Текст книги "Пока ещё жив"

52

– А это спальня, – объявил агент по недвижимости, молодой, двадцатипятилетний парень, подтянутый, мускулистый, с напомаженными волосами, в темно-сером костюме и стильных туфлях. – В сегодняшних домах таких спален уже нет, – продолжал он. – Посмотрите, какая большая.

Она заглянула в листок с характеристиками дома, полученный от представителя агентства «Майшон Маккей», потом обвела взглядом комнату: большая, с декоративными украшениями металлическая кровать, туалетный столик красного дерева с разнообразными бутылочками и баночками и рядом с ним шезлонг в стиле ар-деко. На столике – фотография в серебряной рамке. Пара в купальных костюмах лежит на палубе яхты, застывшей посреди безмятежного синего моря. Он – улыбается, лицо загорелое, в уголках ясных голубых глаз сеточка морщин, как будто он щурится от яркого солнечного света, светлые волосы взъерошены ветром. Она – приятная женщина с блондинистыми волосами, тоже растрепанными ветром, со счастливой улыбкой на лице, изящное тело в бикини лазурного цвета.

«В фотографиях это есть», – подумала она. Вот эти пойманные мгновения. Та женщина, может быть, нахмурилась через десять секунд, но снимок навсегда запомнил ее улыбающейся. Как в «Оде греческой вазе» Китса, которую она учила наизусть в школе. Про двух любовников на барельефе, запечатленных за мгновение до поцелуя. Они ведь так и остались, они никогда не поцелуются, не проживут свои отношения, и поэтому они, эти отношения, будут длиться вечно.

В отличие от действительности.

С легким уколом грусти она отвернулась от фотографии и подошла к окну. Оно выходило на задний сад и задний дворик соседского дома. Она посмотрела на широкую полоску лужайки с кучкой гладких камней в центре, высохшим канальцем вокруг нее и неработающим фонтаном. Траву недавно подстригли, но цветочные клумбы заросли сорняками.

– Боюсь, нам придется поспешить, – бесцеремонно поторопил ее агент. – У нас через двадцать минут другой клиент. На этот дом большой спрос.

Она немного задержалась и, прежде чем последовать за ним, еще раз оглядела комнату. Чисто, аккуратно, на кровати не спали, ничего не валяется. И ощущение такое, что здесь никто не живет.

Она прошла за молодым человеком в другую комнату, мягко направив в нужную сторону сына, занятого какой-то компьютерной игрой.

– Это самая большая из свободных спален, – заговорил агент. – Я бы сказал, прекрасно подойдет вашему сыну. – Он посмотрел на мальчика, ожидая подтверждения, но тот даже не оторвал глаз от устройства, как будто сама его жизнь зависела от исхода игры.

Она с любопытством осмотрелась. В этой комнате кто-то жил. Взрослый. Мужчина. Аккуратно поставленные у плинтуса туфли, начищенные до блеска, похоже дорогие. Несколько костюмов в целлофановых мешках, как будто они только что получены из химчистки. Неубранная постель.

Дальше – ванная. Несколько одеколонов, лосьон после бритья, бальзам для кожи, электрическая зубная щетка, дорогие черные полотенца на сушилке. На стенке душевой кабинки – капли, указывающие на то, что душем недавно пользовались. Сильный запах мужского одеколона.

– Почему владелец его продает? – спросила она.

– Насколько я понимаю, он работает в полиции Суссекса.

Она промолчала.

– Дом семейный, – продолжал агент, – и он вроде бы расстался с женой. Вообще-то я не знаю. Если интересует, могу узнать.

– Нет, не интересует.

– У меня двоюродный брат в полиции. Говорит, среди полицейских процент разводов очень велик.

– Могу представить.

– Да. Наверное, все дело в их образе жизни. Много посменной работы. Часто задерживаются, поздно приходят.

– Конечно.

Агент повел ее вниз и через узкий холл в гостиную, обставленную в минималистском стиле – раскладная софа, японский столик. В углу – древний музыкальный автомат, на полу перед ним разъехавшаяся кучка виниловых пластинок, некоторые без конвертов, и стопки компакт-дисков.

– Большие окна, камин в рабочем состоянии. Хорошая семейная комната.

Пока она осматривалась, мальчик продолжал играть, и устройство у него в руках постоянно издавало неупорядоченные «бип-бип-бип», «бип-бип», «бип». Взгляд ее задержался на музыкальном автомате. Память унесла на десять лет назад.

