Текст книги "Пока ещё жив"

Питер Джеймс
Пока еще жив

Джеффу Даффилду

Ты верил в меня, и вышло по-твоему.

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

1

Предупреждаю и повторять не буду.

Не бери эту роль.

Поверь мне.

Возьмешь – сдохнешь.

Дрянь.

2

Гея Лафайет не знала о человеке, наблюдавшем за ней из притаившегося в темноте универсала. Не знала она и о присланном им имейле. Сообщения с угрозами, или так называемые письма ненависти, приходили постоянно, по большей части от религиозных фанатиков или тех, кому не нравились ее крепкие словечки и провокационные костюмы как на сцене, так и в музыкальных клипах. Письмами занимался, просматривал и откладывал, чтобы не беспокоить звезду понапрасну, глава ее службы безопасности, уроженец Детройта Эндрю Галли, крутой экс-коп, большую часть карьеры посвятивший охране беззащитных политиков.

Он знал, когда опасность достаточно реальна, чтобы доложить о ней боссу, и очередное письмишко, поступившее по хот-мейлу от некоего анонима, его внимания не привлекло. Хозяйка получала таких по дюжине каждую неделю.

Часы показывали десять вечера, и Гея пыталась сосредоточиться на сценарии. Получалось плохо. Отвлекало и раздражало отсутствие сигарет. Всеми покупками ведал милый, но, надо признать, не слишком сообразительный Пратап, уволить которого она никак не решалась из-за того, что у его жены обнаружилась опухоль мозга. На этот раз он просто-напросто купил не ту марку. Она установила для себя норму, четыре сигареты в день – больше ей и не требовалось, – но старые привычки так легко не уходят. Одно время Гея подсела на них крепко, оправдываясь тем, что сигареты жизненно необходимы для сохранения «фирменного», принесшего ей всемирную славу резкого, с хрипотцой голоса. Еще несколько лет назад каждый ее день начинался с сигареты: первая – как только встала, вторая – в душе. Каждое действие сопровождалось сигаретой. Теперь Гея избавлялась от пагубной зависимости, но при этом она должна была знать, что дома они есть. Просто так, на всякий случай.

Этот же принцип распространялся и на многое другое. Начиная с обожающей ее публики. С проверки счетчика фоловеров в Твиттере и лайков в Фейсбуке. Сегодня их число снова заметно подросло, и только за прошлый месяц приблизилось к миллиону, благодаря чему она сохраняла неплохой отрыв от тех исполнительниц, которых считала своими соперницами, Мадонны и Леди Гага. Больше стало и подписчиков на ее ежемесячный информационный бюллетень – почти десять миллионов. А еще у нее было семь домов, самый большой из которых, копия одного тосканского палаццо, был построен пять лет назад по ее собственному проекту на участке площадью в три акра.

Зеркальные, от пола до потолка, стены, создававшие иллюзию бесконечного пространства, украшали образчики ацтекского искусства вперемешку с огромными постерами самой хозяйки. Этот дом, как и все остальные, был своего рода каталогом ее различных инкарнаций. На протяжении всей своей карьеры рок-звезды Гея постоянно изобретала для себя новый образ, а два года назад, уже в тридцать пять, приступила к очередному, на данный момент последнему перевоплощению, теперь уже в киноактрису.

Над головой у нее висела большая, взятая в рамку черно-белая фотография ее самой в черном неглиже. Подпись гласила: «Мировой Тур: Гея Спасает Планету». Другая, на которой она представала в жилете и кожаных джинсах, шла под заголовком «Гея: Тур-Откровение». Еще одна, над камином, представляла собой крупный план – ярко-зеленые губы, нос и глаза – «Гея: Интимное».

Звонившие каждый день агент и менеджер изо всех сил уверяли, что она нужна миру. Их уверенность подтверждалась и ростом базы социальных сетей – данные отслеживала ее управляющая компания. Но именно сейчас, в этот самый момент, в ней нуждался и тот единственный, кем она сама дорожила и о ком заботилась больше всего на свете, – ее шестилетний сын Роан. В пижаме от «Армани», с взъерошенными каштановыми волосами и хмурой гримаской на лице, он прошлепал босиком по мраморному полу и, подойдя к белому дивану, на котором Гея лежала среди бархатных пурпурных подушек, похлопал ее по плечу:

– Мама, ты не пришла почитать мне на ночь.

Она протянула руку и потрепала сынишку по голове. Потом отложила сценарий и крепко его обняла:

– Прости, милый. Уже поздно, тебе давно пора спать, а мама сегодня очень занята – учит роль. И роль у нее по-настоящему большая – понимаешь? Мама сыграет Марию Фицхерберт, возлюбленную английского короля. Короля Георга IV.

