Текст книги "Дневная битва"

Глава 6
Серьга

Лето 333 П. В.

29 зорь до Ущерба

– А-а!.. А-а-а-а-а!..

Из серьги полились вопли северной шлюхи. Инэвера выровняла дыхание.

Серьга казалась серебряной безделушкой, но была изрезана крошечными метками, а в центре усилена половиной горошины, изготовленной из кости демона. Вторая половина хранилась в такой же серьге, которую она подарила Джардиру в день свадьбы, и даже он не знал ее истинного предназначения.

«Никогда не снимай, если любишь меня», – наказала она. Обычно метки бывали выключены, но Инэвера могла активировать их, повернув устройство, и частица хора резонировала со своим близнецом, передавала звук, как детская игрушка – чашки, соединенные струной.

Включая сладкие стоны Лиши Свиток, что вливались в мужнино ухо.

«Я спокойна, – велела себе Инэвера, – а звуки просто ветер. Я согнусь, но не сломаюсь».

Ее взгляд метнулся к ближайшим советницам, Мелан и Асави. Они не слышали серьгу, ибо ее магия настроена только на носителя, но это не имело значения. Ахман и Лиша теперь развлекались в открытую – по крайней мере, во дворце. Инэвера была вынуждена улыбаться и вести себя непринужденно, невзирая на то что происходящее подрывало ее авторитет среди дама’тинг и мужчин при дворе Джардира.

Она сжала кулаки. Помешать им трудно. Ахман был шар’дама ка и по всем принятым толкованиям Эведжаха имел право обладать любой женщиной, какую пожелает. Инэвера положила многие годы на то, чтобы его потребности удовлетворялись ею лично или женщинами, которых она тщательно отбирала, – теми, что принесли ему власть и детей, но кем она легко повелевала и кого могла устранить.

С Лишей Свиток невозможно ни то ни другое. Она способна и впрямь наделить Ахмана властью, но при этом скрытничает и держится заносчиво, как первая жена. Она не позволит себя подмять, а что до устранения… Инэвера дважды потерпела фиаско. В первый раз приказала своей старшей дочери Аманвах, обрученной с рыжим северянином Рожером, отравить Лишу. Девчонка была верна, но неопытна и все испортила.

Лиша могла пожаловаться Джардиру, сделать их противостояние открытым и безобразным. Джардир пришел бы в бешенство. Возможно, неуправляемое.

Но Лиша смолчала и даже не удалила от себя Аманвах. Инэвера была вынуждена отдать ей за это дань некоторого уважения, а вскоре подослала к ней в спальню дозорных-евнухов и имела глупость затеять игрища, вместо того чтобы убить ее сразу. Той же ночью ей пришлось спасти Лише жизнь, иначе они бы сообща убили Джардира, находясь под влиянием мозгового демона.

Не сделай она этого, мозговой демон, конечно, умертвил бы как Джардира, так и ее саму. Неприятно признать, но захудалая северная ведьма оказалась грозной, и силы ее только умножились в ту ночь. Инэвера не помешала ей забрать у мозгового демона могущественные алагай хора – столько же, сколько было у самой Инэверы. Она послала за костями евнухов, но те вернулись побитые и с пустыми руками. Впредь Лиша не даст застать себя врасплох.

Поэтому Инэвера слушала. Слушала и старалась не чувствовать себя вытесненной. Выжитой. Униженной.

Она размеренно дышала, восстанавливала хладнокровие. Скоро эта женщина вернется в свою варварскую деревню – и в добрый путь. Инэвера снова займет положенное ей место в постели Джардира, и все пойдет по-прежнему.

Наверное.

Страстные стоны и крики стихли, сменились нежным воркованием. Инэвера напрягла слух, стараясь разобрать невнятные слова. Это оказалось хуже, чем вопли и шлепки плоти о плоть. Инэвера много раз наблюдала за близостью мужа с другими женщинами и хорошо знала звуки, которые он издавал сам и извлекал из партнерш. Искушенная в постельных плясках и уверенная в себе, Инэвера не боялась любовных приемов Лиши. Ее угнетала тишина, когда сплетенные в объятиях Джардир и Лиша лежали спокойно.

– Выходи за меня замуж, – произнес Джардир.