Они прошли дальше, в совмещенную со столовой кухню.

– Насколько я могу судить, здесь было первоначально две комнаты, которые владелец соединил в одну. Можно оставить как есть, а можно и снова разделить на кухню и столовую.

«Конечно можно», – подумала она и тут увидела золотую рыбку. В круглом аквариуме рядом с микроволновкой. На стенке – воронка-дозатор с кормом.

Она подошла и прижалась лицом к стеклу. Рыбка, выглядевшая старой и раздувшейся, медленно и ритмично открывала рот. Золотисто-оранжевый цвет давно потускнел и больше напоминал ржаво-серый.

Мальчик вдруг оторвался от игры, подошел к матери и тоже посмотрел в аквариум.

– Schöner Goldfisch![6]6
  Красивая золотая рыбка (нем.).


[Закрыть] – сказал он.

– Wirklich hübsch mein Schatz[7]7
  Настоящее сокровище (нем.).


[Закрыть], – ответила она. Агент посмотрел на нее с любопытством.

– Марлон? – прошептала она.

Рыбка открыла и закрыла рот.

– Марлон?

– Warum nennst du ihn Marlon, Mama?[8]8
  Почему ты называешь ее Марлоном, мама? (нем.)


[Закрыть]

– Потому что так его зовут, mein Liebling[9]9
  Милый (нем.).


[Закрыть].

Агент нахмурился:

– Вы знаете, как его зовут?

«А живут ли золотые рыбки так долго, – подумала Сэнди. – Больше десяти лет?»

– Может быть, – ответила она.

53

– Ларри, у нас проблема со сценарием, – объявил режиссер Джек Джордан, разглядывая огромную люстру, свисающую с потолка в Банкетном зале Королевского павильона. Многое повидавший, не раз битый жизнью, немолодой – до семидесяти оставались считаные дни – режиссер был сегодня даже мрачнее обычного. Глаза, прячущиеся в тени длинного козырька бейсболки, напоминали двух выглядывающих из приоткрытых раковин моллюсков.

Ради поддержания проекта на плаву Ларри Брукер оторвал от сердца сто тысяч долларов и выслушивать жалобы этого хронического паникера не имел ни малейшего желания. Его агент только что сообщил хорошую, по его мнению, новость о продаже прав на прокат «Королевской любовницы» в Румынии за пятьдесят тысяч долларов. При этом он клятвенно уверял Ларри, что для Румынии эти деньги очень хорошие. Да, может быть, и хорошие, но при нынешнем уровне расходов их едва хватило бы на четыре дня съемок. И это без учета тех двадцати процентов комиссионных, которые агент положит себе в карман.

Сегодня Брукер был особенно не в духе – сказывались недосыпание и усталость после долгого перелета. В противовес им он принял таблетку снотворного, которая начала действовать только сейчас, через пятнадцать часов после приема! Проблемы. Проблемы в кинопроизводстве были всегда. Дело продюсера – держать все вместе, не дать проекту развалиться. Продюсер всегда прижат к стене графиком; во время съемок всегда, как нарочно, что-то случается; каждый день ты получаешь меньше пленки, чем нужно, – и в результате бюджет расползается и растет. Производство картины становится трясиной, в которой множество всевозможных проблем сливаются в одно гигантское – КРАНТЫ. Капризы погоды, мелкие и крупные происшествия, местная бюрократия, сценарные недоработки, когда реплики не ложатся на пленку, актеры – нервные, завистливые, стервозные, капризные, эгоистичные, пьющие, туповатые… Господь любит всех.

По собственному опыту Ларри Брукер знал – режиссеры едва ли не худшие из нытиков. Все они неизменно жалуются на что-то: кому-то пришлось выбросить важный эпизод, чтобы уложиться в рамки метража; другому не хватило денег на спецэффекты; третьего не устраивал сжатый график съемок. Все они ведут себя как дети, которые без няньки и сопли вытереть не в состоянии.

– Что за проблема, Джек? – терпеливо спросил он.

– Техническая проблема со сценарием.

У Ларри появилось неприятное ощущение, что сейчас случится что-то грандиозное. В мешковатой черной футболке, еще более мешковатых джинсах и неизменных черных мокасинах от «Гуччи», он посмотрел режиссеру прямо в глаза.

– Какая именно техническая проблема?