В Англии эпохи Регентства Мария Фицхерберт была своего рода звездой. Примерно так же, как сама Гея звездой сегодняшнего дня. У них определенно было много общего. Большую часть жизни Мария Фицхерберт провела в Англии, в Брайтоне. А Гея родилась в Брайтоне! Она чувствовала некую связь с этой женщиной, связь через века. Она знала, что рождена для этой роли!

По словам агента, фильм должен стать новым «Король говорит». Роль на «Оскар», без вопросов. А она хотела, ох как она хотела «Оскар». Ее первые два фильма прошли неплохо, но не всколыхнули мир. Теперь, оглядываясь в прошлое, Гея понимала, что и сама отнеслась к выбору не слишком придирчиво, да и сценарии – что уж скрывать – оказались слабыми. Новый фильм принесет успех и признание критиков. То, чего она так жаждала. Роль досталась непросто, за нее пришлось побороться. И она добилась своего.

Да, черт возьми, в жизни приходится бороться. Фортуна благоволит смелым. Некоторые рождаются, как говорится, с серебряной ложкой во рту да еще засовывают ее поглубже, только что из задницы не торчит; другие – на городской окраине. У нее дорога наверх была долгой – и официанткой в молодости поработала, и два мужа позади остались. Здесь, где она теперь, ей покойно и комфортно. Здесь с ней только Роан, Тодд, инструктор по фитнесу, который, когда нужно, дает ей сеанс обалденного секса, а в остальное время держится в сторонке и глаза не мозолит, и ее проверенная свита, «Команда Геи».

Она подняла сценарий – стопку белых и голубых страниц – и показала сынишке:

– Видишь? И все это маме надо выучить до вылета в Англию.

– Ты же обещала…

– А разве Стеффи не почитала тебе на ночь? – спросила Гея, имея в виду няню.

– Ты читаешь лучше, – грустно сказал Роан. – Мне нравится, когда ты читаешь.

Она посмотрела на часы:

– Одиннадцатый час! Тебе давно пора лежать в постели!

– Не спится. Не могу уснуть, пока ты не почитаешь.

Гея бросила сценарий на стеклянный кофейный столик, подняла сына и поднялась сама.

– О’кей, только что-нибудь коротенькое. Ладно?

Он вспыхнул от радости и закивал.

– Марла! – крикнула Гея. – Марла!

Ее помощница вошла в комнату, прижимая к уху сотовый и отчаянно собачась с кем-то, похоже по поводу размещения в самолете. От частного самолета Гея упрямо отказывалась – ее беспокоила проблема карбонового следа.

Марла кричала. Да и как не кричать? Они что там, в этой долбаной авиакомпании, не знают, кто такая Гея Лафайет? Не знают, что она может с ними сделать? На Марле были блестящие джинсы от «Версаче», заправленные в черные сапожки из кожи аллигатора, тонкая черная водолазка и золотая цепочка с золотой подвеской в виде плоского глобуса с выгравированной надписью – «Планета Гея». Точно так же была одета сегодня и ее босс. Прическа Марлы тоже копировала стиль звезды – блондинистые, стриженные бритвой волосы до плеч, аккуратная, уложенная воском челка.

Этого требовала сама Гея – чтобы вся ее команда одевалась одинаково, четко следуя инструкциям, поступавшим по электронной почте каждое утро. Всем сотрудникам, в любое время дня, надлежало быть точной копией босса.

Переговоры закончились.

– Разобрались! – сообщила Марла. – Они со мной согласились, кого-нибудь снимут с рейса. – Она ангельски улыбнулась Гее. – Потому что ты – это ты!

– Послушай, мне нужны сигареты. Будь лапочкой, сгоняй, а?

Марла исподтишка взглянула на часы. Вечером у нее намечалось свидание, и она уже опаздывала на два часа – все потому, что Гее постоянно требовалось то одно, то другое. Ничего особенного. Все как всегда. Ни одна из предыдущих ассистенток не удержалась на своем месте больше восемнадцати месяцев, Марла же – вот чудо! – начинала свой третий год. Работа, конечно, трудная, с частыми задержками допоздна, и зарплата не самая большая, но где еще наберешься такого опыта? Да и босс, пусть и требовательная, все же добрая. Когда-нибудь она сбросит цепи, но не сейчас.

– Конечно, без проблем.

– Возьми мерс.

Ночь выдалась знойная, тихая, в воздухе витали цветочные ароматы.

