Текст книги "Королева демонов"

– А я сожрал его член, – кивнул тот. – А потом оскопил все мое войско, чтобы никто не считал себя лучше меня.

Хеват побледнел:

– Это святотатство…

Хасик с улыбкой обнажил кривой нож:

– Молись Эвераму, чтобы свыкнуться с этим, дама.

Глава 9
Маджахи
334◦П.◦В.

Кровь, Дамаджах.

Инэвера взяла у Ашии откупоренный флакон и вылила несколько драгоценных капель на лежавшие в ладони кости. Сомкнула пальцы и привычным движением покатала гладкие, отполированные кубики, смачивая их целиком.

Хранившаяся запечатанной и в холоде, вдали от солнца, густая жидкость еще содержала толику магии, крупицу души носителя. Достаточно, чтобы настроить кости, выведать у Эверама несколько тайн и упорядочить круговорот вариантов будущего, которые хаотично перед нею бурлили.

Этот ритуал Инэвера отправляла ежедневно, в полной темноте перед рассветом. Бывало, что будущее оставалось непознаваемым, – в нем слишком многое сходилось, расходилось, и вычислить вероятность не удавалось. В других же случаях оно резко обрывалось, возвещая ее смерть.

– Могу ли я задать вопрос, Дамаджах? – спросила Ашия.

Инэвера раздраженно взглянула на молодую женщину. За недели, прошедшие с устроенного принцем Асомом переворота – Ночи Хора, Ашия изменилась. А кто не изменится, когда родной брат пытается задушить, а муж невозмутимо наблюдает за этим?

Даже стоя на страже в опочивальне госпожи, шарум’тинг ка не расставалась с младенцем, своим сыном Каджи, которого привязала к животу. Она твердо решила не разлучаться с ним ни при каких обстоятельствах – даже при исполнении священного долга.

Инэвера убедилась, что особой помехи в том нет. Доказательством послужила гора трупов, которую Ашия оставила за собой в Ночь Хора. Каджи, как его мать, умел быть необычайно смирным, когда хотел. Инэвера изучила его ауру и видела, как замедление материнского сердцебиения влияет на его собственное. Однажды из него выйдет великий дозорный.

Впрочем, когда это бывало угодно Каджи, он давал о себе знать таким криком, что его слышали во всех покоях Дамаджах. Его смех облегчал бремя забот, а вопли могли лишить центра даже Инэверу.

Но если он что-то перенял от матери, то и она переняла его черту. Раньше Ашия ни за что не посмела бы вмешаться в гадальный обряд Инэверы.

– Задай, – сказала Инэвера.

Ашия рискнула всем, доставив к ней Ночью Хора Каджи и его бабку Кадживах. Возможно, евнухи Инэверы и ее сестры по копью были единственными людьми в Красии, кому она полностью доверяла, и Ашия это знала. Судьба ребенка сплелась с ее собственной, и не стоило удивляться тому, что она начала в ней участвовать.

– Зачем ты тратишь время на поиск хаффита, когда враги засели под носом, в самом дворце? – спросила Ашия.

«Потому что муж мой мертв», – подумала Инэвера, но не сказала. Най отяготила ее многими бременами, но все они были одиночными камнями из фундамента, который рухнул после падения Ахмана. Непредусмотренный вызов Пар’чина породил такое расхождение, что десятилетия тщательного планирования пошли псу под хвост. Уверенная, что Ахман – Избавитель, Инэвера слишком тесно связала с ним свою судьбу. Она не сомневалась, что в итоге он не мог проиграть. Их совместная власть была бы абсолютной.

Теперь он мертв, и многие другие тоже. Отныне копья были всюду и целились ей в сердце – в средоточие всего, что они с Ахманом построили.

Довериться стало нельзя даже дживах сен. Их сыновья – кроме отпрыска Белины – возглавили свои племена. Они обладали собственным достатком и сами имели власть. Они сделались своенравными, и Инэвера мало чем могла их приструнить.

«Ваши судьбы переплетены», – сказали кости об Инэвере и Аббане. Обоим следовало объединить силы, чтобы пригнуться на ветру, который поднялся после гибели Ахмана.

– Потому что Эвераму безразлично, сколь тяжкое мы влачим бремя, – ответила Инэвера. – Эвераму важно одно, и только одно.

– Шарак Ка, – кивнула Ашия.