Все приспешники Джордана собрались вокруг него, как вокруг какого-то идола. Линейный продюсер, гример, художник по костюмам, оператор, первый помощник режиссера, его личный ассистент.

– Сценарий… Какого рода техническая ошибка со сценарием?

– Похоже, тот, кто его писал, облажался… по-крупному.

– Пожалуй, я смогу объяснить, мистер Брукер, – сказала Луиза Халм, сотрудница Королевского павильона, историк, выполнявшая роль консультанта. Приятная женщина типичной для своего рода деятельности внешности, с длинными, убранными назад волосами, в розовом летнем платье и неброских, практичных туфлях. – В сценарии есть сцена, имеющая ключевое значение для отношений между королем Георгом и Марией Фицхерберт. Это сцена, когда король рвет отношения, объявляя, что не любит ее больше.

Ларри посмотрел на нее с недобрым прищуром – Луиза Халм не говорила, а вещала, в той ханжеской манере, что свойственна школьным училкам.

– Хотите сказать, что их отношения продолжались?

– Нет, нет, никакого продолжения не было. Но в вашем сценарии Георг сообщает Марии об этом во время банкета, когда они сидят рядом за столом.

– Угу.

Завибрировал телефон. Ларри вытащил его из кармана и взглянул на дисплей. Международный. Возможно, кто-то из кредиторов беспокоится о своих денежках. Он нажал кнопку и снова повернулся к Луизе Халм.

– Первая проблема, мистер Брукер, это исторический факт. Видите ли, в то время, когда Георг IV и Мария состояли в любовной связи, само здание представляло собой скромный сельский домик. Все эти грандиозные сооружения – в том числе и сам Банкетный зал – появились гораздо позже. Этот зал, например, закончили через пять лет после того, как король и Мария перестали встречаться. Следовательно, разговор, о котором идет речь, просто не мог состояться в этом месте.

Больше всего Ларри Брукера раздражала ее самодовольная улыбки всезнайки. Потрясающий зал – лучшего места для драматической сцены, когда король бросает любовницу, не найти. И кому какое дело до исторической точности? Кучке историков-педантов, вот кому. В кинозалах Литл-Рока, штат Арканзас, Спрингфилда, штат Миссури, или Бруксвиля, штат Флорида, всем будет наплевать, построили зал или нет.

– Думаю, в данном случае мы позволим себе небольшое отступление от исторической достоверности, – сказал он. – Мы снимаем художественный фильм, а не документальный.

– Пусть так. – Луиза Халм улыбнулась, пряча за улыбкой очевидное недовольство. – Но в вашем сценарии присутствует еще одна историческая неточность.

– Что еще? – Брукер метнул взгляд в сторону Джека Джордана, помрачневшего до такой степени, словно мир доживал последние секунды перед самоуничтожением.

– Дело вот в чем, – продолжала Луиза Халм. – Георгу недостало смелости объясниться с Марией лицом к лицу. Он сделал это, выражаясь современным языком, посредством имейла или даже Твиттера.

– Так что же он сделал?

– Он устроил пышный банкет в честь короля Франции и не пригласил на него миссис Фицхерберт. На языке тогдашнего придворного этикета это означало, что отношения прекращены.

– Леди, я признаю, что вы знаете историю, и испытываю к вам искреннее уважение. Но исторические факты не всегда переносятся на экран напрямую. Сцена в Банкетном зале – одна из ключевых в нашем фильме. Это эмоциональная кульминация всей истории! Они сидят в центре стола, окруженные вельможами, его друг, Бо Браммел – напротив, и тут-то король, образно говоря, и бросает бомбу.

– Все было не так, – упрямо возразила Луиза Халм.

– Да, пусть, но все должно было быть именно так! Посмотрите на этот зал! Оглянитесь! Ничего подобного я еще не видел. Я уже представляю, как играет на столе отблеск всех этих свечей, как играет он на ее лице, когда радость сменяется ужасом!

– Еще одна проблема, мистер Брукер. – В голосе консультанта все явственнее звучали ядовитые нотки. – Это касается Принни.

– Принни? Кто такой Принни?

Женщина посмотрела на него укоризненно:

– Принни – прозвище короля Георга. Его все так называли.

– А-а…

– Похоже, вы не очень-то хорошо подготовились, – сказала Луиза Халм. – Не в укор вам будет сказано…

Ларри еще удавалось удерживать крышку на кипящем котле злости.