– Отлично! Я быстро. Что-нибудь еще?

Гея покачала головой:

– Нет, ничего. Машину можешь оставить до утра. – Она хорошо знала большую цену маленьких привилегий.

– Правда?

– Конечно. Я все равно никуда не поеду.

Марла обожала этот серебристый SL55 AMG. Она уже представляла, как промчится, срезая углы, по бульвару Сансет – к ночному магазинчику. А потом можно подобрать Джея. Кто знает, чем обернется вечер? С Геей не соскучишься, каждый день – приключение. А с тех пор, как она познакомилась с Джеем, и каждая ночь тоже. Джей был перспективным актером, и Марла надеялась как-нибудь помочь ему, используя связи Геи.

Она не знала, что, направляясь к «мерседесу», совершает серьезную ошибку.

3

Он выехал из Санта-Моники полчаса назад, когда валиум уже начал действовать, приглаживать растрепанные нервы. Кокс – им он заправился во время короткой стоянки на территории Калифорнийского университета в Брентвуде – питал его энергией, а текила, глоток которой он сделал только что из лежавшей на пассажирском сиденье бутылки, дал дополнительный заряд смелости.

«Шеви» 97-го года выпуска уже давно превратился в ржавую коробку; ехать приходилось медленно, потому что полетел глушитель – позволить себе ремонт он не мог, а привлекать внимание не хотел. Прошлой ночью, на пустынной автомойке, где сам и работал, он покрасил эту развалюху свежей краской с тем расчетом, что в темноте никто не разберет, какая это рухлядь.

Покрышки местами совсем облысели, и бензина едва хватило на то, чтобы проехать через город. Впрочем, здесь, в Бель-Эйр, богачи и не представляли, что такое быть или чувствовать себя бедняком. За высокими заборами и электрическими воротами стояли величественные особняки, окруженные вылизанными лужайками и всеми садовыми игрушками богатых и успешных. Имущих. Впечатляющий контраст с неимущими вроде того жалкого бунгало в бедном районе Санта-Моники, что снимали они с Даной. Но ничего, это не навсегда. Скоро все изменится, и к ней придет наконец давно заслуженное признание. И тогда, может быть, они смогут купить такой же особняк.

Имена половины из тех, кто проживал в этих домах, присутствовали на Звездной карте, так что разобраться, кто есть кто, не составляло большого труда. Карта – мятая, со следами грязных пальцев – лежала рядом, под пустой наполовину бутылкой текилы. Бель-Эйр кишел полицией и частными охранниками, но он кружил по здешним улицам без опаски, потому что придумал верный способ оставаться неприметным. Он ведь актер как-никак, а актеры, как хамелеоны, могут влезть в любую шкуру. Сейчас на нем была форма частного охранника, а на дверце поблескивающего свежей краской универсала красовалась броская, сделанная крупными красными и синими буквами надпись – «ЧАСТНАЯ СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ БЕЛЬ-ЭЙР – ВООРУЖЕННЫЙ ОТВЕТ». Надпись он сделал сам с помощью трафарета и теперь, защищенный ею, объезжал участок Геи Лафайет, обнесенный забором с темными, массивными, напоминающими крепостные воротами.

Эта дерзкая, самоуверенная стерва все-таки проигнорировала его предупреждение. На прошлой неделе все голливудские газеты сообщили, что она согласилась на участие в проекте. Гея Лафайет сыграет роль Марии Фицхерберт – или миссис Фицхерберт, женщины, известной всему миру, – любовницы принца Уэльского, состоявшей с ним в тайном браке. Брак так и не был признан официально, поскольку она была католичкой, и в случае формального утверждения муж Марии никогда бы не стал королем Георгом IV.

То был один из величайших любовных романов за всю историю британской монархии. И роль Марии Фицхерберт, как полагали все причастные к шоу-бизнесу веб-сайты, была одной из величайших экранных ролей, которые только могли быть предложены.

Получить ее хотели и за ней охотились все подходящие по возрасту актрисы. Все знали – эта роль уровня «Оскара». Гея не тянула на нее, она наверняка бы все испортила. Да о чем тут говорить, ведь она же рок-звезда, а не актриса! Она никогда не училась актерскому мастерству. Не ходила в драматическую студию. Не боролась годами за то, чтобы обзавестись агентом и чтобы попасть на глаза тем игрокам, которые все решают в этом городе. Все, что она делала, – это исполняла второсортные песенки, стаскивала с себя одежду, выставляла напоказ тело да спала с нужными людьми. И вот теперь вдруг возомнила себя актрисой!

