Текст книги "На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь"

14

Фредди переоделся и в костюме для верховой езды выглядел еще элегантней. На Тони он смотрел с торжественной нежностью.

Тони ему обрадовался.

– Старый хрыч! Заходи. Хочешь масла для волос? Нет, лучше шампанского, но его унесли.

– А ты в порядке, Тони! – сказал Фредди. – Я утром тут был, тебе передали?

– Да. Жаль, что ушел. Закусили бы.

– Я был в ресторане с Кубиком и его будущим тестем. Богатый как Рокфеллер, лысый как яйцо.

– Какое яйцо?

– Любое.

– Зачем ты мне об этом говоришь?

– Затем, что я ему вручил бальзам Прайса.

– Какой ты, однако, прыткий! – восхитился Тони. – Да, мне это выгодно.

– Тебе?

– А кому? Теперь я тут хозяин.

– Не дури. Ты тут недолго просидишь.

– Ты думаешь, Сид откажется от иска?

– Думаю? – Фредди засмеялся. – Я знаю. Он слабеет на глазах. Вчера вспоминал свою вольную жизнь, чуть не плакал. Игры там всякие, заливной угорь… Поверь, он при последнем издыхании.

Бродя по салону, он подошел к зеркалу и сразу замолчал, поднеся руку к подбородку.

– Ничего себе!

– В чем дело?

– Зарос.

Каждый, кто видел боевого коня при звуке трубы, легко представит Тони. Он задрожал. Он облизал губы. Глаза его сверкнули.

– Зарос? – сказал он тем голосом, каким, наверное, говорил Моисей, глядя на Обетованную землю. – И правда!

Фредди тем временем сел в кресло.

– А где этот тип? Такой, в очках.

– То есть Мич?

– Он самый. Кликни его, а? Я спешу.

– Не беспокойся, – сказал Тони, оборачивая его простыней.

– Что ты делаешь? – испугался Фредди.

– Так, все готовлю.

– А!

Фредди откинулся на спинку, Тони стал взбивать пену. Иногда он думал, зачем таких, как Фредди, посылают в мир. Теперь он знал. Промысел Божий ничего не делает зря.

Сид появился в ту самую секунду, когда он взял бритву. Фредди закрывал глаза, когда его брили, тем более сейчас, и думал, что это вошел Мич. Точнее, думал он о том, не лучше ли добрый старый мартини, чем все эти модные штучки. В эти размышления сочился ласковый голос Тони.

– Знаешь, Фредди, каждый парикмахер помнит ту великую минуту…

Фредди открыл глаза, словно лесной зверек, заметивший ловушку под листьями.

– Эй! Ты что?

– Ничего, старик, все в порядке.

– В по-ряд-ке???

Сид больше не мог сдержаться. Эта сцена разбудила в нем былую страсть. Он кинулся вперед с криком:

– Дайте мне!

И, выхватив у Тони бритву, взмахнул ею смело, дерзко, решительно, как взмахивал мечом Роланд.

– Ой, не могу! – сказал он. – Дюлютанты безрукие!

Чем благодарить небеса, Фредди испугался.

– Эй, что вы делаете?

– Садитесь!

– Да я…

– Сидите тихо, ясно? – сказал Сид сквозь зубы. Он уже не чувствовал, что судьба играет им в футбол. Сильный и властный человек был на своем месте.

Фредди смирился. О том, почему эта морда здесь, а не в манеже, он решил пока не думать. Побриться надо? Тогда лучше, чтобы тебя брил мастер. Он закрыл глаза и снова откинулся на спинку.

Тони смотрел на Сида с немалым удивлением.

– Вы ли это, милорд? – воскликнул он. Сид метнул в него холодный взгляд.

– Да, я-то лорд. А об этом две недели мечтал.

– Как я вас понимаю!

– Вы только поглядите!

– Я и гляжу.

– Может, чему научитесь.

Тони подошел ближе.

– Мысль я схватил, – сказал он. – Держать покрепче, водить туда-сюда.

– Глядите! – вскричал гордый Сид. – Главное – корень, ясно? Куда волос растет, туда и ведем. Как говорится, по шерсти. А против шерсти что будет?

Обращался он к Тони, но у него были и другие слушатели. В дверь незаметно вошли три человека. Мысль зайти к Тони посетила и леди Лидию с мужем, и Вайолет.

При виде субъекта, который, если не чудо, станет лордом Дройтвичем, они застыли, поскольку он брил клиента в своей парикмахерской.