– Сколько раз я должна отказать, чтобы ты перестал просить? – отпиралась Лиша, прикидываясь, будто не понимает, сколь великая ей оказана честь.

– Если ты откажешь десять тысяч раз, – продолжил Джардир, – я спрошу еще десять тысяч. Давай же, еще не поздно! Я шар’дама ка и могу поженить нас мановением руки. Стань моей женой сейчас, тайно. Твоя мать и Аббан выступят свидетелями и подпишут бумаги. Об этом никто не узнает, пока мы не решим открыться, но мы будем знать.

Аббан.

Инэвера скривила губы. Он замешан в происходящее и ведет собственную игру за власть и внимание Джардира. С ним тоже придется разобраться.

– Попроси десять тысяч раз или двадцать – и я скажу «нет», – отрезала Лиша. – У тебя достаточно жен.

– Я откажу им в постели, – посулил Джардир, и Инэвера вспыхнула. – Всем, кроме Инэверы, – поправился он.

Инэвера восстановила дыхание, все еще потрясенная его глупостью. Шарумы не торгуются, а Джардир – шарум до мозга костей!

– Значит, мне придется делить тебя с одной женщиной, а не с четырнадцатью?

– Ты уже делишь, – проурчал Джардир, и Инэвера закусила губу при звуке возобновившихся поцелуев.

– Мы одни, Ахман, – заворковала Лиша, и Джардир судорожно вздохнул от наслаждения. – В ближайшие несколько часов я не поделюсь тобою ни с кем.

– Дамаджах! – воскликнула Мелан. – Твои руки!

Инэвера опустила взгляд и увидела кровь, сочившуюся из сжатых кулаков. Длинные накрашенные ногти были остры и глубоко впились в ладони. Она, омертвевшая, ничего не заметила. Даже сейчас ее руки показались чужими, Мелан и Асави бережно вытерли и перевязали раны.

Как же до этого дошло? Как она упустила Ахмана настолько, что он выставил ее на позорище? Она видела, как он набрался знаний и сил, не дал шарумам выбить из себя потенциал и не погиб в пустыне. Она преподнесла ему объединенную Красию и наделила его орудиями, чтобы гнать алагай до самой бездны Най. Она подарила ему четверых сыновей и трех дочерей; подобрала дживах сен, чтобы его ложе не остывало, а детей стало больше.

– Наверно, мне следовало выбрать северных шлюх и утолить его похотливое вожделение к белой коже, – пробормотала она.

– Мужчины – предсказуемые создания, – проговорила Мелан.

– Стоит им кого-нибудь одолеть, так перво-наперво сношают их, как кобели, – поддакнула Асави. – А к белой коже пристрастилось много шарумов.

Мелан и Асави все эти годы оставались любовницами, жили вместе и всегда стояли друг за дружку горой. В мужчинах видели только осеменителей и давно выбирали отцов для своих будущих дочерей при помощи костей – управлялись за одну ночь и впредь уже никогда с ними не виделись.

Но, несмотря на предвзятость, они высказались довольно толково, а Инэвере следовало предусмотреть такое развитие событий. Коль скоро этого не случилось, язычница-шлюха околдовала ее мужа в тех самых благоухающих покоях, где он так часто возлежал с Инэверой.

Внимая нашептываниям Лиши, Ахман уже изменялся и пересматривал вековые традиции и культуру. Некоторые его указы были вполне безобидны, однако другие таили в себе угрозу, чреватые отчуждением от собственного народа во имя северных чувствительных обычаев: он забывал, что северяне предназначены ему в подданные, а не в союзники.

Им некогда церемониться с чинами. Грядет Шарак Ка. Война уже началась.

Глава 7
Учение

300 П. В.

Инэвера не терпела шарумов, которых приводил в дом отец. Они с матерью стряпали и прислуживали, отец же покрикивал да отвешивал им шлепки, бахвалясь перед приятелями, по мере того как все напивались и впадали в буйство за игрой в глиняные кости – шарак. Еще до того, как Соли оделся в черное, Касаад запретил ему всякий труд. «Ты воин, сынок, а не хаффит или баба!»

Пока Инэвера была младше, мужчины не обращали на нее внимания и пялились на Манвах, но с приближением зрелости хищные взгляды обратились и к ней. Один шарум, отвратительный тип по имени Кемаль, даже попытался ее полапать.

