Текст книги "Письма на чердак"

Анжела Князь
Просто запись 1

Даже не верится, что бо́льшую часть своей жизни я проведу без него, зная, что он где-то рядом и одновременно так далеко…

Он, может, будет бывать в моём доме и даже смотреть, как я сплю… Да кого я обманываю… Он больше никогда не придёт. Тряхнёт головой, чтобы забыть обо мне. А я забывать о нём не хочу.

Подорожники, кем была я и другие дети, приходящие в Тёмный Уголок, долго там не задерживаются, – и, когда решают уйти, вернуться шанса у них больше нет. От него останутся лишь смутные видения, словно интересный сон, который силишься вспомнить утром, но не можешь.

Поэтому я решила всё записать. Хотела по датам, как и принято вести дневник, но я даже не помню, в какой день побывала в Тёмном Уголке впервые. Железнодорожный билет так мною затискан, что все надписи стёрлись, и ничего уже не разобрать, а высчитывать я не хочу. Да и кому нужны эти даты – точно не мне. И не ему. Его совсем не интересует, первое июля сегодня или тридцатое. Он слишком долго жил, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

Поэтому так. Просто записи. Поехали.

Начало моей второй жизни – это июльская ночь в поезде, когда мы Счастливой Семьёй возвращались домой из Питера, где гостили у бабушки моей сводной сестры Джин.

Питер, наплевав на середину лета, был мерзок, холоден и дождлив. Даже Джин пришибленно стояла, натягивая капюшон ветровки на глаза. Я тоже низко опустила голову, прячась от холодной мороси, и глядела на отражение луны в лужах на перроне.

Луна в луже. Кажется, её можно растоптать ногами.

«Что я жалок и не нужен, просто лунный свет на лужах», – выхватила я как-то фразу из интернета и теперь частенько прокручиваю в голове эти строки. Они обо мне.

Наконец мы погрузились в поезд. Прощай, дождливый холодный Питер.

Джин отогрелась и начала скакать по купе, как обезьяна. Точнее – как хорёк: такая же мелкая, даже для своих десяти лет, пронырливая, тёмная и острозубая. Забралась на верхнюю полку, резко соскочила вниз, бросилась к своему рюкзаку и достала маленький амулет – ловец снов. Он у неё коричнево-красный, на длинной цепочке, и она надевает его на шею, как кулон. Ловец очень потрёпанный, но она не расстаётся с ним: ей его сделала покойная мама. Да, бедняжка Джин – сирота, все вокруг неё вечно охают – жалеют крошку.

Но я не об этом хотела писать. О другом. О важном.

Я выскользнула из купе, оставив маму и Алексея укладывать Хорька спать. И в узком коридоре поезда я встретила его. Наставника. Моего Царя Волка.

Он стоял у соседнего окна, наблюдая, как мимо проносятся фонари.

Я закрыла дверь в купе, чтобы не слышать визги Джин, и облокотилась на поручень. Сначала я тоже уставилась в квадрат окна, в котором были отражение меня да пятна фонарей прощающегося города. И ещё луна в углу.

Моё отражение глядело на меня серьёзными тёмными глазами, которые на самом деле зелёные. Уголки пухлых губ опущены, а тусклый свет выкрал веснушки. Этим летом пятнышек на носу немного, и мама даже считает их милыми. Длинные вьющиеся волосы хаотично обкромсаны на макушке – это я сама постаралась. А за цвет спасибо женской половине Счастливой Семьи: ярко-рыжие.

И я всё ещё чувствовала запах травы, исходящий от них, словно была лесной ведьмой. Это бабушка Хорька предложила мне подкраситься хной, чтобы «освежить» мой и без того рыжий цвет. Ага, я не её внучка, и надо мной не страшно экспериментировать. Мама с Джин возликовали от идеи, и даже мне стало интересно. Я тогда не подумала, что после придётся подкрашивать корни каждые два месяца. Мама, бабушка и Джин потом отправились пить чай, а я – вымывать эту хну. Ну и хлопотное дело. И как я могла на это согласиться?

Да и вообще, зачем я всё это пишу? Про цвет волос. Ведь ему было всё равно.

Я оторвалась от созерцания себя, не очень-то вдохновившись зрелищем, и стала украдкой разглядывать незнакомца.