– То, о чем позабыл твой муж, – продолжила Инэвера. – Его подвиги в ночи совершались ради политической выгоды. Он получил трон, но не перевес в Первой войне. И кто-то должен на ней сосредоточиться. Хаффит – преимущество, а всеми преимуществами надо пользоваться. Если Аббан в скором времени не вернется, боюсь, он обнаружит, что племянник отобрал у него все и отдал Асому.

С этими словами она закрыла глаза и прошептала молитву Эвераму, алагай хора согревали ее пальцы по мере того, как призывалась и настраивалась на ауру Аббана их мощь.

Она метнула кости; метки пророчества вспыхнули, давая заглянуть в непознаваемое.

«Он у мужчины, который не мужчина».

Инэвера выдохнула, удерживая центр. Если Аббана захватил Хасик, то перспективы хаффита мрачны, но для Хасика не существует удовольствия большего, чем причинять страдания. Он убьет Аббана не сразу. Он будет мучить его, пока Аббан не истечет кровью от тысячи надрезов.

Возможно, время еще есть.

– Хасик, – произнесла Инэвера.

Не нуждаясь в дальнейших указаниях, Ашия быстро перешла в холодное помещение, где Инэвера хранила кровь почти всех знатных мужчин, женщин и детей Красии.

Обычно Инэвера чистила кости между гаданиями, но судьбы Аббана и Хасика сплелись, и она сохранила эссенцию хаффита для усиления чар. Ашия вернулась с кровью Хасика, и Инэвера задышала, расслабляясь по мере того, как заново смачивала липкие кости.

– Эверам, дарующий свет и жизнь, – проговорила она, – Твоим детям нужны ответы. Молю тебя сообщить о Хасике асу Реклан ам’Кез ам’Каджи, бывшем зяте шар’дама ка. Где он находится?

«Растекается по северу, как отрава».

«В нем возрастает сила Най».

«Он отрекся от Шарак Ка».

– Шар’дама ка!

Стражи ударили копьями, и в тронный зал вошел Асом.

Инэвера лежала на возвышении в подушках возле одетого в электрум Трона черепов. Поза была отработана и искусно изображала расслабленность, незаинтересованность и покорность, хотя Инэвера ощущала что угодно, но только не это.

Она не могла отрицать, что второй ее сын выглядел достойным своего места. По примеру отца теперь он носил под белой рясой черные воинские одежды. При нем были мастерские подделки копья и короны Каджи. Издалека их не отличишь от оригиналов, которые сгинули, когда Пар’чин увлек Ахмана во тьму.

Эведжах запрещал мужским представителям духовенства носить холодное оружие, а корону веками не надевал никто, кроме Избавителя. Они показывали, что Асом преступил границы.

За ним шел третий сын Инэверы – шарум ка Хошкамин, за которым следовали их десять братьев-дамаджи, каждый пятнадцати лет от роду и возглавлявший целое племя. Все они благоговейно взирали на старшего брата.

Когда он подошел ближе, Инэвера увидела, что на копье и короне нет и следа тех меток, что были выгравированы на оригиналах, но она рассмотрела копии в свете Эверама – они горели мощью, которую не следовало недооценивать. Изготовленные из электрума и бесценных алмазов с сердечниками из алагай хора, они были покрыты знакомыми летучими начертаниями работы Мелан и Асави. Многомесячное предательство налицо.

В черных тюрбанах дамаджи сверкало только по одному драгоценному алмазу. Камни успешно проводили и фокусировали магию, и для придания чуть большего могущества каждый пометила дамаджи’тинг-мать.

Но у короны Асома, опять же по примеру Ахмана, было девять рогов, и каждый – оснащен отличным от других алмазом. Даже Инэвера не ведала, в каком объеме владел магией Асом, когда ее надевал, и она ни разу не видела, чтобы он выходил без нее за пределы своего крыла дворца.

Случись им схватиться в магическом поединке, она его, скорее всего, одолеет, но Инэвера знала сердцем, что им руководит не страх, а мудрость.

«В тебе, сын мой, слишком многое от меня», – подумала она с грустью.

– Матушка. – Асом поднялся на последнюю ступеньку и отвесил неглубокий поклон.

– Сын мой, – простерла руку Инэвера.

Учтивость не позволила Асому отказаться, но он был осторожен, как змеелов, когда взял ее кисть, склонился и поцеловал над нею воздух, не давая матери преимущества ни в хватке, ни в равновесии.

– Если бы я хотела сбросить тебя с пьедестала, то сделала бы это неделями раньше. – Голос Инэверы был слишком тих, чтобы услышали остальные.

