Текст книги "Запах дождя"

Стажёр Пелевин за недолгое время работы в ЦБСОД навидался всякого. И гоповатых сыщиков, и плачущих бандитов, и трупы таскал, хотя не надо было таскать. И сегодня, собираясь на разговор с человеком, которого все, кого не спроси, звали «собачьим тренером Павликом», Денис решил, что надо подготовиться к любому сюрпризу. И продумал два варианта возможной беседы. На случай если Павел Станиславович Вершинин окажется этаким юным пограничником из детских книжек. Или если тренер – это моложавый старик в ушанке и ватнике, изодранном клыками лучших друзей человека. Хотя по спискам налоговой ему всего тридцать.

Внешний вид клуба служебного собаководства «Элита» сразу вызывал сомнения в наличии здесь хотя бы одной служебной собаки. Вывеска с таксой висела на трёхэтажном строении из розового кирпича в виде куба и почти без окон. Куб стоял вдали от жилых домов, близ мачт высоковольтной ЛЭП. За ним десятиметровым проволочным забором огорожена площадка без малого в гектар величиной, и там в несколько рядов торчат огромные, когда-то белые, а теперь покрытые ржавыми потёками ребристые фаянсовые цилиндры. Электрические изоляторы, высотой в три этажа. Пару раз в жизни Денис ездил тут на троллейбусе и всякий раз удивлялся, чего ради на окраине города балуются электричеством в таких чудовищных масштабах? Ну теперь-то ясно – тут ротвейлеров с таксами разводят.

Секретарша на первом этаже оказалась не очень молодая, но и не старая.

– Я к Павлу, – сказал Денис, доверительно понизив голос. – Насчёт ротвейлера.

– К Павлику? – переспросила красивая секретарша и улыбнулась, как будто само произнесение имени собачьего тренера доставило ей некое потаённое удовольствие.

Ковролин на полу новый, дорогой, а стены обшарпанные. Здесь раньше было что-то советское научное, догадался Денис, собаководы просто арендуют помещение. Красивая секретарша сидит на месте вахтёра. Никаких собак тут нету. Не поместятся.

Павлик Вершинин не напоминал ни сторожа, ни юного пограничника. Чёрный кожаный пиджак и белоснежный свитер под самое горло. Широкое румяное лицо и чёрные брови вразлёт. Стрижка. Стоять бы ему в витрине модного магазина, а он сидит в тесной клетушке и втолковывает кому-то по телефону:

– Потому что иначе ты сдохнешь. Ты просто сдохнешь.

Денис сел на предложенный стул, положил на колени чёрную папку для документов, огляделся. Аскетично. Окна под самым потолком. Два вымпела с таксами висят на стене.

– Потому что сука.

Интересно, подумал Денис, с кем сейчас разговаривает Павел Сергеевич Вершинин по телефону? С владельцем какой-нибудь собаки? С самой собакой? А может – с любимой женщиной? Внимательно слушает и при этом посматривает искоса.

– Ничем помочь сейчас не могу. Брякни, как что-то изменится. Ко мне тут пришли.

Он догадался, что я не похож на владельца ротвейлера, подумал Денис. Сейчас спросит…

– Вы от кого?

– Я сотрудник Центра по борьбе с социально опасными…

– Цэ-Бэ-Сэ-О-Дэ? – быстро уточнил тренер Вершинин. – Оперативный сотрудник от майора Лисицына? А почему ко мне, что случилось?

Даже документов не спросил, подумал Денис тревожно. Очень уж быстро собачий тренер соображает, очень уж хорошо разбирается в милицейской субординации. Пора произносить волшебные слова…

– Кегль… Кермит… Кинг… Корнет… Коперник…

Денис затем сюда и пришёл, чтобы выговорить эти пять нелепых слов и посмотреть, что получится. Почти ничего не получилось. Павлик Вершинин сухо признал:

– Мои псины. Роты. Я половину ротов в городе тренирую.

