Текст книги "Лодка на аллеях парка"

2. Что может социология

К сожалению, на вопрос, вынесенный в заголовок, не найти простого и однозначного ответа. В последние годы я, как преподаватель данного предмета, все чаще сталкивался с вопросами типа: «Какую пользу я (студент) могу получить от социологии?» Под словом «польза» зачастую подразумевалась «возможность получить хорошую работу». В прежние времена чаще интересовались тем, какую «пользу» приносит социология обществу, и в зависимости от вашего понимания самого общества и подхода к предмету, можно было ответить: «О, огромную!» или: «Решительно никакой!»

Разница в формулировке вопроса отражает те реальные изменения, что в Прошедшие годы претерпело как само общество, так и характер образования. Свою роль сыграли реформы системы образования в Швеции, среди которых особое место занимает реформа высшей школы 1977 года, положившая начало четкой направленности профессионального образования. Внутри разделов социологии, изучающих как раз взаимоотношения между (высшей) школой и обществом, сложилось мнение, что главная задача университета в обществе – обучение молодых людей особым профессиям и лишь второстепенная – приобщение студентов ко всеобщему стандартному уровню просвещения. Такая трактовка проблемы была даже вынесена в заглавие одной докторской диссертации по социологии, анализировавшей развитие деятельности университетов с исторической точки зрения: «От просвещения к образованию». Можно сказать, что высшая школа в значительной степени «привязывается» как к экономическим, так и к политическим отношениям в обществе, причем привязывается к ним все жестче. Воспользовавшись метафорой из предыдущей главы, можно сказать, что специализация образования все больше напоминает сеть тропинок в парке, именуемом обществом, а не зеркальную гладь моря.

Именно для социологии в подобном ходе событий заключались определенные проблемы, поскольку нет какого-либо официального названия профессии, которую приобретают студенты по окончании учебы. Несколько лет назад Шведский союз социологов попробовал ввести звание «дипломированный социолог», но попытка закончилась неудачно. Можно, наверное, поставить себе цель стать преподавателем или ученым, но число рабочих мест для преподавателей весьма незначительно, а средства для научных исследований ограниченны. Изучение социологии не придает большой уверенности соискателю на рынке труда и поэтому влияет на общий кругозор студента, делая его более широким, чем у специалистов в других областях.

Предмета с таким никудышным (или замечательным, в зависимости от того, как на это посмотреть) содержанием в его первоначальном варианте теперь уже не существует. Преимущество социологии заключается в том, что она является как общественно-научной, так и научно-практической дисциплиной. Предметом изучения являются не только всеобъемлющие общественные структуры, но и люди как индивидуальные экзистенции. Поэтому студент, изучающий социологию, может с равным успехом искать свое призвание в таких профессиях, как теоретик социологии и эксперт, и в таких «человечески контактных» профессиях, как администратор по кадрам, социальный работник или специалист по работе с лицами «отклоняющегося поведения». Изучение введения в социологию обязательно для многих специализаций, где основной дисциплиной является какая-либо другая наука, например психология. Возможны самые разные взаимные контакты, и польза от социологии может быть очень значительной. Иногда это всего лишь пятинедельный вводный курс; но подчас он продолжается всю жизнь, заставляя заниматься сложнейшими сопутствующими общественными, социологическими и философскими проблемами. В первом случае польза может выражаться в виде пятерки в зачетке, а во втором может состоять в наполнении своей жизни осмысленным содержанием.