Асом клюнул ее в щеку и плавно отстранился:

– Если только кости не посоветовали выждать. – Он повернулся и направился к трону. – Для тебя они всегда были важнее кровных уз.

Внизу, подобно им, скрещивали взгляды новоиспеченные дамаджи и их матери-дамаджи’тинг. Веками в этих группах было по двенадцать человек, но после Ночи Хора осталось по десять.

Из-за конторки, за которой так долго вел записи Аббан, выступил дама Джамере. После исчезновения дяди юный дама стал полноправным владельцем несметных богатств Аббана и унаследовал дядину должность при дворе Избавителя.

Джамере опустился перед ступенями на колени, уперся ладонями в пол и лбом уткнулся между ними:

– Своим присутствием ты почитаешь двор, Избавитель.

Как и Аббан, Джамере был насквозь продажен. Но если дядина продажность шла на пользу Ахману и Инэвере, то кому хранил верность Джамере – не удавалось прочесть даже в свете Эверама по его ауре.

Асом же знал Джамере со времен обучения в Шарик Хора. Они – ровесники, и Инэвере было незачем читать его ауру, чтобы признать в них былых любовников. Асом и Асукаджи покрыли себя дурной славой среди най’дама, и мало кто из мальчиков не желал возлечь с ними в надежде войти в фавор у их могущественных родственников. Теперь Асукаджи мертв, и много ли времени понадобится Асому, чтобы вернуться к своим пристрастиям?

Ее взгляд переметнулся на сына, который взирал на богатейшего человека Красии, павшего перед ним ниц. Губы Асома чуть дрогнули. Вероятно, он уже к ним вернулся.

«Я должна разыскать Аббана, и поскорее».

– Встань, друг мой, – молвил Асом, помавая копьем. – Твое присутствие украшает двор хаффита.

– Немногие могут преуспеть, как мой незабвенный дорогой дядя, – ответил Джамере. – Если будет на то инэвера, он вернется к нам в добром здравии.

Асом кивнул:

– А если он погиб при неудачном нападении моего брата на лесную крепость и ты отныне постоянный член моего двора, то это тоже инэвера. Можешь взойти на шестую ступень.

Джамере плавно выпрямился и начал с улыбкой подниматься по ступеням. Он остановился на шестой, до пьедестала осталась одна. Его голова оказалась намного ниже головы Асома, но достаточно близко, чтобы общаться шепотом, и даже Инэвера напряглась, пытаясь расслышать его без помощи магии.

– Какое дело мы рассмотрим в первую очередь? – осведомился Асом.

Джамере сверился с бумагами на конторке, но только для вида. Как дядя, он запоминал каждое слово.

– Каджи, шар’дама ка.

Каджи, крупнейшее и самое влиятельное племя Красии, лишилось в схватке обоих вождей. На переходный период его возглавили Асом и Инэвера, сами тоже каджи, но это вредило их непредвзятости, особенно по отношению к мятежным маджахам.

Асом повернулся к Инэвере, но заговорил достаточно громко, чтобы услышал весь двор:

– Матушка, когда моя сестра вернется из зеленых земель и наденет черный тюрбан дамаджи’тинг?

– Призыв направлен, – ответила Инэвера. – Твоя сестра не отступится от своих обязанностей.

– Тогда где же она?! – вспылил Асом. – Ответ нужен нам сейчас.

– Терпение, сын мой. Ты пока не произвел на свет нового дамаджи для Каджи.

– Дамаджи будет мой сын, – сказал Асом.

– Твой сын – младенец, – напомнила Инэвера. – Имей терпение.

– Действительно, – улыбнулся Асом. – И потому я решил назначить временного дамаджи, чтобы хранил тюрбан и говорил перед советом, пока одеяния не заслужит мой сын.

Джамере подал знак, и стражи впустили небольшую группу мужчин. Во главе шел дама Баден. Ему было за семьдесят, и брюхо его выпирало под платьем, словно он вынашивал дитя. Дама опирался на посох, но взгляд оставался острым, и перед ступенями он замер с победным видом.

За ним шли двое. Шар’дама Раджи, внук и наследник Бадена – еще один из поколения Асома, и его телохранитель-кай’шарум.

Кашив.

При виде его у Инэверы застыла в жилах кровь. Инэвера годами хранила инкогнито, прикрывая свою семью на базаре. В конце концов, дама’тинг скрывали лица под покрывалами, а имя Инэвера носили многие женщины.

