Электронная библиотека » Питер Бёрк » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 22 ноября 2023, 13:03


Автор книги: Питер Бёрк


Жанр: Изобразительное искусство и фотография, Искусство


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Действие и мысль

Буркхардт писал о сочетании талантов, присущем Леону Баттисте Альберти. В анонимной биографии, которую большинство исследователей считают автобиографией, Альберти описан как человек настолько «разносторонний», что, помимо мастерства во всех видах изящных искусств, ему удалось отличиться и в верховой езде, прыжках и метании копья[94]94
  Riccardo Fubini and Anna Nenci Gallorini, 'L'autobiografia di Leon Battista Alberti', Rinascimento 12 (1972), 21–78, at 68; English translation в: James B. Ross and Mary M. McLaughlin (eds.), The Portable Renaissance Reader (revised edn, Harmondsworth 1978), 480. См. также: Anthony Grafton, Leon Battista Alberti: Master Builder of the Italian Renaissance (London, 2001), 17–29.


[Закрыть]
. У нас нет возможности проверить слова о спортивных подвигах Альберти, но широтой его кругозора восхищались многие современники. Гуманист Кристофоро Ландино задавался вопросом (риторическим): «Какой из разделов математики ему не был знаком? Геометрия, арифметика, астрономия, музыка, – а в перспективе он просто творил чудеса». В любом случае некоторые достижения Альберти сохранились до сих пор: спроектированные им здания, трактаты о живописи и архитектуре, диалог о семье, небольшая книжица по математическим играм и автопортрет на бронзовом медальоне[95]95
  Cristoforo Landino, Apologia di Dante, цит. по: Joan Gadol, Leon Battista Alberti: Universal Man of the Early Renaissance (Chicago, 1969), 3.


[Закрыть]
.

Благодаря биографии, написанной одним из учеников, мы знаем, что голландский ученый XV века Рудольф Агрикола, известный главным образом своими исследованиями в области логики, был еще одним «человеком разносторонней учености» (multiplex scientia), который следовал примеру Альберти в занятиях живописью, скульптурой, музыкой и гимнастикой и, помимо этого, изготовил оргáн[96]96
  Werner Straube, 'Die Agricola-Biographie des Johannes von Plieningen', in Wilhelm Kühlmann, Rudolf Agricola 1444–1485 (Bern, 1994), 11–48.


[Закрыть]
.

В XVI веке некоторые люди, уступавшие Альберти или Агриколе в широте познаний, все-таки сочетали деятельную жизнь с созерцательной, оружие со словом. Например, испанские дворяне Гарсиласо де ла Вега и Алонсо де Эрсилья были одновременно воинами и поэтами. Гарсиласо воевал в Европе и Северной Африке и прославился своей лирикой, в то время как Эрсилья сражался на территории современного Чили, а на основе событий войны между местными жителями и испанцами написал эпическую поэму. Филип Сидни, англичанин елизаветинской эпохи, погибший в сражении в Нидерландах, остался в людской памяти благодаря своим стихам и роману «Аркадия» (Arcadia).

Другой современник Елизаветы, Уолтер Рэли, был ближе к идеалу универсального человека. Стоя на эшафоте перед казнью за участие в заговоре против короля Якова I, он назвал себя «солдатом, капитаном, моряком и придворным». Он мог бы добавить, что был еще поэтом и ученым, автором всемирной истории. Он путешествовал по Виргинии и территории современной Венесуэлы, и его интерес к дальним странам и их жителям нашел отражение в книге «Открытие Гвианы» (Discovery of Guiana, 1596). Современники говорили о Рэли как о «неутомимом читателе» и «великом химике» (иными словами, алхимике)[97]97
  Stephen Greenblatt, Sir Walter Ralegh: The Renaissance Man and his Roles (New Haven, 1973); Mark Nicholls and Penry Williams, 'Raleigh, Walter', ODNB 45, 842–59; Nicholls and Williams, Sir Walter Raleigh in Life and Legend (London, 2011).


[Закрыть]
.