– Что будет, а? – продолжал Сид. – Выдернете луковицу. Работал у меня такой Перкинс. И что ж, научился он? Да боже мой! Говорю, говорю: «Альф, ты что, спятил…»

Повесть эту, несомненно – с моралью, кончить не удалось. Первая из вошедших больше не могла сдерживать чувства.

– Та-ак!.. – сказала леди Лидия.

15

Все разумные люди знают, что творца надо судить по всему его творчеству, а не по отдельным ошибкам. Тем самым мы не осудим Сида Прайса за порез на подбородке. Он был и остался лучшим мастером к западу от Мраморной арки.

Однако клиента он порезал, испуганный внезапным вторжением, и тот с печальным воем зарылся лицом в полотенце.

Сид этого почти не заметил. Он смотрел на посетителей.

Первым заговорил Тони.

– Так, так, так, так! – сказал он. – Семейство в сборе!

Леди Лидия едва взглянула на него.

– Как поживаешь, мой дорогой? – наскоро осведомилась она и обратила взор к Сиду. – Вот как вы себя ведете, если вас на секунду оставить без присмотра!

Фредди тоже страдал, оглядывая себя в зеркале.

– Что вы наделали? – воскликнул он, и голос его дрогнул от жалости к себе. – Какая рана! И это – парикмахер!

Сид мог бы сказать, что и парикмахер не устоит, если заорать на него сзади, но сдержался и подошел к делу с другой стороны.

– Я не парикмахер, я граф.

Сэр Герберт громко фыркнул.

– Хорошенький граф!

Тони присмотрелся к профилю Сида и переспросил:

– Хорошенький?

Сэр Герберт выразил мысль иначе:

– Тоже мне, граф! Бреет клиентов!

– Я думаю, – заметила Вайолет, – он соскучился по своим лосьонам.

Вайолет мало кто любил, и слова эти, быть может, объяснят такие чувства.

Тем временем Сид достаточно оправился, чтобы спорить. Он знал, что спорит мастерски.

– Хорошо, хорошо, хорошо, – начал он. – Простите, виноват. Как говорится, поддался порыву. Мы, Дройтвичи, люди эмпульсивные. Зашел сюда кой-что взять, а братца моего вот-вот зарежут. Ну, подскочил. Ну, спас. Чего тут плохого?

– Ничего, если, по вашему мнению, резать его не надо, – сказал Тони.

– Все равно порезали, – напомнил Фредди.

Сид этого не вынес. Положив бритву, он горестно махнул рукой.

– А ну это все!.. – сказал он. – Не могу, хватит! – Согнувшись под грузом страданий, он подошел к окну и посмотрел на улицу. Сэр Герберт и леди Лидия обменялись многозначительными взглядами.

– М-да… – сказала леди Лидия и немного помолчала, являя образ доброты, сраженной неблагодарностью. – Я вижу, вы устали от нашей помощи? Мы стараемся, чтобы вы не посрамили своего титула, а вы… вы… Ничего не цените! Что ж, воля ваша…

Сид в тревоге обернулся.

– Да я что!.. Да я…

– Тогда о чем вы думаете, любезный? – спросил сэр Герберт. – Сейчас вы должны сидеть на лошади. Однако вы проникаете в этот сало-он, чтобы заняться своим, с позволения сказать…

– Что вы, что вы! – воскликнул несчастный Сид. – Я просто подумал, надо помочь. Как-то в голову не пришло, стоит ли овчинка выделки.

– Какой отвратительный образ! – сказала леди Лидия.

– Ну, варенье – сахара.

– Ненамного лучше! Что ж, оставим эту тему. Вам пора.

– Пора? – проговорил Сид, надеявшийся, что в суматохе об уроке забыли.

– Мергатройд ждет вас с половины третьего.

– Если вам безразлично имя Дройтвичей, – заметил сэр Герберт, – пожалейте хотя бы животных.

Это повлияло даже на Фредди при всех его страданиях.

– И правда! – воскликнул он. – Они там совсем замерзли.

Дух рыцарственных Дройтвичей совсем угас в их предполагаемом потомке. Сид буквально окаменел.

– Не могу я, – взмолился он. – Одни синяки! Нога прям как туча какая-нибудь…

– Мне кажется, – предположила Вайолет, – что нам собираются показать лодыжку.

Тони стало не по себе, словно его затащили на очень уж неравный матч.

