Текст книги "Искусники"

«Ну, это уж не моя забота», – подумал Мэнни, понимающе улыбнувшись в ответ. Мириш отчалил, чтобы тут же заговорить с очередным элегантно одетым сенатором, и Мэнни прислонился к стойке бара, вдруг почувствовав, что его энергия полностью иссякла. Явно опоздал принять стабилизатор.

Он было нащупал в кармане ингалятор, когда бокал вдруг выскользнул из его пальцев и упал на ковер, картинно расплескавшись во все стороны. От неожиданности он даже не сообразил, что предпринять, и стоял столбом, пока материализовавшаяся словно ниоткуда обслуга занималась уборкой. В мгновение ока все было убрано, и только тогда он заметил, что руки у него дрожат. Быстро оглядевшись, он убедился, что на это маленькое происшествие никто не обратил внимания. Успокоенный, Мэнни направился в туалет.

– Мистер Ривера.

От движущейся голограммы олимпийского гимнаста к нему шагнул высокий мужчина. Мэнни встретил его вежливой улыбкой; туалет все равно пока был занят. Мужчина взял Риверу за руку и энергично ее потряс.

– Поздравляю с весьма успешной, просто зачаровывающей презентацией.

– Я рад, что вам понравилось.

– Этого я не говорил. Я назвал ее зачаровывающей. – Лицо мужчины выражало оживление, но глаза оставались холодно-внимательными. – Вы ведь меня не знаете, не так ли?

Мэнни страстно захотелось прислониться к стене или хотя бы опереться о спинку стула.

– Простите. Если мы и встречались, я как-то не при…

– Только мельком и довольно давно. Это мне следовало бы извиниться. Эдвард Таммеус. Сенатор от штата Мичиган. – Он отошел на шаг назад, достал из кармана трубку и небольшой мешочек. – Повторюсь: своей презентацией вы всех просто зачаровали. Ну и жуткую же штучку вы придумали.

Мэнни затаил дыхание.

– Вот как. Интересно, что же такого жуткого вы увидели в средстве мгновенного излечения нарушений работы мозга? – Стоило ему произнести эти слова, как он тут же пожалел, что они прозвучали оборонительно. С такого рода людьми оборонительная позиция никогда ни к чему хорошему не приводила.

– Не станете же вы убеждать меня, мистер Ривера, что предприняли свои усилия исключительно ради того, чтобы помочь несчастным детишкам, страдающим дислексией?

«Да он просто смеется надо мной!» – подумал Мэнни с яростью. Но буквально через секунду вновь овладел собой. Нет, сенатор смеялся не над ним, его сарказм был адресован вовсе не его персоне. Мишенью была Команда Наверху, компания в целом, а Мэнни был выбран как нечто, символизирующее их вместе взятых.

– Собственно, у проекта существует целый ряд коммерческих аспектов, – сказал Мэнни. – Я бы сформулировал текущие задачи так: оживление рынка рок-видео послужит основой финансирования проектов с более благородными задачами.

– Большинству лиц с расстройствами можно оказать помощь уже сейчас, через имплантацию, – сказал сенатор, стряхивая лишний табак в кисет и пряча его в карман.

– А гнезда способны помочь им всем, – сказал Мэнни.

– Почему вы в этом так уверены?

– Обоснование этого вопроса относится уже сугубо к научно-практической части, а все наши лучшие специалисты в настоящее время находятся в Мексике, где оборудован новый центр. – Мэнни слегка пожал плечами. – Они смогли бы объяснить лучше меня…

– Я бы хотел с ними побеседовать. – Сенатор глянул на него поверх пламени зажигалки.

Мэнни чувствовал, что дрожь от кончиков пальцев ползет вверх по рукам. Еще чуть-чуть – и он сорвется. Если сенатор задержит его еще на несколько минут, придется принимать большую дозу и не спать следующую ночь.

– Да, я именно прошу вас организовать мне встречу, – добавил сенатор, будто Мэнни ему что-то ответил.

– Конечно, – быстро откликнулся Мэнни. – Сообщите, когда вам будет удобно…

– Вам позвонят из моего офиса. Жуткую, жуткую штучку вы придумали, и я хочу разузнать о ней все, что смогу.

Он выдохнул облачко голубоватого дыма, которое поднялось над его головой. Кругом распространился медовый аромат.

– Понятно, – сказал Мэнни. – Это вам необходимо, чтобы голосовать на основе полной информации.

– О, я уже решил, как буду голосовать. – Сенатор заглянул в чашечку трубки и снова затянулся. – Тут вам нечего беспокоиться, я проголосую за легализацию процедуры, хотя, скорее всего, все пройдет и не совсем гладко. Да, штучка жуткая, пожалуй, самая кошмарная за последнее время. Возможно, сатанинская. Если бы я думал, что способен остановить распространение, я бы проголосовал против.

«Безумцы повсюду, – подумал Мэнни. – Интересно, что он такое курит?». А вслух сказал:

– Простите, сенатор, но боюсь, что не понял вас. Вы за легализацию, но остановили бы распространение, если бы смогли?

– Именно так. Что тут непонятного?

Мэнни опустил глаза, изобразив на лице немного виноватую улыбку.

– День сегодня у меня был слишком длинный, наверное, усталость дает о себе знать.

– Понимаете, мистер Ривера, все уже вышло из-под контроля. – Сенатор направил трубку в его сторону; конец чубука влажно поблескивал. – Дело сделано, и никто не волен это отменить. Как в начале атомного века. Нельзя запихнуть все обратно в ящик и пообещать Пандоре прийти попозже, когда мы созреем, так сказать… – Сенатор пожал плечами, – в моральном отношении, как принято было говорить прежде. Поэтому, если уж нельзя изменить непоправимое, то лучше поставить его под более четкий контроль.

Все уже вышло из-под контроля. Эта мысль будто озвучилась гнусавым голоском Джослин. Мэнни моргнул. Неужели сенатор действительно использовал выражение «в моральном отношении»?

– Именно это я и собираюсь говорить своим более норовистым коллегам, по крайней мере, – продолжал сенатор. – Не удивлюсь, если этот аргумент склонит их в вашу пользу. Чудная идея: отложить использование до достижения моральной зрелости, не правда ли? – Он рассмеялся. – У всех делаются такие лица, когда я употребляю это слово – мораль. У него на редкость плохой имидж, в основном благодаря деятельности ряда групп, что за последние несколько десятков лет пытались всеми правдами и неправдами продавить угодные им решения. – Он еще раз затянулся и помолчал немного, задержав дым в легких. – Но конфессия, к которой я принадлежал с самого детства, воспитала меня на таких принципах: не пользоваться ничем, пока не обретешь достаточно четкой моральной ответственности. Это казалось чертовски верной идеей. Но позже выяснилось, что, с точки зрения церкви, нашей ответственности хватает лишь на самые примитивные вещи.

Мэнни сжал челюсти, чтобы не зевнуть, и поглядел на дверь, ведущую в туалет. Все еще закрыта. Видимо, не он один тут крутится на заемном запасе энергии.

– Очевидно, полезнее было бы оказаться достаточно, гм – аморальным, чтобы манипулировать самому, вместо того чтобы дозволять манипулировать собой. – Сенатор достал инструмент для прочистки трубки и поковырял им в чашечке. – Значит, «Диверсификация» обеспечит транспорт, проживание и прочее необходимое?

Мэнни кивнул. Все они по-разному выражали свои просьбы. Некоторым это не очень легко давалось, другие всячески старались показать, что ими движут наилучшие мотивы, самые логичные доводы и искреннее желание разобраться получше в происходящем. По мнению Мэнни, однако, конверт с деньгами всегда одинаков – вне зависимости, кому он дается, сенатору или хакеру. Но если кому-то нужны были ритуалы, он с готовностью их выполнял.

Дверь туалета открылась и оттуда вышла, покачиваясь на высоких каблуках, одна из представительниц Комиссии, на лице которой читалось явное облегчение. Мэнни слегка поклонился сенатору.

– Простите.

Он еле сдержался, чтобы не ринуться в туалетную комнату бегом и не захлопнуть, а только прикрыть за собой дверь. Пять минут он возился с ингалятором и еще пять приходил в себя, готовясь к следующему раунду.

Снаружи его поджидал Ударник.

Глава 14

Предполагалось, что ей бы уже пора обвыкнуться.

Предполагалось, что она должна была принять к сведению все сказанное Ударником, оставить Марка в покое, делать видео и надеяться на лучшее. Надеяться на лучшее. Болтовня хренова. Пообщаться с Ударником больше не удавалось: он постоянно был недоступен, совещался с Риверой при закрытых дверях, был занят, занят и снова занят, а Марку она не могла задать никаких вопросов, потому что его опять куда-то увезли.

Сама виновата. Не стоило откровенничать с Ударником. Он тут же пошел к Ривере, и по мановению корпоративной волшебной палочки единственный человек, который мог бы ответить на все ее вопросы, исчез.

Но она все равно искала Марка, на тот случай, если он специально избегал встречи с ней, чтобы не получить взбучку. За последние несколько лет поиски Марка стали для нее образом жизни. Собственно, ничего больше она толком не умела – только искать Марка и делать видео, хотя и видео почему-то в его отсутствие делать становилось труднее.

«Да гори оно все синим пламенем», – думала она, бродя по бульварам, по клубам, хотя бы раз за вечер заезжая на Мимозу и всматриваясь в толпы тусовщиков. На кой ей это сдалось, пусть Марк сам подойдет и поведает, что, по его мнению, ей следует знать. За двадцать лет она имела право, в конце концов, просто устать. Но, думая так, она все равно продолжала поиски.

– Не, не видала его, – сказала маленькая барабанщица группы «Шею в петлю», пристукивая палочками по столу. Вечер был ничем не выдающимся в долгой череде таких же в безымянном голливудском барчике, старавшемся продержаться за счет живой музыки на фоне видеостены. На крошечном танцевальном пятачке – не протолкнуться от девиц, всяческих позеров и видиотов, испытавших вдруг импульсивное желание оторваться от экрана и куда-то выбраться; парочка ребят с мини-видеокамерами стремились отснять материал, чтобы потом кустарно смонтировать его на каком-нибудь самопальном железе. А после с жадностью созерцать свое творение на одном из общественных каналов, которые почти никто не смотрит.

Маленькую барабанщицу звали Флавия Нечто. Одевалась она как пещерная женщина с талонов на льготную покупку продуктов и никуда без своих палочек не ходила. Будто сами собой, они отбили целую серию различных ритмов, нимало не сбиваясь на звучавший со сцены. Все мелодии «Шею в петлю» строились на задаваемом барабанщицей ритме.

– Когда снимешь нас снова? – спросила Флавия. – Приезжай к нам, снимать видео на нашей территории. Пусть на это уйдет сколько угодно времени, но давай договоримся – ты с нами работаешь, о’кей?

– А я думала, вы договорились с Марком, – сказала Джина, отпивая большой глоток из стоящей перед ней бутылки «Страны лотоса». Стоило поставить бутылку, как Флавия побарабанила и по ней, а потом еще раз – словно наслаждаясь извлекаемым звуком. Можно подумать, она что-то слышала за грохотом трэша.

– Я ж говорила, что не видела его. Не могу сниматься на видео с человеком-невидимкой. – Флавия с несколько преувеличенной энергией мотнула головой, причем ее палочки ни на секунду не останавливались. Не так давно Флавия уложила Марка в постель, с собой и со всеми своими палочками. Джина это помнила, и Флавия помнила, а вот Марк – нет.

Паренек в какой-то рвани и пластиковой накидке кинулся вниз на толпу танцующих – приемчик с бородой. Хриплоголосый вокалист группы еще и дал ему сзади пинка. Паренек рывками погрузился в толпу танцующих и вновь был выброшен на поверхность, после чего задергался там как разозленный кенгуру. На лбу юнца красовался отпечаток чьего-то каблука.

– Нарождающийся новый искусник, – пробормотала Джина про себя.

Флавия постучала палочкой прямо перед ней:

– Хочешь искусства – искушай смело. Не помню, кто это сказал. Какой-то Винс, что вроде погиб при нападении террористов в Малайзии.

Джина покачала головой.

– Нет, кто-то другой. И умер он, скорее всего, как собака.

Группа закончила свое выступление на апофеозе крика и не без уговоров покинула сцену, а на экране продолжало крутиться видео. Одна из работ Марка. Сознательно решив накачаться, Джина прикончила свою бутылку «Страны лотоса», глядя на небольшой изогнутый экран. Текстура галечного берега озера проступала идеально даже в этом формате.

– Камни, – Флавия скривилась. – Это уже было. Хорошо бы он перестал на них зацикливаться и изобразил что-нибудь другое.

– Добейся принятия нового закона.

Направление движения берегом озера на экране медленно изменилось, изображение сфокусировалось на гладком красновато-золотистом камушке и толчками стало приближаться: сначала сделалась заметной зернистая поверхность камня, а затем какие-то нечитаемые символы, которые слились в ее сознании с узорами, порождаемыми галлюциногеном «Страны лотоса». Символы метаморфировали, и теперь на экране медленно закувыркались очертания земли, видимой с неба, и облаков, будто забили огромные крылья.

* * *

Группа «Канадейтайм» выдернула ее с гастролей на развалинах южной части Беверли-Хиллз до того, как туда прибыли копы. Вальжан тоже заявил, что не знает, где находится Марк, но помнит ли она, чтобы тот пропустил хоть одну из его вечеринок?

Да кучу, сказала она ему в ответ.

Ну, тогда самые большие, самые громкие?

Да тоже кучу. Но она все же дала им увлечь себя, просто потому что делать в тот вечер особенно было нечего, а о Вальжане было известно, что он иногда извлекал Марка откуда-то из своих многочисленных спален.

Вечеринка не тянула на «одну из самых громких», по ее мнению, но Вальжан, тем не менее, отрядил целую группу операторов снимать все целиком. А глянец наведет позже какой-нибудь поденщик, она этим заниматься не станет; делать клипы для его группы – пожалуйста, но приукрашивать для каналов светской жизни его хреновые вечеринки – нет уж, увольте. Множество людей жадно ловят отблески того мира, куда им никакими усилиями не прорваться. «А правда состоит в том, – подумала она, наблюдая за девицей, приклеившейся к окуляру своей камеры и следующей по пятам за выбранным объектом съемки, словно хищница за добычей, – что никто из нас на такую вечеринку не попадет, и жить так не будет, и вообще ничего этого не существует; реален только инфолайн».

У Вальжана было по экрану для всех порноканалов; эти экраны размещались на одной стене: кулинарное порно накладывалось на медицинское, рядом – катастрофы, секс, военное, техно-фантазийное и еще какое-то порно, определить тематику которого она уже не могла. Вполне вероятно, что и никто не мог; эти каналы окончательно вытеснили из себя все, что не было напоказ и на продажу. Мета-порно? Порно-порно?

Не знаю, что это такое, но меня заводит, остальное неважно.

– А что, собственно, плохого в долбаном порно? – сказал Квилмар. Он принадлежал к разряду самых стойких марафонцев индустрии развлечений. Столько раз сбрасывал по паре лет со своего истинного возраста, что, если все подсчитать, то свой первый сингл он записал в возрасте девяти или даже восьми с половиной лет, а омолаживался и подтягивал кожу до такой степени, что поклонники шутили по поводу его ямочки на подбородке – мол, раньше она была пупком. «Верно, Ударник не так уж был и неправ», – подумала Джина. А Квилмар продолжал разглагольствовать:

– Порно и есть хренов секрет всей долбаной жизни, сестренка. Если что-то нельзя поиметь, и оно не танцует – съешь или выкинь к чертям собачьим. Именно так и устроена эта долбаная вселенная, а я – венец этой трахательно-танцевально-пищевой цепочки жизни.

После чего он попытался прижать ее в углу длинной узкой вальжановой кухни, но слегка промахнулся и облапил холодильник, с которым Джина его и оставила. Пусть-ка попытается теперь его выбросить.

– Талант совсем вытесняет кое у кого мозги, – сказала Джолин, на вид только чуть старше нее, но мудрее, полная чувства собственного достоинства. – Черт, ведь это твои слова, ты мне так говорила, когда я тебе в первый раз помогала дотащить вырубившегося Марка до дома. Как он теперь переносит корпоративное существование?

Когда она не смогла ответить, Джолин отвела ее на верхний этаж, где Вальжан хранил секретные запасы кислорода, и дала ей немного подышать через маску.

«Наверное, о состоянии наших дел она догадалась по тому, кто мне помогает искать Марка, и по степени, до которой я накачалась», – подумала Джин. Старый добрый О2 помог. Скорее всего, в чистый кислород было подмешано что-то еще. Потом они сидели вдвоем с Джолин на крыше под навесом, держась за руки, и поглядывали в каньон улицы, разверзшийся внизу. Сидели молча, только иногда обмениваясь парой слов. Они и так понимали друг друга.

– Я тут работенкой обзавелась, – сообщила Джолин через некоторое время. Голова Джолин лежала у Джины на плече. Та была завзятой гетеросексуалкой, но Джолин, по ее собственному выражению, любила «оставлять возможность для выбора». И ей было приятно сидеть с подругой, которая спокойно принимала ее желание ласки, вне зависимости от степени свободы ее выбора – неколебимого или свободно склоняющегося по воле преобладающего ветра. – У независимых постановщиков они вне закона, но хотят легализовать свой бизнес. А все оттого, что так вскорости выгоднее будет. Все прослышали, что в «Ди-Ви» намечается что-то крупное, и готовы проникнуть туда всеми правдами и неправдами. А ты уже там.

– Да, я по уши там завязла.

– Двигай, – вдруг с напором сказала Джолин. – Двигай оттуда. Что они с тобой могут сделать – засадить в долговую тюрьму?

Джина кивнула.

– Формулировка «пренебрежение к суду» тебе что-нибудь говорит? – Она подтянула колени к себе и уперлась в них подбородком. – По обвинению в неуважении к суду вполне можно весь остаток жизни провести за решеткой. Помереть там от старости всего лишь за то, что ответила на вопрос судьи «Нет, на хрен».

– Тебя что-то занесло, девушка. Потерялась совсем.

Джина рассмеялась.

– О, нет. На самом деле, меня как раз отыскали. В том-то и закавыка, меня отыскали и собираются держать на этом крючке. А Марка так хорошо отыскали, что он потерялся навсегда.

* * *

ТЫ – *!

Множество фильмов с тобой в главной роли!

В наличии:

«Рейд на Буэнос-Айрес», «Выпад», «Любовь убивает», «История Бадди Холли»[15]15
  Чарлз Хардин «Бадди» Холли – звезда раннего американского рока из Техаса, написал десятки рок-песен, ставших классикой. Его часто называют американским предшественником «Битлз». Погиб в 1959 г. в автокатастрофе.


[Закрыть] (третий и ЛУЧШИЙ ИЗ ВСЕХ римейк).

И еще 1000 названий, заходи и ИЩИ СЕБЯ!!!

Плюс полный каталог рок-видео!

(Можно взять с собой).

* * *

Она прочитала объявление до конца, а потом вернулась к озадачившей ее первой строчке. Ты – звезда? Она уже слишком закосела или наоборот, недостаточно?

Ты – звезданутый.

Джина кивнула. Точно. Может, в этом заключен тайный код жизни. Ты – звезданутый. Любовь убивает. Третий и лучший из всех римейк.

Плюс полный каталог рок-видео. Сюда попадают умирать все старые рок-видео, ее собственные, Марка и всех прочих, в салоны «стань кем хочешь» или на канал инфолайна «стань кем хочешь» – для тех, кто мог себе позволить закачивать тонны информации.

Квилмар не совсем правильно выразился. Если что-то нельзя поиметь, и оно не танцует, съешь его, стань им или выкинь на помойку.

Женщина с вплетенными в волосы моточками старинной кинопленки и дугами светящегося серебристого майлара вместо бровей стояла в проеме с завесой из бусин и пыталась заманить к себе в салон похожего на кролика молодого человека во взятом напрокат бронежилете.

– Кто угодно может пообещать сделать тебя звездой, но только мы делаем это по-настоящему, что ты на это скажешь? Кем хочешь стать?

Ниточки майлара у нее на лице танцевали вверх-вниз, бусины занавески постукивали друг о друга, пофыркивал, шуршал и потрескивал поток движения на бульваре.

– Ну, давай, дорогуша, ведь это так просто. Кем хочешь стать? Бадди Холли? Или налетчиком на Буэнос-Айрес, прикончить кого-нибудь и остаться безнаказанным? – Она подтянула повыше рукава своего грязноватого кимоно и взяла его за обе руки. – Давай, парнишка, поделись. Я – голливудская тетушка, которая заварит тебе кофе или что там ты еще привык пить, выслушает все, чем ты захочешь поделиться. И никто нас не поторопит. Только скажи, кем хочешь стать.

Парень как-то воровато оглянулся, будто опасался, что его застукают.

– А виртукостюмы с полным покрытием у вас есть? Совсем полным?

– Дорогуша, откуда ты такой взялся? Конечно, есть, с самым что ни на есть полным, полнее не бывает. Ни одна складочка не будет позабыта, только скажи, кем хочешь стать.

Тот снова оглянулся и тут заметил стоявшую возле объявления Джину. Женщина чуть нахмурила брови, хотя с ее майларом изобразить это было не так легко.

– А эта что, с тобой? – спросила она.

– Н-нет, – довольно неуверенно отозвался «дорогуша». Джина чуть не рассмеялась. Да, она точно могла сказать, кем бы ему хотелось стать. Кем угодно, только чтобы был не из его Кулвер-Сити, Инглвуда или другой какой дыры, где он прозябает в трехкомнатной квартирке с подпиской на двухэкранный инфолайн и не знает, куда себя деть, пересмотрев все сериалы, фильмы в обычном и видеоформате. Ему обрыдли чужие вечеринки на экране с высоким разрешением, и он никак не может взять в толк, отчего не видит этой жизни вокруг себя на улице, или почему все никак не удается обрести виртукостюм с полным покрытием.

Когда хозяйка заведения втянула его таки за свою занавеску, на лице парня боролись два выражения: вызов обстоятельствам и смущение. Бусины закачались, шумно постукивая друг о друга, затем из-за них снова высунулась голова хозяйки.

– А ты, побродяжка, иди гуляй по другой стороне улицы.

Джина показала ей рога и пошла дальше, теперь уже открыто смеясь.

– Чего смешного, побродяжка?

Это ее спросила уже настоящая побродяжка, девица с зелеными волосами, обернутая красным мешком для мусора, на котором несколько раз крупными буквами повторялась надпись «Токсичные отбросы», та же надпись красовалась в виде татуировки у девицы на лбу.

– Радуюсь, что умею танцевать, – сказала Джина.

* * *

В «Лесной лужайке» танцевали все, вне зависимости от того, умели они это делать или нет. Музыка гремела так громко, что копы, должно быть, уснули летаргическим сном, раз не реагировали на то, что здесь творилось. Типичный набег, но Марка не было и тут. Прижав ее к гробнице Либераче[16]16
  Владзио Валентино Либераче (1919–1987) – знаменитый американский пианист и шоумэн.


[Закрыть], какой-то шибздик по имени Декстер с ноутбуком пытался уверить ее, что стоит целого оркестра, а сбоку знакомый тип с камерой старательно делал вид, что не пытается ее снять.

Впрочем, сегодня он был вполне ничего. Подумав так, она услышала в голове собственный сексуальный смешок, – да какого черта, в конце концов, она тоже могла сделать вид, что представления не имеет, что ему от нее нужно, на какое-то время. И все же это было бы только очередное временное пристанище, не более того. Как чужая квартира, где есть все, чего ни пожелаешь, и ничего своего.

– Что новенького? – спросил он, подрулив ближе.

– То есть, о чем шумят?

– Можно и так. Как пожелаешь, – вполне искренне согласился тот.

Она глянула на шибздика, который ожидал решения своей участи.

– Пошел-ка ты, – сказала Джина ему, после чего он гордо удалился, не желая показывать, что ущемлен.

– Вот, значит, как ты попадаешь на ночные заседания суда: специально забираешься в такие местечки, откуда копы наверняка подбросят? – спросила она.

Он улыбнулся, глянув вниз на склон, где разворачивалось основное веселье. Торговля на лотке «солений» шла вовсю; музыканты уже свернули свои синтезаторы и укатили, звуки теперь рвались только из динамиков, но собравшаяся компания отплясывала столь же лихо и под фанеру. Среди группы самых буйных, стремящихся оторваться по полной, пока не подоспели копы, усердно потел давешний то ли Кларенс, то ли Клоп.

– У меня есть кое-что интересное для тебя, – через некоторое время сообщил тип с камерой.

– Ага, если расскажу тебе то, что мне известно, – сказала Джина. – Не суетись, я все равно ни фига не знаю.

Он смерил ее долгим оценивающим взглядом и пожал плечами.

– А если бы знала – сказала бы?

– Я что тебе – «Новости дня» или «На волне поп-культа»?

– Скорее «Дорогая миссис Не Вешай Нос».

Она ухмыльнулась:

– Трах-тибидох.

– Я бы не возражал.

Марк ей как-то сказал: «Стоит им произнести эти слова – считай, они твои. Можешь крутить ими как хочешь». Как он ею; вот только она Марку никогда таких слов не говорила, ни разу.

Помолчали, потом он пожал плечами.

– Взгляни. – Он выставил режим просмотра и передал камеру Джине. Глядя в окуляр, она увидела Марка, сидевшего на пляже: руки упираются сзади в песок, мечтательный взгляд устремлен в небо. – Я снял это утром. Если судить по его состоянию, он, скорее всего, по-прежнему там, с места не сдвинулся.

Джина вернула камеру.

– Спасибо.

На его лице промелькнуло удивление.

– Мне показалось, что ты ищешь именно его. Я кое-что о тебе разузнал. И о нем тоже. Собственно говоря, пытаясь выяснить что-либо об одном из вас, невозможно не зацепить другого. Кстати, просвети, как человек вообще может называться «Ай-и-си»?

– Ай-е-си, – поправила она. – Проще, чем ты себе представляешь.

С этими словами она соскочила вниз с последнего места успокоения Либераче и пошла прочь.

– Эй, хочешь подброшу? – крикнул он ей вслед. Джина обернулась и пристально посмотрела на него. – То есть, на Мимозу. Тебе не стоит садиться за руль.

– А придется, – ухмыльнулась она. – Слишком накачалась, чтобы идти.

Три широких шага – он нагнал ее и довел до ворот. Чувствуя его руку на своей, она знала, что он не будет настаивать, но согласен на любое ее предложение. Секс, наркотики, рок-н-ролл, – конечно, дорогуша, все сразу или в определенной последовательности?

Черт, да она ему в матери годится, если предположить, что она начала еще девчонкой. Почти девчонкой. Ну и что? Она не шла на поводу у моды и не старалась скрыть, что скоро ей стукнет сорок.

Да, собственно, может, дело было вовсе не в ней, а в нем, и только в нем. Извечное журналистское цыганское любопытство. Коготок увязнет – всей птичке пропасть.

Нет. На Мимозе ждал Марк, а меблированных комнат позади было уже слишком много.

* * *

Туда она подоспела как раз вовремя, чтобы заметить наклонившегося над Марком Ударника – вид встревоженный, напомаженные волосы растрепались. Не обращая внимания на свой внешний вид, босс стоял прямо на песке рядом с Марком на коленях – тот теперь лежал навзничь, вглядываясь в таинства ночного неба.

– Сбежал от меня, – сказал Ударник. – Я все старался держать его трезвым. Раз уж ты здесь, помоги мне.

Взгляд Марка медленно скользнул по ней и остановился на лице Джины. «Почему всегда так выходит? – мысленно спросила она у него. – Где ты теперь и что ты там делаешь, когда туда попадаешь? Что я в тебе нашла и почему меня до сих пор к тебе тянет? Не только же из-за музыки или видео».

– Перемена ради машин, – отчетливо сказал Марк.

Ударник подхватил его с одной стороны, она – с другой, после чего удалось поставить Марка на ноги. Цыган-журналист снимал все на видео. Да черт с ним, должен же он получить хоть что-то.

* * *

Они отвезли Марка к Ударнику домой и уложили спать на кушетке. Впрочем, он и без того уже то ли спал, то ли был без сознания – не разберешь.

– Меня просили держать его трезвым, – сказал Ударник, стягивая с Марка ботинки, – поэтому я сказал ему, что ты зла на него до смерти, и он может пока пожить у меня.

– Сказала бы я тебе «пошел ты на…», но не испытываю столь дружеских чувств.

– Не хотелось упускать его из виду, чтобы он во что-нибудь не вляпался. Ривера уж разок угостил его суперпургеном, повторение было бы излишним.

Джина поморщилась.

– Господи, почему бы им не почистить его железным ершиком? Ведь после их чистки он мог просто не выжить.

Ударник устало кивнул.

– Да. Но, понимаешь, я узнал уже только потом. И вообще, много еще всякого дерьма потом выплыло. – Он подошел к Джине и внимательно посмотрел ей в глаза. – Будешь продолжать в том же духе, Ривера и тебя угостит своим пургеном.

– Что у вас тут такого великого происходит, ради чего Ривере может понадобиться прочистить меня?

Ударник молча направился мимо нее в кухонный уголок.

– Что тут у вас происходит, спрашиваю? – крикнула она ему вслед. – Куда я угодила, почему меня собираются тут вывернуть наизнанку, а я даже не знаю, чего ради?

Ударник выглянул из-за перегородки.

– Хочешь кофе?

Под устремленным на него в упор взглядом он отвел глаза.

– Может, мне стоило дать тебе самой позаботиться о нем.

Голова снова исчезла за перегородкой, послышалось звяканье – он возился с кофейником. Надо же, этот сукин сын и вправду затеялся там с кофе. Джина подошла к кухоньке и встала там, сложив руки на груди. Кофеварка на кухонной стойке шипела и пузырилась, пока кипяток просачивался через сеточку и пакет с кофе в кофейник. Напитки из серии «Открой пищу заново». Умереть не встать.

– В твоей первой собственной квартире, тогда, в Бостоне, была настоящая кухня, со столом и стульями, – сказала она. – Я помню.

– Это была не первая моя квартира. Я сменил уже несколько ко времени нашей первой встречи. Но во всех были настоящие кухни, это верно.

Он вгляделся Джине в лицо.

– Это выпивка так действует, или ты уже утомилась, что такая спокойная?

– Может, старею. – Она потерла глаза тыльной стороной кисти. – Что из того. Ну как, будешь теперь рассказывать, какое потом дерьмо выплыло?

– Не могу. Пока.

– А почему, черт тебя дери?

– Потому что это не мои секреты, все ясно?

– Нет, не все, с чего бы мне все стало ясно?

Ударник провел рукой по своим полуприглаженным волосам, поморщился.

– Господи, сколько же лет прошло? Неужели ты думаешь, что я позволю кому-то теперь причинить ему вред?

– Галену нет до него никакого дела. Ривере тоже. А для проклятущей Джослин, наверное, и Дахау[17]17
  Один из первых концентрационных лагерей в фашистской Германии, был создан в 1933 г. на окраине города Дахау, близ Мюнхена.


[Закрыть] сошел бы за курорт.

– Дело не в этом, – с укором сказал Ударник. – Что бы ты себе ни думала, дело в другом.

– Благодарю за прозрачный намек. – Она стянула с себя рубаху. – А кофе никакого я не хочу.

И направилась в спальню, сбрасывая по дороге одежду.

– Джина!

Она остановилась в дверях и оглянулась.

– Тебе бы лучше появиться завтра на работе. Уже три дня тебя там не было. А видео надо делать.

– Поцелуй меня сам знаешь куда, – пробормотала она. Раздевшись до майки и трусов, она улеглась на кровать Ударника. Через некоторое время и он лег рядом. Старо как мир: жизнь – переменчивая штука, поэтому важно хорошо выспаться. Проснувшись через несколько часов, она обнаружила, что Марк снова исчез.