Что касается Джеймса Криктона, то этот благородный шотландец заслужил эпитет «изумительный во всех науках» (omnibus in studiis admirabilis). «Изумительный Криктон», как его называют до сих пор, прибыл в Италию в 1579 году в возрасте девятнадцати лет и стал своеобразным странствующим рыцарем-интеллектуалом, вызывавшим на дебаты университетских профессоров. Криктон погиб молодым – он был убит сыном своего работодателя, герцога Мантуи, – но успел произвести впечатление на некоторых современников-итальянцев. Один из них так описывал Криктона: «Он знает десять языков… философию, теологию, математику и астрологию… Он превосходно разбирается в каббале… импровизирует стихи любым метром… делает глубокие замечания о политике», не говоря уже о его воинской доблести, достоинствах атлета, танцора и «великолепного придворного»[98]98
  Aldo Manutio, Relatione de Iacomo di Crettone (Venice, 1581); James H. Burns, 'Crichton, James', ODNB 14, 183–6, at 184.


[Закрыть]
.

В этот период были и те, кто сочетал ученость с государственной службой. Таковы два английских юриста, в итоге ставшие лорд-канцлерами, то есть занявшие самую высокую должность в своей профессии: Томас Мор и Фрэнсис Бэкон. Мор был ученым-гуманистом, теологом, автором «Утопии», а Бэкон опубликовал ряд эссе, биографию короля Генриха VII и трактат «О достоинстве и приумножении наук» (Of the Proficience and Advancement of Learning, 1605), размышление о методах, с помощью которых можно увеличить знания. Бэкон проводил естественно-научные эксперименты и, как говорили, умер от пневмонии, простудившись во время опыта по замораживанию куриной тушки с целью предотвращения ее порчи[99]99
  Paolo Rossi, Francis Bacon, from Magic to Science (1957: English translation, London, 1968); J. Martin, Francis Bacon, the State, and the Reform of Natural Philosophy (Cambridge, 1992).


[Закрыть]
.

Ученые

Совсем немногие из упомянутых до сих пор «людей Возрождения» могут считаться полиматами в строгом смысле слова. Однако в рассматриваемый период в Европе не было недостатка в разносторонних ученых, которых в то время называли «многознающими» (multiscius – прилагательное, использовавшееся испанским гуманистом Хуаном Луисом Вивесом) или «людьми многих познаний», multiplex scientia, как писал биограф голландского гуманиста Рудольфа Агриколы. Мы уже видели, что для того, чтобы быть ученым-гуманистом и преподавать в университете, требовалось владеть как минимум пятью дисциплинами. Эразм Роттердамский, самый знаменитый гуманист, также прекрасно разбирался в филологии и теологии. Однако продвигаться дальше в исследованиях он не хотел и напоминал своим читателям, что Сократ критиковал интерес к «тем наукам, что не являются необходимыми», в частности к астрологии и геометрии, считая, что должный объект для изучения – это человек. Говоря словами благожелательно настроенного историка, Эразм только «стремился к чему-то типа полиматии»[100]100
  André Godin, 'Erasme: Pia/Impia curiositas', in Jean Céard (ed.), La curiosité à la Renaissance (Paris, 1986), 25–36; Brian Cummings, 'Encyclopaedic Erasmus', Renaissance Studies 28 (2014), 183–204, at 183.


[Закрыть]
.

Другие гуманисты были более активными и следовали примеру Аристотеля, а не Сократа. Например, Филипп Меланхтон, которого теперь помнят как теолога и ближайшего виттенбергского соратника Лютера, изучал и преподавал не только риторику и греческий язык, но и математику, астрономию, астрологию, анатомию и ботанику[101]101
  Dino Bellucci, 'Mélanchthon et la défense de l'astrologie', Bibliothèque d'Humanisme et Renaissance 50 (1988), 587–622; Sachiko Kusukawa, The Transformation of Natural Philosophy: The Case of Philip Melanchthon (Cambridge, 1995).


[Закрыть]
.