Но яркий румянец, до того украшавший его щёки проступил теперь ближе к ушам. Денис расстегнул чёрную папку. С такими ходят следователи, но стажёру-оперативнику она, конечно, не полагается, и Денису пришлось искать такую на барахолке в Удельной.

– Это ксерокопия одной газеты за октябрь прошлого года.

Обладатель чеховской фамилии Вершинин читал быстро и внимательно. Но сквозь чёрные поставленные дыбом в парикмахерской волосы на его лбу разгорелась предательская краснота. Очень уж полнокровный человек, подумал Денис. Наверняка пользуется популярностью у женщин.

– Вот люблю же я такие газетки! «Собака сожрала ребёнка!». «Псы идут на город!». «Спаси нас, добрый дядя Живодёр!». Зэ унноунхироу!

Денис не сразу догадался, что собачий тренер перешёл на английский.

– Вы помните хозяйку пса по кличке Кегль?

– Я всех помню. Обычная баба, сторожевиков растила на продажу, этим зарабатывала. Кегль психанул в парке, его там сразу прирезали. Кермита она всё-таки продала, кажется, и штраф выплатила. С тех пор не звонила.

Денису очень хотелось спросить, жалко ли Павлику своего бывшего питомца или, наоборот, стыдно, что выученный защищать от грабителей питомец «психанул» и едва не загрыз ребёнка. Но от вопроса воздержался. Не жалко и не стыдно, скорее всего.

– Кинг?

– Щенка у меня покупали, больше двух лет назад. Хозяйку помню. Живёт на Ямской. Пса взяла на охрану, дача у неё по выборгской ветке. Станция Кириллово. В гости звала…

– Красивая?

Павел Станиславович Вершинин посмотрел на Пелевина задумчиво, и Денис сразу ощутил, как вспотели ладони. Сейчас собачий тренер спросит мои документы, и всё полетит к чёрту. Но тренер только усмехнулся криво:

– Ничего себе так. Они все почти красивые, которые ротов для себя берут. Почему-то.

– Корнет?

– В этом году только, в январе щенка купили. Тоже красивая. Но замужем. Где живёт, не знаю. Донткнов.

Похоже, по-английски собачий тренер умеет говорить, даже очень недурно. А сейчас просто шутит.

– Теймур Рахманов в конце прошлого года тоже обращался к вам по поводу этого щенка? С дочерью приходил? В декабре?

Денис знает, что Рахманов с дочерью приходил сюда в январе. Теймур Ильхамович Рахманов рассказал об этом майору Лисицыну, когда плакал над погибшей дочерью в Садковском парке. Они с «дочей» выбирали новогодний подарок, но предпочли покупке породистого щенка поездку на Красное море. Денис запомнил название клуба служебного собаководства «Элита». И именно из за названия в клуб и пришёл. Про то, что Вершинин тренировал ротвейлеров с кличками Кегль, Кермит и Кинг, Денису никто не рассказывал, он просто догадался.

– Теймур очень хотел девчонке пса подарить, – сказал тренер Вершинин, пристально глядя на стажёра Пелевина. – Но Теймур от шерсти собачьей чешется… Атопический дерматит… А весной у Теймура горе большое случилось…

Сейчас он точно спросит мои документы, понял Денис, и быстренько сказал:

– Коперник…

Павлик Вершинин молчал. Румянец с его лица куда-то пропал весь, и он наконец-то сделался похож на Алена Делона. Все, у кого Денис расспрашивал про собачьего тренера, говорили, что он вылитый французский киноактёр. Но как-то с первого взгляда Денису этого не показалось.

– А кличка Коперник вам знакома? Тренировали такого пса этим летом? С хозяйкой лично знакомы?

– Оксаны нет в городе сейчас, – сказал Вершинин тем собственническим тоном, которым чаще говорят о любовницах, чем о жёнах. – Ксюха улетела на море неделю тому. Рот её у нас на передержке. Ротвейлер в смысле. Коперник.

– А значки в вашем клубе именные?

Главное в подобных случаях не промахнуться мимо стола, и это Денису удалось. Значок звякнул и закатился под телефон. Он вроде булавки для галстука – видимо, счастливые владелицы собак должны прикалывать его к лацкану клубных пиджаков. С лицевой стороны на нём красовалась всё та же такса и рубиновые буковки «Элита». На обороте с немалым трудом уместились нацарапанное слово «Коперник» и кружок со стрелочкой, обозначающий самца собаки. Иначе сказать, пса, кобеля.

Вершинин внимательно прочитал кличку животного. Задумчиво посмотрел на таксу с красным блестящим глазиком.

Этот значок Денис подобрал три дня назад, осматривая лесок недалеко от аэропорта Пулково. В лесу была обнаружена женщина с проломленной головой, но для очистки совести они с Владом туда скатались. Влад пообщался с местными оперативниками и вернулся к Лисицыну с рапортом, что убийство, скорее всего, из ревности, и муж убитой, психованный бизнесмен, уже задержан. Что голова у потерпевшей и правда пробита, хотя на шее есть странгуляционная борозда. Денис ничего начальству докладывать не стал, наутро заглянул в библиотеку и перечитал прошлогоднюю статью в «Трепаче». Там значилось: «Кобель Кегль, воспитанник собаководческого клуба «Элита». Тогда Денис сделал ксерокопию статьи. Выписал клички всех ротвейлеров, которые фигурировали в материалах дела «Окраина». Кличек оказалось совсем немного.

Но собачий тренер Вершинин от этого списка сперва зарумянился больше обычного. Потом побледнел. И спросил без лишних обиняков:

– Ксюху что, задушили?

Он очень быстро соображал. Слишком даже быстро.

– Оксану задушили? А ты снял эту хрень с трупа? И пришёл ко мне с вопросами? А покажи-ка ты мне свою ксиву, яунг фрэнд!

Денис полез за ксивой – за удостоверением, которое тренер Вершинин именовал на том же блатном жаргоне, что и гимназист Гудков. Да и как ещё называть? Это даже не «корочки» сотрудника ЦБСОД, а справка из отдела кадров. Напечатанная на машинке и заверенная круглой печатью. О том, что Денис Пелевин проходит трёхмесячную практику в качестве стажёра.

Глава 6

– Гарринька! Гарри! – голосом, полным доброты, позвала Майя Сорокина, выбежав вперёд. Дорожку между кустами давным-давно посыпали гравием. Лужи после дождя не остаются, но и ходить не очень-то удобно. Зато солнце выглянуло, и жёлтые кусты вдоль дороги сразу утратили зловещий вид.

– А смысл-то звать? – строго окликнул девушку Дима Лавров. Вообще-то добрый и жизнерадостный Димка умеет говорить таким вот сержантским тоном – то ли суровым, то ли с издёвкой. Особенно если взялся кому-то помочь и от него, Димы, теперь всё зависит.

Костя Лесовой шёл третьим и радовался, что обут сегодня в кеды, а не в дарёные ботинки. Да, конечно, с Наташкой не поспоришь. Студенту-выпускнику не надо бы чапать осенью в грязных мокрых тряпочных тапках. Но бегать по гравию, лужам и мокрым кустам лучше именно в них.

– Я просто страшно боюсь, что он его уже убил! – жалобно сказала Майя и с виноватой улыбкой оглядела обоих мужчин. Она не столько увидела, сколько почувствовала, что на автобусном кольце, пока её не было, мальчишки почти что поругались. В таких условиях помогает немного робкой беззащитности. Мальчишки сразу забывают друг о друге и принимаются утешать девушку.

Не сработало. Костя Лесовой фыркнул своим всегдашним манером:

– «Он его» – это кто кого?

Лавров пояснил досадливо, как сержант, у которого подчинённый уронил винтовку на плацу:

– Майя вчера-позавчера все дворы обегала у себя там. Встретила какого-то убийцу-огородника…

А Майе вчера действительно было страшно. Почти сразу за её домом начинается пригородное Кириллово, где когда-то был дачный рай и теперь ещё попадаются одноэтажные домики с чахлыми яблонями. Когда три дня тому назад дог сорвался с лопнувшего поводка ради облезлого кота и затерялся в тамошних заборах, Майя искала его больше трёх часов, звала, ждала, потому что раньше дог всегда прибегал обратно. На следующий день после института методично обклеила объявлениями о пропаже собаке все окрестности своего дома. От проспекта Энгельса до деревянных домиков, за которыми уже лес. Осенью в этих бывших, без воды и тепла, дачах мало кто живёт, но на одном огородике махал тяпкой небритый мужчина – невысокий, но налитый какой-то чугунной силой под драным тренировочным костюмом. На простой вопрос, не пробегал ли дог, мужчина довольно долго разгибался, утирал локтем когда-то сломанный нос, а потом молча улыбнулся, ушёл в дачу и захлопнул дверь. Слышно было, как он там, на веранде, бросил на пол тяпку.

– А вчера ночью мне сон приснился, – сказала Майя и подняла брови жалобным домиком, – что он Гарриньку этой железякой пристукнул. А Гарри домой к нам приполз, и у него кожи на морде – вот так вот – нет, и кровь с носа капает.

Костя Лесовой подумал, что некоторые люди обладают талантами исключительно природного свойства. Например, Майя Сорокина – девушка как девушка, дочка декана, отличница, скоро выйдет замуж за сокурсника. Но её красивые брови так уж от природы устроены, что когда она их поднимет, мне сразу становится её жаль. И не только мне, а любому мужчине. Для мужчины это инстинкт, а для девушки – своего рода природный талант. Мужчина захочет помочь девушке. Или сделать ещё несчастнее.

– Ты, Маюсимус, вон к Костику обратись. Костик подрабатывает частным сыщиком. Он разоблачит твоего злодея-огородника.

– Правда? – добрая Майя мгновенно забыла про страшные сны и приготовилась радоваться, что у нелепого Кости внезапно удалась профессиональная карьера.

– Я не работаю частным сыщиком, – мрачно ответил Лесовой, ожесточённо топча мокрый гравий уже промокшими кедами, – Дима шутит. Однажды я Диме позавидовал и соврал, что устроился работать в агентство. С тех пор Дима на эту тему прикалывается.

– Он просто сейчас на задании, – страшным шёпотом пояснил Майе Лавров, – ему нельзя об этом кому попало рассказывать.

Майя рассмеялась.

Димка мне Бемби не может простить, отчётливо понял Костя Лесовой. Тот самый Димка Лавров, который долгие годы настойчиво советовал «не тосковать, быть старше, не грызть себя и найти кого-нибудь ещё», теперь, понятное дело, тоскует сам. Тоскует по пролетевшим слишком быстро студенческим годам, где всё казалось проще, где от приятелей не требовалось жениться на дочке декана или делаться любовником замужней распутной бабы. А можно было безнадёжно страдать по оленям и писать стишки об этом на клетчатых листках из тетрадок.

Лавров просто привык, что приятель страдает по своей косуле. Когда рядом кто-то страдает, чувствуешь себя чуть счастливее.

– Ты нож-то спрячь. Тут люди ходят, – посоветовал Лавров, покосившись на китайскую выкидуху. Поделивши яблоко, Костя свою треть сгрыз, хотя яблоки с красной кожурой ненавидит, от них потом полчаса всё горло чешется. Теперь вот он идёт, каждые полминуты сглатывает и раздражённо не желает прятать нож в карман. Щёлк – спрятал лезвие. Щёлк – снова торчит.

– Да нету тут никого, – сказал Лесовой, покосившись на кусты и церковный крест, упрямо вырисовывающийся над редеющим листвой склоном впереди. Тропинка стала подниматься, но не настолько круто, чтобы взобраться на холм. Похоже, что приют «Каштанка» расположен где-то под его сенью. Пару раз уже слышался собачий лай. Ещё не рядом.

– Колокольня красивая, – сказала Майя.

Лавров тут же пропел на мотив, который все слышали, но никто не помнит, из какой он оперетты:

 
– Смелей, дружок, не вешай нос,
Ведь наш отец – Исус Христос,
Он там – на небе голубом
С своим отцом. Бо-бо! Го-гом!
 

Из-за очередного поворота дороги показался пешеход, мальчик лет двенадцати, ведущий за руль облезлый велосипед со спущенным колесом. Он и так-то шёл боязливо, а при виде поющей весёлые песни компании и вовсе остановился. Упрямый Лесовой так-таки не стал прятать нож в карман, ограничился тем, что нажал пальцем пружину и со зловещим лязгом убрал клинок. Майя стянула с головы капюшон, чтобы улыбнуться ребёнку поприветливее.

– Эй, пацан! – голосом доброго сержанта окликнул мальчика Лавров. – Мы до «Каштанки» правильно идём?

– Куда? – голос мальчика предательски дрогнул. Он сразу догадался, что велосипед не уберечь.

– Мы вот по этой дороге выйдем к приюту, куда собак на машинах привозят? – спросил Димка погромче, на случай, если ребёнок попался глуховатый и туповатый.

– На шоссе выйдете. А к церкви вы так не выйдете! – ответил мальчик, тоже повысив голос, как будто решил, что встретил на дороге банду сатанистов и спешит их успокоить. – Собаки – да! Там забор такой есть, старый, так вот за ним – собаки.

– Спасибо, мальчик! – прокричал Лавров и снова зашагал вперёд. Лесовой, проходя мимо ошарашенного встречей юного велосипедиста, не преминул буркнуть:

– Кому нужна дорога, которая не ведёт к храму?

Это студенты так шутят, умные фильмы цитируют. Майе стало жалко напуганного ребёнка. Но яблоко уже съедено, конфет в карманах нет. Да и поздно уже дарить конфеты двенадцатилетнему пацану, который не боится один по окраине города на велике кататься. Прочь сантименты.

Майя постаралась улыбнуться по-человечески и по-человечески сказать:

– Спасибо!

Кажется, это удалось, потому что мальчик перестал прислушиваться к хрустким шагам ушедших и посмотрев на Майю, сказал доверительно:

– Вы поосторожнее. Там собаки не только за забором.

И словно испугавшись, что сболтнул лишнее, что выдал намёком древнюю и гибельную тайну здешних окраин, быстро покатил свою покалеченную таратайку вниз.

Майя огляделась. Солнце ещё проглядывало, но сбоку наползали облака без просвета. Склон впереди казался ржавым, как старый корабельный причал. Кусты мерно качали мокрыми жёлтыми ветками. Они настойчиво предостерегали о том, что от автобусной остановки трое студентов свернули вовсе не туда, куда нужно было. Что по дороге, ведущей мимо храма к собачьему приюту, ходить сегодня не следует. Верная гибель.

Майе снова стало страшно.

Дом тридцать четыре, корпус два, квартира сто восьмидесятая. Всё правильно, подумала Наташка. Даже дверь в квартиру оказалась приоткрыта примерно настолько же, как Наташка представляла себе в своих сладких мечтах.

Виноват, конечно, в этом драгоценный Андрюша. Не в том дело, что уже неделю он засыпает как убитый, придя домой, а утром успевает только побриться и глотнуть кофе. За три года взлётов и падений газеты частных объявлений «Трепач» бывало всякое. И не такое бывало. И не такая уж Наташка ненасытная самка, чтобы мстить мужу изменой за недостаточное количество секса.

Вчера он позвонил днём, спросил, есть ли чего пожрать, предупредив, что вечером должен вернуться в редакцию. Наташка успела приготовить сносный обед. Когда это требуется раз в две недели, получается не повинность, а удовольствие, и после обеда полтора часа свободных у них тоже нашлось. И вот, когда Наташка вышла из душа, а Андрей ещё курил, сидя на диване, она спросила его – может, без придыхания, но вполне искренне поинтересовалась:

– Как там твои менты, успокоились, нашли кого надо?

Муж сначала довольно безразлично покачал головой – нет, мол, не нашли. А потом посмотрел на Наташку, ну таким журналистским взглядом, что прямо тошно…

– Да и мало ли кому расскажешь…

Вот так вот, кошку по мордасам ни за что ни про что. Этот футболёр родной жене не доверяет. Ясное дело. Она ведь днями и ночами трясёт телесами на танцполе, пока он в поте лица под гнётом подозрений зарабатывает им на семейное гнездо… Блин… Такая пошлость, какой Наташка в своей жизни надеялась не слышать вообще никогда.

Потому что не может, не может Андрюша ничего знать про Щеночка. Про Щеночка, с которым и не было ничего, если сравнить с прежними Наташкиными приключениями. Про тощего студента, которого она честно погнала веником от дома, хотя и очень хотелось ещё раз с ним поцеловаться. Который, конечно, сдуру, с мальчишеской молниеносной фантазии сказал ей на прощание:

– Хочу помочь твоему мужу. Слыхал про дело «Трепача», попытаюсь что-то узнать…

Тоже пошлость, но красивая пошлость. Именно об этом, а совсем не о поцелуях и не о жадных мальчишеских ладонях и были потом у Наташки сладкие мечты. Потискаться с первым встречным – это она и на танцах может, да только не особенно хочет. А вот юный студент, который внезапно оказался бы частным сыщиком и, страдая и мучаясь от неразделённого чувства, помог бы Андрюхе разрулить проблемы с ментами… Это ж…

Наташка обдумала эти свои бредни и решила, что в детстве не наигралась в кино про шпионов и индейцев. В куклы играла, в любовь играла, даже в футбол с парнями на даче бегала. А вот шпионов как-то упустила.

– Дом тридцать четыре, корпус два, квартира сто восьмидесятая, – сказал Щеночек. И добавил гостеприимно: – После восьми обычно дома.

– В смысле, у дяди твоего?

– В смысле, у дяди.

Сегодня Андрей отзвонился и довольно сухо сообщил, что вернётся либо после двенадцати, либо вообще под утро, спать можно без него и сходить куда-нибудь расслабиться тоже. Он, мол, позволяет. Ну, никто тебя за язык не тянул, Андрейка. На сей раз Наташка одевалась основательно и обдуманно, как в ночной клуб на танцы – так, чтобы под одеждой ничего не колыхалось. Даже сумочку захватила, сунув туда газовый баллончик. Многоэтажные дома в их районе очень разные по уровню комфорта. Если Щеночек бесстыднее, чем выглядит, и всё наврал, одинокая женщина на вечерней лестнице многим рискует.

Но оказалось ещё интереснее. Наташка очень, очень мечтала, чтоб ни в домофон, ни в дверь звонить не пришлось, чтобы она вошла сразу в квартиру, а он – там. Всю неделю эта мысль заводила её до смешного, квартира представлялась всё страшнее и страшнее, вся в пыли, с немытыми окнами. И там, с сигаретой в зубах… К сожалению, Щеночек не курит. Это Наташка знает абсолютно точно, у неё отличное обоняние.

Повезло два раза подряд. Из подъезда, закрытого, как и положено, на магнитный замок выходил в дождливый вечер сутулый старик, волоча детскую коляску, гружёную старой обувью. Наташка любезно придержала дверь, а потом в неё же и проскользнула. А дверь квартиры сто восемьдесят оказалась и правда приоткрыта.

Я сейчас туда войду, пообещала сама себе Наташка. Войду и получу по голове гантелей. Здравый смысл возмущённо кричал, оглядываясь на мрачную лестницу, на глазки в дверях соседних квартир. Но сладкие мечты пищали от восторга – и мечты победили.

Наташка вошла в тёмную прихожую. Ступать надо чуть косолапо, не изящно, зато так каблуки не стучат.

Ни табачищем, ни трупами, ни прочими холостяцкими тошнотворностями в квартире не пахнет. Пылью пахнет, как в библиотеке. Нагретым на плите чайником пахнет, лимоном. Выключатель старый, советский, обои на стене над ним засаленные и потёртые. Тихо постукивают где-то дешёвенькие часы на батарейке. Под притолокой висит маленький штурвал.

Кто здесь живёт? Капитан дальнего плаванья на покое? То-то старик удивится, что к нему без стука явилась молодая сексуально взбудораженная тёлка. С красивыми копытами.

Тут Наташка заметила в прихожей знакомые тряпочные кеды и решительно прошла по коридору однокомнатной квартиры, толкнула дверь с позапрошлогодним календарём.

Вся небольшая комната по периметру до потолка заставлена книжными шкафами со стеклянными дверцами. Хозяин, а точнее сказать, племянник хозяина квартиры, устроился за письменным столом лицом к окну. Слева, как у прилежного ученика, светит настольная лампа с матерчатым абажуром, который давно пора вытряхнуть на балконе от пыли.

У хозяина комнаты знакомо кудлатый щенячий затылок. Он лениво обернулся вполоборота и сказал, усмехнувшись своим обычным манером:

– П-фф-ришла всё-таки?

– Блин, ну ты крутой! – простонала Наташка, когда он, мгновенно утратив всякую лень, вскочил из-за стола, и примерно минуту они молча целовались. – Ты же врал… Я же точно знала, что ты врёшь… А ты… Сволочь… У тебя правда тут дядя живёт? Ты правда этот?

– «Этот» – это кто? – спросил он, пытаясь понять, куда деть сумочку, которую сразу отобрал у Наташки, да так и держал в левой руке.

– Ну ты мент? Ты этот, частный сыщик?

– Нет, Наташ. Я не мент и не сыщик.

Наташка отпихнулась от него обеими руками и посмотрела исподлобья и с обидой:

– Наврал? Сейчас как врежу… В хлам…

Он дёрнулся. Невольно и потешно, сам рассмеялся и продолжал, не выпуская её плеч:

– Не мент и не сыщик, просто студент медицинского. Ну, я на кафедре, на судебке занимаюсь, много кого знаю. И ментов, и сыщиков… И голова у меня немного варит…

– Ой ты скромняга…

– Ну, у меня статьи опубликованные есть. Хочешь, в библиотеке посмотри…

Наташку не очень-то впечатлило это предложение. Она хотела роман про шпионов, а не мелодраму про честного скромного комсомольца. Впрочем, судя по тому, как он к Наташке прижался, комсомолец, может, и честный, но не шибко-то скромный.

– Что ты лезешь ко мне? Что ты сразу лезешь? Ты говорил, что ты сыщик, что ты поможешь Андрею. А ты меня просто в койку звал, да? Просто заманил в логово, Щеночек?

Да, она напрашивалась, могла бы и стукнуть в конце концов опять легонько. Но не успела. Щеночек одной рукой приобнял за талию, а ладонью закрыл Наташке рот. Не грубо, но как-то очень обидно, и она послушно дала себя подвести к письменному столу и за стол усадить.

– Ну и дальше что? – с вызовом спросила она, когда он убрал ладонь с её губ, так ничего особенно страшного с ней и не сделав.

– А вот, – сказал Щеночек, опустился рядом с сидящей женщиной на колени, но лишь для того, чтобы выдвинуть нижний ящик письменного стола.

Чтоб мне сдохнуть, подумала Наташка. Она увидела в ящике три номера газеты «Трепач». Развернутые на странице с объявлениями. Некоторые из которых были жирно обведены фломастером, как будто газета объявлений решила разбавить подростковый трёп парочкой некрологов.

– Я тебя правда ждал, Наташ, – сказал Щеночек и только после этого снова поцеловал.