Описать его? Но неужели его я тоже забуду? Нет, это невозможно. Ведь я где-то читала, что первая любовь не забывается… Но если Задорожье, как называют в Тёмном Уголке наш мир, заберёт у меня все воспоминания, останется только этот дневник. И в нём я хочу сохранить всё о Моём Волке.

Высокий, хорошо сложен, сильный и взрослый. Я могла рассматривать его, почти не таясь, ведь такие не обращают внимания на тощих пятнадцатилетних подростков-лягушат.

Шея у него короткая, голова массивная, волосы чёрные-чёрные, сзади коротко острижены, а длинные пряди спереди зачёсаны на одну сторону и падают на лицо, скрывая его от меня.

По описанию выходит не красавец… Странно, ведь он притягательно красив. Он как зверь, но это его не портит… Как раз наоборот… (опять поставлю любимые три точки). Уголки большого рта чуть приподняты, готовые растянуться в улыбке или… оскале. А глаза у него тёмные, бордовые, словно вишни…

Но я забегаю вперёд. Глаз я тогда не видела, а изучала его одежду: тёмные зелёные, похожие на армейские, штаны, заправленные в высокие ботинки, и чёрная кофта с длинными рукавами.

В коридоре приглушили на ночь свет, фонари остались в Питере, и только полная луна сияла в углу квадратного окна.

– Ты была когда-нибудь там, на Луне? – неожиданно спросил он у меня и посмотрел своим вишнёвым взглядом.

Под его глазами чернели тени, и Волк показался мне таким грустно-потухшим, словно бесконечно устал от этого мира. Я его понимала. Я тоже устала. И когда он глянул на меня вишнёвыми глазами, словно окунув в красный цвет своих тайн, я влюбилась в него по уши. Навсегда. Любовь с первого взгляда – оказывается, это буквально.

– Нет. Не была, – прошептала я, взглянула на него и быстро отвела глаза.

Моё отражение испуганно пялилось на меня из квадратного чёрного колодца. Сердце бешено колотилось в груди: ведь он обратился ко мне. Ко мне!

– А хотела бы побывать?

– Наверное.

Только если с тобой. С тобой – куда угодно.

– А хотела бы встретить меня ещё раз?

Я хочу видеть тебя каждый день…

Сейчас для меня существовал только узкий коридор вагона, в котором стояли он и я. Но когда мы выйдем из поезда в этот не по-летнему холодным мир и потеряемся в нём, моё сердце разобьётся на тысячу осколков, и мне его уже не собрать.

– Да. Я хочу тебя встретить, – сказала я и вновь решилась посмотреть на него.

Мой Волк.

– Тогда думай о луне. А сейчас иди.

Я покорно развернулась и вошла в купе. Как ни странно, но все уже спали. Джин сопела наверху. На её кулачок была намотана цепочка с ловцом снов. Я села на нижнюю полку и стала смотреть, как он качается от движения поезда.

Я должна думать о луне. И я засыпала с мыслями об этом бледном небесном шарике и удивительном незнакомце.

В ту ночь я впервые очутилась в Тёмном Уголке.

Шушу и Гном
Письмо 2

Здравствуй, Бархата.

Мне так хочется сберечь и передать всё, что я чувствовала в те тайные ночи. Мне хочется поймать тебя буквами и сохранить в этих строках твои глаза, твою улыбку, твои истории. Для тебя мы были очередными подорожниками, а ты для нас – целый мир и убежище.

Так вот. Я проснулась и села в кровати. Гном тоже открыл глаза.

– Мне приснился сон… – осторожно начала я.

– Думаю, я тоже его видел, – сказал Гном.

Я погладила плед – мои зелёные луга и коричневые дорожки.

– Думаешь, это всё по правде?

– Раз нам снился одинаковый сон…

На завтрак была овсянка с маслом и брусничным вареньем. Я любила овсянку, а Гном не очень. Он быстро закинул её в себя и спросил у мамы:

– Можно нам поиграть наверху?

Мама уткнулась в книгу, медленно попивая чай. У неё иногда приключалось непонятное настроение, особенно когда папа пропадал. Нам говорили, что он много работает. Я до сих пор предпочитаю думать так. Ту пыльную историю я не хочу доставать из коробки.

Мама машинально кивнула, не отрываясь от книги, и махнула рукой: делайте что хотите.

– Может, тебе нужна помощь? – нерешительно предположила я. – Чем ты сейчас займёшься?