Особенно стремился к универсальности знаний Джованни Пико делла Мирандола. Он знаменит своей «Речью о достоинстве человека» (Oratio de Hominis Dignitate, 1486), своего рода манифестом ренессансного гуманизма, но его интересы простирались гораздо дальше. Когда ему было всего двадцать три года, в 1486 году, он собирался публично защитить в Риме 900 тезисов – «диалектических, моральных, физических, математических, метафизических, теологических, магических и каббалистических», но эта защита так и не состоялась. Пико утверждал, что математика есть «метод изучения всего, что может быть познано» (via ad omnis scibilis investigationem). Он выучил иврит, арамейский и арабский языки и был особенно увлечен тайной еврейской традицией каббалы, которую он «впустил… в христианский мир». Его интересовала не только каббалистическая мистика, но и использование еврейских букв и слов в магических целях – этот метод Пико сравнивал с комбинаторикой Раймунда Луллия[102]102
  Chaim Wirszubski, Pico della Mirandola's Encounter with Jewish Mysticism (Cambridge, MA, 1989), 121, 259.


[Закрыть]
.

В памфлете Эразма «Цицеронианец» (Ciceronianus, 1528) один из персонажей описывает Пико как «всестороннего человека» (ingenium ad omnia factum), в то время как в жизнеописании, написанном племянником Пико, он выведен как один из «людей, которые являются знатоками в любой науке» (viri omni disciplinarum genere consumatissimi). Как мы увидим в дальнейшем, полиматы позднейших эпох и их почитатели часто говорили о Пико как о примере для подражания[103]103
  Eugenio Garin, Giovanni Pico della Mirandola: vita e dottrina (Florence, 1937); Frances Yates, 'Pico della Mirandola and Cabalist Magic', in Giordano Bruno and the Hermetic Tradition (London, 1964), 84–116; William G. Craven, Giovanni Pico della Mirandola, Symbol of his Age (Geneva, 1981); Steve A. Farmer, Syncretism in the West: Pico's 900 Theses (Tempe, AZ, 1998).


[Закрыть]
.

Не стоит видеть в Пико делла Мирандола человека, который шел наперекор традиции. Его 900 тезисов начинаются с шестнадцати умозаключений «согласно Альберту» – то есть Альберту Великому, «универсальному доктору». Также в них есть ссылки на Ибн Рушда, Ибн Сину и аль-Фараби. Интеллектуальный турнир, который Пико предложил устроить в Риме, следовал средневековому образцу принятых в Пражском и других университетах диспутов под названием quodlibet (в переводе с лат. – «что угодно»), когда университетский профессор готовил вопросы для обсуждения по любым дисциплинам[104]104
  У. Крейвен – W. Craven, Giovanni Pico della Mirandola (Geneva, 1981) – подчеркивает средневековое наследие у Пико и отрицает, что его диссертация была посвящена всем наукам.


[Закрыть]
.

Внушительное количество людей (50 из 500 в моей выборке, все родились до 1565 года) являются хорошими претендентами на то, чтобы считаться полиматами эпохи Ренессанса. Пять прекрасных примеров, приведенных ниже, включают немца, двух французов, англичанина и швейцарца: это Генрих Корнелиус Агриппа, Жан Боден, Жозеф Скалигер, Джон Ди и Конрад Геснер.

Агриппу считают прототипом символа всезнания, доктора Фауста. В пьесе Кристофера Марлоу Фауст хвастается, что станет «столь же хитроумным, как Агриппа» (в те времена слово «хитроумный» относилось к знаниям в целом). Прежде чем заняться науками, Агриппа прошел военную службу, тем самым объединив оружие со словом; ему также довелось быть дипломатом и врачом. Его интересы включали в себя теологию, философию, право, медицину, алхимию, магию и тайное учение каббалы, которое так занимало Пико делла Мирандолу. Агриппа, называвший себя «пожирателем книг» (helluo librorum), много почерпнул из трудов Плиния Старшего и составил комментарий к Раймунду Луллию. К числу написанного им принадлежат «О тщете наук» (De incertitudine et vanitate scientiarum, 1527), общий обзор человеческого знания со скептических позиций, и «Оккультная философия» (De Occulta Philosophia Libri III, 1531–1533), трактат о магии (природной, небесной и культовой), в котором автор утверждает, что она может разрешить проблемы, поднятые скептиками. Ходили слухи, что черная собака Агриппы была на самом деле дьяволом. Подобно Герберту Орильякскому, Роджеру Бэкону и Альберту Великому, Агриппа вызывал неоднозначное отношение, в котором сочетались восхищение и настороженность[105]105
  Yates, 'Cornelius Agrippa's Survey of Renaissance Magic', in Giordano Bruno, 130–43; Charles G. Nauert Jr., Agrippa and the Crisis of Renaissance Thought (Urbana, IL, 1965); Rudolf Schmitz, 'Agrippa, Heinrich Cornelius', DSB 1, 79–81; Christoph I. Lehrich, The Language of Demons and Angels: Cornelius Agrippa's Occult Philosophy (Leiden, 2003).