Но Кашив и брат Инэверы, Соли, были любовниками, подобно Асому и Джамере. Он – один из немногих, кто помнил ее девочкой, знал ее родных и при этом остался в живых.

Ее отец Касаад зарезал Соли, узнав, что тот пуш’тинг, и Кашив этого не простил, хотя и не посмел ослушаться дама’тинг и отомстить.

Кашив встретился с ней взглядом, и она поняла, с чем он пришел.

– Баден всегда был для совета занозой, – негромко произнесла Инэвера сугубо для сыновних ушей. – Он жаден и хочет власти. Ему нельзя доверять.

Асом был непоколебим.

– Он доказал мне свою преданность.

– И что же он дал тебе в обмен на место во главе совета? – спросила Инэвера.

– Кое-что бесценное, – улыбнулся Асом.

Прежде чем Инэвера успела ответить, он обратился к Джамере:

– Теперь, когда совет снова полностью собран, можешь впустить маджаха.

Свита Бадена поклонилась и заняла свои места во главе юных дамаджи, а Джамере подал стражам очередной знак. Двери распахнулись, и в зал ворвался дамаджи Альэверан. Ему еще не исполнилось шестидесяти, он был крепок и опасен.

Когда Маджи, брату Асома из маджахов, не удалось убить дамаджи Альэверака, Асом казнил дамаджи лично, нарушив пакт, благодаря которому между каджи и маджахами сохранялся мир с тех пор, как на трон воссел Ахман. У Асома не осталось братьев-дама из маджахов, чтобы заменить вождя, и черный тюрбан в силу неодолимой поддержки со стороны племени пал на голову старшего сына Альэверака – Альэверана.

Альэверан немедленно покинул совет, заточил в темницу Белину и восстановил в должности прежнюю дамаджи’тинг от маджахов – древнюю, но грозную Чавис. Разгневанная не меньше, старуха в черном шла за ним по пятам. Честь Альэверака не имела границ, и его убийство побудило всех маджахов заточить копья.

За ними тенью следовал небольшой отряд шарумов-телохранителей. Их было меньше, чем выстроившихся вдоль стен Копий Избавителя, но воины не теряли бдительности, готовые умереть за своих вожаков.

– Дамаджи Альэверан! – без всяких вступлений загремел Асом. – Призываю тебя и твою дамаджи’тинг преклонить колени перед Троном черепов и занять подобающие места в проходе. Сделайте это – и все будут прощены.

– Прощены? – зарычал Альэверан. – Не я повинен в преступлении, юноша. Не я осквернил зал совета!

– Следи за языком, дамаджи, – предупредил Хошкамин, и воины, несшие стражу по периметру зала, напряглись. – Ты стоишь перед шар’дама ка.

Альэверан был готов сплюнуть, но Чавис придержала его за плечо, и он сдержался.

– Шар’дама ка мертв, – сказал он. – Маджахи не склонятся перед узурпатором, который убивает в ночи при помощи магии хора.

Глаза Хошкамина сузились, но Асом был достаточно мудр, чтобы не раздувать конфликт.

– Не вмешивайся, брат.

– Шарак Сан еще бушует, дамаджи, – произнес Асом затем, – и грядет Шарак Ка. Если и есть какая-то надежда на победу, то только при единстве Красии. Я не хочу, чтобы продолжилось кровопролитие. Представляй свое племя, как делал твой отец.

– Как я могу его представлять перед человеком, который отца убил? – спросил Альэверан.

– И правда – как? – эхом откликнулась Инэвера, и взгляды обратились к ней. Во дворце, а может быть и за его пределами, знали, что Асом покушался и на нее. – Ты будешь не первым дамаджи, который лишился отца в борьбе за трон. Мы все обречены служить воле Эверама.

Дамаджи’тинг Чавис шагнула вперед:

– В этом наше мнение едино. Но воля Эверама всегда была тайной. Я справилась у хора, и Создатель дал мне ответ насчет нашей проблемы.

Инэвера прищурилась, не понимая, к чему клонит старуха. Хорошо бы задернуть шторы и рассмотреть ауру Чавис.

– Хора мне ничего подобного не сказали.

– К счастью, еще остаются люди поопытнее. – В улыбке Чавис сквозило добродушное снисхождение.

Инэвера улыбнулась в ответ, мечтая извлечь хора-жезл и превратить ее в пыль.

– Что ты предлагаешь? – спросил Асом.

Слова Альэверана повергли двор в молчание:

– Маджахи заберут свои трофеи и вернутся в Копье Пустыни.