Родители своим странным поведением последнее время доставляли нам много хлопот. Тяжело быть ребёнком: цветные кусочки взрослых историй никак не хотят складываться в цельную картину. Перебираешь-перебираешь детали мозаики – и понимаешь вдруг, что тебе дали не все. Хитрые взрослые.

– Идите, вы будете только мешать. Я сама быстрее управлюсь, – пробурчала мама, отгородившись книгой, как щитом.

Да, явно не в настроении.

– Может, хотя бы расставим игрушки в комнате? – сказала я Гному.

Мне было тревожно. Я боялась возвращения папы. Его истории походили на неповоротливых тёмных бегемотов, которые приходили вслед за ним и заполняли дом тяжестью.

– Давай потом, – решил Гном. – Сначала надо навестить чердак.

Да, меня тоже после ночных приключений тянуло наверх.

В чердачной комнатке всё было так, как мы оставили вчерашним днём, только одуванчики в стеклянной банке завяли. А ночью здесь цвели лунные розы! Я вытащила из кармашка платья припасённую с завтрака конфету и положила её на перевёрнутый ящик. Для Бархаты.

Папа пришёл с работы позже обычного: видимо, не торопился домой. Мы с Гномом смущённо поздоровались с ним и стаей бегемотов, которых родители предпочитали не замечать. Мама демонстративно молчала, поджав губы и глядя колюче, а потом и вовсе вышла на улицу обрезать усы у клубники. Эх, значит, я за хозяйку: быстро нарезала хлеб – неровно, но как смогла, налила суп в тарелку и побежала поливать огород. Слишком много бегемотов сегодня в доме, тяжело находиться среди них. На воздухе свободнее и легче.

Гном, в шортах и резиновых сапогах на босу ногу, уже черпал воду из большой бочки и наливал в свою голубую лейку. Рядом валялась моя красная «сирота». Солнечный золотой волк перевалил за крышу и прятался в деревьях, став красно-оранжевым и совсем не кусачим. Я посмотрела на наш зелёный деревянный дом с мезонином, где и пряталась чердачная комнатка. Солнце заходит – просыпается Бархата.

– Эй, – окликнул Гном. – Я не собираюсь всё один поливать!

Я подобрала свою лейку. Вот бы поливать бесконечно в густом закатном свете под запах остывающей травы, а если бесконечность всё-таки оборвётся – то бегать и бегать, топча росу и цветы. Дома будет буря.

И буря случилась. Мама закончила с клубникой, вернулась в дом, и папа махнул с веранды, зовя нас тоже. Мы бросили наши лейки у бочки и поплелись на казнь. Сегодня не будет мультфильмов и уютных посиделок после жаркого, расплавляющего мир дня. Сели за стол на кухне – но не для ужина, а бегемоты пристроились по углам и клубились тучными телами. Папа закурил. Я не любила табачный дым и старалась не дышать, коротко захватывая воздух, словно воруя его.

Папа стал говорить. Неважно что. Такие разговоры были нередки. Удручающе пустые, бегемотно тяжёлые. Перепало всем. Вспомнил и мой новый костюмчик, который я выпросила к учебному году, – красивый спортивный костюм, но совершенно непрактичный. Поэтому пришлось купить ещё один. Но папа тогда не противился! И почему я захотела этот костюм? Обошлась бы без него. Папа работает, папе этот костюм не нужен, но он купил его для меня. Справедливости ради напишу, что папа был прав: я потом этот костюм так почти и не носила. Или не носила, потому что папа был прав?

От сигаретного дыма тошнило. Нужно не думать, нужно отвлечься. Пол в детской покрыт невидимыми следами. Наступит ночь, выйдет луна – и палас заискрится призрачными тропинками. Среди этих следов чётко видны одни – с треугольными носочками, от туфелек Бархаты. Треугольные носочки. Они с Гномом побегут по ним. Бархата пригласила их в гости. Тайный островной мир – Тёмный Уголок.

– Сидите на моей шее. Ну и куда вы пойдёте? На что будете жить? Дом я продам. Зачем мне одному такой большой дом?

Наш прекрасный чудесный дом… С детской, черёмухой за окном, с чердаком, с Бархатой.

Я всё-таки не выдержала и разрыдалась. И никакие лунные следы не могли меня утешить и отвлечь.