[Закрыть]
.

Жан Боден описан у историка Хью Тревор-Ропера как «бесспорный интеллектуальный авторитет конца XVI столетия»[106]106
  Hugh R. Trevor-Roper, The European Witch-Craze of the 16th and 17th centuries (1969: Harmondsworth, 1978 edn), 47.


[Закрыть]
. Своей славой он во многом обязан сочинению о государстве – «Шесть книг о республике» (Six Livres de la République, 1576), в котором высказывается в поддержку абсолютной монархии (слово «республика» в названии использовано не в современном смысле, а в значении «государство»). Книга сочетает в себе политическую теорию с тем, что много позже будет названо политологией, предлагая передовой для своего времени сравнительный анализ политических систем. В «Методе легкого познания истории» (Methodus ad facilem historiarum cognitionem, 1566), руководстве для студентов, написанном в форме библиографического очерка, Боден связывает изучение истории с изучением права, рекомендуя сравнивать законы «всех или самых знаменитых обществ», чтобы выбрать из них лучшие. Идеальный юрист, с его точки зрения, представляет собой «живую энциклопедию», а историку необходимо изучать географию (в том числе климат) и философию; тех, кто так поступает, Боден называет Geographistorici и Philosophistorici[107]107
  Beatrice Reynolds (ed. and trans.), Method for the Easy Comprehension of History (New York, 1945), 2, 79, 81. Об исследованиях Бодена в области права, истории и политики: Julian H. Franklin, Jean Bodin and the Sixteenth-Century Revolution in the Methodology of Law and History (New York, 1963); Donald R. Kelley, 'The Development and Context of Bodin's Method' (1973; rpr. Julian H. Franklin [ed.], Jean Bodin [Aldershot, 2006], 123–50).


[Закрыть]
.

Прочие труды Бодена известны только специалистам. В «Демономании колдунов» (La démonomanie des sorciers, 1580) он пишет о проделках ведьм и их договоре с дьяволом, который, согласно автору, пытается склонить судей к снисходительности на процессах против обвиняемых в колдовстве. Боден критикует Агриппу за увлечение оккультными темами. Еще одна книга, «Театр природы» (Universae naturae theatrum, 1596), является своего рода энциклопедией, написанной в форме диалога. В ней автор сочетает естествознание и натурфилософию с теологией, привлекает конкретные примеры из разных областей, от астрономии до зоологии, чтобы показать, что все в природе имеет полезное предназначение согласно Божьему замыслу. Боден также внес свой вклад в то, что сейчас называется экономической наукой. У него есть «веские основания считаться первым, кто сформулировал количественную теорию денег», изложенную в ответ на аргументы королевского чиновника, обеспокоенного ростом цен[108]108
  Denis P. O'Brien, 'Bodin's Analysis of Inflation' (2000; rpr. in Franklin [ed.], Jean Bodin, 209–92).


[Закрыть]
.

Возможно, Боден был также автором «Диалога семи» (Colloquium Heptaplomeres), участники которого обсуждают различные достоинства католичества, кальвинизма, лютеранства, иудаизма, ислама и естественной религии. В любом случае он приложил немало усилий, пытаясь положить конец войнам между католиками и протестантами во Франции[109]109
  Marion Kuntz, 'Harmony and the Heptaplomeres of Jean Bodin', Journal of the History of Philosophy 12 (1974), 31–41; Noel Malcolm, 'Jean Bodin and the Authorship of the «Colloquium Heptaplomeres», Journal of the Warburg and Courtauld Institutes 69 (2006), 95–150.


