты не мог бы приберечь свои впечатления от Америки для мемуаров? – бесцеремонно перебил Уолли. – Ближе к делу!

– Извини, дружище, – смутился Фредди. – Рад, что ты напомнил. Значит, так… Ах да, мы остановились на ищейке… Ну, значит, изложил я свое дело, сказал, что ищу девушку, показал фотографию, и так далее… Кстати, – вновь отвлекся Фредди, – а почему эти типы всегда называют девушек юными леди? Вот и этот, то и дело: «Мы найдем вашу юную леди!» Так, опять я съехал с рельсов. Промелькнуло в голове, вот и решил поделиться… Ну вот, значит, пару дней этот тип разнюхивал, справки всякие наводил, но ничего подходящего не выдал. Заметь, я его не виню, сам за такую работенку ни за что не взялся бы – девушек в Нью-Йорке страшно подумать, сколько. В общем, старался он изо всех сил, но ничего не клеилось… А потом, ты только представь: сегодня вечером, буквально перед тем, как я к тебе зашел, встретилась мне одна знакомая, еще по Лондону – некая Нелли Брайант…

– Нелли Брайант? Я ее знаю.

– Правда? Вот чудеса! В Лондоне она выступала в шоу «Вслед за девушкой». Не смотрел случайно? Высший класс! Была там одна сцена…

– Знаю, не отвлекайся! Я автор пьесы.

– Да ты что! – Фредди восторженно вытаращил глаза. – Вот это да! Натуральный шедевр, поздравляю от всей души! Двадцать четыре раза ходил… Странно, что не заметил тебя в программке – ну, на имена вообще редко смотришь… Да-да, полных две дюжины раз видел! Сначала с парой приятелей из…

– Слушай, Фредди! – нервно перебил Мейсон. – Когда-нибудь я с превеликим удовольствием выслушаю историю твоей жизни, но сейчас…

– В самую точку, старина! Ты абсолютно прав. Ну, короче, Нелли сказала, что они с Джилл репетируют какую-то «Американскую розу»…