Бархата, милая Бархата.

Нас отпустили в детскую. Разговор закончен. Бегемоты ушли тёмными густыми клубами, толстые и счастливые. Осталась лишь пустота.

Я чувствовала себя больной. Накрылась с головой зелёным шерстяным пледом – колючим драконом, защитником от подкроватных монстров. Правда, сейчас он ничем не поможет. Только теплом. Но это мне тоже нужно. Тёплый клетчатый плед-дракон в пасмурно-грустный вечер.

Пришла мама.

– Пойдёте пить чай? Шушу спит?

– Кажется, да, – ответил Гном.

Брат знал, что я не сплю, но не выдал. На кухне будет традиционное примирительное чаепитие. Папа, наверное, принёс конфет. Он всегда так делал – сначала все эти разговоры-разговоры, обвинения, а потом достаёт из сумки конфеты. Но я не хотела ни шевелиться, ни вставать, ни конфет.

Надо расти быстрее. Стать взрослой. И тогда не нужен будет такой большой дом, и папе не придётся много работать, а маме постоянно стирать, убирать и готовить. Вырасту я, куплю собственный маленький домик с садом и Гнома к себе заберу. Мы будем делать только то, что нам нравится, вообще никогда не есть суп, и для полного счастья нам нужен будет только чердак для тайного мира и Бархаты.

Кажется, я задремала – но пол вдруг заискрился следами.

* * *

Следы появились!

Я вскочила с постели. Уже наступила ночь. Ого! С расстройства я проспала весь вечер. Гном завозился на своей постели и тоже встал.

Где её следы? Где?

– Вот же они! – словно прочитав мои мысли, пискнул Плед.

Он вовсе не дракон, он – щенок. И сейчас его глаза блестели радостью и азартом.

Плед, как и вчера, вылетел из детской, и мы устремились за ним, забрались на чердак, ворвались в комнатку и увидели распахнутое окно и от него – сияющую цепочку следов с треугольными носочками, которая поднималась выше черёмухи, в небо, прямо к луне.

Плед вылетел на улицу, завис в воздухе и посмотрел на нас чёрными глазами-бусинками с красными искрами.

– Нам туда? – нерешительно уточнила я.

– Следы вы видите? – спросил Плед в ответ тонким птичьим голоском.

Я кивнула. Гном тоже.

– Тогда бегите по следам! Вы же подорожники!

– Мы СамСветы, – уточнил Гном.

– Одно и то же, – хихикнул Плед.

– «СамСветы» звучит лучше, – заметил Гном.

Я была с ним согласна. Подорожник – это ведь как растение!

– Перед вами Дорога, а если вы пойдёте по Дороге, то станете подорожниками, – упрямился Плед. – Идите уже, а то будем препираться всю ночь!

– Я похож на Питера Пэна, – буркнул Гном, залез на узкий подоконник и сделал шаг вперёд.

Я в ужасе закрыла рот руками. Но Гном повис в воздухе. Мне казалось, что я ни за что и никогда не повторю этот трюк. Ещё чего! Выходить в чердачное окно!

– Не страшно! – сказал Гном и ехидно показал мне язык, а потом побежал вверх.

– Чего ты ждёшь? Давай за ним! – скомандовал Плед.

Но я продолжала стоять, и глаза щипало от слёз. Что-то слишком много я плакала в тот день.

– Никогда не встречал таких трусливых СамСветов, – пропищал Плед. – Ты же ребёнок! Ты должна любить приключения!

Я тяжело вздохнула, грубо вытирая слёзы кулаком и ненавидя себя за них.

– Я так боюсь высоты, что не могу думать ни о каких приключениях.

Плед влетел обратно в комнатку и расправился:

– Давай, залезай. Сегодня поработаю ковром-самолётом. Не зря же я твой наставник!

Мои зелёные луга и коричневые дорожки – что бы я делала без них!

Я забралась на плед. Тёплый, привычный, колючий.

– И я! – Гном прыгнул на плед рядом со мной.

– Эй, не слишком ли много пассажиров на одном драконе?! – пискнул Плед. – Ну ладно, что с вас возьмёшь. Поехали!

И мы полетели в небо, к звёздам, к Луне! Невероятно, но казалось, что пространство сужается, словно мы летим в угол космоса. И, когда мы почти достигли этого угла, словно расстегнули молнию и на мгновение всё пропало: свет, и звёзды, и Плед, и Гном, и даже я.