[Закрыть]
.

Еще одного француза, Жозефа Скалигера, вполне можно считать достойным соперником Бодена в борьбе за титул «интеллектуального авторитета» своего времени. При жизни его прозвали Геркулесом научного сообщества, Иммануил Кант писал о «чудесной» памяти Скалигера, а позднее его именовали титаном учености. Скалигер был в основном филологом, несравненным примером эрудита из эрудитов, ставшим, как мы увидим впоследствии, образцом для полимата Джона Селдена[110]110
  О Скалигере как одном из 'Wündermännern des Gedächtnisses' см.: Immanuel Kant, Gesammelte Schriften 7 (Berlin, 1907), 184; как о «титане»: Anthony Grafton, Joseph Scaliger: A Study in the History of Classical Scholarship, 2 vols. (Oxford, 1983–93), vol. 2, 22.


[Закрыть]
. Его издания классических произведений, от сочинений энциклопедиста Варрона до стихов Катулла, Тибулла и Проперция, отличаются не только блестящими правками текста, но и новаторством самого метода – он реконструировал историю текстовой традиции.

Скалигер сочетал методы филологов-классиков с подходом юристов, таких как его учитель Жак Кюжа, чтобы сводить воедино разрозненные свидетельства. Издание древнеримской астрономической поэмы Марка Манилия подтолкнуло Скалигера к изучению истории этой дисциплины. Он также стал востоковедом, изучал иврит, арамейский и арабский языки. Все эти знания пригодились ему при написании главного труда – «Об исправлении хронологии» (De emendatione temporum, 1583), дополненного «Сокровищницей времен» (Thesaurus temporum, 1606). Критически сопоставляя источники на разных древних языках и используя астрономические данные, Скалигер, как и Исаак Ньютон столетием позже, попытался устранить противоречия между греческой, римской, вавилонской и другими хронологиями[111]111
  Jakob Bernays, Joseph Justus Scaliger (Berlin, 1855); Grafton, Joseph Scaliger, vol. 2.


[Закрыть]
.

Некоторые полагают, что английский ученый Джон Ди является прототипом главного героя пьесы Кристофера Марлоу «Доктор Фаустус» (как Агриппа, считающийся прототипом Фауста в оригинальной немецкой «Книге о Фаусте»). До недавних времен он почти не попадал в поле зрения историков (тоже как Агриппа), поскольку занимался астрологией, ангелологией, магией, алхимией – дисциплинами, которые больше не воспринимаются всерьез современной наукой, несмотря на всю свою привлекательность для адептов оккультных знаний. Но интересы Джона Ди распространялись и на математику, астрономию, философию, право, физику, навигацию и географию (которую он изучал в Нидерландах вместе со знаменитым картографом Герардом Меркатором). Он испытывал особый интерес к своим предшественникам, обладавшим энциклопедическими познаниями: Альберту Великому, Роджеру Бэкону, Раймунду Луллию и Пико делла Мирандола. Его библиотека была одной из богатейших для своего времени и насчитывала около четырех тысяч печатных книг и манускриптов, включая трактаты по архитектуре, музыке, древностям, геральдике, генеалогии, а также упомянутым выше дисциплинам. В общем, «в стремлении к универсальному знанию он был совершенным человеком эпохи Возрождения», буквально «всенаучным»[112]112
  Peter J. French, John Dee: The World of an Elizabethan Magus (London, 1972), 209; Nicholas H. Clulee, John Dee's Natural Philosophy (London, 1988); J. Roberts and A. Watson, John Dee's Library Catalogue (London, 1990); William H. Sherman, John Dee: The Politics of Reading and Writing in the English Renaissance (Amherst, MA: University of Massachusetts Press, 1995); R. Julian Roberts, 'Dee, John', ODNB 15, 667–75; Stephen Clucas (ed.), John Dee: Interdisciplinary Studies in English Renaissance Thought (Dordrecht, 2006).


[Закрыть]
.