Инэвера и Асом преклонили колени на подушки в личной гадальне Дамаджах сбоку от тронного зала. От яркого света солнца палату защищали два зашторенных дверных прохода. Окутанная тьмой и снова вооруженная, Инэвера немного успокоилась.

Облегчение быстро сошло на нет, когда она с той же пытливостью, что и его отец, изучила горевшую в Эверамовом свете ауру Асома. Аура была ровной и невозмутимой – результат многолетних упражнений в медитации. У дама-магистров при глубоком расслаблении аура становилась однородно-белой, но даже самые искушенные не до конца владели эмоциями, всплески которых отражались рябью на поверхности. Когда Асом впитает новую информацию, последуют вспышки.

Она задалась вопросом, что видит он сам, глядя на нее, насколько опытным сделался в чтении непрерывно меняющихся узоров и красок, за которыми прячутся чужие секреты.

– Где мои родные? – властно осведомилась Инэвера.

– Не понимаю, о чем ты, – ответил Асом.

Его аура выдала ложь, но она не поняла, утратил ли сын от неожиданности контроль или же сам предпочел не скрывать обман.

Инэвера Втянула магию из большого хора-камня, спрятанного под подушкой в настиле. Асом прищурился, когда ее аура зажглась ярче, и, хотя лицо его осталось бесстрастным, Инэвера увидела, как в ауре мелькнул страх.

– Не лги мне, мальчик.

Страх испарился, когда Асом оглядел помещение.

– Это та комната, где отец возлежал с Лишей Свиток?

Инэвера моргнула, и он уперся взглядом в свою подушку.

– Быть может, он взял ее на этом самом месте! Она была, конечно, грязной чинкой, но для любителя – довольно смазливой. Я слышал, что, когда они закончили, ты навела здесь порядок огнем.

Он знал, как ее уязвить, Инэвера отдала ему должное. Ничем его не радуя, она безмятежно склонилась под этим ветром:

– А ты где стоял на коленях, когда сосал у Кашива член?

Асом осклабился в порочной улыбке:

– Я не собираюсь сосать у Кашива член. Этим займется дедушка Касаад, если ты не вернешь мне Каджи. По крайней мере, пока Кашив не надумает его убить.

Инэвера утратила центр. Всего на мгновение, но Асом его не упустил, и в ауре сына проступила радость от мелкой победы.

– Твой отец простил Касааду грехи, – сказала Инэвера. – К Эвераму он отправится чистым.

– Он убил твоего брата за то, что тот был пуш’тингом, – ответил Асом. – Наверно, поэтому ты их и прятала от нас. Ты знала, что я могу быть не таким милостивым, как отец.

– Шар’дама ка обязан быть милостив.

– Бесконечна только милость Эверама, – пожал плечами Асом. – Ты столь надежно разделила наши семьи, что я не заплачу из-за утраты.

Инэвера и сама только недавно примирилась с отцом после его преступления. На нее возлегло тяжкое бремя, но выбора не было. Ее пленники были сильнейшим козырем против Асома, и она не собиралась от них отказываться даже ради спасения отца.

– А Манвах?

– Будет сидеть у меня под присмотром в целости и сохранности, – сказал Асом. – Удостоенная всех почестей, положенных матери Дамаджах. Как, смею поверить, и моя Тикка.

Инэвера чуть кивнула:

– Разумеется. Теперь давай обсудим твою неудачу с маджахами, которых ты, вскарабкавшись по семи ступенькам, так и не наставил на истинный путь.

Асом улыбнулся, но его ауру пронзило раздражение.

– Чем же это отличается от возвышения отца? Ему тоже не удалось окончательно усмирить маджахов. С тех пор как Каджи победил их на домин шарум три тысячи лет назад, они постоянно препятствовали единству.

– Если бы ты выждал, пока Маджи повзрослеет…

Асом отмахнулся:

– Брата я знал лучше, чем ты, матушка. Я вырос с ним в Шарик Хора. Он никогда не созрел бы настолько, чтобы сразить Альэверака – с хора-камнями или без них. Его поражение было инэверой.

– И каков был твой план в таком случае?

– Есть только два выхода, – ответил Асом. – Либо найти что-нибудь, способное склонить их к принятию нового порядка, либо подчинить силой.

– Какой ценой? – спросила Инэвера. – Маджахов очень много. Откровенная война истощит наши силы, а Шарак Ка – на пороге.

– Можно их отпустить, но это нас тоже ослабит. Землепашцы уже превосходят нас численностью.