Но Соли, хоть и не мог ни стряпать, ни подносить, всегда был рядом, готовый ее защитить. Кемаль только протянул руку, а брат уже врезал ему между ног коленом и сломал нос.

Касаад покатился со смеху, потешался над Кемалем и поздравлял сына, но даже не взглянул на Инэверу убедиться, цела ли она. Хуже того – он не перестал приглашать Кемаля в дом и ничем не препятствовал его вожделению. Инэвера знала, что шарум только и ждет, когда Соли отвлечется.

Необходимость обслуживать отца и полдюжины пьяных шарумов приводила Инэверу в ужас, но ей тогда и вполовину не было страшно так, как при подаче чая для дама’тинг в Праздник Растущей Луны.

На толстом ковре трапезной выложили полукруг из бархатных подушек. Кеневах села первой в центре, и Мелан немедленно подала ей чашку с дымящимся чаем. Девушка сама напоминала дымок: возникала, чтобы наполнить ее вновь, и опять исчезала.

– Кева, сядь справа, – распорядилась Кеневах и махнула в сторону подушки. – Фавах – слева.

Кева уселась куда велено, как и Фавах – почтенная невеста, которая выглядела старше самой Кеневах. Обслужить их выступили Асави с еще одной най’дама’тинг.

Кеневах подняла чашку, и все три женщины отпили. Затем Кеневах пригласила сесть еще двух невест, снова справа и слева. Им подали горячий чай, и выпили пятеро.

Чай для следующей пары, налитый из той же посуды, уже не был горяч. Для той, что уселась позже, – оказался чуть теплым. К тому времени, когда села последняя невеста, он совершенно остыл.

Еду подали в том же порядке, и Кеневах, как самая почтенная, получила лучшие куски мяса, хотя и остальные отобедали сытнее, чем могла вообразить Инэвера. От голода и ароматов у нее закружилась голова.

Когда ритуалы были выполнены, дама’тинг расслабились и перешли к дружеской беседе. Готовили и подавали в основном красавцы-евнухи, однако невест обслуживали только послушницы.

Дама’тинг, что сидела перед Инэверой, допила чай и отставила пустую чашку. Инэвера не сразу метнулась ее наполнить, и невеста вскинула брови. Инэвера поспешила с сосудом и пролила на стол одну-единственную каплю. Другая дама’тинг презрительно шмыгнула носом.

Когда Инэвера вернулась к прислуживающим, Мелан ущипнула ее; понадобилась вся выдержка, чтобы не вскрикнуть.

– Дура! – прошипела девушка. – Мы все за это заплатим. Прольешь еще раз – и мы в купальне продержим тебя под водой, пока не встретишься с Эверамом.

Дама’тинг не открывали лиц даже в столь избранном обществе и ели, склонившись над плошками, при помощи гладких палочек, брали понемногу и быстро подносили ко рту. Порой Инэвере удавалось заметить рот или нос, и она сразу отводила глаза. Зрелище казалось более непристойным, чем вид Касаада, перегнувшего Манвах через груду корзин.

Когда дама’тинг отужинали, послушницы обслужили себя сами и съели то, что осталось в кухне. Мелан и другие девушки затолкнули Инэверу в конец очереди, и ей пришлось довольствоваться самой малостью. Удалось наскрести миску остатков со стенок горшков, но девушки и после этого подчеркнуто отгородились от нее, расселись тесными кружками. Она поела в одиночестве и на закате, когда Кева погнала их в Каземат, с потерянным видом пошла за всеми.

Най’дама’тинг ночевали в общей спальне, на ее потолке отчетливо светились метки. Инэвера глянула вверх и в крайнем изумлении уставилась на магические символы.

– Скоро начнешь изучать, – пообещала Кева, перехватив ее взгляд. – Мелан, где твоя койка?

Койки стояли посреди комнаты в несколько ровных рядов. Мелан указала на угловое место вдалеке от двери.

Кева кивнула:

– А там кто спит? – Она махнула рукой на соседнюю с Мелан койку.

– Асави, – ответила Мелан, и девушка быстро шагнула вперед.