– Синяки или не синяки, – твердо сказал сэр Герберт, – учиться надо. Вам не приходило в голову, что граф Дройтвичский охотится?

– Вероятно, вы думаете, – прибавила леди Лидия, – что можно охотиться на мотоцикле?

Сид поник под грузом упреков, но все же проговорил:

– А чего лис губить? Тоже, знаете, животные.

Повисло тяжкое молчание. Потом сэр Герберт с угрожающим спокойствием обратился к жене:

– Что ж, Лидия, оставим все это. Не хочет соответствовать своему положению, его дело.

Сид перепугался.

– Нет-нет, иду! – закричал он. – Иду, иду!

– Постойте, – сказал Тони. – Подождите минутку. Ну что вы, честное слово! Они над вами издеваются.

– Тони! – вскричала леди Лидия.

– Зачем вам учиться верховой езде? Не хотите – не учитесь.

Сид остановился и прищурился.

– Чего это вы за меня вступаетесь?

– Да мне вас жалко!

– Вон как? – Сид горько засмеялся. – Умный какой выискался!

– Что вы имеете в виду?

– Знаю я вас! – сказал Сид голосом хорошего человека, разоблачающего змею. – Не хотите, чтобы я учился, да? Хотите, чтоб все надо мной смеялись, да? Как бы не так! Всему выучусь, себя не пожалею!

– Не забудьте, в пять концерт, – напомнила леди Лидия.

– Концерт? – огорчился Сид. – Тьфу ты!.. Хорошо, тетя. Приду. Нет, собачья моя жизнь…

Он побрел к выходу. Фредди последовал за ним, так же мрачно глядя в будущее.

– Ну и вид у меня! – сказал он. – Все лицо порезано.

16

Семейный совет мгновенно утратил прежнюю суровость. Из грозного судьи, обличающего уж очень подлого злодея, сэр Герберт превратился в приятного джентльмена, каким и был по природе. Дамы улыбались счастливой улыбкой. Только Тони невесело смотрел на эту веселую кампанию.

– Замечательно! – сказал сэр Герберт.

– Да, – согласилась Вайолет. – Просто блеск!

– Еще недельку, – подхватил баронет, – и ему конец.

Леди Лидия улыбалась Тони. Вайолет тоже его одобрила:

– Мастерский удар, ничего не скажешь!

– Да, – поддержала ее леди Лидия. – Очень умный ход.

– Истинный Макиавелли [11]11
  Николо Макиавелли (1469–1527) – итальянский политик, писатель, имя которого стало синонимом хитрого и циничного государственного деятеля.


[Закрыть], – заметила Вайолет. – Не знала за вами такой тонкости.

Тони ничуть не обрадовался.

– Быть может, – осведомился он, – вам интересно узнать, что я его действительно пожалел?

– Что?!

– Да, мне его жалко.

– О чем ты говоришь? – удивился сэр Герберт.

– Тони, – сказала Вайолет, – вы бредите.

– Нет, я его жалею, – упрямо ответил Тони. – Мне и раньше не нравилась эта затея, а теперь и подавно.

Леди Лидия почти заблеяла от чувств.

– Как же его иначе урезонишь?

– Как хотите, а это нечестно.

– Нечестно! – фыркнул сэр Герберт.

– Да, – отвечал Тони, – у таких, как мы, одно оправдание – честь. Когда мне было стыдно, что я живу за чужой счет, я утешался тем, что я – человек чести. И вот, пожалуйста, вступаю в заговор, чтобы обмануть этого беднягу!

Сэр Герберт был слишком потрясен, чтобы фыркать.

– Что за дурацкая мысль!

– Такие речи, – язвительно прибавила Вайолет, – произносят в Гайд-парке.

– Ну и ладно, – сказал Тони. – Хорошо, я оратор из Гайд-парка. Но ничего не поделаешь, игра – нечестная.

– Разреши заметить, – сказал сэр Герберт, обретя былую велеречивость, – что мы это делаем ради твоего блага.

– Да, – поддержала леди Лидия. – Мы заботимся о тебе.

– Дуй, ветер, дуй, – сказала Вайолет. – Ведь ты не так ужасен, как эта черная неблагодарность.

Если она хотела облегчить атмосферу, попытка не удалась. Тони сердито на нее посмотрел, снова удивляясь, как же это он свалял такого дурака.

– Ой, ради бога! – сказал он. – Хоть не острите!

Вайолет заиндевела.

– Прошу прощения, – сказала она.

Тони воззвал к сэру Герберту. Он знал, что женщины не всегда разбираются в вопросах чести, но в баронете видел безукоризненного джентльмена.

– Неужели вы меня не понимаете? – беспомощно спросил он. – Неужели не видите, что жестоко загонять человека в седло, когда он на подушке сидеть не может?

– Что поделаешь, мой мальчик! Иногда нужна операция.

– Ой, не могу! Противно слушать!

– Ну, знаешь! – сказал оскорбленный сэр Герберт.

– Простите, – перепугался Тони, – но… а, черт!.. Разве это честная игра?

Леди Лидия ухватилась за слово с прытью опытного диалектика.

– Это вообще не игра. Это намного серьезней.

– Неужели ты не понимаешь, – подхватил сэр Герберт, – что, если он сделает свое дело, вся аристократия в опасности?

– Какая чушь! И раньше бывали неотесанные лорды.

– Они не воплощали традицию. Посуди сам – мы век за веком говорим о священном наследии, а тут является этот субъект, родовитый как не знаю что, и ведет себя хуже разносчика. Назвать человека луковицей!..

– Вся наша социальная система, – продолжила леди Лидия, – стоит на том, что потомок множества графов не может быть вульгарным.

Тони не уступил.

– Ну и ладно. Видит бог, мне Сид не нравится, но обманывать его нельзя.

Вайолет поджала губы. Глаза ее сверкнули тем холодным блеском, который помог ее отцу отстоять девяносто семь супов во враждебном мире.

– А без красивых слов, – спросила она, – что вы предполагаете сделать?

– Сказать Сиду правду.

– То есть?..

– Что он может жить как хочет. Что графы не всегда ездят верхом, ходят на концерты, блещут манерами.

– Другими словами, – вскипел сэр Герберт, – пустить все прахом!

– Я думаю, ты сошел с ума, – сказала леди Лидия.

Тони невесело улыбнулся.

– Наследственное, от прадедушки. Не слыхали? Безумный Прайс. Мы располагались у самого парка, нам покровительствовал клуб «Мальборо». Но прадед изобрел средство для удаления волос и разорился. Так мы оказались здесь.

– Кажется, – сказала Вайолет, – вы просили меня не острить. Нельзя ли попросить вас о том же?

Тони кивнул.

– Хорошо. Хватит комедий. Чем же мы их заменим?

– Может быть, – предположила Вайолет, – вы уделите минутку мне?

– Да, – согласился сэр Герберт. – Как быть Вайолет?

– Ради нее, – сказала леди Лидия, – ты не имеешь права жертвовать единственным шансом.

Тони помолчал, глядя на невесту.

– Поня-ятно. Значит, вы не выйдете за парикмахера?

– А вы как думаете?

– Если я скажу Сиду правду, вы меня бросите?

– Хотите свалить вину на меня?

– Нет. Я просто…

– Ах, все равно! Пускай так, брошу. Если вы такой честный, что помогаете этому субъекту занять совершенно неподходящее положение…

– Не в том дело…

– …которое не принесет ему счастья…

– …и не в этом…

– …то я за вас не выйду, – холодно закончила она. – Ясно?

– Вполне, – ответил Тони.

Сэр Герберт очень огорчился. Конечно, Дройтвичи не бедны, но Девяносто Семь Супов были бы весьма кстати.

– Послушай! – сказал он. – Зачем же так…

Мы не узнаем, какие бы доводы он привел, потому что Полли, проводив мамашу Прайс, вернулась и стояла в дверях, смущенная тем, что застала семейную сцену.

– Ой, простите! – начала она.

– Ничего, мы уже поговорили, – успокоил ее Тони. – Все в порядке?

– Да.

– С кем? – спросил сэр Герберт.

– С моей мамашей. Полли проводила ее в церковь.

– Полли? – сказала Вайолет. – Рада узнать, как вас зовут.

– Что этой женщине делать в церкви? – спросила леди Лидия.

– Мы, Прайсы, очень набожны, – ответил Тони. Вайолет по-прежнему занималась Полли.

– Насколько я понимаю, – сказала она, – вы с лордом Дройтвичем часто видитесь?

– Да.

– Как это мило!

– Герберт! – вскричала леди Лидия. – Герберт, у меня мысль! Сейчас ее нужно подстеречь! Она поддастся.

– Ты думаешь?

– Да-да. Когда она выйдет, мы…

– Молодец! Так и сделаем.

Быстро дыша, леди Лидия обернулась к Полли, надеясь на то, что победы можно достигнуть и в последний час. Леди знала таких старушек. Они особенно чутки к гласу разума, когда побывают в церкви. Значит, лови их и вей из них веревки.

– Где эта церковь?

– Первая улица налево.

– Лидия! – вскричал сэр Герберт так, словно завидел лису. – Скорей!

Жена не подкачала, словно тоже увидела лису.

– Бежим!

– А то упустим!

Они выскочили из салона, как гончие, а Тони обернулся к Вайолет.

– Не пойдете с ними?

– Хотела заглянуть в магазин. Машину пока оставлю здесь.

Подходя к дверям, она посмотрела на Полли и заметила:

– Конечно, я не знала всех привлекательных сторон этого заведения.

– О чем вы? – спросил Тони.

– О приятном обществе, – ответила Вайолет.

17

Уход наследницы супов, да еще сразу после отбытия супругов Бессинджер, несколько ошеломил Полли. Она села в кресло и растерянно посмотрела на Тони. Хотя бы он был устойчив в этом неверном мире, где люди кидаются прочь, словно кролики.

– Что она хотела сказать? – спросила Полли.

– Да ничего, – ответил Тони. – Так, шутит.

Он улыбался счастливой улыбкой, полагая, что все к лучшему в этом лучшем из миров. Мысль о том, что наконец-то он свободен, приводила его в восторг. Но Полли не удовлетворилась таким легкомысленным ответом.

– Мне кажется, – сказала она, – скорее ваша гостья сердится.

– Это да.

– Почему?

– А почему бы ей не сердиться?

Прозрев мужскую уклончивость, Полли подошла к сути дела.

– Она расторгла помолвку?

– Да, – с удовольствием ответил Тони. – Мы с ней не поженимся.

Сказав это, он нежно посмотрел на Полли. Скованность его исчезла, и прекрасная маникюрша оказалась лицом к лицу с решительным мужчиной.

– Слава богу, – прибавил он, – я свободен.

– Мне кажется, вы рады, – сказала Полли.

– И мне так кажется.

– Никогда не встречала светской девушки, – продолжала она, – у которой сердце – не мороженая рыба. Правда, что до внешности…

– Да, она ничего себе…

– Но так ли это важно?

– Вот именно.

Женское любопытство побудило Полли спросить:

– А почему вы решили на ней жениться?

– Так, вздумалось…

– Да-да…

Они немного помолчали. С Бромтон-роуд доносился шум машин. Лондон занимался своими делами, не ведая о том, что происходит в салоне Прайса. Полли встала и посмотрелась в зеркало. Тони взял «Тэтлер» и попытался хлопнуть пролетавшую муху. Это не удалось, и муха полетела дальше, презрительно фыркнув.

– Знаете… – сказал Тони, кладя на место «Тэтлер». Полли обернулась.

– Да?

Тони поправил галстук.

– Насчет этих помолвок…

– Да?

– Мич мне тут рассказывал…

– Мистер Мич?

– Да.

Что-то стукнуло в дверь. По-видимому, один из мальчиков, оживлявших Мотт-стрит, бросил в нее ботинок. Тони не обратил на это внимания, не обратила и Полли. Он стоял посреди комнаты, сжимая руки. Она с интересом смотрела на этикетку бальзама.

– Я думала, мистер Мич женат.

Тони покачал головой.

– Конечно, – сказал он, – у него тот унылый вид, какой бывает у женатых, но он только помолвлен.

– Вот как?

– Да. Помолвлен.

Полли поставила бутылку.

– Во второй раз, – прибавил Тони. – Это вдохновляет.

Мальчик с ботинком, или другой, что-то пронзительно заорал второму (или третьему) мальчику. Полли подождала, пока он утихнет.

– Почему вас так занимает мистер Мич? – спросила она.

– Не Мич. Только его методы.

– Что?

– Методы. Приемы.

– О?

– Очень поучительно.

– А какие они?

Последняя скованность у Тони исчезла. Он уподобился певцу, взявшему верную ноту.

– Разные. С первой барышней он был осторожен.

– Осторожен?

– Да. Говорил околичностями.

– Как это?

– Они сидели на кладбище, и он спросил, не хочет ли она, чтобы на ее могиле была его фамилия.

Полли подумала.

– Не так уж хорошо.

– С другой стороны, не так уж плохо. Сработало.

– Она хотела, чтобы на могиле?..

– Да. Не сразу, конечно, а после долгих счастливых лет.

– А вторая?

– Тут все иначе. Они пошли в кино.

– При чем тут кино?

– Это очень важно. Совсем другой метод.

Полли опять подумала.

– Он сделал ей там предложение?

– Нет, еще лучше. Он заметил, как она расчувствовалась, когда герой обнял героиню, и после фильма сам ее обнял.

– А поцеловал?

– Еще бы! Она чуть не растаяла. По крайней мере, мне так кажется. Он говорил короче – «поцеловал», и все. Но можно представить, что такое поцелуй Мича!

Мич вырос в сознании Полли; женщины любят решительных. «Ну и что, – подумала она, – если усы висят? Душа, вот в чем суть». И она сказала:

– Молодец!

– Именно, – согласился Тони. – Значит, вам больше нравится второй метод?

– Конечно.

– Вы уверены?

– Уверена.

– Прекрасно. Я думал, надо спросить.

И, не хуже Мича, он схватил ее в объятия, а там – поцеловал.

– О, Полли! – сказал Тони.

– О, Тони! – сказала Полли.

Казалось бы, просто, но они друг друга поняли. А если бы он понял не совсем, ее сияющие глаза довершили бы дело. Помазки, бутылочки, бритвы и объявления смотрели на них с неприязненной отрешенностью, намекая на то, что в этом салоне такого не случалось со времен Регентства [12]12
  Регентство – в Англии период с 1811 по 1820 г., когда Георг IV (тогда принц Уэльсский) был регентом при своем отце, Георге III.


[Закрыть].

– Ты меня любишь? – спросил Тони.

– Конечно!

Немного успокоившись, он сел на край раковины и благоговейно посмотрел на Полли.

– Что за легкий тон? – сказал он. – Меня трудно любить. До сих пор этого не бывало. Вот любить тебя – легче легкого.

– Да?

– Да. Тебя каждый полюбит. У меня это заняло две секунды. Только ты выскочила из кустов, кинулась под машину – все! Сразу подумал: «На ней я и женюсь».

– Не может быть!

– Еще как может!

– Что же ты во мне увидел?

– Мне понравилось, как ты пролетела по воздуху.

– Не надо мне было терять сознание.

– Почему?

– Я бы почувствовала, что ты меня несешь на руках, а я очнулась только на диване.

– Сейчас наверстаем, – сказал Тони, поднял ее и понес по комнате.

– Тебе надо больше есть, – заметил он, ставя ее на пол.

– Зачем?

– Нельзя весить десять фунтов.

– Я вешу сто пять [13]13
  То есть около 48 кг.


[Закрыть].

– Чепуха!

– Нет, правда.

– Значит, я очень сильный.

– Ты замечательный. Только… о!

– Что такое?

– Все равно ничего не выйдет.

Тони огорченно смотрел на нее. Ему казалось, что такие слова недостойны лучшей из женщин.

– Не выйдет? Почему?

– Ты не можешь на мне жениться. Тебе надо жениться на девушке своего круга.

– Какого еще круга?

– Ну, ты же граф!

– Слушай, – сказал Тони, – если я – граф, ты будешь графиней.

– Не могу.

– Придется. Женский род от графа – графиня. Чему вас только учат?

– Как ты не понимаешь?

– Не будешь графиней, не буду графом. Первое условие.

Полли на него посмотрела.

– Ты меня так любишь?

– Я? Тебя? Ты что, не слушала?

– О, Тони!

– О, Полли!

Соскользнув с раковины, он снова ее обнял так, что позавидовал бы Мич.

– Какие молодцы наши крестные! – сказал он. – Тони и Полли… Поразительно! Идеальная пара. «Тони и Полли придут на уик-энд…», «Как, вы не знаете Тони и Полли?»

– Тони и Полли… – нежно повторила она.

– Просто соль и перец… Или Суон и Эдгар [14]14
  Суон и Эдгар – магазин на Пиккадилли-Серкус.


[Закрыть].

– … или Аберкромби и Фитч… [15]15
  Аберкромби и Фитч – сеть магазинов одежды в США.


[Закрыть]

– … или Фортнем и Мейсон… [16]16
  Фортнем и Мейсон – известнейший универсальный магазин на Пиккадилли.


[Закрыть]

Тони остановился. Дверь открылась, и пятый граф Дройтвичский вошел в салон, словно вернувшийся домой голубь.