Инэвера достала из мешочка с хора кости в электрумной оболочке:

– Это вопросы для Эверама.

Инэвера занесла кривой нож:

– Протяни руку.

Аура Альэверана была спокойна, но взгляд метнулся к Чавис. Дамаджи’тинг еле заметно кивнула, и Альэверан, закатав рукав, вытянул недрогнувшую руку.

Инэвера быстро сделала неглубокий надрез, взяв крови ровно столько, сколько требовалось для чар, и ни капли больше. Не стоило еще пуще ожесточать маджаха.

– Эверам, Создатель Небес и Ала, дарующий свет и жизнь, твои дети нуждаются в наставлении. Должен ли дамаджи Альэверан вести свое племя обратно в Копье Пустыни?

Она встряхнула кости, и они вспыхнули. Едва улеглись после броска, Инэвера и Чавис склонились над ними. Их взгляды перебегали с символа на символ, учитывая расположение костей по отношению друг к другу и востоку, где ежедневно рождался свет Эверама. Но толкований все равно было много, со всеми возможными вариантами будущего. Чтение – прежде всего искусство, которое дама’тинг оттачивали всю жизнь, и даже самые опытные зачастую расходились во мнениях.

– Если ворота Копья Пустыни захлопнутся за маджахами, они уже не откроются без кровопролития.

Инэвера взглянула на Чавис – оспорит ли толкование, но старуха только буркнула в знак согласия.

– Такова инэвера, – изрекла Чавис. – Ахман Джардир был лже-Избавителем, и его войска обречены на поражение. Копье Пустыни – наша последняя надежда.

– Не знаю, дамаджи’тинг, чему тебя в молодости учили в Палате Теней, – ответила Инэвера, – но мы приучаем най’дама’ тинг не строить домыслы о том, чего кости не говорят.

– Возможно, поражение грозит нашим армиям как раз потому, что в тяжелый час маджахи дезертируют, – заметил Асом. – Сбегут, как хаффиты, в укрытие, когда все человечество объединяется против Най.

– Никто вокруг тебя не объединяется, юноша, – возразил Альэверан. – Твоя армия, от которой и без того осталась лишь малая часть отцовской, редеет с каждым днем. Ты хочешь ускорить ее распад уличными боями?

– Я сделаю тебя председателем совета дамаджи, кем был твой отец, – пообещал Асом. – Ты возвысишься над всеми, кроме трона.

Альэверан покачал головой:

– В бездну твой совет. Я не поклонюсь человеку, который нарушил священный закон и убил в ночи моего отца.

Инэвера взглянула на Чавис:

– Давай еще раз посоветуемся с костями.

– Ты получила свой ответ на крови Альэверана, – возразила Чавис. – Теперь пусть Асом пожертвует рукой для моего вопроса.

Асом выпрямился во весь рост и окаменел:

– Я шар’дама ка. Ты осмеливаешься просить моей крови?

– Сейчас она может сберечь кровь многих наших людей, – сказала Чавис. – Если ты шар’дама ка, тебе хватит мудрости это понять.

В ауре Асома промелькнуло сомнение. Он хотел посмотреть на Инэверу, ища совета, но передумал, закатал рукав и выставил руку по примеру Альэверана.

Смочив в его крови кости, Чавис встряхнула их:

– Эверам, Создатель Небес и Ала, дарующий свет и жизнь, твои дети нуждаются в наставлении. Должен ли дамаджи Альэверан склониться перед Асомом асу Ахман ам’Джардир ам’Каджи?

Она метнула хора, и женщины снова склонились, изучая расклад. Как и в первый раз, один вариант предстал убедительнее других.

– Нет.

Инэвера кивнула Асому, подтверждая сказанное Чавис, но поняла, что сын ей не поверил.

– Если не можешь остаться, отведи свое племя в Водоем Эверама, – сказал Асом. – Прекрасные земли, много воды, а зелени – как в Даре. Я отдаю тебе эти края во имя Эверама.

Альэверан мотнул головой:

– Забрать их, когда вот-вот растают воды и рыбаки возобновят набеги? Я не стану буфером между тобой и землепашцами, после того как они разгромили войска твоего брата. Бери их сам, а нам оставь Дар Эверама.

– Скорее я возьму твою голову! – прорычал Асом.

– Прямо сейчас и попробуй, – сдерзил Альэверан. – Или отпусти нас с миром, и мы станем последним оплотом перед полчищами Най.