Кева хрюкнула:

– Твоей сестре по подушке придется найти новое место. Инэвера проспит подле тебя ближайшие двенадцать Ущербов – так ты ее лучше натаскаешь.

Мелан почти неслышно зашипела, когда Асави отправилась собирать вещи: в основном книги и письменные принадлежности. Проходя мимо Инэверы, она метнула в нее гневный взгляд, будто ножом полоснула.

– Можете заниматься своими делами, пока не погаснет защитный свет, – объявила Кева и вышла.

Инэвера затаила дыхание, ожидая, что девушки нападут на нее, но ее проигнорировали, разбились на маленькие тесные кружки и бросили в одиночестве. Инэвера дошла до своей койки, достала Эведжах’тинг и начала читать.

Свет померк лишь через несколько часов, но она почти не продвинулась в чтении толстой книги. Однако послушно заложила страницу лентой и погрузилась в тревожный сон.

Инэвера проснулась оттого, что кто-то навис над нею во тьме. Ее глаза были привычны к мраку, но все равно различили лишь бесшумно подкравшийся силуэт. На миг она перестала дышать, затем опомнилась и принялась мерно вдыхать и выдыхать, прикидываясь спящей. Она позволила себе негромко всхрапнуть, как часто случалось с матерью.

У Инэверы не было вещей, кроме Эведжах’тинг и мешочка для хора, – ничего, что послужило бы оружием против целой спальни враждебных девиц. Сейчас они убьют ее в темноте, и все сойдет им с рук – почему бы и нет? Она напряглась, готовая броситься наутек, хотя бежать некуда. Даже если отыщет дверь, та все равно заперта снаружи.

Но силуэт скользнул к постели Мелан. Послышался шорох: откинули одеяло.

– По-моему, она меня заметила, – прошептала Асави.

Последовала пауза.

– Она спит. Я слышу храп, – возразила Мелан. – Да и кому какое дело, что подумает неудачный расклад?

Инэвера лежала, стараясь похрапывать ритмично, и прислушивалась к поцелуям и любовному шепоту на койке Мелан. Она ни разу не целовалась с девушкой, даже не помышляла об этом, но сейчас позавидовала. Инэвере никогда не было так одиноко.

Инэвера проснулась вновь, на этот раз от острой боли в боку. Она вскрикнула, приподнялась и увидела, что Мелан отводит ногу для нового пинка.

– Подъем, неудачный расклад!

Метки снова горели, а большинство девушек уже повязало бидо. Ужасно желая помочиться, Инэвера бросилась к шторке уборной, но Мелан поймала ее за руку:

– Раньше надо было проснуться, если хотела успеть. Дама’тинг придет с минуты на минуту, и если не сплетешь к ее приходу бидо, полный пузырь станет меньшей из твоих бед.

Инэвера похолодела и схватилась за свежий шелк, забыв о неудобстве. Девушки угрюмо проследили за тем, как она быстро сплела бидо.

Асави сплюнула ей под ноги:

– Она же дочь корзинщицы, это ничего не доказывает.

Едва Инэвера закончила облачаться, тяжелые двери спальни распахнулись. На пороге застыла в ожидании Кева. Девушки построились в одних бидо, и Инэвера последовала за ними из Каземата в другое просторное помещение подземного дворца.

– Каждый день начинается с шарусака, – сообщила Мелан. – Помалкивай. Делай так же, как дама’тинг.

Инэвера кивнула. Девушки организовались в стройные ряды на расстоянии двух шагов от одного до другого. В передней части комнаты стоял небольшой помост, на него и взошла Кева. Она развязала свой балахон, шелк с шелестом упал к ногам, и Кева осталась обнаженной, не тронув только покрывала и головного платка.

Она медленно приступила к упражнению на растяжку. Девушки повторяли ее движения, и Инэвера постаралась не отставать. Тело Кевы было гладким и мускулистым, вскоре оно покрылось пленкой из пота и благовонного масла. Инэвера не поняла, почему от медленных движений она взмокла так, будто час напролет бегала под палящим солнцем.

Движения были плавными и точными и ничуть не напоминали тех размашистых, грубых, в которых упражнялся Соли. Но, несмотря на вкрадчивость исполнения, стойки Кевы оказались намного сложнее. Инэвере пришлось принимать немыслимые позы и сохранять их подолгу. Непривыкшие мышцы ломило и жгло, пот лил градом, сердце бешено колотилось, воздуха не хватало. Казалось, ей будет мало любого вдоха, и она боялась, что вот-вот обмочится.