Моргнула – и будто не было путешествия: я снова лежала на кровати.

Так это был сон? Но постойте, я не дома, я в чужой комнате, белой и пустой, не считая моей кровати и соседней, на которой сидел Гном.

– Где это мы? – спросил брат.

– Я не знаю. Интересно, этот сон опять окажется общим?

Гном хмыкнул:

– Думаю, да.

И вдруг засмеялся, тыкая в меня пальцем.

– Ты только посмотри!

– Что? – Я машинально схватилась руками за лицо. – Что со мной?

– Да не с лицом! Сзади! Этот сон я точно запомню! – хохотал Гном.

– Как ты увидел сзади? – не поняла я.

Дурацкие шутки. Но я обернулась и всё поняла: на белых простынях вальяжно раскинулся тонкий розовый хвост. Мой хвост! Я осторожно подёргала им.

– Ты мышь! – хохотал брат. – Не зря я звал тебя Шушу!

На окне всколыхнулись белые ажурные занавески, и в комнату влетел Плед.

– Добро пожаловать в Тёмный Уголок! – прочирикал он и закрутился под потолком.

– Где мы, и почему у меня хвост?! – воскликнула я вместо приветствия.

Хотя какие приветствия? Мы же виделись минуту назад.

– Хе. Так на тебя действует местная магия, – объяснил Плед, летая по комнате кругами.

– А на него почему не действует? – возмущённо указала я на Гнома.

– Так где же мы? – повторил вопрос Гном.

– В Тёмном Уголке, в своём замке, – ответил Плед на вопрос брата.

– Это наш замок? – удивлённо переспросил Гном.

– Ага! Он самый! Ваш новорождённый замок!

– Скорее! Нужно его осмотреть! – запрыгал на кровати Гном.

Я перестала дёргать новоиспечённый хвост, убедившись, что он держится крепко, никуда не собираясь деваться, и поспешила за братом, который уже стоял возле выхода. Гном открыл дверь, и мы очутились в зелёном полукруглом зале, по периметру которого было три деревянных двери с ручками-кольцами, не считая той, из которой мы вышли.

– Вперёд, на поиски сокровищ! – воскликнул Гном.

Одна дверь скрывала пустую комнату, вторая была заперта, а третья, с массивным засовом, вела наружу.

– Ничего интересного! – разочарованно протянул Гном.

Он сдвинул засов, и мы выглянули на улицу.

Наш замок оказался окружён сумрачным лесом. Но темно не было благодаря множеству жёлто-зелёных и фиолетово-лиловых огоньков-светлячков. Мелкие, совсем как пыль, собирались в облачка, а большие плыли по воздуху гордыми одиночками.

Я сделала несколько осторожных шагов по зелёному плотному мху, который рос тут везде. Босыми ступнями так приятно ходить по прохладному и пушистому! А огромные деревья, которые не обхватить, где-то высоко наверху плели кружево из ветвей. Но от многих из них остались только пни выше человеческого роста, поросшие мхом, с гребешками грибов-трутовиков и светящимися выпуклыми наростами, похожими на глаза в красной сетке сосудов. Некоторые стволы старых сизо-серых деревьев покрывались растениями-паразитами, похожими на чёрных перевёрнутых осьминогов. Между деревьями, будто обрывки фаты, колыхалась паутина.

– Вот это лес! – воскликнул Гном восхищённо.

– Какой-то жуткий, – поёжилась я и пошевелила пальцами ног во мху.

А вот мох мне нравился. Он был мягким и приятно прохладным.

Гном отбежал к деревьям и резко развернулся, чтобы окинуть взглядом замок. Лицо его помрачнело. Ну что там ещё с нашим замком? У него тоже есть хвост?

Я обернулась и поняла, почему Гном так отреагировал: замок был совсем крошечным, кругленьким, блёкло-зелёным, с окошками в голубых наличниках. Вторым этажом шла башенка, а над арочной дверью под острой двускатной крышей болтался тусклый фонарь. Ничего особенного – маленький домик, который решил считать себя замком, как Плед – драконом.

– Ого! У нас даже есть башенка! – без энтузиазма протянул Гном. – Какой-то домик лесника, а не замок.