Принимая это предложение, она отодвигала в сторону по-настоящему талантливых актрис, способных достойно сыграть одну из величайших ролей последнего десятилетия.

Например, Дану Лонсдейл.

С какой стати? Кто дал ей такое право? Гея не нуждалась в деньгах, не нуждалась в признании и славе – ее уже знал весь мир. Нет, теперь ею двигали лишь жадность и тщеславие. И она была готова вырвать у другого кусок хлеба изо рта.

Кто-то должен ее остановить.

Он нервно дотронулся до лежавшего в кармане пистолета. Пользоваться оружием раньше ему еще не доводилось. Все эти стреляющие штучки выводили его из равновесия. Но иногда человек обязан делать то, что считает правильным.

Пистолет. Он нашел его под кроватью в трейлере старика, после его смерти. «Глок». Калибр удалось установить, проведя сравнение с образцами в Интернете. 38-й. В обойме оказалось восемь патронов, а на полу, неподалеку от пистолета, отыскалась и небольшая коробка с запасными боеприпасами.

Поначалу он собирался продать опасную находку или даже просто выкинуть. Да и сейчас с удовольствием бросил бы пистолет в мусорный контейнер. Бросил бы, да не мог. «Глок» лежал дома, постоянно напоминая об отце. О том, что единственный способ воспрепятствовать несправедливости – сделать что-то самому.

И вот сегодня время пришло. Он остановит большую несправедливость.

Еще как остановит.

4

Как и многие другие фермеры, больше всего Кит Уинтер любил раннее утро. Ему нравилось вставать чуть свет, когда весь мир еще спит, и в особенности вот в это время, в начале июня, когда и солнце тоже поднимается рано, еще до пяти часов.

Впрочем, в этот день Кит вышел из дому с тяжелым сердцем и короткий путь до курятника проделал на деревянных ногах.

Он всегда считал «ломан браунс» самыми лучшими несушками, и сейчас у него было тридцать две тысячи кур данной породы. Создав для птиц достойные условия и обеспечив необходимым питанием на протяжении всей их короткой жизни, Кит получал продукт качественно лучший, чем у любого из конкурентов.

К курам он относился вполне гуманно, несушки не страдали у него от грязи и тесноты, и Кит даже разработал для них особую диету, включавшую в себя пшеницу, растительное масло, сою, кальций, поваренную соль и специально подобранные витамины. Хотя птицы данной породы и агрессивны по натуре, а также склонны – если только дать им волю – к каннибализму, Кит питал к ним теплые чувства, что характерно для всех хороших фермеров, заботящихся о животных, дающих им средства к существованию.

Куры содержались в сухом и чистом современном одноэтажном здании с большим выгоном, растянувшимся на добрую сотню ярдов. Вдоль курятника высились сияющие под солнцем стальные силосные башни с запасами зерна. В дальнем конце виднелись два только что приехавших грузовичка. Неподалеку стоял трактор и находилось прочее сельскохозяйственное оборудование, ржавеющий грузовой контейнер, поддоны и секции ограждения. Его терьер уже шнырял поблизости, разыскивая какого-нибудь сонного кролика.

Хотя с Пролива, до которого от фермы было около пяти миль, и дул сильный ветерок, в воздухе уже ощущалось приближение лета. Кит чувствовал его в запахе сухой травы, пыльной почвы и пыльце, от которой у него случалась сенная лихорадка. Но хотя он и любил теплое время года, пришествие июня неизменно сопровождалось смешанными эмоциями – впереди было расставание с дорогими его сердцу несушками, которых ждал путь на рынок, где им предстояло стать наггетсами, попасть в суп или готовые куриные блюда.

Большинство знакомых фермеров, с которыми Кит разговаривал, считали своих кур всего лишь машинами по производству яиц, и даже его собственная супруга, Линда, полагала, что он немного подвинулся рассудком со своей привязанностью к этим тупым, безмозглым созданиям. Кит, однако, ничего не мог с собой поделать. Будучи перфекционистом, одержимым качеством яиц и кур, он постоянно экспериментировал с рационом питания и добавками и старался создать наиболее благоприятные с точки зрения производительности условия содержания. Несколько яиц упали с конвейерной ленты на грейдер ровно в тот момент, когда Кит вошел в курятник. Он взял одно, большое, придирчиво осмотрел на предмет выявления возможных изъянов и цветовой консистенции, постучал пальцем, проверяя прочность скорлупы, и, удовлетворенный результатом, положил яйцо на сортировочную машину. Оно покатилось дальше, мимо пирамидки пустых картонных лотков, и скрылось из вида.