Стоя на левой ноге и раскинув руки, как для объятий, Кева наклонялась вперед, пока ее тело не оказалось параллельно полу. Правая нога пошла вверх и загнулась, почти коснулась пальцами копчика.

Инэвера попробовала повторить, но потеряла равновесие и ткнулась ладонями в пол.

– Держать позу, – приказала Кева, и девушки остались балансировать в шатком положении, тогда как она сошла с возвышения.

– Встань прямо, – скомандовала дама’тинг.

Инэвера быстро поднялась, и Кева положила одну руку на ее обнаженную грудь, а другую – во впадину, где сходятся лопатки.

– Дыши носом. Глубже. – Она сдавила корпус, и Инэвере пришлось преодолеть сопротивление, чтобы расправить грудную клетку.

– Выдох. Медленно, – проворчала дама’тинг.

Она сдавливала, а Инэвера медленно и ровно выдыхала.

– Еще раз, – велела Кева. – Дыхание – жизнь. Если ты дышишь, у тебя есть центр. Если у тебя есть центр, ничто не заденет тебя всерьез. Ты не почувствуешь ни голода, ни боли. Ни любви, ни ненависти. Ни страха. Ни тревоги. Только дыхание.

Инэвера и сама ощутила, что успокаивается. Настойчивые позывы, исходившие от полного мочевого пузыря и пустого желудка, заглохли, когда она проследила за своим дыханием от носа до кишок и обратно. Девушки вокруг пошатывались, их напряженные лица выдавали, насколько трудно сохранять неудобную позу.

– Со мной, – скомандовала Кева.

Продолжая сдавливать ее грудную клетку, она задышала в медленном ритме, и Инэвера подстроилась под нее.

– Дыхание очистит сознание и отладит тело так, что они станут единым целым.

Когда они задышали в унисон, дама’тинг отпустила Инэверу, взяла за руки, развела их и высоко подняла.

– «Капюшон кобры», – сообщила Кева и посмотрела на остальных девушек. – Продолжайте.

Послышались облегченные вздохи, девушки встали прямо и потянулись разведенными руками к потолку.

– Это шарукины, – объяснила Кева и показала Инэвере еще ряд движений, аккуратно выправляя ее стойки. – «Клюв грифа». «Прыжок шакала». – Она наклонила Инэверу, перевела в ту самую ненадежную позицию. – «Хвост скорпиона».

Дама’тинг наступила левой ногой на ступню Инэверы, удерживая на месте, а правой подцепила ее правую лодыжку и поднимала ногу, пока не поймала; она заводила ее все выше, пока сухожилия Инэверы не напряглись до предела. Инэвера хватила ртом воздух и пошатнулась.

– Дыши, – напомнила Кева. – Ты пальма, а дыхание – ветер. Воспользуйся его силой, чтобы вернуть равновесие и перейти из одной формы в следующую.

Инэвера восстановила ритм и убедилась, что дыхание действительно помогает. Кева отметила ее новообретенную устойчивость, кивнула и вернулась на помост.

Занятие продолжилось. Инэвера по-прежнему шаталась и чувствовала себя неуклюже, а суставы ломило так, что впору было кричать, но дышала она ровно и испытала облегчение, когда Кева наконец расслабилась и сунулась в ящик за помостом. Звякнул металл, и она выпрямилась с четырьмя крошечными кимвалами, притороченными к большим и указательным пальцам.

Повинуясь ее кивку, Мелан подошла, взяла ящик, вынула собственные кимвалы и передала его дальше. Все девушки поступили так же, возвратились на свои места и замерли в ожидании следующей части занятия.

Кева повернулась боком, высоко воздела руки с кимвалами наготове и выставила ногу вперед.

Девушки приняли ту же позу, и Инэвера приложила все силы, чтобы ее повторить.

– Колени согнуты, – скомандовала Кева. – Опираться на пальцы.

Когда Инэвера исправила стойку и обрела свой центр, дама’тинг четырежды ударила в кимвалы, каждый раз двигая округлыми бедрами так, что суставы издавали звук, похожий на щелчок кнута.