Но есть также польза иного рода, которая в значительной степени связана с социологией, понимаемой в более широком плане, чем просто учебный предмет, а именно с образовательным аспектом исследований. Можно сказать, что существует социологическое представление о человеческом способе проживания своей жизни и об общественных институтах. Это представление основано на том, что нет людей, живущих подобно свободно колеблющимся атомам, в неком социальном вакууме. Точно так же, как кораблям в море нужно согласовывать свои маневры друг с другом, так и членам общества надо соотносить свои жизни с другими. При такой перспективе ясно видно, что люди полностью «свободны» лишь на первый, самый поверхностный взгляд. За свободой скрываются влиятельные социальные силы и реально существующие институты, воздействующие на нас. Но ясно также и другое: эти силы и институты являются все-таки только социальными силами и институтами, т. е. они созданы людьми, продолжают существовать благодаря людям и отмирают, когда люди перестают ими пользоваться. В социологической перспективе нельзя индивидуализировать человека, но нельзя также и овеществлять социальные структуры.

Относительность свободы индивида и жесткости общественных структур не означает, что подходы типа «индивид свободен» или «общество не должно оказывать влияния…» не интересны в социологическом плане. Напротив, многие исследователи анализировали и причины, и последствия возникновения индивидуалистической культуры столь же успешно, как и жесткие структуры, сохраняющиеся в обществе. Человеческие представления о себе самом и об обществе являются важной областью социологических исследований. В то же время это всего лишь часть научных представлений, поскольку для социолога общество не может быть сведено к сумме мнений всех его членов. Иначе можно было бы провести с помощью компьютерной техники гигантское обследование, и вся извлеченная из анкет правда выплеснулась бы на экраны дисплеев. Разумеется, находились ученые, полагавшие, что именно так и должна проводить исследования социология, но на сегодняшний день это всего лишь одно из многих существующих мнений.

Какую же пользу можно в таком случае извлечь, рассматривая людей и общество с релятивистских позиций? Можно сказать, что социологическая перспектива вносит свой оттенок в общую картину ответа на фундаментальный вопрос о том, как и зачем мы живем. Это весьма таинственная область для того, кто хочет исследовать действительность, и в частности социальную действительность, в которой мы, люди, живем – в точке пересечения нашей индивидуальной экзистенции и коллективной жизни. Может показаться, что досконально исследовать эту точку пересечения – бессмысленная или тщеславная затея, но вовсе не обязательно заходить так далеко. Польза социологи!* состоит в установлении более широкого взгляда на вещи, характерного для критического, аналитического способа определения правил игры. Разумеется, существуют и другие мыслительные системы, и нет никаких гарантий, что социологическая перспектива «лучше» других моделей действительности. Многие люди основывают свое мировоззрение на иных мыслительных категориях, например на представлениях о человечестве, почерпнутых из бульварных газет или астрологических прогнозов. Но социология является научным мировоззрением, требующим выяснения «истины» об обществе. Обычно исходят из того, что социологи сообщают нечто более «истинное», чем астрологи или иллюстрированные еженедельники. Но так ли это на самом деле – предмет споров, и зачастую даже между самими социологами. Как бы там ни было, в настоящее время социология – институционализированная общественная наука, и это порождает соответствующее общественное мнение – большинство, во всяком случае, верит в то, что выводы социологов истинны. Это может придать определенный престиж обсуждению социальных вопросов, но в то же время может возникнуть впечатление, что чрезвычайно легко стать специалистом в области, где «научные вопросы» излагаются «ненаучно».

Социология, таким образом, есть институционализированная общественно-научная дисциплина, являющаяся частью нашего общества. В то же время это наука, исследующая общество, наука, в которой общество выражает самое себя. В мире иллюстрированных еженедельников или в мифе о свободном индивиде также отражаются общественные отношения, но они не отражают ничего, кроме самих себя, в отличие от того, что делает или должен делать социолог. Речь идет не только о недопустимости «созерцания собственного пупа», но и о необходимости рассматривать самого себя в качестве члена общества, чтобы избавиться от деления последнего на две части: одна часть – это мы, изучающие общество, а другая – те, кого мы изучаем. Проблемы, возникающие внутри общества, затрагивают также и нас. Польза, которую в данном случае приносит изучение социологии, это способность лучше понять функции науки и научного работника в обществе. Это и было основной задачей социологии сразу после ее возникновения как науки – попытаться выявить преобладающие в обществе идеологии; причем сами социологи должны быть предельно внимательны, чтобы не создать какие-нибудь новые.