– А почему в нём ничего нет, кроме кроватей? – спросила я у Пледа, вылетевшего из окна.

– Замок же новорождённый! Ему только один день, – пояснил Плед.

– А почему мы в башню не можем попасть? Вход в неё за закрытой дверью? – поинтересовался раздосадованный Гном.

– Там живёт Бархата, – ответил Плед.

– Ну вот! – обиженно воскликнул брат. – Единственная башня нашего малютки уже занята!

– А я рада, что здесь живёт Бархата, и замок мне очень нравится, – прижалась я щекой к холодной стене. – Ты только подумай, ведь это наш собственный замок!

– Только маленький, – добавил Гном.

– Добро пожаловать, СамСветы! – услышали мы знакомый голос.

Бархата! Вот и она!

Бархата выглядывала из окошка башенки. Её длинные легчайшие волосы ветром относило в сторону, и они напоминали развевающийся флаг.

– Вы так и будете разгуливать в пижамах? – спросила Бархата. – Правда, здесь этим никого не удивить, но СамСветы обычно предпочитают переодеваться.

Точно, мы же в пижамах! Как выскочили из своей детской, так и разгуливаем. Я совсем забыла об этом! Хотя сейчас казалось, что детская, мама и папа, Бобик и наш зелёный дом – это сон, а реальность – здесь.

На всякий случай я ущипнула брата.

– Больно! – пискнул Гном возмущённо.

Да, и правда: реальность здесь. Но вся одежда, получается, осталась во сне.

– Так нам же не во что переодеться, – уныло сказала я и принялась озираться: вдруг кто-нибудь идёт. Всё-таки неприлично встречать гостей в пижаме. Но кроме леса из молчаливых пней с равнодушными глазами-наростами больше и не было никого.

– А в замке вы искали? – уточнила Бархата.

– Но он ведь пустой, – возразил Гном.

– Почему-то я в этом не уверена, – и Бархата хитро улыбнулась.

Я первая юркнула в замок. Я всегда верила всему, что ты говоришь, Бархата. Мне нужен был тот, кому я просто могла верить.

Я вбежала в комнату с кроватями, которую про себя назвала спальней, и обнаружила платье. Оно аккуратно лежало на моей постели. Я тут же натянула его на себя. Без всяких сомнений, наряд предназначался мне. У платья был простой вязаный верх с длинными рукавами и многослойная полупрозрачная юбка (мне до колен) голубовато-дымчатого цвета. Теперь я стала похожа на Бархату. Только венка из веток не хватало. В платье предусмотрительно было сделано отверстие для хвоста. Высвободив свою новоявленную часть, я вышла в зал.

Гном тоже уже щеголял в обновках: надел простую серую льняную рубаху с голубым узором и такого же цвета короткие штанишки. Как и я, кстати, брат был босым. Я посмотрела на Бархату, которая сидела на подоконнике высокого стрельчатого окна, болтая ножками в расшитых туфельках.

– Когда ты это всё успела положить? Или это сделал Плед? – спросил Гном.

– Это сделало ваше волшебство. Оно пробуждается и начинает работать, – улыбнулась Бархата.

Гном немного подумал и сказал:

– Волшебство – это здорово, только вот я не чувствую волшебной силы. И почему волшебство не дало нам обувь?

– А она вам нужна?

– Нет! – вдруг воскликнула я, вспомнив мягкий упругий мох на улице. – Можно мы будем ходить босиком?

– Вы тут хозяева, – ответила Бархата, поправляя свой венок из веток. – Это ваш замок, здесь можно играть и чудить! Пробовать своё волшебство!

И Бархата спрыгнула с подоконника. Её лёгкие тонкие длинные волосы веером взметнулись вверх и, медленно опустившись кольцами, свернулись на полу. Но я, прищурившись, глядела на ноги Бархаты, скрываемые длинным подолом платья. Я не слышала, как они коснулись пола. Странно… Может, какие-то особо мягкие тапочки? Нет, на Бархате туфельки. Я точно видела их.

И только сейчас я подумала: кто же такая Бархата? Призрак? И может, это не сон вовсе, а загробный мир?

Бархата повернулась ко мне.

– Всё хорошо?

Глаза у Бархаты серые, тёплые, мягкие, в пушистых ресницах, словно котята.

Я спохватилась и быстро сказала:

– Ага. Пробовать волшебство, значит. Пробовать волшебство.