– Теперь все вместе. – Она повторила движения.

Девушки воспроизвели их с натренированной точностью, но Инэвера обнаружила, что это мудренее, чем казалось на первый взгляд.

– Еще раз, – велела Кева. – Смотри внимательно.

Дама’тинг воздела кимвалы и щелкнула бедрами, и вновь движение ускользнуло от Инэверы. Она не сразу поняла, как шевелить тазом, и ее кимвалы звучали вразнобой с остальными. Сделать то и другое одновременно казалось невозможным.

Кева не унималась, заставляла ее повторять. Инэвера старалась в поте лица, улавливала раздражение девушек, но не могла поделать ничего, кроме как пробовать снова и снова.

Наконец Кева осталась удовлетворена. Она что-то буркнула и принялась бить в кимвалы безостановочно, щелкая бедрами в такт. Инэвера поймала ритм, и вскоре он стал ее второй натурой. Она поняла, что улыбается.

Но после этого дама’тинг с гибкой грацией закружила по помосту, не сбиваясь с ритма, в котором работала кимвалами и бедрами. Это было красиво. Это завораживало. А Инэвера, попытавшаяся ей подражать, налетела на Мелан, и обе грохнулись на пол.

– Дура! – выпалила Мелан.

Кева склонилась с помоста и с силой ударила ее по лицу. Кимвалы звякнули.

– Это твоя вина, Мелан! Это тебе дамаджи’тинг поручила сделать из нее най’дама’тинг! Чему ты ее научила? Она не знает ни «Капюшона кобры», ни первого поворота бедрами!

Кева наставила палец в лицо Мелан.

– Ты должна научиться серьезно относиться к своим обязанностям. Отлучаешься от Палаты Теней до тех пор, пока Инэвера не догонит других.

Девушки ахнули, а Мелан выпучила глаза.

– Еще секунду посмотришь так дерзко, – предупредила Кева, – и очутишься в великом гареме игрушкой для шарумов.

Мелан потупила взгляд и низко поклонилась:

– Да, дама’тинг.

После шарусака девушки выстроились в очередь к кухням, где пара стареющих евнухов налила каждой по черпаку жидкой каши. Инэвера прочла в глазах Мелан и остальных желание поставить ее в конец. И с легкостью уступила. Бессмысленное противостояние ничего не даст. Лучше выглядеть кроткой по мере постижения правил най’дама’тинг.

Инэвера не получила и половины плошки, ей достались водянистые остатки со дна котла. Но даже это она едва успела проглотить, прежде чем Мелан явилась по ее душу.

– Уже почти рассвело, – заявила Мелан. – Дама’тинг скоро пойдут в шатер, и забери нас Най, если мы опоздаем.

– В шатер? – переспросила Инэвера.

Мелан взглянула на нее, как на слабоумную:

– На рассвете шарумы возвращаются из Лабиринта, и раненых отправляют в шатер. Дама’тинг лечат их, а мы помогаем.

Инэвера вспомнила вопли раненых шарумов, что накануне проникали сквозь полотняные стены, и представила себя окруженной мужчинами, которые истекают кровью и ревут от боли, в то время как она помогает дама’тинг кромсать и латать их плоть.

У нее закружилась голова, к лицу прихлынул жар. Жидкая каша подступила к горлу.

Мелан влепила ей затрещину. Каша и желчь исторглись фонтаном, осквернив каменный пол; от стен отлетело эхо. Девушки обернулись на звук, глядели холодно. Дама’тинг отсутствовали, а евнухи, как обычно, немы.

– Эверамовы яйца, найди же свой центр! – вскипела Мелан. – Для дама’тинг нет дела серьезнее, чем врачевание. Мне уже запретили посещать Палату Теней. Если шарум потеряет хоть каплю крови из-за твоей слабости, дама’тинг выпьют из меня стократ больше!

Она придвинулась и понизила голос до шепота:

– А я тогда отрежу тебе соски и заставлю сожрать!

Инэвера уставилась на нее, осмысливая услышанное. Мелан не дала ей времени на ответ, схватила за руку и потащила в Каземат. Девушки быстро умыли руки и лица, облачились в белое и снова построились. Мелан препроводила Инэверу к выходу, где они встретились с дама’тинг, которая вывела их из дворца. Вскоре они дошли через Подземный город до катакомб под шатром дама’тинг Каджи, где дождались рассветного пения дама с минаретов Шарик Хора.