За свою сравнительно недолгую жизнь (он умер в сорок девять лет) Конрад Геснер заслужил репутацию гуманиста, врача, естествоиспытателя и энциклопедиста. Его называли то «полигистором», то «Плинием нашей Германии» (а позднее – «исполином эрудиции»; к этой характеристике мы еще вернемся впоследствии)[113]113
  Helmut Zedelmaier, Bibliotheca universalis und Bibliotheca selecta: das Problem der Ordnung des gelehrten Wissens in der frü hen Neuzeit (Cologne, 1992), 101, 297n.


[Закрыть]
.

Геснер был профессором греческого языка в Лозанне. Он опубликовал ряд изданий древнегреческих текстов, но чаще всего его вспоминают в связи с составленной им обширной библиографией, дополненной биографическим словарем, – «Всеобщей библиотекой» (Bibliotheca universalis, 1545). На 1300 страницах Гесснер собрал информацию о 10 000 сочинений 3000 авторов, писавших на латинском и греческом языках, составив бесценный справочник, который, помимо прочего, должен был послужить сохранению известных классических текстов и обнаружению новых[114]114
  Ann Blair, 'Humanism and Printing in the Work of Conrad Gessner', Renaissance Q uarterly 70 (2017), 1–43, at 9.


[Закрыть]
. Позже Геснер написал сравнительное исследование около 130 языков, «Митридат» (Mithridates, 1555).

Хотя упомянутых достижений уже достаточно для одного человека, Геснер был еще и практикующим врачом в Цюрихе, а также, как и другие гуманисты его поколения, внес вклад в исследования природы и культуры. Он написал книги о животных (Historiae animalium, в пяти томах, 1551–1558), термальных источниках (De Germaniae et Helvetiae Thermis, 1553) и окаменелостях (De Omni Rerum Fossilium Genere, 1565) и оставил рукописи по ботанике, которые, проживи автор чуть дольше, могли бы составить еще одну книгу. В интересе Геснера к идеям древних авторов, Плиния и Аристотеля, видна традиция ренессансного гуманизма, но он также полагался и на собственные наблюдения за растениями и животными. В честь Геснера назван один из видов цветов и один из видов бабочек.

Чтобы понять, как Геснер смог опубликовать так много за свою короткую жизнь, современные исследователи пытаются восстановить его методы работы. Много информации поступало к нему из писем корреспондентов, которые Геснер часто разрезал на фрагменты и систематизировал по темам. Также он черпал факты из бесед с посетителями и обширного круга чтения, а организацию огромного материала частично доверял помощникам и секретарям. Но даже с учетом этого достижения Геснера выглядят внушительными[115]115
  Там же, 14; см. также: Alfredo Serrai, Conrad Gesner (Rome, 1990); Massimo Danzi, 'Conrad Gessner (1516–1565): Universalgelehrter und Naturforscher der Renaissance', Bibliothèque d'Humanisme et Renaissance 78 (2016), 696–701; Urs B. Leu and Mylène Ruoss (eds.), Facetten eines Universums: Conrad Gessner, 1516–2016 (Zurich, 2016).


[Закрыть]
.

Единство и согласие

Что же побуждало всех этих людей заниматься столькими науками сразу? В случае Геснера это могло быть простой «лисьей» любознательностью, хотя страсть к порядку и необходимость устранить то, что он однажды назвал «неразберихой в книгах», несомненно, играли свою роль. В случае других полиматов, «ежей», главная цель заключалась в унификации знаний, о которой мы еще не раз вспомним в дальнейшем. Пико делла Мирандола, например, представляет собой яркий пример полимата, стремившегося примирить конфликтующие мнения (Платона и Аристотеля, например) и культуры (христианскую, иудейскую и мусульманскую). Неудивительно, что в свое время его называли «Князем согласия», и этот «титул» был тем более уместным, что его семье принадлежал итальянский город Конкордия.

Николай Кузанский, философ, теолог, юрист, математик, астроном, а также дипломат и кардинал католической церкви, тоже руководствовался идеей примирения конфликтов. В его трактате «О кафолическом согласии» (De Concordantia Catholica, 1433) речь идет о преодолении разногласий внутри церкви[116]116
  Christopher, Bellitto, Thomas M. Izbicki and Gerald Christianson (eds.), Introducing Nicholas of Cusa: A Guide to a Renaissance Man (New York, 2004).