Как его пробовать?

– Чего ты хочешь? – подсказала Бархата.

Что я хочу? Что-то лёгкое, и воздушное, и надёжное. Я зажмурилась, сжала кулачки.

– Смотри! – воскликнула счастливо Бархата.

Я открыла глаза и увидела, как сверху спускаются качели. Я засмеялась и вскочила на деревянную доску, обхватила толстые верёвки руками и согнула колени, чтобы качнуться. Плед подлетел сзади и слегка подтолкнул доску, помогая мне.

Гном стоял рядом и завистливо глядел на нас.

– Колдуй качели тоже! И присоединяйся! – крикнула я брату.

– У меня ничего не получается! – Гном начинал злиться.

– Но это же легко! – смеялась я, взмывая выше.

С качелями я могла покорять высоту и не бояться.

Нижняя губа Гнома обиженно задрожала, и неожиданно я шлёпнулась на пол, точнее, на мягкий ковёр, который тут же возник. А вот качели исчезли.

Я растерянно озиралась по сторонам.

– Волшебство закончилось? Так быстро? – разочарованная протянула я.

Эх, странное волшебство. Нужно быть аккуратнее: кто знает, всегда ли я успею наколдовать мягкий ковёр.

Бархата села рядом со мной, поджав под себя ноги и расправив складки лёгкой многослойной юбки. Она вопросительно посмотрела на Гнома.

– Кажется, это сделал я, – сознался под её взглядом Гном, топчась на границе ковра и не решаясь присоединиться.

– Ну вот! – расстроилась я. – Ты всегда всё только портишь!

Гном сник.

– Я не специально. Просто у тебя были качели, а у меня нет…

– Смотрите! Смотрите! – отвлекла нас Бархата.

Мы оглянулись и увидели, как из пустой комнаты выехало несколько тележек, запряжённых котятами, а погоняли их маленькие белые мышки. Они везли сладости.

– Ой, кто это наколдовал?! – радостно пискнула я.

– А это уже замок оживает и показывает собственное волшебство, – объяснила Бархата. – Давайте пить чай! Гном, иди к нам!

Я вообразила низкий круглый столик с белой кружевной скатертью. Это, оказывается, так легко! Мышки принялись перетаскивать сладкий груз на него. Они достали из тележек складные лестницы, приставили их к ножкам стола и бегали вверх-вниз с печеньем и конфетами. Гном решил им помочь и стал вытряхивать сладости из тележек на тарелки, которые я успевала подставлять, беря их прямо из воздуха.

– Много сладкого нельзя, а то будут болеть зубы, – напомнила я брату.

Да, вот такой я была занудой.

– Здесь не будут. Ведь это волшебные сладости, – улыбнулась Бархата, закидывая в рот орешек в глазури.

Когда все расселись и успокоились, я наколдовала чайник и чашки. Мышки тоже устроились на столе, и чашечки их были как напёрстки. А котятам мы поставили блюдечки с молоком.

Я взяла двумя пальцами розовую пастилу, упругую и липкую. М-м-м, клубника со сливками! Может, это и загробный мир, но сладости тут потрясающие!

– Бархата, можно тебя спросить? – смутился Гном.

– Спрашивай, – согласилась Бархата.

– Разве у тебя нет дома? И когда ты успела занять башенку нашего замка?

Я поперхнулась и густо покраснела за брата, а Бархата засмеялась.

– Мне не надо было ничего успевать. В башенку меня поселила твоя сестра. Это она создала замок.

Я не знаю, как я это сделала, но это было правдой. Я никогда не любила веселье, беготню, активные игры. Мой идеальный мир состоял бы из маленьких комнат, укромных уголков и, конечно, Бархаты. Прости, Гном. Если ты прочитаешь когда-нибудь эти строки, то знай, что в крошечности нашего замка была виновата я.

Слёзы обиды навернулись на глаза Гнома.

– Шушу столько всего умеет! А я ничего! Только разрушать, – сказал он в отчаянии.

– Не только разрушать, но и защищать, – поправила Гнома Бархата. – Как настоящий мужчина. Твоё умение требуется не так часто, но оно необходимо.

– Тем более благодаря тебе у нас не будет лишних вещей, – подхватила я. – Качели сейчас нам бы только мешали, а ты убрал их! (Правда, неожиданно, но да ладно.)