Содействие дама’тинг в их врачевании оказалось делом кровавым и жутким, опасения Инэверы полностью подтвердились. В ушах звенело от криков и воплей – орали как шарумы, слишком страдавшие, чтобы принять свою боль, так и Мелан и дама’тинг, которые бранили ее за медлительность.

Один раз она несла кувшин с инструментами, замоченными в едкой жидкости, по сравнению с которой кузи показалось бы пустяком, споткнулась и пролила несколько капель. Мелан ударила ее по лицу на глазах у Кевы и еще одной дама’тинг. Ни та ни другая не сказали ни слова, их больше волновали инструменты, а не ее распухшая скула.

Воин, что лежал перед ними на столе, забился в агонии, когда они срезали черную ткань вокруг глубокой раны в животе. Невесты бросили осколки керамических защитных пластин в пальмовую корзину, и те, от крови мокрые, звякнули.

Кева швырнула Мелан пару шелковых шнуров:

– Привяжи его.

Мелан взяла один и протянула Инэвере второй:

– Пошевеливайся и делай, как я. – Она намотала шнур на кулаки, оставив между ними отрезок длиною в предплечье.

Обдумывать инструкции было некогда, потому что Мелан с поразительными скоростью и грацией накинула шнур на запястье воина, отпрянула и выпрямила его руку, воспользовавшись принципом рычага. Тот попытался вырваться, но Мелан знала, под какими углами его плечо слабее всего, и не позволила.

– Живо! – крикнула она, когда мужчина неуклюже простер к ней другую руку.

Инэвера рванулась вперед, пытаясь повторить действия Мелан. Захватила шелковой петлей запястье шарума, но толком не поняла, куда шагнуть и как переместить свой вес по примеру Мелан. Шарум нанес ей удар слева, и затрещина Мелан показалась поцелуем.

Инэвера рухнула на пол, Кева зашипела и погрузила два напряженных пальца в плечевой сустав воина. Его руку свело судорогой, и у Инэверы появилось время, чтобы расправить шнур и повторить попытку. Кева раздраженно глянула на Мелан, а та, в свою очередь, молча и яростно уставилась на Инэверу. Они зафиксировали воина распростертым. Дама’тинг силком влила ему в глотку сонное снадобье, и вскоре он обмяк. Невесты резали, не обращая внимания на кровь и другие, более гадкие жидкости, что пятнали их белоснежные одежды.

– Это не поможет, – выдохнула Кева спустя какое-то время.

– Без магии хора ему не выжить, – согласилась вторая невеста и посмотрела на Мелан. – Отнеси его в катакомбы.

Мелан кивнула, и они с Инэверой взялись за ручки носилок, что свисали с краев операционного стола. Воин был куда тяжелее обеих девушек, вместе взятых, но Инэвера привыкла к тяжелому труду и не сбилась с шага. Асави метнулась вперед, открыла люк, и дама’тинг повела их вниз, в темноту.

Асави дождалась, когда Инэвера и Мелан спустятся, и захлопнула крышку, оставила их в кромешном мраке. Тот царил, пока Кева не воспользовалась светящейся демоновой костью и не осветила путь к каменной палате с еще одним операционным столом. В стену была врезана стальная дверь, Кева отперла ее ключом, который висел у нее на шее, и их взорам явилось нечто вроде набора кусков угля и почерневших костей. Алагай хора. Она выбрала средних размеров кусок и затворила дверь, та мелодично щелкнула: сработал запирающий механизм.

– Отсос, – скомандовала Кева.

Мелан подогнала устройство из трубок и мехов, управлявшееся ножной педалью. После чего вставила трубку в открытую рану воина, чтобы перекачивать кровь в стеклянный сосуд, а Инэвера принялась ритмично давить на педаль.

Дама’тинг очистила края раны, сперва убрала кровь, а после выбрила участок вокруг. Пока они трудились, Асави приготовила кисточки и плошку с чернилами.

– Инэвера, подойди ближе, – позвала Кева.

Асави сменила ее за педалью, и Инэвера подошла к невестам, стараясь не помешать.