[Закрыть]
. Пико знал о Николае и надеялся посетить его библиотеку в Германии[117]117
  Garin, Pico, 120n.


[Закрыть]
. Идеей согласия вдохновлялся еще один полимат, француз Гийом Постель. В книге «О вселенском согласии» (De Orbis Terrae Concordia, 1544) он подчеркивает общие элементы мировых религий[118]118
  William J. Bouwsma, The Career and Thought of Guillaume Postel (Cambridge, MA, 1957); Marion Kuntz, Guillaume Postel: Prophet of the Restitution of all Things (The Hague, 1981).


[Закрыть]
.

Увлечение Бодена идеей гармонии совсем не удивительно на фоне религиозных конфликтов во Франции той эпохи. Он видел в природе гармоничную систему, рассуждал о гармоничном правосудии в своей книге о политике и был, в свою очередь, упомянут Иоганном Кеплером в трактате «Гармония мира» (Harmonices Mundi, 1619). Высказывались мнения, что «задача универсального синтеза послужила толчком для всей работы Бодена в области права», что он был «одержим системностью», что главной темой его «Диалога семи» является гармония, а «Театр природы» – пример попытки внести «порядок и слаженность в постоянно увеличивающийся объем знаний», решить задачу, которая, как мы увидим далее, начиная с XVII века будет становиться все труднее и труднее[119]119
  Franklin, Sixteenth-Century Revolution, 59; Kelley, 'Development', 145; Marion D. Kuntz, 'Harmony and the Heptaplomeres of Jean Bodin', Journal of the History of Philosophy 12 (1974), 31–41; Ann Blair, The Theater of Nature: Jean Bodin and Renaissance Science (Princeton, NJ, 1997), 7.


[Закрыть]
.

Идеал целостного знания часто стоял за составлением энциклопедий, которым по-прежнему занимались отдельные ученые рассматриваемой эпохи, несмотря на трудности, порожденные увеличением количества печатных книг. Испанский гуманист Хуан Луис Вивес писал обо всех науках в своей книге «Трактат о дисциплинах» (Tratado de las Disciplinas, 1531). Конрад Геснер составил энциклопедии книг и животных. Джероламо Кардано, итальянский врач, которого помнят за вклад в математику, тоже был автором двух энциклопедических сочинений – «О сущности вещей» (De subtilitate, 1550) и «Об изменчивости вещей» (De rerum varietate, 1558). Хорватский ученый Пауль Скалич в 1559 году опубликовал свою «Энциклопедию», а швейцарец Теодор Цвингер, профессор Базельского университета, в 1565 году выпустил «Театр человеческой жизни» (Theatrum vitae humanae). Книга содержала примеры человеческого поведения, систематизированные по моральным категориям. В ее третьем издании насчитывалось 4500 страниц и более 6 000 000 слов[120]120
  Количество слов: Ann Blair, 'Revisiting Renaissance Encyclopaedism', in Jason König and Greg Woolf (eds.), Encyclopaedism from Antiquity to the Renaissance (Cambridge, 2013), 379–97, at 385.


[Закрыть]
.

Художники и инженеры

Творческая активность представителей движения, называемого ныне Возрождением, иногда объяснялась в терминах «декомпартментализации», иными словами, слома или по меньшей мере ослабления барьеров в коммуникации между различными группами людей, наведения мостов через «пропасть, отделявшую ученого и мыслителя от практика»[121]121
  Erwin Panofsky, 'Artist, Scientist, Genius', in Wallace K. Ferguson (ed.), The Renaissance: Six Essays (New York, 1962), 121–82.


[Закрыть]
.

Например, некоторые гуманисты, такие как Альберти, поддерживали дружеские отношения с художниками и скульпторами (Альберти, в частности, – с Мазаччо и Донателло). Он ратовал за общее образование для художников и, вслед за древним римлянином Витрувием, для архитекторов. Еще один гуманист, Георг Агрикола, работал врачом в шахтерском городе Иоахимсталь (нынешний Яхимов в Чехии). При написании своей самой знаменитой книги, «О металлах» (De re metallica, 1556), Агрикола полагался как на почерпнутые из книг знания и собственные наблюдения, так и на практические познания шахтеров[122]122
  Helmut M. Wilsdorf, 'Agricola, Georgius', DSB 1, 77–9.