Социологи изучают не только самих себя. Напротив, большинство из них изучает «других», к примеру, в рамках их производственной деятельности (преимущественно в промышленности), в школе, в детском саду, в семье, в различных организациях, а также государство в целом, «отклоняющиеся группы» и т.д. Зачастую изучаются также связи между двумя или несколькими институтами общества. В последнее время многие предпочитают специализироваться в какой-нибудь конкретной области. Можно сделаться, например, экспертом по проблемам домохозяек или по вопросам свободного времени. Во многих случаях специалистам такого рода проще будет найти работу, чем «социологу вообще».

Современная наука с момента своего возникновения – несколько сот лет назад, – придерживается «критического подхода» по отношению к тому, как знание добыто, и подобный критический подход составляет самоочевидную часть, социологического знания. Часто возникает соблазн «социологизировать» человеческое бытие, так чтобы последнее казалось управляемым исключительно социальными силами. Одна женщина – профессиональный социолог – рассказывала, какие трудности возникли у нее в процессе исследования потребности в детских садах в различных районах крупного города. Администрация общины, которая была заказчиком данного исследования, полагала, что достаточно всего лишь провести учет количества детей дошкольного возраста; однако у социолога была идея, что нужно исходить из социальной стратификации, т.е. исследовать возникающие различия в отношении к детским садам в зависимости от уровня образования жителей. В соответствии с теорией неравного доступа к возможностям у различных социальных групп, исследовательница полагала, что потребность в детских садах должна быть выше в районах, где скученность и низкий жизненный уровень были обыденным явлением. Другие, более привилегированные группы должны были, по мнению ученого, сами справляться с воспитанием детей. Так как детские дошкольные учреждения должны были, по идее, сглаживать социальные различия, община приступила к строительству детских садов в местах, указанных социологом. Когда садики были построены, оказалось, что возникли проблемы с их заполняемостью, поскольку (как показало следующее исследование) члены низших слоев общества весьма негативно отнеслись к возможности оставлять своих малышей в детском саду. Все очень просто – они боялись контроля над собой и считали, что власти способны за ними следить. Таким образом, хотя социолог и подошла к делу с самыми лучшими намерениями, она не учла, что эти аутсайдеры – тоже люди, которые пытаются выжить, исходя из своих собственных представлений. Они вовсе не считали, что общество настроено доброжелательно по отношению к ним. Люди зачастую бывают настроен!/ и противоречиво, и парадоксально, и, как правило, учесть это довольно трудно, особенно в масштабных исследованиях. Социологический портрет человека может оказаться во много раз более абстрактным, чем в статистических исследованиях.

Поэтому нужно осознавать ограниченность средств социологии у– особенно тем студентам, которые в дальнейшем своими исследованиями смогут воздействовать на жизни других людей. Но это сложная задача. Те, кто принимают решения, едва ли захотят получить обоснование для своих затей типа «с одной стороны… с другой стороны…». Они желают быть уверенными в объективности научного знания и зачастую избегают излишних сложностей. Большинство специалистов-социологов могут столкнуться с подобными проблемами. Социология применима внутри официальных органов, различных институтов и организаций, независимо от того, хотят этого власти или нет, думают об этом хорошо или плохо те или иные представители. В этом смысле социология – «протоптанная тропинка», где практики резонно требуют от научных знаний полезности и применимости, чтобы иметь возможность наилучшим образом управлять обществом, институтом или организацией.

Многие социологи балансируют на грани, пролегающей между предметом как социально-реформаторской наукой и независимой социальной действительностью. Поэтому социология не может оставить в стороне вопрос о том, какую пользу можно извлечь, изучая исключительно частные проблемы. На первых порах обучения, во время «введения в предмет», подобный вопрос, наверное, поставить вполне уместно. Однако впоследствии хорошо заметно, что по ходу обучения модель изменяется, студенты как бы «поднимаются над исследуемым объектом на вертолете» и начинают видеть проблему более широко. Они понимают, что сами относятся и принадлежат к особому социальному институту, который определенным образом используется и имеет вполне определенные функции. Можно также заметить, что соответствие университетского образования будущей профессиональной деятельности, на которое была нацелена реформа высшей школы, при ближайшем рассмотрении оказывается гораздо более неопределенным, чем это кажется на первый взгляд. Многие, в том числе и социологи, пытаются предсказывать будущее; но социология учит нас, что будущее в принципе не может быть описано. Поэтому будущий социолог никогда не сможет ответить на вопрос, каким образом он должен будет использовать свои знания. Образование лишь предлагает ему некую карту области возможного будущего применения. Однако можно также руководствоваться лозунгом одной копенгагенской газеты, всегда украшающим ее первую страницу: «Не бойся биться головой о стену. Кто поручится, что стена уцелеет?» Конечно, здесь уместен встречный вопрос: «Кто поручится, что уцелеет голова?» – тем самым открывается возможность более глубокого изучения данной проблемы. В этом, наверное, и заключается главный шарм социологии – она учит нас не столько брать, сколько отдавать. Что изучать в дальнейшем и как затем реализовать – проблема, являющаяся звеном в непрерывной цепи, которой представляется жизнь общества. Поэтому определите, по крайней мере сами для себя, что вы хотите получить от использования своих знаний как социолог, однако в существующей институционализированной области их применения вы сможете выбрать одно из двух: уйти или остаться.

3. Как возникла социология

Социология как размышление человека над возникающими в процессе жизни различными взаимоотношениями существовала, конечно, уже на самой заре истории. Так, например, Аристотель описывал политические процессы своего времени, опираясь на теорию всеобщих социальных отношений. Арабский философ XIV века Ибн Хальдун тоже может считаться одним из первых социологов. В течение долгого времени теории общественных отношений состыковывались с религиозными или астрологическими подходами.

Однако возникновение той науки, которую мы сегодня называем социологией, относится к началу распада средневековья и переходу к новому времени, т.е. к XV – XVI векам. В это же время зародилось и современное естествознание, основанное на нерелигиозном подходе к изучению природы и связанное в первую очередь с именами Коперника, Ньютона, Галилея и др. Произошли также глобальные экономические и политические изменения – сначала расширение торговли, а затем возникновение современных национальных государств. Эти явления анализировались радикальными философами в нерелигиозных терминах. В процессе секуляризации мышления закладывались основы того, что впоследствии стало социологией.

Понятие «общество» со временем несколько изменило свое содержание. Раньше оно обозначало нечто вроде того, что сегодня мы называем «компанией» – некоторое количество людей, встречающихся и обменивающихся мыслями по определенному кругу интересующих их тем. Это первоначальное значение еще сохраняется в английском «society», немецком «Gesellschaft» и французском «societe». В XVIII веке началось отделение «королевской власти», или «государства», от «гражданского общества». Задаваясь вопросом, почему люди присоединяются к тем или иным компаниям, можно поставить аналогичный вопрос о том, почему люди соединяются в общество. В эпоху Просвещения вопрос считался спорным. Некоторые полагали, что общество образовалось в принудительном порядке, в результате действий какого-нибудь короля, завоевавшего данную местность и подчинившего себе ее обитателей. Другие, напротив, считали, что общество образовалось вследствие заключения Людьми «общественного договора» друг с другом и с правителем, чтобы иметь возможность сотрудничать в торговле и быть защищенными от врагов. Если властитель нарушал подобный «контракт» и поворачивался против своего народа, его следовало сместить. Это положение было очень важно для легитимизации повстанческих движений того времени.

Одновременно возникло другое важное понятие: «индивид». Это латинский перевод греческого слова «атом», что означает «неделимый». Раньше считалось, что общество состоит из разных сословий и каждый человек должен принадлежать к тому сословию, в котором он был рожден. Утверждалось также, что пытаться изменить этот социальный порядок – грех, поскольку он установлен божественным предопределением. Примерно в то же самое время, когда учение Эмпедокла о возникновении всего сущего из различных комбинаций четырех первооснов – земли, воды, воздуха и огня – начало сменяться мыслью о том, что материя в своей основе состоит из комбинаций похожих друг на друга атомов, зародилось мнение, что общество, по сути, состоит из отдельных индивидов. Стало укрепляться представление, что люди не рождаются неравными – неравными делают их общественные (феодальные) отношения. Французский философ-просветитель Руссо писал: «Человек рожден свободным, однако повсюду мы видим его в оковах». Американская Декларация независимости 1776 года уже в первых абзацах содержала утверждение: «Все люди созданы равными…» Поэтому понятие индивида выражало также новый взгляд на человека и его место в обществе.

В феодальные времена жизнь каждого человека определялась по большей части тем, из какой он семьи или рода, принадлежавшими ему земельными владениями или его собственной принадлежностью к определенному цеху или гильдии. Большинство населения едва ли можно было отнести к «свободным индивидам». Миграционная и социальная мобильность были ничтожно малы и приобрели социально значимый характер только в конце данного периода. Обычно же умирали в том самом месте, где родились, наследовали ремесло своих предков и следовали уставам гильдии или цеха, к которому принадлежали.

Расшатывание феодальных устоев повлекло за собой, помимо всего прочего, усиление социальной и географической подвижности. Все большее количество людей приходило к пониманию относительности различных социальных отношений. Когда возникли нации и государства, появилось также, хотя и с некоторым запозданием, понятие «общество», обозначавшее традиционные законы, обычаи и правила, соблюдавшиеся людьми в то время как понятие «индивид» обозначало отдельного человека, от природы наделенного такими неоспоримыми правами, как право на благополучие и возможность добиваться своего счастья. Уже в те времена взаимоотношения между «обществом» и «индивидом» воспринимались как весьма проблематичные.

Этот тип общества, порожденный промышленной революцией в Англии, политической и социальной революцией во Франции, и стал источником нового образа мышления, получившего название «социология». По мере усиления индустриализации все больше начинала привлекать к себе внимание проблема увеличения количества «неимущих тружеников». Многие радикалы той эпохи желали дальнейшего развития и доведения до конца Великой французской революции; создавалось множество моделей общества, в которых предполагалось торжество политической и социальной демократии. Анализ различных аспектов этой проблемы постепенно приводил к возникновению новой научной дисциплины – социологии.

Возникла она во Франции, сотрясаемой в течение долгих лет, начиная с 1789 года, социальными и политическими волнениями. Революции и контрреволюции сменяли друг1 друга. Политические заговоры постоянно угрожали новыми переворотами. Одним из тех, кого волновала нестабильность французского общества и кто пытался создать концепцию правового общества, был граф Анри Сен-Симон (1760-1825). Он исследовал отношения в современном ему обществе и попытался создать теорию того, что порождает социальные беспорядки. Постепенно он пришел к мысли, что старые, дореволюционные институты, такие, как церковь, король, привилегированное дворянство, больше не в состоянии управлять жизнью людей, а в новом обществе еще не успели развиться новые действующие институты. Эта идея была подхвачена бывшим секретарем Сен-Симона Огюстом Контом (1798-1857), который развил ее дальше. Он пытался также создать научный метод для повой дисциплины. Первоначально он назвал свое детище «социальной физикой», опираясь на аналогию с уже признанной наукой, но впоследствии изменил название на «учение о социальном», т.е., другими словами, на «социологию». Открытие, сделанное этими пионерами социологии, заключалось в следующем: не только люди управляют экономическими и политическими отношениями, но в этом участвуют также и незримые «социальные связи». Эти связи – социальные отношения между людьми, и задача новой науки состояла в том, чтобы максимально объективно проанализировать и исследовать их с целью выявления законов, управляющих обществом.

В это же время ряд социальных философов предприняли попытки исследовать фундаментальные законы исторического развития человеческого общества. Социальная антропология той поры открыла большое количество «примитивных культур», рассматривавшихся многими учеными как ранние стадии передовых обществ Западной Европы и Северной Америки. Конт позднее назвал их «авангардом человечества». Англичанин Герберт Спенсер (1820-1903), применяя в социологии теорию Дарвина о естественном отборе, считал, что по мере развития общества возрастает его сложность и дифференциация. Либеральный реформатор Дж. С. Милль (1806-1873)^ внес свой вклад в социологию, попытавшись построить науку об обществе на исследовании отдельного индивида, т.е. на психологии. Однако по большому счету социология как наука была неизвестна до последних десятилетий XIX века. Этому, в частности, способствовало вырождение учения Копта в новое религиозное направление, насаждавшее культ «позитивной науки». Последнее обстоятельство очень негативно отразилось на репутации социологии.

На рубеже веков, в период примерно с 1880 по 1920 год, социология стала чем-то большим, нежели упражнения отдельных интеллектуалов или просто попытки отыскать объективные законы общественного развития. В этот промежуток времени работало большинство «классиков» социологии: Эмиль Дюркгейм (1858-1917) и Жорж Сорель (1847-1922) во Франции, Фердинанд Теннис (1855-1936), Георг Зиммель (1858-1918) и Макс Вебер (1864-1 920) в Германии, итальянцы Гаэтано Моска (1858-1941) и Вильфредо Парето (1848-1923), живший по большей части в Швейцарии. В США социология далеко продвинулась вперед благодаря Лестеру Уорду (1841-1913) и Чарльзу Кули (1864-1929). Начал издаваться ряд социологических журналов, а за несколько лет до начала нового века появилась первая профессура по этому предмету. Социология, таким образом, становилась признанной и уважаемой университетской научной дисциплиной.

Изначально социология использовала самые разнородные научные знания и разнообразные методики. Можно отметить некоторые национальные особенности: например, французская социология базировалась на известной теории социального порядка, сформулированной еще Сен-Симоном, и на попытке О.Конта создать правильный научный метод. Немецкая социология использовала методы исторической науки, в которой происходили бурные дискуссии. В Италии на социологию сильное влияние оказывали традиции Н.Макиавелли, анализировавшего «проблему власти», а в США молодая наука тяготела к социально-политической постановке вопросов.

Можно назвать еще одного мыслителя, внесшего, по крайней мере косвенно, значительный вклад в новую науку, – это Карл Маркс (1818-1883). Сам он никогда не пытался создать какое-либо «учение о социальном», и в его работах очень немного ссылок на социологов тех лет. Но когда после его смерти многие крупные рабочие партии, и в первую очередь немецкая социал-демократическая партия, начали опираться на его теории, Маркс стал объектом внимания огромного количества современных социологов. Дюркгейм неоднократно выступал с циклами лекций о социализме; Вебер оспаривал правомерность «экономического толкования истории», а Парето пытался представить Маркса «говорливым, ненаучным моралистом». После этой первой встречи с Марксом процесс приостановился до 60-х годов нашего столетия, пока социологи вновь не заинтересовались его теориями.

Классиками в этой области стали Дюркгейм и Вебер, которых можно считать основоположниками современной социологии. Дюркгейм; уже в юности сосредоточился на создании полноправной науки об обществе, и Исходным положением он считал независимость общества в целом от отдельных индивидов. Предмет социологии, т.е. «общество», он считал реальностью в себе самой, которая не может быть объяснена действиями отдельных индивидов. Напротив, поступки индивидов следует объяснять влиянием общества. Даже такой сугубо индивидуальный поступок, как добровольное расставание с жизнью, предопределен обществом, пояснял он в своем исследовании самоубийств. Общество, по Дюркгейму, предстает в виде парка с «разрешенными» аллеями и «запрещенными» газонами, который мы наблюдали во вступительной главе. Дюркгейм разработал первую теоретически последовательную методику новой науки, причем его «методические правила социологии» не потеряли своего значения даже спустя сто лет после публикации.

Вебер, занимавшийся также историей и политэкономией, испытал на себе сильное влияние дискуссии о возможности получения объективного знания в исторической науке и перенес анализ многих обсуждавшихся проблем в социологию. В ходе этих споров дебатировалось, в частности, существование объективных законов исторического развития и то, насколько реально люди могут судить об иных исторических эпохах и культурах. Для Вебера социология была наукой о «социальных действиях», т.е. о действиях, совершаемых людьми по отношению друг к другу. Согласно Веберу, проблема заключалась не только в отыскании объективных законов, по которым функционирует общество, но и в попытке попять роли людей, действующих в соответствии с их собственными культурными понятиями. Вебер не отрицал существование социальных институтов в обществе, но он настаивал на том, что они должны пониматься как выражение (проявление) человеческих действий и поступков. Все коллективные и институционализированные образования, такие, как «класс», «государство» или «рынок», в конечном счете должны сводиться к объяснимым действиям индивидов. Социология Вебера, таким образом, весьма близка к «идеальному типу» общества, представленного в образе моря с кораблями и лодками.

Дюркгейма и Вебера можно считать представителями двух доминирующих течений новой науки. Даже если представить, что оба они изучали «лодки на аллеях парка», делали они это не только с разных точек зрения, но даже с разными намерениями. по Дюркгейму, новая наука в первую очередь должна быть общественно полезной. Если бы это было не так, она не имела бы права на существование, полагал Дюркгейм. Вебер же считал, что наука не может быть ничем иным, кроме как одним из множества возможных истолкований действительности, и поэтому к ней нельзя предъявлять требование абсолютной правоты. Ученый должен стремиться к пониманию культурного смысла разнообразных общественных феноменов, и было бы наивно верить, что с помощью науки можно сформулировать некие принципы, приносящие конкретную пользу обществу. Между этими двумя точками зрения на предмет социологии имеются существенные различия в подходах к пониманию общества и к возможности получения объективных знаний о нем. Мы подробнее затронем эту проблему в следующей главе.

И «парковая социология» Дюркгейма, и «социология моря» Вебера были признаны и получили дальнейшее развитие в рамках новой науки. Модель Дюркгейма особенно распространилась в родственных дисциплинах, таких, как социальная антропология и языкознание, а позднее стала основой «структурализма» – одного из важнейших направлений в комплексе наук о человеке и обществе XX века. Отправная точка модели Вебера, в сочетании с близкими философскими и методологическими течениями, также приобрела огромное значение, прежде всего в западноевропейской социологии. Предпринимались и попытки «перекинуть мост» между методами Дюркгейма и Вебера. Одним из первых попытался это сделать американский социолог Толкотт Парсонс (1902-1979)' со своей комбинацией «структурного функционализма» и «теории действия», оказавшей доминирующее влияние на целое поколение обществоведов, особенно американских, хотя оно было велико и в Европе.

В Швеции развитие социологии, как и многих других наук, проходило с некоторым запозданием. В XIX веке здесь также ставились «социальные вопросы», в частности, Эриком Густавом Гейером, а политэконом Густав Стеффен организовал в 1902 году в Гётеборгском университете при своей кафедре профессуру по социологии. В 30-е годы нынешнего столетия проводились многие важные исследования (например, «Кризис изучения населения» Альвы и Гуннара Мюрдаль, 1934), в которых использовались социологические теории и методы. Приблизительно в это же время проводились первые социологические семинары в Лунде, примеру которого вскоре последовал Стокгольм. В 1947 году в Стокгольме учреждается первая чисто социологическая кафедра под руководством Торгню Сегешстедта. Не прошло и полувека, как остальные университеты тоже пошли по этому пути.