Не глядя на нее, Кева заговорила:

– Сначала сифонная метка, ее рисуют на северном краю раны. – Она окунула кисточку в чернила и начертила странный символ.

Инэвера смотрела во все глаза и ждала, что чернила засияют, но этого не произошло.

– Дальше – метки для силы, стойкости и крови. – Кева быстро нарисовала их, расписывала плоть шарума по часовой стрелке и наносила метки в соответствии с частями света.

– Теперь их нужно объединить. – Кева начертила четыре одинаковые метки в промежутках так, что получился восьмиугольник.

Покончив с этим, она подала знак второй дама’тинг, которая выставила осколок демоновой кости. Едва кость приблизилась к ране, метки Кевы и в самом деле яростно вспыхнули.

– В метках нет магии, – объяснила Кева, – но они вытягивают ее из кости демона и заставляют силу алагай служить цели Эверама.

Инэвера смотрела с разинутым ртом, как смыкается плоть шарума. Рана затягивалась, как сливаются воедино две пригоршни воды. Через считаные мгновения от нее остался лишь шрам. Новая плоть оказалась бледнее, не будучи тронута ни солнцем, ни песчаными бурями, и выглядела даже здоровее, чем кожа вокруг нее.

– Хвала Эвераму, – благоговейно прошептала Инэвера. – С такой магией шарумам не придется умирать.

Кева печально покачала головой:

– Если бы! Самые тяжелые раны не исцеляет даже магия хора, а за наше могущество приходится платить. – Она кивнула на демонову кость, которая раскрошилась в руке второй дама’тинг. – Лечение – самое дорогостоящее применение магии, к нему не прибегают без острой нужды. Пусть алагай – бедствие, которому не видно конца, но их костей меньше, чем жизней, которыми мы расплачиваемся за их сбор. Эту силу нужно использовать экономно.

– И тайно, – строго добавила вторая невеста. – Шарумы и так чересчур беспечно относятся к своим жизням. Одному Эвераму известно, каких вершин глупости они достигнут, если узнают о нашем могуществе. Пусть лучше выздоравливают естественным путем, когда возможно.

Кева кивнула:

– Этого мы подержим отдельно от братьев – одурманенным и как бы «поправляющимся».

– Но разве он не нужен, чтобы защищать нас от алагай? – удивилась Инэвера.

Мелан прыснула, и Кева зыркнула на нее:

– Спасибо тебе, дочь, за то, что добровольно вызвалась отнести этого воина в шатер и весь оставшийся день отстирывать бидо.

Мелан напряглась, но поклонилась:

– Прошу прощения за непочтительность, мать.

Кева махнула рукой:

– Принято. Захвати с собой Асави.

Девушки подхватили носилки с исцеленным шарумом и понесли прочь из палаты. Вторая дама’тинг освещала им путь костью демона. Не зная, что делать, Инэвера застыла столбом.

Когда все ушли, Кева вновь повернулась к ней:

– Мелан плохо воспитана, но права. Копье Пустыни защищают не воины, а меченые стены. Пока Избавитель не явится вновь, алагай’шарак останется лишь поводом для мужской гордыни, унося жизни ради побед, которые ничего не стоят.

Инэвера округлила глаза от услышанного кощунства. Соли и Касаад рисковали собой в Лабиринте каждую ночь. Все ее деды, дядья и прочие предки по мужской линии на три столетия погибли в Лабиринте, она всегда считала, что и ее сыновей ждет та же участь. Это не может быть сугубо мужской гордыней.

– Разве не сказано в Эведжахе, что нужно убивать алагай любой ценой?

– В Эведжахе сказано, что нужно любой ценой повиноваться шар’дама ка, – поправила Кева. – А шар’дама ка приказал убивать алагай.

Инэвера открыла рот, и Кева подняла палец, повелев ей молчать.

– Но шар’дама ка мертв уже три тысячи лет и унес в могилу боевые метки. В Лабиринте еженощно гибнет больше мужчин, чем рождается за день. До Возвращения нас были миллионы. Сейчас осталось меньше ста тысяч, и все из-за мужчин с их нелепой забавой.

– Забавой? – переспросила Инэвера. – Как может быть забавой защита городских стен от демонов во время священного алагай’шарак?