Высокий, плотного сложения, с моложавым лицом человека и в шестьдесят три года не утратившего интереса к жизни, Кит Уинтер был в старой белой футболке, синих шортах и крепких ботинках с серыми носками. Просторное помещение курятника делилось на две части. Он вошел в правое, заполненное гулкой какофонией звуков, отдаленно напоминающих шум многотысячной вечеринки. Кит давно привык как к шуму, так и к неистребимому запаху аммиака от куриного помета, попадавшего через щели в решетчатом металлическом полу в глубокий отстойник.

Пока одна особенно агрессивная несушка клевала его ногу, Кит Уинтер оглядывал колышущееся коричнево-белое с красными гребешками море. Птицы прохаживались с деловым видом, словно в ожидании некоего важного события. Курятник уже начал пустеть. Пришедшие пораньше девять работников – все из Восточной Европы, преимущественно литовцы и латыши, все в защитных комбинезонах и с масками на лице – хватали несушек, относили к дверям в дальнем конце помещения и выпускали в специально изготовленные клети на грузовиках.

Кит знал, что работа растянется на весь день, к концу которого курятник опустеет полностью. И потом бригада из обслуживающей компании поднимет решетки и очистит отстойник от помета в четыре фута глубиной.

Внезапно с дальнего конца донесся крик. Один из работников бежал через курятник, лавируя между птицами и размахивая маской.

– Мистер босс! – кричал он на ломаном английском. – Мистер босс! Сэр! Что-то не так. Что-то не хорошо. Пойдемте, вам надо посмотреть!

5

Электрические ворота открывались!

Дерьмо!

Этого он не ожидал. Нервы сдавали, мысли разбегались. А еще он вспомнил, что забыл сегодня принять лекарство, то самое, благодаря которому все в голове держалось вместе. Кто выходит? Может быть, смена охранников? В любом случае упускать такую возможность нельзя. А вдруг сама стерва? Она ведь любит прогуляться в одиночку. Хотя обычно, как пишут в газетах, на пробежках телохранителей вокруг нее больше, чем у президента США.

Он резко затормозил, выключил двигатель и вытащил из переднего кармана брюк пистолет. Посмотрел на ворота. На слепящие огни фар. Машина стояла в самом низу извилистой подъездной дорожки, ожидая, пока ворота откроются настолько, чтобы проскочить на улицу.

Он метнулся через дорогу – в ворота. Увидел застывший в ожидании «мерседес». Уловил запах отработанных газов, смешавшийся с запахом свежескошенной травы. В динамиках гремела музыка, песня Геи!

Как же мило! Слушать собственную музыку в последние мгновения жизни! Так она и умрет! Ну разве не поэтично?

Верх опущен. За рулем Гея! Одна!

Я предупреждал тебя, дрянь!

Мощный мотор «мерседеса» взревел и тут же перешел на ровный музыкальный ритм «бум-бум-бум». Сверкающий металлический зверь ждал, когда водитель придавит педаль, чтобы с ревом унестись в ночь. Ворота все еще открывались, медленно, рывками, правая половина быстрее левой.

Он неуклюже – а ведь столько тренировался! – сдвинул собачку предохранителя. Шагнул вперед.

– Я предупреждал тебя, стерва! – Он произнес это громко, чтобы она услышала. Увидел, как она смотрит на него из тени. Смотрит, как будто хочет о чем-то спросить.

Ответ был в его дрожащей руке.

Он шагнул ближе, и ее лицо исказила гримаса страха.

Не то, не то. Он знал, что не должен это делать. Повернись, забудь, беги. Бежать куда? Домой? Бежать, ничего не сделав?

Он спустил курок. Грохнуло куда громче, чем можно было ожидать. Пистолет дернулся, словно пытаясь выскочить из руки, и он услышал глухой удар – пуля попала во что-то. Она все еще смотрела на него широко раскрытыми от ужаса глазами. Ни царапинки. Промахнулся.

Он прицелился еще раз. Она вскинула руки, заслоняя лицо, и он выстрелил во второй раз. От ее головы отлетел какой-то кусочек, а волосы вздыбились гребнем спиц. Он снова спустил курок, и в центре ее лба появилась темная дырочка. Она завалилась назад, на спинку сиденья, дергаясь, как выброшенная на берег рыбина, которую несколько раз прибили молотком. Ее глаза таращились на него. Что-то темное вытекало из дырки во лбу и бежало по носу вниз.

– Надо было слушать. Надо было делать, как я приказал.

Он повернулся и побежал, словно в тумане, к своей машине.