Текст книги "Тетки – не джентльмены"

12

Вряд ли надо объяснять, почему кровь застыла у меня в жилах. Даже слепому была бы очевидна вся щекотливость моего положения. С кошкой за стеной и лицом к лицу с Планком, я влип в ситуацию вроде той, когда представитель криминальных слоев общества стащил рубин магараджи и только-только припрятал краденое у себя дома в укромном местечке, как в дверях появляется высокое должностное лицо из Скотленд-Ярда. Честно говоря, мне было еще хуже, потому что рубины в отличие от кошек не могут издавать звуки. Данная представительница семейства кошачьих удивила меня своей молчаливостью, во время нашего короткого знакомства она только мурлыкала, но кто знает, не взвоет ли она разок-другой, оказавшись в незнакомой обстановке и в разлуке со своим приятелем Потейто Чипом. Одного-единственного «мяу» будет достаточно, чтобы загнать меня в угол.

Однажды по требованию тети Агаты мне пришлось повести ее отвратительного сына, юного Тоса, в «Олд Вик» на пьесу под названием «Макбет». Тос все проспал, а мне понравилось. И сейчас я вспомнил сцену, когда к Макбету на званый ужин является без приглашения окровавленный призрак одного парня по имени Банко, которого он недавно убил, и Макбет, не дрогнув, радушно принимает его. Вот и я при виде своего гостя ощутил нечто похожее на то, что испытал Макбет, увидев призрак. Я оторопело уставился на Планка, как он сам уставился бы на скорпиона или тарантула, что там еще у них водится в Африке, если бы, ложась в постель, обнаружил его в складках своей пижамы.

Планк был оживлен и очень весел.

– Я пришел за тем, чтобы сообщить вам, что ко мне возвращается память, – объявил он. – Очень скоро я вспомню нашу первую встречу во всех подробностях. Пока еще в голове туман, но сквозь него уже пробивается свет. Так часто бывает после малярии.

Новость совершенно не привела меня в восторг. Как я уже упоминал, встреча, о которой он говорил, была сопряжена с крайне неприятными для меня обстоятельствами, и я предпочел бы, как говорится, предоставить прошлому хоронить своих мертвецов. Напомню только, что она завершилась предложением Планка огреть меня по голове зулусской дубиной, и станет ясно, что общение сторон не проходило в атмосфере полной сердечности.

– Кое-что я помню, – продолжал Планк. – Вы увлекаетесь регби, и у меня тоже это самая большая страсть, я рассказывал вам, что местная команда в неплохой форме и подает большие надежды. Мне страшно повезло, у меня появился новый викарий по фамилии Пинкер, он оказался поддерживающим форвардом международного класса. Четыре года играл за Оксфорд, завоевал целую кучу кубков Англии. Он сплачивает всю команду и к тому же читает отличные проповеди.

Ничто не могло бы обрадовать меня больше, чем известие, что мой старый приятель Растяпа Пинкер успешно служит благу ближних, и, если бы не нависшая над нами мрачная тень кошки, болтать с Планком было бы одно удовольствие. Как все ребята с дальних рубежей, он знал массу всего интересного и рассказал мне немало всякой всячины, о которой я и понятия не имел, о мухе цеце и о том, что делать, если на вас нападет бешеный носорог. Посреди самой увлекательной истории – когда Планк начал рассказывать о том, как решил заночевать у туземцев, ему показалось, что они настроены дружески, – он замолк, прислушался и спросил:

– Вы слышали?

Разумеется, я слышал, но и бровью не повел.

– А что? – осведомился я.

– Вроде бы кошка мяукнула.

На моем лице не дрогнул ни один мускул. Я усмехнулся:

– О, это мяукает мой камердинер Дживс.

– Правда?

– Он это занятие очень любит.

– Наверное, потешает так своих собутыльников в пивной перед закрытием, когда все уже порядком нализались. У меня был туземец-носильщик, который умел подражать брачному зову самца пумы.

– Неужели?

– Да так искусно, что вводил в заблуждение даже самок. Они толпами окружали лагерь со всех сторон и жутко злились, когда выяснялось, что это всего-навсего туземец-носильщик. Я рассказывал вам о нем, это его пришлось закопать до захода солнца. Кстати, как ваши пятнышки?

– Исчезли без следа.

– Иногда это не очень хороший признак. Есть опасность, что они проникнут внутрь и попадут в кровь.

– Доктор Мергэтройд уверял, что они пройдут навсегда.

– Ему виднее.

– Я полностью доверяю ему.

– Я тоже, хоть он и с бородой. – Планк немного помолчал, а потом весело рассмеялся: – Чудно, как быстро летит время.

– Да, действительно, – согласился я.

– Старина Джимпи Мергэтройд. Вы не поверите, глядя на него сегодня, но когда-то он был лучшим третьим нападающим в Хейлибери[32]32
  Мужская привилегированная частная школа в графстве Хартфордшир, основана в 1862 г.; первоначально – кадетский корпус, готовивший офицеров для колониальной службы в странах Востока.


[Закрыть]. Носился как молния и никогда не мазал на обратной передаче. В игре с командой Бедфорда он дважды увеличивал счет на три очка, один раз с подачи нашего двадцать пятого, и в игре с Тонбриджем забил мяч.

Хотя мне было непонятно, о чем он толкует, я произнес: «В самом деле?», и он сказал: «Чистая правда», наверное, мы бы и дальше продолжили разговор о детских годах Э. Джимпсона Мергэтройда, но в этот момент кошка снова вышла в эфир, и Планк сменил тему:

– Послушайте, я готов поклясться, что это кошка. Ваш камердинер мяукает очень похоже, просто не отличить.

– У него к этому способности.

– Я бы сказал, талант. Хорошие звукоподражатели животных на дороге не валяются. Другого такого носильщика, как тот парень, который умел мяукать, как пума, я так и не нашел.

Много всяких, кто более-менее сносно изобразит вам уханье совки, но это совсем другое дело. Ваше счастье, что здесь нет Кука.

– Почему?

– Он бы решил, что это его кошка, и потребовал, чтобы ему предъявили ее, весь дом перевернул бы вверх дном. Кук никогда бы не поверил, что это ваш камердинер упражняется в искусстве звукоподражания. Дело в том, что у него пропала очень ценная кошка, он убежден, что ее украли конкуренты, и хочет обратиться в Скотленд-Ярд. Однако мне пора. Я заглянул лишь для того, чтобы поделиться с вами замечательной новостью – ко мне возвращается память. И скоро я вспомню, почему мне казалось, что ваше имя начинается на «Ал». Может быть, это какое-нибудь прозвище?

– Вряд ли.

– Может быть, сокращение от алка-зельтцер[33]33
  Фирменное название патентованного средства против изжоги, тошноты и состояния похмелья.


[Закрыть] или что-то в этом роде? Ну да незачем сейчас из-за этого беспокоиться. Память вернется. Обязательно вернется.

Непонятно, с чего он взял, будто мое имя начинается на «Ал», но, в конце концов, это не важно, и я не стал в это углубляться. Как только Планк удалился, я сразу же вызвал Дживса на переговоры.

Он вошел, рассыпаясь в извинениях. Судя по всему, он думал, что подвел своего молодого хозяина.

– Вы, вероятно, сочтете, что я пренебрег своими обязанностями, сэр, но полностью заглушить мяуканье кошки оказалось выше моих сил. Надеюсь, оно не донеслось до слуха вашего гостя.

– Еще как донеслось, а гостем был не кто иной, как майор Планк, из лап которого вы так находчиво спасли меня в Тотлиин-Уорд. Он тесно связан с папашей Куком, и мне не стыдно признаться вам, что при его появлении я содрогнулся, как Макбет, если вы помните ту сцену, когда он садится ужинать, а тут входит призрак.

– Прекрасно помню, сэр. «Трясешь кровавыми кудрями ты напрасно»[34]34
  Уильям Шекспир. Макбет. Акт III, сцена 4. – Перевод Ю. Корнеева.


[Закрыть].

– И я не могу его осуждать. Планк слышал кошачье завывание.

– Весьма сожалею, сэр. Прошу простить меня.

– Вы не виноваты. Кошки есть кошки. Сначала я растерялся от неожиданности, как Макбет, но потом взял себя в руки. Я сказал Планку, что это вы увлекаетесь звукоподражанием, мяукаете по-кошачьи, и в данный момент упражняетесь в этом искусстве.

– Удачно придумано, сэр.

– Да, мне тоже показалось, что недурно, весьма недурно.

– Ваше объяснение удовлетворило джентльмена?

– Вроде бы. Но как быть с папашей Куком?

– Сэр?

– Боюсь, велика вероятность того, что Кук не поверит этой версии и заявится с обыском. Говоря «вероятность», я имею в виду «неизбежность». Посудите сами. Сначала Кук застает меня в Эгсфорд-Корте в тот момент, когда я вроде бы пытаюсь похитить его кошку. Затем он узнает, что я обедаю в Эгсфорд-Холле. «Ага! – говорит он себе. – Наверняка это кто-то из банды Брискоу. Я поймал его с поличным». Неужели вы полагаете, что он поверит Планку, когда тот вернется и расскажет, будто бы у меня дома кто-то подражает мяуканью кошки? Сомневаюсь, Дживс. Ровно через десять секунд он окажется у дверей моего дома, и скорее всего в сопровождении местной полиции.

Мои неопровержимые доводы возымели действие, о чем можно было судить по тому, что у Дживса едва заметно шевельнулся кончик носа. Ничто на свете не могло заставить Дживса сказать: «Проклятие!» – но сейчас это слово едва не сорвалось у него с языка, хоть он и удержал его на полпути. Его ответ на мое obiter dicta[35]35
  Неофициальное мнение (лат.).


[Закрыть] был кратким и по существу.

– Необходимо действовать, сэр!

– И без промедления. Вы по-прежнему отказываетесь вернуть кошку в status quo?

– Да, сэр.

– Сэм Уэллер не раздумывая сделал бы это ради мистера Пиквика.

– В мои обязанности не входит возвращать кошек, сэр. Но если позволите, я могу высказать предложение.

– Говорите, Дживс.

– Почему бы не предоставить это самому Грэхему?

– Ну конечно же! Мне не пришло в голову.

– У него солидная репутация браконьера, а компетентный браконьер – именно то, что нам нужно.

– Понимаю, о чем вы. Его навыки позволяют ему бесшумно перемещаться по местности, так что ни одна ветка под ногой не хрустнет, а это – главное условие для успешного возвращения кошки.

– Именно так, сэр. С вашего позволения я отправлюсь в пивную «Гусь и кузнечик» и скажу Грэхему, что вы хотите его видеть.

– Ступайте, Дживс, – ответил я, и уже через несколько минут оказался наедине с Гербертом (Билли) Грэхемом.

Окинув его быстрым оценивающим взглядом, я поразился, как респектабельно он выглядит. Мне всегда казалось, что браконьеры похожи на грубых, неотесанных бандитов, одеты в обноски, позаимствованные у первого попавшегося пугала, и бреются не чаще одного раза в неделю.

Напротив, Герберт Грэхем был одет в опрятный, ладно скроенный костюм из твида и гладко выбрит. Голубые глаза смотрели открыто, волосы были тронуты сединой. Мне доводилось видеть членов кабинета министров с гораздо более неряшливой внешностью. Грэхем же вполне мог петь в церковном хоре у преподобного Брискоу, и как я впоследствии узнал, он действительно пел в хоре – у него был приятный тенор, который выразительно звучал и во время исполнения гимнов, и в тех местах воскресной литургии, где поминается «окаянный грешник».

Ростом и комплекцией он напоминал Фреда Астера[36]36
  Фред Астер (1899–1987) – знаменитый американский киноактер 1930–1940 гг., блестящий танцор.


[Закрыть], и в его движениях чувствовалась сноровка – качество, необходимое для избранной им профессии. Глядя на него, легко было вообразить, как он без единого звука, прихватив парочку зайцев, бежит в подлеске, всегда на два прыжка впереди лесничих, идущих по его следу. Моя почтенная родственница сравнила его с неуловимым благородным разбойником, и, вне всяких сомнений, столь лестный отзыв был вполне заслужен. Я оценил мудрость Дживса, предложившего, чтобы именно этому человеку я доверил осуществление задуманной мной деликатной миссии. Когда речь идет о том, чтобы вернуть украденных кошек на место их законного обитания, требуется специалист в этом деле. Я не сомневался, что Герберт Грэхем преуспеет там, где потерпели бы фиаско Ллойд Джордж и Уинстон Черчилль.

– Добрый день, – произнес он. – Вы хотели меня видеть?

Я сразу же взял быка за рога. Какой смысл мекать, или, точнее говоря, мямлить.

– Речь идет о кошке.

– Я доставил ее согласно инструкциям.

– А теперь я хочу, чтобы вы доставили ее назад.

Он явно опешил:

– Назад, сэр?

– Туда, откуда вы ее взяли.

– Я не вполне понимаю, сэр.

– Сейчас объясню.

Я постарался обрисовать ситуацию с предельной ясностью и как можно более полно объяснил, что для Вустера немыслимо одобрить поступок, в сущности, равносильный – если я употребил правильное слово – попытке испортить лошадь перед скачками. Я сказал в заключение, что упомянутая кошка должна быть незамедлительно и со всеми мерами предосторожности возвращена владельцу. Грэхем слушал меня внимательно, но, когда я замолчал, он покачал головой:

– Исключено, сэр.

– Исключено? Почему? Ведь вы же ее выкрали.

– Да, сэр.

– Значит, можете вернуть на место.

– Нет, сэр. Вы опускаете некоторые существенные детали.

– Какие именно?

– Кража, на которую вы ссылаетесь, носила характер личного одолжения мисс Брискоу, ведь я ее знал еще ребенком, и, надо сказать, она была прелестной крошкой.

Я подумал было, а не попытаться ли мне растрогать его, сказав, что тоже был прелестной крошкой, но, увы, это утверждение не соответствовало действительности, о чем мне постоянно твердила тетя Агата, и потому я промолчал. Вряд ли, конечно, он когда-нибудь встретится с моей тетей Агатой и станет обсуждать с ней эту тему, но лучше было не рисковать.

– Более того… – продолжал он, и меня вновь удивило, как грамотно он говорит. У него явно было хорошее образование, хотя сомневаюсь, чтобы он учился в Оксфорде. – Более того, я поставил пять фунтов на Потейто Чипа у хозяина «Гуся и кузнечика».

«Ага!» – воскликнул я про себя, и готов объяснить почему. Да потому, что пелена спала с моих глаз и мне все стало ясно. Эти разговоры о личном одолжении прелестным малюткам не более чем пустая болтовня. Им двигали одни лишь корыстные мотивы. Когда Анжелика Брискоу обратилась к нему, он с сожалением произнес в ответ nolle prosequi на том основании, что поставил пять фунтов на Потейто Чипа и заинтересован в его победе. Тогда она спросила, украдет ли он кошку за десять фунтов, что даст ему неплохую прибыль. И он согласился. Анжелика взяла деньги у тети Далии, и сделка состоялась. Мне часто приходило в голову, что из меня получился бы неплохой детектив. Я умею рассуждать и делать выводы.

Теперь, когда все прояснилось, разговор можно было перевести на деловую основу. Оставалось лишь договориться об условиях. Платить придется наличными, поскольку он явно своего не упустит, а я, к счастью, захватил с собой пачку купюр, чтобы делать ставки на скачках в Бридмуте, так что никаких затруднений не предвиделось.

– Сколько вы хотите? – спросил я.

– Сэр?

– Чтобы избавить мое жилище от кошки и вернуть эту представительницу семейства кошачьих на прежнее место.

Его честные голубые глаза тенора из церковного хора затуманились, наверное, с ним так всегда бывает, когда речь заходит о деньгах. Ребята из клуба «Трутни» рассказывали мне, что они замечали нечто похожее в глазах Уфи Проссера, клубного миллионера, когда кто-нибудь пытался занять у него немного мелочи, чтобы перебиться до следующей среды.

– Сколько я хочу, сэр?

– Да, назовите сумму. Мы не будем торговаться.

Он сжал губы, а затем произнес:

– Сожалею, но при всем желании не смогу сделать это за небольшое вознаграждение. Понимаете, вдруг пропажу уже обнаружили, поднимется шум, гам, все в доме мистера Кука будут qui vive, то есть начеку. Я окажусь в положении шпиона, который во время войны пытается перейти линию фронта с секретными донесениями, когда все только его и ищут. Думаю, это обойдется вам в двадцать фунтов.

У меня отлегло от сердца. Я ожидал, что сумма будет значительно больше. Похоже, он понял, что прогадал, и тут же добавил:

– Точнее, в тридцать.

– Тридцать!

– Тридцать, сэр.

– Давайте торговаться, – сказал я.

Когда я предложил двадцать пять, что смотрелось гораздо приятнее, чем тридцать, он лишь сокрушенно покачал седеющей головой, и мы продолжили торг. Однако стоять на своем у него получалось лучше, чем у меня, и в итоге мы сошлись на тридцати пяти.

Определенно, с торгами мне сегодня не повезло.

13

Когда я получил в школе награду за знание Библии, среди прочих заданных мне вопросов был и такой: «Что вы знаете о глухом аспиде?» Знание Священного Писания позволило мне правильно ответить, что этот аспид заткнул свои уши, дабы не слышать заклинателя, как бы искусно он его ни заклинал[37]37
  Библия. Псалтырь. Псалом 57:5–6.


[Закрыть]. Поторговавшись с Гербертом Грэхемом, я на себе испытал, что чувствовал этот заклинатель. Если мы могли бы обменяться впечатлениями, то наверняка пришли бы к единому мнению: чем меньше будет в мире аспидов, тем будет лучше для всех.

Никто не смог бы заклинать искуснее, чем я, когда старался убедить Герберта Грэхема снизить цену, и никто не заткнул бы себе уши крепче, чем этот аспид в человеческом обличье. Вот говорят, мол, кто-то не хочет пройти нам навстречу половину пути, а он не сдвинулся ни на дюйм в направлении мирного урегулирования. Тридцать пять фунтов. Просто чудовищная сумма. Вот что значит оказаться в затруднительном положении, когда у оппонента все карты на руках.

Вести торг – дело крайне утомительное, и, проводив Грэхема с кошкой в обратный путь, обессиленный Бертрам Вустер раскрыл книгу и пробежал глазами первые страницы романа «По царскому велению». Этого вполне хватило, чтобы я пожалел, что не выбрал «Тайну кабриолета». В этот момент затрещал телефон.

Как и следовало ожидать, звонила тетя Далия. Разумеется, я отдавал себе отчет, что раньше или позже, но объяснения с престарелой родственницей не избежать, мне хотелось лишь немного оттянуть время, чтобы собраться с силами. В нынешнем измочаленном состоянии я был не способен общаться с тетками. Вряд ли кто останется на пике своей спортивной формы после того, как обручился с девушкой, от которой его просто тошнит, заплатил кровопийце тридцать пять фунтов и в придачу выложил два пенса в библиотеке за дрянную книжонку.

В отличие от меня старушка прародительница была беззаботна и весела, не подозревая, что ее ждет страшный удар, который потрясет все ее существо до самого корсета.

– Привет, олух, – сказала она. – Ну, что нового на Риальто?[38]38
  Уильям Шекспир. Венецианский купец. Акт III, сцена 1. – Перевод Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть]

– Что-что, где-где? – не понял я юмора.

– Я о кошке. Он ее принес?

– Да.

– И ты прижал ее к груди?

Я понял, что отступать некуда. Как ни страшно было признаваться, но ничего другого не оставалось. Я набрал полную грудь воздуха. Утешением, хотя и слабым, служила мысль, что тетя Далия находится на другом конце провода, на расстоянии в полторы мили. Когда тетки поблизости, ждать от них можно чего угодно. За гораздо более невинную детскую шалость эта самая тетя некогда влепила мне звонкую оплеуху.

– Нет, – произнес я, – ее здесь больше нет.

– Нет? Как это нет?

– Билли Грэхем отнес ее назад.

– Назад?!

– В Эгсфорд-Корт. Я ему велел.

– Ты велел?

– Да, видите ли…

На этой фразе мое участие в разговоре надолго закончилось. Предчувствия меня не обманули, тетя Далия взвилась мгновенно. И произнесла следующий монолог:

– Черт побери! Всемогущие боги! Ангелы и архангелы, спасите нас! Тебе принесли кошку, а ты не долго думая выставляешь ее за дверь, хотя знаешь, чем это для меня чревато. Предать свою партию! Бросить меня в трудный час! Не пощадить мои седины! Свести меня в могилу! И это после всего, что я для тебя сделала, жалкий, неблагодарный червяк. Помнишь, я рассказывала тебе, что когда ты еще сосунком лежал в пеленках и, между прочим, был похож на недоваренное яйцо пашот, ты чуть не проглотил соску, и если бы я не подоспела вовремя и не выхватила ее у тебя, ты бы задохнулся. Имей в виду, если ты теперь подавишься соской, я и пальцем не пошевелю. А помнишь, как ты болел корью, и я, не жалея своего драгоценного времени, часами играла с тобой в блошки и безропотно поддавалась тебе?

Тут с ней можно было бы поспорить. Я одерживал победы исключительно благодаря своему искусству. Последнее время мне не часто случается играть в блошки, но в детстве я был довольно сильным игроком. Однако я счел за благо промолчать, потому что тетя говорила не умолкая и лучше было не прерывать поток ее красноречия.

– Помнишь, когда ты учился в школе, я посылала тебе дорогие посылки с едой, потому что ты уверял, будто умираешь с голоду? Помнишь, когда ты учился в Оксфорде?..

– Довольно, престарелая родственница! – воскликнул я, глубоко взволнованный воспоминаниями о юности Вустера. – Вы разрываете мне сердце.

– Нет у тебя сердца. Иначе бы ты не вышвырнул бедную беззащитную кошку на мороз. Я просила тебя всего лишь приютить ее в свободной комнате на несколько дней и тем самым укрепить мое финансовое положение, но ты не захотел оказать мне эту ничтожную услугу, которая тебе ничего бы не стоила, разве что фунт-другой на молоко и рыбу. Где они, спрашиваю я себя, те старомодные племянники, для которых желания тетки были законом? Похоже, теперь таких уже не бывает.

Наконец природа взяла свое. Тете Далии пришлось сделать паузу, чтобы перевести дух, и я смог вставить слово.

– Старая моя сродница, – начал я, – вы находитесь в плену… как, как это говорится?

– Что – как?

– Как называется то, в плену чего бывают люди? Это слово вертится у меня на языке. Оно начинается на «пре». Вспомнил, в плену превратных представлений. Так говорит Дживс. Вы совершенно однобоко судите о моем обращении с вышеупомянутой кошкой. Правда, я не одобрял вашего намерения похитить ее, потому что считал, что подобный поступок ляжет темным пятном на честном имени Вустеров, и тем не менее готов был предоставить ей и стол, и кров, хотя и против своей воли, если бы не Планк.

– Планк?

– Майор Планк, путешественник.

– Он тут при чем?

– При всем. Вы, верно, слышали о майоре Планке?

– Нет, не слышала.

– Он из тех парней, которые с туземцами-носильщиками и разным снаряжением путешествуют по дальним странам. Как звали кого-то там, кто встретил в Африке еще кого-то и подумал, что это доктор, как бишь его?[39]39
  Имеется в виду исторический анекдот про то, как исследователь Африки Г.М. Стэнли, разыскав пропавшего коллегу доктора Ливингстона, приподнял шляпу и приветствовал его словами: «Доктор Ливингстон, полагаю я?»


[Закрыть] Вот и Планк занимается, вернее, занимался тем же самым.

В трубке послышалось фырканье, от которого едва не загорелся провод.

– Берти, – сказала моя кровная родственница, загрузив на борт достаточный запас воздуха, – меня сдерживает только то, что я нахожусь на другом конце телефонной линии, но если бы ты был в пределах досягаемости, я бы закатила тебе оплеуху, которую ты запомнил бы надолго. Объясни мне вразумительно, о чем ты, как тебе кажется, ведешь речь.

– Я веду речь о Планке и пытаюсь растолковать вам, что хотя Планк и путешественник, но в настоящее время он не путешествует, а живет у Кука в Эгсфорд-Корте.

– Ну и что?

– А вот и то. Он пожаловал ко мне сразу же, как только Билли Грэхем принес кошку. Она на кухне с Дживсом принимала напитки. И когда Планк тут сидел, кошка мяукнула, и, разумеется, Планк услышал. Надеюсь, вы понимаете, что это означает. Планк идет к Куку, говорит ему, что слышал, как в доме у Вустера мяукала кошка. Кук, и без того подозревающий меня после нашей злополучной встречи, идет сюда, как волк в овчарню, полки его сверкают багрецом и златом[40]40
  Слегка искаженная цитата из стихотворения Джорджа Байрона «Поражение Сеннахериба».


[Закрыть]. Я сказал Планку, что это мяукает Дживс, упражняется в искусстве звукоподражания, и Планк этому поверил, потому что путешественники – простофили и верят всему, что им говорят, но пройдет ли этот номер с Куком? Нечего и думать. Мне оставалось одно – попросить Билли Грэхема отнести кошку назад.

Допускаю, что какой-нибудь известный адвокат лучше бы изложил обстоятельства дела, но и у меня получилось неплохо. Наступило молчание. Несомненно, тетя Далия обдумывала услышанное, взвешивая все «за» и «против». Наконец она проговорила:

– Понимаю.

– Вот и хорошо.

– Ты оказался не таким уж черствым извергом, как я подумала.

– Прекрасно.

– Прости, что набросилась на тебя.

– Все в порядке, престарелая родственница. Tout comprendre c’est tout pardonner.

– Тебе действительно ничего больше не оставалось делать. Но не жди, что я пропою тебе аллилуйя. Весь мой план лопнул.

– Ну, знаю. Может быть, все еще образуется. Вдруг Симла придет первой.

– Да, но хотелось бы знать наверняка. Не надо меня утешать. Я чувствую себя ужасно.

– Я тоже.

– С тобой-то что случилось?

– Я обручился с девушкой, от одного вида которой меня тошнит.

– Как, опять? И с кем же на сей раз?

– С Ванессой Кук.

– Родня старому Куку?

– Дочь.

– Как же это случилось?

– Я сделал ей предложение год назад, получил отказ, а теперь она снова возникла, говорит, что передумала и выйдет за меня замуж. Меня это буквально сразило.

– Сказал бы ей, чтобы она и думать об этом забыла.

– Я не смог.

– Почему?

– Это не по-рыцарски.

– Как?

– Не по-рыцарски. Вы знаете, что такое благородный рыцарь? Я стремлюсь им быть.

– Если хочешь вести себя по-рыцарски, приготовься к тому, что будешь нарываться на одни неприятности. Впрочем, я бы не стала особенно беспокоиться. Ты непременно как-нибудь выпутаешься. Помнишь, ты мне сказал, что веришь в свою звезду. Если собрать и выстроить в ряд всех девиц, с которыми ты был помолвлен и от которых сумел улизнуть, то их вереница протянется от Пиккадилли до Гайд-Парк-Корнер. Я поверю, что ты женишься, только тогда, когда увижу своими глазами, как епископ и священник утирают пот со лба и облегченно вздыхают: «Свершилось. Наконец-то повеса попался».

С этими словами ободрения она повесила трубку.

Если вы ожидали, что я с легким сердцем вернулся к чтению романа «По царскому велению», то вы заблуждаетесь. Действительно, я во всем чистосердечно признался ближайшей престарелой родственнице и сумел погасить ее гнев. Если бы он разгорелся, это грозило бы мне страшной карой – она на неопределенное время отлучила бы меня от своего стола, и я лишился бы возможности наслаждаться шедеврами ее французского повара Анатоля, столь благодатными для желудка. Однако счастье не бывает безоблачным. Я не мог не сострадать старой родственнице, пережившей крушение своих надежд и мечтаний, крушение, к которому я, если честно признаться, имел непосредственное отношение, хотя сам был всего лишь игрушкой в руках судьбы.

Я изложил это Дживсу, когда он пришел со всем необходимым для приготовления предобеденного коктейля.

– У меня тяжело на душе, Дживс, – признался я, поблагодарив его за своевременную заботу.

– В самом деле, сэр? Почему?

– Я только что пережил мучительную сцену с тетей Далией. Правда, «сцена» не вполне подходящее слово, наша беседа происходила по телефону. Грэхем благополучно отбыл?

– Да, сэр.

– В сопровождении кошки?

– Да, сэр.

– Вот это я ей и сказал, и от такой новости она несколько возбудилась. Вам никогда не приходилось охотиться с «Куорн» или «Пайтчли», Дживс? Такой жизненный опыт сказывается на выборе слов. Придает речи особую выразительность. Моя престарелая сродница по плоти даже не делала паузы, чтобы подыскать нужные слова, они вылетали из нее как из пулемета. Слава Богу, наша беседа происходила заочно. Страшно подумать, чем бы все могло кончиться.

– Вам следовало бы изложить миссис Траверс факты, имеющие отношение к майору Планку, сэр.

– Именно это я и сделал, когда сумел вставить хотя бы слово, и мое объяснение подействовало на нее как… как что, Дживс?

– Как бальзам в Галааде[41]41
  Библия. Книга пророка Иеремии, 8:22.


[Закрыть], сэр?

– Именно. Я хотел сказать, как манна в пустыне, но бальзам в Галааде подходит больше. Тетя Далия успокоилась и признала, что у меня не оставалось иного выхода, как только вернуть кошку.

– Весьма отрадно слышать, сэр.

– Да, это дело более или менее улажено. Но есть еще одно обстоятельство, которое весьма удручает меня. Я помолвлен и должен жениться.