Я улыбнулась брату, и он примирительно улыбнулся в ответ.

После чая Гном решил уничтожить и стол, но я взмолилась:

– Тут же мышкины сладости! Вдруг они проголодаются!

– Тогда я уберу только чайник и чашки, – согласился на компромисс Гном: ему не терпелось испытать своё волшебство.

Хлопок за хлопком весь сервиз исчез, оставив после себя лишь облачка цветного дыма, да и те быстро рассеялись. Гном развеселился и захлопал в ладоши. Наконец-то он тоже пригодился.

– Пойдёмте гулять! – предложила Бархата, и мы с радостью поддержали её идею.

Гном навалился на тяжёлую входную дверь с железным кольцом и выскользнул из замка. Я хотела последовать за ним, но Бархата удержала меня за руку.

– Тебя что-то волнует, но ты боишься спросить, – сказала она, вздохнув.

Серые глаза внимательные и добрые. Она выпустила мою кисть.

Я низко наклонила голову, заливаясь краской, и затеребила кончик хвоста, чтобы занять руки.

– Ты не касаешься земли. Ты… паришь над ней? – тихо спросила я.

Бархата улыбнулась.

– Да. Это так. Я не хожу по земле. Так я устроена. Я ведь призрак.

– Призрак?! – выпалил Гном, который вернулся и выглядывал из-за двери.

Бархата немного приподняла край дымчато-зелёной многослойной юбки, вытянула носок туфли и коснулась им ножки стола. Туфля легко прошла через дерево. Бархата поводила туфелькой вперёд-назад и влево-вправо.

– Вот это фокус! – воскликнул Гном. – И сквозь стены тоже сможешь пройти?

Бархата улыбнулась и кивнула.

– Только не все поддаются. В дома СамСветов и призраков могу попасть только через дверь или окно… или печную трубу.

– Но в детской мы же видели твои следы, – вспомнила я.

– И в воздухе их тоже видели, а по воздуху обычно не ходят, – напомнил мне Гном.

– Да. Так получается. Ступая на Дорогу, мы оставляем следы, – подтвердила Бархата. – Но почему ты боялась спросить меня об этом?

Вот опять…

– Я не об этом боялась спросить.

– Она всего боится, – усмехнулся Гном, – поэтому она мышь.

Я тяжело вздохнула и всё-таки спросила:

– Ты душа какой-нибудь умершей девушки? Что с тобой случилось, Бархата?

Неожиданно Бархата сморщила нос и прыснула в кулачок.

– Простите меня! Я забыла сказать, что призраки – это не души умерших. Люди сочиняют эти басни, потому что мы похожи на вас, приходим с луной и лёгкостью своей напоминаем души. Но мы уже рождаемся призраками, живём в Тёмном Уголке и иногда наведываемся к вам, в Задорожье.

Уф! Здорово, что Бархата не мёртвая.

– Это хорошо, пусть Тёмный Уголок будет сном, а не загробным миром.

– Пойдёмте уже на улицу! – сказал Гном. – Мне не нравятся разговоры о мертвецах.

Мы наконец покинули наш маленький замок.

– Давай наперегонки! – крикнул Гном и хлопнул меня по руке.

Мы, визжа и хохоча, побежали по мягкому мху. Он нежный и влажный и так здорово касается голых ступней, словно щекочет и целует одновременно! И ни один камушек не встретился нам на пути и не впился в ногу. Полный восторг!

Плед вылетел из окна башенки Бархаты и присоединился к нам.

Я остановилась, коснувшись ладонью ствола дерева, и оглянулась. Мох там, где был длиннее, на глазах выпрямлялся, скрывая следы. Чудеса! В Тёмном Уголке мы тоже немного призраки.

Плед подлетел ко мне. Наконец-то, я его уже потеряла: на чаепитии его с нами не было.

– Где ты был? – спросила я.

– Отправлял весточку в Белый Рог о том, что появился новый замок. Пусть отметят на карте, – пояснил Плед-дракон, кружа вокруг меня и дерева.

– Белый Рог? – переспросила я, вертя головой туда-сюда, пытаясь уследить за Пледом.

– Вы там скоро побываете. Замок Хрустальных Голосов, или Белый Рог, – это обитель правительницы нашего царства.

– Ой, а зачем нам там бывать? – заранее испугалась я: не люблю официальные приёмы.