– Леди, позвольте кое-что вам объяснить, о’кей? Я не историк, я – продюсер.

– В таком случае вам нужно иметь в виду, что Принни очень нервничал из-за люстры и даже отказывался сидеть под ней.

Ларри устремил взгляд на громадную хрустальную штуковину, поддерживаемую под сводчатым потолком когтями дракона. Какая драматическая деталь! Визуальная сцена будет просто потрясающая.

– Да? – с вызовом парировал он. – Ну так вот, в фильме он будет сидеть под ней.

В другом конце зала, за синими ограничительными канатами, где собралась группа туристов, долговязый, мертвенно-бледный мужчина в бейсболке внимательно выслушал эту пикировку и, подняв голову, внимательно посмотрел на люстру.

54

– Время – 18.30, среда, восьмое июня. Десятый инструктаж по операции «Икона», – сказал Рой Грейс, обращаясь к своей группе, собравшейся в конференц-зале. – Подведем некоторые итоги.

Настроение было хорошее. Из агентства по недвижимости позвонили с хорошей новостью – сегодня в его доме побывали несколько потенциальных покупателей и покупательниц. Одна, женщина с сыном, похоже, заинтересовалась по-настоящему.

Грейс заглянул в записки и поднял глаза.

– Сегодня во второй половине дня из озера поблизости от Хенфилда, это Западный Суссекс, были подняты четыре конечности – две ноги и две руки. Сейчас они находятся в городском морге, и завтра их обследует патологоанатом министерства внутренних дел Надюшка Де Санча. Образцы ДНК взяты и отправлены на анализ с целью установления их возможной связи с телом из фермы Стоунри.

– По крайней мере, теперь следствию есть на что опереться, – вставил Норман Поттинг.

Грейс тут же метнул в него предостерегающий взгляд.

– Извини, Рой, я ж ничего такого в виду не имел, – покаянно пробормотал Поттинг.

Кто-то хихикнул. Усмехнулся и сам Грейс:

– Помолчи, Норман, ладно?

Поттинг и Белла Мой обменялись взглядами, но ожидаемой сердитой реплики в адрес детектива от нее не последовало, и Грейс, выдержав секундную паузу, продолжил:

– Даррен Уоллес, человек более опытный в такого рода делах, чем любой из нас, отметил интересный факт. Обнаруженные конечности очень холодные. Они гораздо холоднее, чем должны были бы быть с учетом проведенного в воде времени. Даррен полагает, что они замораживались. Думаю, те из вас, кто умеет готовить, знают, сколько времени размораживается бараний окорок?

Несколько человек кивнули.

– На данный момент сказать можно только то, что найденные в озере обрубки визуально соответствуют туловищу с птицефермы. Возможно, их до самого последнего времени хранили в холодильнике. Окончательный вывод делать слишком рано, но весьма вероятно, что преступник избавился от конечностей, выбросив их в озеро.

– А если нет, – подал голос Ник Николл, – то мы имеем на руках еще одно убийство?

– Совершенно верно. Но я не хотел бы сейчас рассматривать такой вариант. Полагаю, увидев в «Криминальном дозоре» обрывки костюма, преступник запаниковал и поспешил избавиться от остававшихся у него улик. Но опять-таки это всего лишь предположение.

– И мы по-прежнему не знаем, что случилось с головой, – вставил сержант Ланс Скелтон.

– Но, шеф, зачем преступник так долго хранил у себя конечности? – спросил Джон Экстон.

– Даже не представляю. Это нам и предстоит выяснить. – Грейс снова заглянул в свои заметки. – Так, пропавшие без вести. Норман, есть что-то новое?

– Проверяем всех пропавших без вести в Суссексе, Суррее и Кенте, кто соответствует физическим параметрам, росту и телосложению и чье исчезновение совпадает по времени с убийством нашего неизвестного. Но пока докладывать не о чем.

Грейс поблагодарил его, потом продолжил:

– Исполняющий обязанности детектива-инспектора Брэнсон, что вы можете сказать нам о найденном возле озера костюме?

– У меня было два варианта: оставить костюм портному, Райану Фэрриеру из ателье Грешама Блейка и попытаться, исходя из размера и покроя, узнать что-то о его владельце или же сразу отправить его в лабораторию для анализа ДНК. Я решил, что наш главный интерес – сохранить по возможности ДНК, и отправил костюм в лабораторию.