[Закрыть]
.

В те времена у академических ученых не было монополии на многостороннюю образованность. Художник или инженер тогда тоже был своего рода полиматом. Друг Альберти, Филиппо Брунеллески, например, знаменит двумя очень разными по характеру достижениями. Во-первых, он спроектировал купол флорентийского собора и руководил его возведением, сумев решить конструктивные проблемы, которые всем остальным казались непреодолимыми. Во-вторых, он заново открыл законы линейной перспективы. Эти правила были проиллюстрированы шедевром иллюзионизма – утраченным ныне изображением флорентийского баптистерия, на которое следовало смотреть через небольшое отверстие, приставив зеркало. Считается, что Брунеллески использовал в этой картине приемы топографической съемки, которые он освоил, обмеряя руины античных зданий в Риме. Если это действительно так, творение Брунеллески – эффектный пример того, как полиматы расширяли общий круг человеческих знаний, перенося идеи и методы из одной сферы деятельности в другую.

Собственно говоря, Брунеллески учился ювелирному делу, но полученные знания помогли ему стать скульптором и принять участие в знаменитом конкурсе на изготовление дверей для флорентийского баптистерия (он уступил первое место более опытному и профессиональному сопернику, скульптору Лоренцо Гиберти). Брунеллески также был изобретателем разных механизмов, больших и малых, и первым человеком, получившим патент на изобретение. Творения его разума были многообразны – от прототипа будильника до устройства для подъема тяжелых балок, необходимых для сооружения знаменитого флорентийского купола. В ранней биографии Филиппо утверждается, что он не только знал математику, но и был «сведущ в Библии» и изучал сочинения Данте. Кроме того, он писал стихи в традиционной форме сонета, отвечая ими на критику и уязвляя соперников[123]123
  Eugenio Battisti, Filippo Brunelleschi (Florence, 1976); Bertrand Gille, 'Brunelleschi, Filippo', DSB 2, 534–5.


[Закрыть]
.

Друг Брунеллески, Мариано ди Якопо, прозванный Таккола, иначе известный как Сиенский Архимед, был нотариусом, скульптором, военным инженером и главным строителем дорог на службе у императора Сигизмунда. Его помнят благодаря двум трактатам о различных механизмах, в которых, помимо чертежей хитроумных военных машин, есть описания и рисунки некоторых изобретений Брунеллески[124]124
  Bertrand Gille, The Renaissance Engineers (1964: English translation, Cambridge, MA, 1966), 81–7; Paul L. Rose, 'Taccola', DSB 13, 233–4.


[Закрыть]
.

Еще один сиенец, Франческо ди Джорджо Мартини, бывший одно время учеником Такколы, получил образование в мастерской живописца, но в течение жизни продемонстрировал ряд других талантов. В Сиене ему поручили отвечать за снабжение города водой, затем он служил придворным архитектором и военным инженером у герцога Урбинского и двух неаполитанских королей. Продолжая традицию Брунеллески и Такколы, Мартини писал об архитектуре, крепостных сооружениях и механизмах (в том числе о насосах, механической пиле и самодвижущейся колеснице, предназначенной, по-видимому, для праздничных процессий)[125]125
  Gille, The Renaissance Engineers, 101–115; Ladislao Reti, 'Martini, Francesco di Giorgio', DSB 9, 146–7.


[Закрыть]
.

В своих знаменитых «Жизнеописаниях наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» (Le vite de'piu eccellenti Pittori, Scultori e Architetti, 1580) Джорджо Вазари использует прилагательное universale в отношении нескольких художников, в том числе Джулио Романо и Приматиччо, а герцог Урбинский превзошел даже его, придумав новое слово omniversale для характеристики архитектора Бартоломео Дженга. В этих случаях упомянутые термины говорят, скорее всего, о владении разными видами искусств[126]126
  Процитировано в: Martin Warnke, The Court Artist (1985: English translation, Cambridge, 1993), 177.


[Закрыть]
. А вот в случае с Леонардо они означают гораздо больше.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации