Текст книги "Рождество Христово. Антология святоотеческих проповедей"

Рождество Христово: смирение и слава Вифлеемской пещеры

Новорожденному Младенцу в Вифлеемской пещере было очень холодно. Зимняя стужа прорывалась через открытый всем ветрам вход в вертеп, властвовавшая под землей сырость оставляла темные потеки на побеленных изморозью каменных стенах, а сено в кормушке для скота больно кололо мягкую детскую кожу сквозь простую и грубую ткань пелен. Так пристало ли Сыну Божию такое – первое для Него – земное жилище? Разве в подобном месте надлежало Родиться Спасителю мира? «О, как умалил Себя Сын Божий в Своем Воплощении!» – с удивлением и благоговением восклицает святитель Филарет Московский в «Слове на Рождество Христово», произнесенном в 1826 году, поражаясь предельному уничижению – унижению, явленному в смиренном Рождестве Богомладенца Христа.

По убеждению святых отцов, в обстоятельствах Рождения Богомладенца – и во внешнем облике темной и холодной Вифлеемской пещеры, и в грубой простоте яслей, кормушки для скота, где лежал согреваемый дыханием вола и осла Новорожденный, – возможно угадать яркий символический образ нашей порабощенной грехом вселенной и падшего человечества. Вот как размышляет об этом в «Слове на Рождество Спасителя» святитель Григорий Нисский: «Что значит пребывание Владыки в вертепе и возлежание в яслях?.. Видя вертеп, в котором рождается Владыка, приводи себе на мысль тьму и мрак, в которые был погружен человеческий род в то время, когда Господь явился сидящим во тьме и сени смертной. Повитие пеленами знаменует то, что Он возлагает на Себя узы грехов наших. В яслях, где питаются бессловесные [животные], Слово рождается для того, чтобы вол познал владетеля своего, и осел – ясли господина своего (Ис. 1: 3). Под волом разумей подчиненного закону [– иудея]; а осел, как животное, носящее тяжести, обозначает обремененного грехами идолослужения [– язычника]. Пища, свойственная бессловесным для их жизни, есть трава, как и пророк говорит: Ты произращаешь траву для скота (Пс. 103:14); а животное разумное [– человек – ] питается хлебом. Итак, снисшедший с Неба Хлеб Жизни предлагается в яслях, кормушке для бессловесных, для того, чтобы неразумные, вкусив разумной пищи, пришли в разум. В яслях, приюте вола и осла, возлег Господь их для того, чтобы, разрушив стоявшую посреди преграду (ср. Еф. 2: 14), обоих воссоздать чрез Себя в одного нового человека: с первого сняв тяжелое ярмо закона, а последнего освободив от бремени идолослужения».

Говоря о холодной и темной пещере Рождества, в которой явился в мир Сын Божий, святые отцы настаивают на том, что внешняя убогость и нищета Вифлеемского вертепа отнюдь не могла унизить Его Божественного достоинства. Напротив, именно это смирение Богомладенца и стало началом Его подлинной славы – жертвенной и смиренной славы Спасителя человеческого рода, добровольно принявшего за нас Страдание и Смерть. В то же время, по мысли отцов Церкви, в родившемся в ту ночь в маленькой Вифлеемской пещере Младенце не сумел признать, угадать Сына Божия даже сам диавол – настолько велика была внешняя уничиженность Бога Слова. Как говорит об этом святитель Иоанн Максимович, «даже сам князь тогдашнего мира сего, гордый противник Божий – дьявол, оказался обманутым и не узнал в Родившемся Того, Кому позавидовал, когда еще был ангелом. Сокровенная от его власти предвечная тайна о спасении рода человеческого могла познаться лишь теми, кто внимают голосу с неба и туда устремляют свои взоры».

Итак, в ту ночь на землю пришел Сын Божий, но поначалу об этом не узнал почти никто из живущих. Родившая Его Мать, старец Иосиф, несколько пастухов да иноплеменники и странники волхвы – вот все те, кого тогда осияла радость Рождества Христова. Как говорит об этом тихом и смиренном, абсолютно незаметном для человеческого рода, Вифлеемском Рождестве Сына Божия автор «Слова третьего на Рождество Христово», приписываемого святителю Амвросию Медиоланскому, «итак, сегодня наш Спаситель родился по плоти. Он родился настолько тайно, настолько смиренно, что мир совсем не узнал тогда о Рождестве Его…». Как размышляет о том же в «Слове на Рождество Христово» 1826 года святитель Филарет, Сын Божий «как новорожденный Младенец, во всю область смерти приносящий надежду возрождения и жизни, приходит – но погибельная земля не сретает, не объемлет, не прославляет, даже не видит своего Спасителя и не слышит Слова Божия, безмолвствующего в яслях. Почти тщетно слава, которую Иисус Христос имел у Бога Отца прежде бытия мира (Ин. 17:5), в устах ангелов преследует Его, сходящего в мир, и достигает вслед за Ним – даже до земли: на погибельной земле почти нет не оглушенных суетой ушей, способных слышать оную. Почти тщетно мудрейшая и знаменитейшая из звезд совершает необычайный путь, дабы указать просиявающее сквозь глубокую ночь Солнце Правды: способных уразуметь сие указание и готовых последовать оному едва найдется два или три человека, и то между сидящими во тьме и в смертной сени язычества и звездопоклонения».

Всему миру тогда было не до Христа, во всяком случае, – не до такого Христа. По мысли святителя Иоанна (Максимовича), язычникам была чужда сама мысль о пришествии в мир Спасителя; иудеи же ждали совсем иного Христа-Мессию: могучего царя, который должен был избавить их от ненавистного римского владычества. Как пишет святитель Иоанн, «мир не заметил великого дела, совершенного Богом. Люди были заняты каждый своими заботами, внимание их было направлено на дела житейские и на громкие мирские события. Рим укреплял свою власть над народами и свою государственную мощь. Греция развивала искусства и предавалась утонченному служению плоти. Восточные народы пытались в явлениях природы найти ответы на все запросы духа. Иудеи горячо жаждали освобождения от чужеземной власти и ждали избавителя в лице Мессии – земного царя… И никто не ждал Спасителя кроткого и смиренного сердцем, облеченного не земной, а небесной славой… Никто из живущих на земле не представлял себе, что в таком убожестве появится Избавитель и придет к людям Царствующий над всеми тварями». Согласен с ним и блаженный Иероним, также ярко говорящий о том, что в Иудее не ждали такого Христа. В ту пору вера иудеев и их чаяния были совсем иными. Потому-то, хотя Господь и пришел к своим – к богоизбранному народу, эти свои Его не приняли (Ин. 1: 11). Размышляя об этом, блаженный Иероним в первую очередь припоминает евангельское свидетельство апостола Луки о том, что для Святого семейства не нашлось места в гостинице. «Потому что не было им места в гостинице (Лк. 2: 7). Хорошо сказано, что в городе не нашлось для Него места, ведь весь город тогда заполнило иудейское неверие. Потому-то Христос и не нашел Себе места в Святая святых, где все блистает золотом и драгоценными камнями, где переливаются шелк и серебро. Нет, Христос рождается не посреди золота и роскоши, но среди навоза, в стойле для скота (ведь где стойло, там и навоз); и это означает, что [в Своем Рождении] Он как бы был окружен со всех сторон нашими прегрешениями – подобными навозу, но еще более омерзительными, чем он. Однако Он родился в переполненном навозом стойле как раз ради того, чтобы возвести отсюда тех, кто к этому стремятся: Из праха поднимает бедного (Пс. 112: 7). Он родился на том же самом гноище, где сидел и Иов, который был здесь затем увенчан». Однако именно добровольное смирение Сына Божия стало началом Его – а вместе и нашей – победы. Как подчеркивает блаженный Иероним, «Всемогущий Бог спас нас не тогда, когда возгремел на Небесах (ср. 2 Цар. 22:14), но тогда, когда заплакал, как Младенец. Зачем я говорю вам обо всем этом? Потому что нас может спасти не внешнее величие, не гордыня, но только смирение. Сын Божий оказался почитаем не тогда, когда Он пребывал на Небесах, а когда Он снисшел на землю – тогда Ему и поклонились. Прежде Он содержал в Своей власти солнце, луну и ангелов, но не был поклоняем; а ныне Он родился на земле совершенным и всецелым Человеком ради того, чтобы исцелить целый мир».

Святые отцы повторяют вновь и вновь: победа Христа осуществилась именно через посредство Его уничижения, слава Сына Божия открылась и восторжествовала именно в Его смирении. Вот как ярко свидетельствует об этом святитель Иоанн Златоуст в «Слове на Рождество Спасителя нашего Иисуса Христа»: «что я скажу или о чем стану беседовать? Чудо изумляет меня. Ветхий днями (Дан. 7: 22) сделался Младенцем; Восседающий на престоле высоком и превознесенном (Ис. 6:1) полагается в яслях; Неосязаемый, Простой, Несложный и Бестелесный осязается человеческими руками; Расторгающий узы греха повивается пеленами – потому что Он так хочет. Он хочет бесчестие обратить в честь, бесславие облечь славой, в пределах унижения показать образ добродетели. Поэтому Он принимает мое тело, чтобы я вместил Его Слово, и, приняв мою плоть, дает мне Своего Духа, чтобы, и давая и принимая, сообщить мне сокровище жизни. Он принимает мою плоть, чтобы освятить меня; дает мне Своего Духа, чтобы спасти меня».

При этом оказывается, что в таком добровольном самоуничижении для Божественного достоинства Спасителя нет ничего (в нашем обыденном понимании этих слов) ни унизительного, ни постыдного. Настаивая на этом, святитель Петр Хрисолог в «Слове первом о Таинстве Воплощения» подчеркивает: «дорогие и возлюбленные, пусть никто не думает, что оскорбительным для Бога стало Его пришествие к людям через человеческое посредство [– через Его Матерь], и принятие Им от нашего [– восприятие Им человеческой природы]». Становясь человеком, Бог как бы добровольно «обессиливается», будучи отныне полностью зависимым от окружающего Его жестокого мира бессловесным Младенцем. В то же время Он неотступно пребывает в прежнем Собственном величии – на Небесах, все так же продолжая заботиться о Своем творении – не только как пришедший ныне в мир Спаситель и Искупитель, но и как Всемогущий от века Промыслитель вселенной.

Тем самым в Рождении Сына Божия в ледяной и темной Вифлеемской пещере для Него, конечно же, нет никакого позора – как какого-либо уничижения Его Божественного достоинства. Напротив, в этом Его смирении и внешнем уничижении как раз и явилась жертвенная слава Сына Божия – как Его готовность пойти на все по любви к человечеству, принять любое внешнее поругание, людское презрение и равнодушие, чтобы спасти мир и человеческий род. Обращаясь к своим слушателям, святитель Иоанн Златоуст не устает поражаться степени такого добровольного уничижения Господа, через посредство которого осуществилось дело нашего спасения. Святитель Иоанн в «Слове на Рождество Спасителя нашего Иисуса Христа» вопрошает с церковного амвона: «Видишь ли ты богатство в этой великой нищете? Как Он, богатый, стал бедным ради нас? Как Он не имел ни ложа, ни постели, но был положен в голых яслях? О, бедность, служащая источником богатства! О, безмерное богатство, имеющее вид бедности! Он лежит в яслях и потрясает вселенную; повивается пеленами и расторгает узы греха; еще не произнес членораздельного звука и научил волхвов и указал им путь к возвращению». Более того: Вифлеемская пещера обращается благодаря Его присутствию из места внешнего унижения в палату славы, из темной ледяной щели в толще земли в небесный храм Богочеловеческой любви Творца к Собственному созданию, из места кажущегося торжества над Сыном Божиим человеческого презрения, позора в место первой победы Воплощенного Слова над властью сатаны, греха и смерти. Как учит святитель Лука (Войно-Ясенецкий), «вертеп, в котором произошло это глубокое таинство, стал поистине Небом, ибо в нем явился Бог. Малые ясли, из которых кормились животные, вместили Невместимого всей вселенной Бога».

Но уничижение, смирение родившегося на земле Спасителя Христа явлено нам не только во внешних обстоятельствах Его Рождения. Оно подлинно открылось миру даже не в том, что Сын Божий родился в бедной обстановке, посреди ледяной пустыни, но именно в том, что Он – Сын Божий – добровольно «обнищал» ради нас посредством воспринятого Им образа человеческого существования, подчинившись законам и ограничениям тварной вселенной, обессилев при Воплощении перед лицом отныне грозивших

Ему страданий, боли, голода, жажды, страха и, наконец, физической смерти. Сын Божий вольно воспринял на Себя в Воплощении то бессилие поврежденной грехом Адама человеческой природы, что присуще каждому из живущих: ради того, чтобы подлинно сделаться одним из нас и тем нас спасти. Это воспринятое Им состояние бессилия оказалось в Его земной жизни предельно явлено дважды: в бессилии младенчества и в бессилии Креста. Особенно ярко о таком младенческом человеческом бессилии Спасителя говорит в «Поучении на Рождество Христово» святитель Димитрий Ростовский: «Как Он истощил Себя? Будучи Светом неприступным, Он облекся темнотой. Предвечно сущее Слово Отчее, говорившее через пророков, сделалось безгласным. Крепкий и Сильный изволил немоществовать в младенческом теле. Источник жизни Сам жаждет. Хлеб ангельский алчет. „Везде сый и вся исполняяй“[2]2
  Из молитвы «Царю Небесный».


[Закрыть] не имеет, где голову приклонить, и бежит в Египет. Вот как Он истощил Себя и обнищал ради любви к нам. Так возлюбил Бог мир (Ин. 3: 16)».

Как учит святитель Лев Великий, Христос в Своем Воплощении, «оставаясь в Божественном величии, одновременно пребывает и в нашей униженности – истинный Человек и Истинный Бог; вечный в Своем, временный в нашем; единый с Отцом в сущности, которая никогда не была у Него меньшей, чем у Отца, и единый с Матерью в теле, которое Он создал». При этом, как подчеркивает святитель Лев, став одним из нас, Сын Божий по Своей человеческой природе, конечно же, делается меньшим в сравнении с Отцом и Духом; однако, оставаясь истинным и совершенным Богом, Он ничуть не умаляется в отношении Двух других Лиц Пресвятой Троицы ни по Своей Божественной природе, ни по личному бытию. Как говорит об этом святитель Лев, «в том Пришествии, в котором Бог соединился с человеком, Сын неравен Отцу не в том, что было взято от Отца, а в том, что было взято от человека. Природа же человеческая не повредила того равенства, которое имеет непоколебимая Божественность…».

Итак, в Своем земном Рождестве Бог становится истинным и совершенным Человеком, принимая на Себя нашу людскую физическую природу и нашу разумную душу – точно такие же, как и у каждого из нас. При этом непостижимый, безграничный, вездесущий и всемогущий Бог добровольно Себя «уничижает» – ограничивает, самоумаляется, вступая в зависимость от Собственных природных законов пространства и времени: тех, что были установлены Им Самим еще при творении мира. Как учит христиан в рождественской проповеди блаженный Августин, «для вас подчинил Себя времени Зиждитель времен, для вас явился во плоти Создатель мира». А как наставляет святитель Григорий Богослов, в Рождестве «Бесплотный воплощается, Слово облекается плотью, Невидимый видится,

Неосязаемый осязается, Вневременный получает начало, Сын Божий становится Сыном Человеческим… О, новое смешение! О, чудное растворение! Сущий начинает бытие; Несозданный созидается; Необъемлемый объемлется через разумную душу, посредствующую между Божеством и грубой плотью; Богатящий становится нищим – нищает до плоти моей, чтобы мне обогатиться Его Божеством; Исполненный истощается – истощается ненадолго в славе Своей, чтобы мне быть причастником полноты Его. Какое богатство благости! Что это за таинство о мне? Я получил образ Божий и не сохранил Его; Он воспринимает мою плоть, чтобы и образ спасти, и плоть обессмертить».

Святые отцы подчеркивают: ради нашего спасения Сын Божий рождается в мире как простой и слабый человек, нисходя из неприступного величия Собственной небесной славы в уничиженность поврежденной грехом Адама людской природы, и вместе с тем остается совершенно свободным от власти самого первородного греха, будучи абсолютно безгрешен и не испытывая даже малейшей тяги к недоброму поступку, к греховной мысли. Как учит в «Слове на Рождество Спасителя» святитель Григорий Нисский, «поскольку не было другого способа извлечь человечество из бездны зол, то Царь всякого блаженства благоизволил Собственную славу променять на уничижение нашей жизни. Чистота вмещается в нашей нечистоте, но нечистое не прикасается к чистому, как говорит Евангелие:

И свет во тьме светит, и тьма не объяла его (Ин. 1: 5); мрак исчезает от лучей солнечных, и солнце не помрачается тьмой; смертное поглощается жизнью, по слову апостола (ср. 2 Кор. 5: 4), и жизнь не истощается смертью. И то, что было под властью тления, сохраняется вместе с нетленным; тление же не прикасается к нетленному. И потому возникает согласное пение всей твари, созвучное со всеми, возносящими славословие Господу твари – всякий язык небесных, земных и преисподних вопиет: Господь Иисус Христос в славу Бога-Отца благословен во веки веков». Святитель Филарет также говорит в рождественской проповеди 1823 года о безгрешности Христа, о свободе Господа от власти греха: «что же Он (Сын Божий) делает для спасения грешников? Рождается! Из бессмертной, Божественной жизни рождается в жизнь человеческую – смертную. Отлагает славу, оставляет блаженство, сокрывает святыню и приемлет на Себя все бедствия греха, кроме только самого греха».

Итак, в Воплощении Бог Себя «уничижает», и через такое Его унижение, смирение нам яснее является и Его всемогущество. Мы еще лучше понимаем: для Бога нет ничего невозможного – ни родиться, как человеку, ни умереть, как одному из нас. Как говорит об этом святитель Григорий Нисский в «Слове первом о Блаженствах», «что унизительнее для Бога, чем образ раба? Что смиреннее для Царя всяческих, чем добровольно войти в тесное общение с нашей немощной природой? Царь царствующих и Господь господствующих вольно принимает образ раба: Судия вселенной делается данником властителей; Владыка твари приютился в пещере; Всеобъемлющий не находит места в гостинице, но полагается в яслях для бессловесных [животных]; Чистый и Непорочный не отвращается скверн человеческого естества, но, пройдя все степени нашей нищеты, претерпевает, наконец, саму смерть. Взирайте на величие Его Самоуничижения! Жизнь вкушает смерть; Судия ведется в претор; Владыка всякой жизни подвергается приговору судьи; Царь всех надмирных сил предается в руки палачей…». Согласен со святителем Григорием и святитель Петр Хрисолог, который в «Слове втором о Таинстве Воплощения» настойчиво утверждает: «То, что Творец находится ныне среди Собственных творений, что Бог пребывает во плоти – есть слава Создателя, а не бесчестие Творца». В этом смысле, по убеждению святителя Льва Великого, уничижение Господа, как Его добровольное самоумаление в таинстве Воплощения – и есть Его предельная прославляемая Церковью спасительная для нас слава: «Пусть же познает кафолическая вера славу свою в униженности Господа…»

Святые отцы настаивают на том, что именно такое добровольное и смиренное обнищание Бога Слова в Его человеческом Рождестве стало важнейшим основанием в совершенном Сыном Божиим деле нашего спасения. Он облекается в образ раба, ибо иначе мы попросту не смогли бы вступить с Ним в общение, встретиться с Ним. Взойти на Небо, приобщиться вышней Божественной благодати падший человек, находившийся в рабстве греху, не мог. После грехопадения Адама для человеческого рода область Богоусыновления Небесному Отцу оказалась закрыта, затворена. И тогда Сын Божий Сам исшел из этой Небесной области навстречу нам – вниз, в глубину Вифлеемского вертепа. Мы не могли сделаться богатыми, и тогда Он свободно стал ради нас нищим; мы не были в силах вознестись на святое Небо, и тогда Он по любви сошел к нам на пребывавшую во власти греха землю; мы оставались в сиротстве богооставленности, и тогда Он добровольно сделался нашим родным братом по плоти и тем усыновил Своему Небесному Отцу. Как говорит святитель Тихон Задонский, обращаясь в Рождественском слове ко Христу как бы от лица всего спасаемого человеческого рода, «знаем мы, что Ты ради нас, рабов Своих, в рабий образ облекся, нам уподобился во всем, кроме греха, и так с нами, нищими, нищим был, с нами, немощными, немоществовал, с нами, плененными и странными, в юдоли сей плачевной странствовал, с нами, бедными, бедствовал, с нами, плачущими, плакал, а далее за нас один за всех пострадать и умереть изволил, чтобы нас так чудесно привести к Твоему Бессмертному и Безначальному Родителю. Ты Сам, Господь наш, к нам, рабам Своим, в рабском образе пришел, потому что мы к Тебе прийти не могли. Ты Сам, Бог, Создатель наш, к созданию Своему приступил, поскольку к Тебе приступить мы не имели дерзновения, и так нам к Тебе дерзновение подал».

Святитель Филарет, характеризуя немощь последствий грехопадения Адама, добровольно воспринятую в Воплощении Христом, неожиданно – ярко и образно – уподобляет ее той младенческой немощи, слабости, что бывает присуща каждому из нас в первые дни земной жизни. С одной стороны, мы помним слова Спасителя: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18: 3). И именно поэтому мы понимаем, что всем нам следует уподобляться детям в их чистоте, простоте, кротости, послушании, незлобии, в удивленном и благодарном взгляде на окружающий мир. Но, с другой стороны, младенчество, по мысли святителя Филарета, это и некое неизбежное бессилие. Руки младенца стянуты пеленами, ноги еще не умеют ходить, уста вместо ясных слов выговаривают лишь бессмысленный лепет. Младенец не может иметь свободы движения, полнота разумного общения с окружающими для него не достижима. Но и грешник, подобно такому младенцу, ограничен в своей свободе, он не в силах вольно устремиться к Богу, вступить с Господом в подлинно высокое и молитвенное общение, – в этом смысле грешник до некоторой степени может напомнить нам спеленатого по рукам и ногам, лишенного дара ясной речи младенца. Не младенца в его детской чистоте, а младенца в его физическом бессилии. И Христос, по убеждению святителя Филарета, принимает на Себя как бы некое двойное, двойственное младенчество. Его бессильные руки в Вифлеемской пещере оказываются спеленаты, ноги не могут ходить, язык – изречь человеческого слова. В то же время Он младенчествует и в отношении воспринятых Им в Воплощении последствий греха Адама. Его человеческое естество бессильно перед голодом, немеет от страха, повергается ниц телесной усталостью. Господь ныне «младенчествует бедственно на земле» – из-за того, что «мы не захотели оставаться блаженными чадами Божиими в Раю». Он пребывает «теперь без всякой силы и способности», потому что «мы употребляли во зло все наши силы и способности». У лежащего в колыбели «Вседержителя… руки… связаны пеленами» по причине того, что наши грешные «руки… творили дела неправды». Бог Слово не в силах произнести слова, «немотствует», ибо мы изрекали «безрассудные проклятия и празднословия».

Здесь следует еще раз подчеркнуть, что человеческое бессилие было воспринято Сыном Божиим в Его Вочеловечении абсолютно свободно и добровольно, и подчинил Он Себя этому закону, как ни парадоксально прозвучит, именно всемогущей силой Своего Божества. Ведь как иначе Бог может стать рабом, Бессмертный – смертным, Славный – уничиженным, Всемогущий – бессильным?

Все это понадобилось ради одного – ради величайшей Жертвы любви Того, Кто прежде никогда и ничем не жертвовал, ради спасения человеческого рода Тем, Кто захотел отдать Самого Себя ради нас на муку и смерть.

При этом Господь и в Своем Воплощении – все Тот же Истинный, Всемогущий и Святой Бог. И это оказывается надежным и непреодолимым залогом главного: хотя зло и смерть и одержат над Ним временную и краткую победу на Кресте, они не смогут затем удержать Его в своей власти. Он есть Святость, и потому греху Его не превозмочь. Он есть Жизнь, и потому смерти Его не удержать. Он есть Сила, и потому перед Ним бессильно любое зло. Он есть Творец, и потому творению, даже такому могучему, как падший ангел Денница-сатана, Его не победить.

Но сегодня, в Вифлеемской пещере, Он еще только начинает Свой долгий путь к этой победе. Сегодня Господь как никогда – по воспринятому Им человеческому естеству – слаб и уничижен. Однако именно в этой Его сегодняшней слабости и заключено начало, основание Его грядущей всеобъемлющей победы. В Его бессилии и совершенном смирении – надежный залог торжества над сатаной, грехом и смертью. Потому-то Вифлеем для каждого из нас и есть прежде всего свидетельство о святой славе и духовной силе того Божественного смирения, в котором надлежит уподобиться Христу всякому христианину. Как учит в «Беседе на Спасительное Рождество во плоти Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа» святитель Григорий Палама, «Самое от Бога Бог Слово, неизреченно умалив Себя, нисходит свыше к человеческому роду и, нераздельно соединив его с Собой, и смирившись и обнищав по нашему образу, возвышает к Небу все земное или соединяет воедино человечество и Божество и, таким образом, указывает на смирение как на единственный путь, ведущий к Небу, предложив ныне Себя как пример такого смирения и людям, и ангелам».

В ту рождественскую ночь Богомладенец, конечно же, время от времени плакал: надрывно и горько, как обычный новорожденный ребенок. Он плакал от холода и голода, из-за обступавших Его со всех сторон сырости и темноты. Не мог Он только, по убеждению святителя Димитрия Ростовского, плакать по причине детского неразумия, которое зачастую становится источником младенческих слез. Ведь Господь даже тогда – в вифлеемских яслях – имел ум не младенческий, но Божественный. Как говорит об этом в «Поучении на Рождество Христово» святитель Димитрий Ростовский, «маленькие дети мира сего, если плачут, то сами не знают, о чем они плачут, ибо они еще не имеют разума, не смыслят до тех пор, пока, со временем придя в возраст, они не начнут мало-помалу понимать и разуметь. Христос же, плача, хотя и маленький, уже знает, о чем плачет..». Так о чем же плакал тогда Богомладенец Иисус? Он плакал о нас. Он горько рыдал в Своей колыбели «по причине наших бедствий и зол. Как только взглянул Он на мир, полный всякого зла – ведь весь мир во зле лежит ( 1 Ин.5:19), так тотчас залился слезами. А эти слезы, проливаемые в первые дни Его жизни, равны тем слезам, которые Он потом проливал над Иерусалимом (см. Мф.23: 37; Лк. 13: 34)… Вот, мы видим причины слез Христовых: не плачет Он о Себе, видя Крест Свой и гроб Свой, Он плачет о беде людской, видя приближающееся разорение Иерусалима. Что же нам думать о слезах Христовых в Его младенчестве? О чем Он плачет в пеленах и яслях?…Хотя и Младенец, но как совершенно разумный плачет… Как только Он посмотрел Своими очами на мир, как в некую дымную храмину, тотчас увидел в мире грехи человеческие, как бы некое огненное нагромождение: дрова, сено, трости, и все это курится греховными запалами… Видит… неблагодарность и закоренелость грешников… Вот о чем Он плачет: этот наш дым выедает Ему очи… Горести наших греховных бед источают у Христа Спасителя слезы из Его очей…». Так пусть же «слезный дождь, ныне проистекший… из очей плачущего Младенца Христа, напоит иссохшую землю нашего сердца… Слезы – это знак любви… Иисус плачет в пеленах! Смотрите же и знайте, как любит Он нас: Возлюбил Своих сущих в мире, до конца возлюбил их (Ин. 13: 1)».

Младенец лежит в тесных яслях, и Его плач о людских грехах громко оглашает малое пространство Вифлеемской пещеры. Но в то же самое время весь мир, пусть пока еще и лежащий во зле, начинает наполняться духовными радостью и надеждой, ибо ныне наступает новый день спасения. Над вселенной восходит Новое Солнце Правды. Занимается рассвет, и на смену тьме и ночи греха приходит сияние славы Христа, Который и есть то Новое Солнце, что вскоре властно изгонит из мира Своими лучами прежний мрак богооставленности. «Сегодня Вифлеем уподобился небу, вместо звезд приняв поющих ангелов, а вместо солнца неизъяснимо вместив Солнце Правды», – радостно восклицает святитель Иоанн Златоуст. «Приидите, да узрим свет Божества, явившегося из утробы, как с востока, и изливающего благодатные лучи», – вторит ему святитель Прокл. А вот как прославляет воссиявшее в Вифлееме Новое Солнце – Христа автор «Слова четвертого на Рождество Христово», приписываемого святителю Амвросию Медиоланскому: «Итак, [Христос] – есть Новое Солнце, Которое проникает сокровенное, открывает врата ада, испытует сердца; Он есть Новое Солнце, Которое Духом Святым оживотворяет безжизненное, возобновляет поврежденное, воскрешает мертвое. Которое Своей теплотой очищает нечистое, пожигает влажное, исправляет испорченное. Это есть то самое Солнце, Которое во всех наших поступках видит все, что мы ни делаем, и не столько осуждает грехи, сколько исправляет. Это, поистине, есть Солнце праведное и премудрое, Которое не без различения, как солнце мира сего, сияет добрым и злым, но по некоторому суду истины, для святого сияет, а для грешника заходит. Между тем и другим [ветхим и новым] солнцем – то различие, что одно боится суда, а Другое грозит судом: то [ветхое солнце] есть виновник тления, а Это [Новое Солнце] – Владыка вечности; то есть тварь, а Это – Творец».

Вифлеемская пещера темна и мрачна. Случайный заплутавший путник вряд ли смог бы в ту ночь найти ее неприметный чернеющий вход, за которым сокрыт новорожденный Младенец – добровольно умаливший Себя ради нашего спасения Сын Божий. И все же она преисполнена сиянием чистого и духовного, поистине Божественного света. Ибо, по слову святителя Иоанна (Максимовича), исходящий из нее небесный свет, «Вифлеемский свет» Новорожденного Богомладенца Христа ныне, как никакой другой, ярко «озаряет все концы вселенной». С ним соглашается и святитель Димитрий Ростовский: «Целое небо с солнцем, луной и звездами, со всем могуществом Божиим вместилось в один малый Вифлеемский вертеп!…Итак, вертеп стал Небом, а Небо вертепом. Вертеп стал Небом тогда, когда принял в себя Небесного Бога и все Силы Его. Ныне Бог в вертепе со всем Небом, и через это пещера – Небо, а Небо – вертеп».

Ныне Вифлеемская пещера сделалась сокровищницей, вместившей драгоценнейшее: Начало и Источник нашего спасения. Святитель Димитрий Ростовский провозглашает: «Все Божии сокровища и богатства неисчислимые, неоцененные, никаким местом не вместимые, все они вложены в тесные ясли, все вмещены и покрыты горстью сена!»