– Верное решение, – кивнул Грейс. – Может быть, стоит отвезти портного в лабораторию, чтобы он осмотрел костюм там.

– Я уже договорился на завтра, – с ухмылкой сообщил Гленн.

Грейс улыбнулся. Он гордился своим протеже. Методичность, внимание к деталям, вдумчивость – Гленн демонстрировал качества хорошего детектива.

– На берегу озера, неподалеку от куста, на котором был найден клочок ткани, обнаружено довольно много четких следов. – Он указал на прикрепленную к белой доске увеличенную фотографию улики. – Есть следы и по периметру озера, причем одна пара совпадает с отпечатками у куста. – Грейс повернулся к констеблю Экстону: – Джон, у нас есть фотографии и слепки, поручаю вам найти производителя обуви. Начать предлагаю с НАСП – у них солидная коллекция отпечатков.

– Сделаю, шеф.

– Я попросил ортопеда, доктора Гайдна Келли, одного из ведущих специалистов по анализу походки, прийти на наш завтрашний вечерний инструктаж и рассказать о результатах. – Грейс поднял голову. – Так, «Криминальный дозор». Что-нибудь стоящее есть?

– Ничего существенного, шеф, – отозвался Николл. – Всего получено семьдесят пять звонков. Три имени. Как обычно, много шутников. Ну и пьяницы звонят. Один сказал, что, мол, это дело рук его папаши, а потом добавил, что тот вот уже пять лет как умер. Другой обвинил Кирсти Янг. Мы, как обычно, квалифицируем их по шкале А, В и С. В категории А только один звонок, тот самый, утренний, от Уильяма Питчера.

Грейс поблагодарил его кивком и обвел взглядом остальных:

– У кого-нибудь есть что добавить?

Несколько человек покачали головой.

– Тогда увидимся завтра в половине девятого.

Выйдя из конференц-зала, Грейс направился по коридору к своему офису, когда увидел спешащего ему навстречу Рея Пэкема из ОВТ.

– Рой! Я насчет твоего «блэкберри».

– Вот как?

Они остановились под большим информационным табло с заголовком «РАССЛЕДОВАНИЕ УБИЙСТВА. ПРИМЕРНАЯ МОДЕЛЬ».

– Не зря беспокоился. Тебя прослушивали.

Несколько секунд Грейс молча смотрел на аналитика, словно предчувствуя что-то нехорошее.

– Вот, значит, как?

Пэкем кивнул.

– И кто же?

– Не уверен, что тебе это понравится. Может, зайдем в твой офис?

Грейс кивнул.

55

Вечер выдался теплый, ветерок спал. Колин Бурнер, швейцар Гранд-отеля нес службу на своем обычном посту, у парадного входа. Напротив, за запруженной автомобилями Кингс-Роуд, люди прогуливались по променаду, за которым открывался его любимый вид: тихое, как мельничный пруд, море, окрашенное лучами заходящего солнца. Наступил отлив; несколько рыбаков рылись в песке, отыскивая червей-пескожилов; какой-то парень брел по берегу с металлоискателем.

На тротуаре, поближе к отелю, слонялись с десяток папарацци и столько же поклонников Геи – все в надежде хоть одним глазком увидеть звезду.

Бирюзовое такси «Стримлайн» свернуло к отелю и остановилось напротив входа. Помимо многого другого, работа нравилась Бурнеру еще и потому, что ты никогда не знаешь, кто выйдет из подъехавшей машины. И какие только знаменитости не приезжают – актеры, спортсмены, телеведущие, политики, иногда даже члены королевской семьи. Сейчас отель кишел охранниками – и гудел от возбуждения, – потому что они принимали знаменитость высшего калибра, Гею Лафайет. Интересно, кто сидит в этом такси?

Бурнер открыл заднюю дверцу с привычной радушной улыбкой, той самой, с которой встречал всех гостей, и из машины появилось нечто, блондинистое привидение под спекшимся слоем макияжа в густом облаке тяжелого мускусного аромата. На ней было короткое черное платье, слишком тесное для вместившегося в него тела, шелковая шаль и темные, с влажным эффектом, легинсы. На ногах – черные замшевые полусапожки. Держалась она не вполне уверенно, возможно из-за высоченных каблуков.

– Добрый вечер, мадам. Добро пожаловать в Гранд-отель!

Незнакомка улыбнулась и пролепетала фальцетом, с трудом расщепив слипшиеся губы:

– Сп’сибо.

Расплатившись, она медленно проковыляла по тротуару, балансируя руками, как будто шла по льду и боялась поскользнуться. Свисавшая с плеча модная сумочка болталась на длинной цепочке. Миновав вращающиеся двери, гостья незаметно – но не настолько, чтобы этого никто не заметил, – поправила юбку.

«Вот же расфуфырилась», – подумал Колин Бурнер, наблюдая за незнакомкой и пытаясь подобрать для нее соответствующую категорию. Одета как проститутка, но всех местных он знал, к тому же эта была старовата и страшновата. Да что ж такое! Он проработал в этом отеле двадцать пять лет с коротким перерывом, когда уходил в соседний, за углом, и видел всякое и всяких. Каждый день преподносил что-то новенькое из бесконечного фрик-шоу. Дамочка определенно претендовала на почетное место в этом параде несуразностей.

Пересекая сумрачный, похожий на грот вестибюль, Анна ни с того ни с сего вдруг занервничала. Дома, готовясь к этому приключению и думая обо всех тех сигналах, что подала ей Гея во время программы «Топ Гир», она чувствовала себя прекрасно. Но теперь, оказавшись здесь, на месте, проходя мимо стойки портье, разглядывая стрелки указателей – «Брайтон бизнес-клуб»… «Брайтон-и-Хоув мотор-клуб»… – она по-настоящему ощутила, куда попала.

Повсюду люди. Служащие отеля. Парочки. Мужчины в смокингах, женщины в вечерних платьях и дорогих украшениях. Она чувствовала себя почти раздетой.

Как отнесется к ее появлению Гея? Одобрит ли?

Может, стоит вернуться домой и переодеться?

Анна остановилась и перевела дыхание. Руки дрожали, в горле пересохло, все вокруг как будто укрылось дымкой, слегка расплылось. Надо выпить, решила она. Алкоголь добавит смелости. Чего-нибудь покрепче, но чтобы от нее не несло спиртным. Гее это не понравится и только испортит первое впечатление.

Анна прошла в бар и, осторожно забравшись на стул, заказала двойную водку с тоником. Тут же передумала и попросила тройную. На стойке нашлась чашка с орешками. Анна потянулась к ней, остановилась в нерешительности и убрала руку. Прежде чем выйти из дому, она почистила зубы, а Гее мог не понравиться запах орехов.

– Верное решение! – одобрил полноватый, с виду подвыпивший американец, опускаясь на соседний стул. От него несло табаком, язык заплетался.

Она холодно улыбнулась ему и перевела взгляд на бармена.

– Их брали на анализ… чего только нет, – продолжал американец. – Моча… фекалии… Да. В среднем на бесплатных орешках обнаруживается двенадцать разных меток мочи и три фекалий. Люди – большие безобразники… не моют как следует руки после туалета.

– У вас карточка, мадам? – спросил бармен.

Анна покачала головой и расплатилась наличными. Когда она взяла сдачу, американец спросил:

– Есть планы на обед?

– Есть, – самодовольно улыбнувшись, ответила Анна и, взяв стакан, отпила глоток. Ждать результата долго не пришлось. В голове приятно зашумело. Она отпила еще.

– У леди пересохло в горле! – заметил ее непрошеный собеседник. – Позвольте угостить…

Анна посмотрела на свои большие часы, «панерай люминор», точную копию тех, что носила Гея. Вот только у Геи были настоящие и стоили много тысяч, а свои, поддельные, Анна купила на интернет-аукционе за полсотни фунтов. Сейчас они показывали четверть восьмого.

– Мне некогда.

– Клевые часики.

– Спасибо.

– Может, встретимся попозже? – не отставал американец. Мало того, он даже подмигнул ей. – Ну, вы же понимаете, да? Пропустим на ночь…

Анна загребла пригоршню орешков и сунула в рот, а когда прожевала и проглотила, повернулась к нему и ослепительно улыбнулась.

– Спасибо, но не думаю, что вам теперь захочется меня целовать!

Она допила водку, соскользнула, осторожно и в меру возможности элегантно, со стула, презрительно взмахнула шалью от Корнелии Джеймс и, ощущая прилив смелости, направилась к стойке портье. Пусть позвонят Гее и скажут, что она уже здесь.