Текст книги "Полная история Белого движения"

«Великая, единая, неделимая Россия»

Среди всех политических неудач Белого движения ни одно не было таким серьезным, ни одно не имело таких разрушительных последствий, как неспособность антибольшевистских правительств и организаций работать совместно. Добровольческая армия сражалась за «единую и неделимую» Россию, но возникшие новые государства – Украина, Грузия, Дон, Кубань – в разной степени жаждали автономий. Конфликт между федералистами и централистами так и не был улажен; после окончания Гражданской войны они обвиняли друг друга в победе коммунистического режима, и, без сомнения, обе стороны были правы. Деникин, к примеру, писал, что если бы Грузия приняла его программу, то в 1921 году не страдала бы от оккупации Красной армии. Деникин, возможно, был прав, но ему даже не пришло в голову, что если бы он пошел на компромисс с федералистами и сепаратистами, то Добровольческая армия обрела бы большую мощь.

Отношение к сепаратистским настроениям, установление национальных границ являлось главной проблемой Добровольческой армии с самого начала ее существования. Это было больше, чем проблема отношений, она включала в себя множество политических разногласий. Белое движение всегда страдало от недостатка позитивных целей. Добровольцы часто не могли более четко обозначить цель их движения, чем сказать, что они сражаются за Россию. Национализм не привлекал крестьян, которые мало задумывались о границах России, но он помогал сражаться тем военным в армии Деникина, которые верили, что борются за воскрешение и славу своего Отечества, а не за классовые интересы.

Антибольшевистскому движению просто не повезло, что возрождение национализма среди русских офицеров совпало с новым чувством отождествления с частью народа – естественный результат падения центральной власти. Они тоже нуждались в национализме, как в силе сплоченности, которая вдохновит их на борьбу с русскими большевиками.

Деникин не был более слеп, чем другие антибольшевистские руководители, но и не был более дальновиден. Он разделял предубеждения и неправильные представления тех, кто окружал его. Только выдающийся лидер, поднявшийся над всеми предрассудками, имел бы шанс победить большевиков. Деникин таким человеком не был.

Армия наладила связи со всеми новыми правительствами, которые образовались на периферии Российской империи, но отношения с Кубанью были самыми сложными. В Екатеринодаре существовало два правительства: штаб Добровольческой армии и правительство Кубанского войска. Так как каждое из них считало свои полномочия более широкими, чем хотело признавать, атмосфера в кубанской столице была постоянно отравлена ссорами и разногласиями. Из-за соседства и взаимозависимости двух групп постоянные стычки между ними весьма вредили всему Белому движению.

Кубанский режим, установленный после освобождения Войска, сильно напоминал антибольшевистский Дон. Казачий национализм, выполняющий роль движущей силы в борьбе с большевиками, был также распространен и на Кубани. В областях жертвами националистической борьбы стали иногородние; только их дискриминация на Кубани была немного менее вопиющей.

20 августа, спустя всего лишь несколько дней после освобождения столицы, кубанское правительство объявило выборы в Раду. Избирательный закон давал право голосовать казакам, членам горских племен (горцам), членам общин коренного населения. Последняя группа включала в себя иногородних, но, как ни странно, они были богаче и зажиточнее, поэтому их вполне устраивал ход вещей. Этот избирательный закон лишал права голосовать большинство населения: иногородние, которые составляли 52 процента всего населения области, на выборах были представлены лишь 10 процентами.

Так как было затронуто кубанское население, Гражданская война выливалась в борьбу между казаками и иногородними, поскольку казаки считали всех русских крестьян большевиками, даже те иногородние, которые сначала испытывали мало симпатии к большевикам, потом были вынуждены примкнуть к красным только для того, чтобы защитить себя. Есть доля иронии в том, что судьбу России решал и исход борьбы между двумя слоями населения далекой провинции.

Рада, впервые заседавшая в октябре, серьезно обсуждала вопрос об исключении всех иногородних из Войска. Один представитель, Толкунов, зашел так далеко, что предложил их всех убить. Это было слишком даже для председателя Л. Л. Быча: он хотел лишь их изгнания. Ни Рада, ни правительство не учитывали тот факт, что они действуют в интересах меньшинства. Например, когда Рада решила основать в Екатеринодаре политехнический институт, туда не принимались иногородние.

Власти Екатеринодара проводили эгоистичную и узколобую политику, но ситуация в станицах была еще хуже, так как их атаманы относились к русским крестьянам как к побежденным врагам. Сушков, кубанский министр образования, человек, основавший политехнический институт и сочувствовавший иногородним, выступил в Раде:

«Жгучая ненависть кубанского казачьего населения вылилась на всех иногородних. Пострадали даже невинные дети. Сражаясь с отцами, которые были заражены большевизмом, не пощадили их детей: во многих станицах дети иногородних исключались из школ… Невинные иногородние учителя страдали только потому, что были иногородними».

Добровольческая армия и кубанское правительство спорили по множеству вопросов, многие из которых были незначительными, но нет записей о том, что армия была против такого обращения с иногородними, их русскими земляками. Армия и казаки заключили союз за счет неказачьего населения. Армия не могла себе позволить отвернуться от казаков, поэтому в иногородне-казачьем конфликте приняла их сторону. Но белые генералы могли, по крайней мере, воспользоваться своим влиянием и удержать своих союзников от наиболее ужасных деяний. Вместо этого они молчаливо приняли формулу, что сочувствие иногородним неразрывно связано с красными. Армия никак к ним не относилась, она никогда не отделяла себя от кубанского правительства в том, что происходило.

Казачье поведение, прискорбное с моральной точки зрения, можно объяснить концепцией Гражданской войны, согласно которой крестьяне, жаждущие земли и отмены сословных привилегий, были их врагами. Они хотели победить их любой ценой. Добровольческая армия имела национальные претензии, и сбрасывать со счетов поддержку, которую могут оказать крестьяне, было ошибкой. Когда в ноябре 1919 года белый фронт пал, последний удар был нанесен именно нестабильностью в тылу. Крестьяне часто помогали красным партизанам, этим белые расплатились за свою прежнюю политику. Если бы Деникин встал на сторону иногородних в конфликте с кубанским правительством, распад его движения не был бы таким внезапным и непоправимым.

Кубанские казаки унаследовали старую традицию ограниченного самоуправления и простой формы демократии. Их политические взгляды были более левыми, чем взгляды русских белогвардейцев: монархизм мало привлекал кубанцев, а в ходе Гражданской войны социалисты продолжали играть важную роль в Раде и правительстве. Почему генералы доверяли социалистам в кубанском правительстве, как нигде больше? Казаки, с другой стороны, не одобряли «реакционность» руководства Добровольческой армии. Неудивительно, что их отпугивали генералы Лукомский и Драгомиров, убежденные монархисты.

Среди двух групп казаков черноморские казаки, которые и посылали социалистов в Раду, придерживались более левых взглядов, чем линейцы. Будучи этнически ближе к украинцам, они хотели наладить дружественные отношения с социалистами и националистами антибольшевистской группы украинцев под начальством Петлюры. Это посеяло беспокойство и испуг среди белых генералов, которые были настроены против Петлюры так сильно, как будто он был большевиком. Украинский вопрос стал главным яблоком раздора. Сложно определить степень сепаратистских настроений черноморских казаков, но ясно одно: их лидеры хотели примкнуть к Украине, образовав при этом что-то вроде федерации, или установить независимость Кубани. Так как численность черноморских казаков была больше численности линейцев, они доминировали в политической жизни области, контролируя и Раду, и правительство.

Политики линейцев были либералами, а не социалистами; они хотели сохранить связь с Россией, желая лишь автономии. (Как отмечал Деникин, среди казачьих политиков не было приверженцев консервативной партии.) В лице атамана Филимонова они занимали место в кабинете Войска.

Добровольческая армия извлекла большую выгоду из разделения на казачьи группы. Деникин и его советники посчитали позицию линейцев более родственной, менее враждебной, чем позицию их оппонентов, и он постоянно поддерживал атамана против Рады и правительства. Филимонов, в свою очередь, поддерживал армию против сепаратистов. Ему тем не менее необходимо было быть осторожным в своей проармейской политике, так как слишком тесное взаимодействие со штабом могло привести к политическому самоубийству. Когда армия предпринимала активные действия во вред черноморским казакам, он часто молчал, вместо активной поддержки армии. Это была очень сложная позиция, и очень часто обе стороны, и сепаратисты и белые Генералы, были недовольны Филимоновым.

Лидеры Добровольческой армии часто использовали линейцев в качестве посредников между собой и сепаратистами. Работая над конституцией армии, Соколов и Степанов установили контакт с линейцами, многие из которых были кадетами. В доме П. М. Каплина составители конституции обсуждали ограничения кубанской автономии с политиками линейцев Ф. С. Сушковым, А. И. Литовником и атаманом Филимоновым.

Казаки отказывались принимать принцип диктатуры. Они утверждали, что Белое движение станет лучшей альтернативой большевикам, если будет учитывать желания большинства населения.

Неудачные попытки обсуждения многих вопросов линейцами и гражданскими представителями армии, которые были более дипломатичны и спокойны, должны были насторожить Деникина. Он должен был понять, что будет сложно найти компромисс, удовлетворяющий и казаков, и армейских офицеров. Казаки пообещали разработать контрпредложения к конституции, но так никогда и не предоставили своих проектов.

По инициативе Деникина 29 октября Особое совещание сформировало комитет по пересмотру отношений с Кубанью. М. С. Воронков, Ф. Ф. Зилер и В. А. Харламов являлись членами этого комитета. Доклад, который они подготовили, не содержал ничего нового. В нем перечислялись следующие пункты:

1) армия должна настаивать на принципе единого командования;

2) должно существовать одно правительство с полномочиями вести переговоры с союзом Антанты;

3) Добровольческая армия не должна провозглашать диктатуру без предварительного соглашения с кубанским правительством;

4) лидеры Добровольческой армии должны обладать ограниченной властью в решении военных и дипломатических вопросов;

5) необходимо, прежде всего, достигнуть соглашения с Кубанью; эта же модель может быть использована в переговорах с Тереком, Доном, Крымом, Украиной и Грузией;

6) вопрос будущего федерального устройства России не должен обсуждаться с кубанскими представителями.

Воронков, Зилер и Харламов начали переговоры с кубанским правительством на основе принципов, представленных в докладе на Особом совещании. Эти переговоры, как и многие другие до этого, не принесли никаких результатов.

Таковы были отношения между кубанским правительством и Добровольческой армией к 10 ноября, когда Рада собрала экстренное совещание. Состав этого собрания был похож на состав «Круга спасения Дона»: большинство из 500 делегатов были простыми казаками с небольшим политическим опытом. Возможно, поэтому Рада приняла серию громогласных, но противоречивых резолюций.

К тому времени Деникин проводил операцию в Ставрополье и просил, чтобы открытие Рады было отложено до его возвращения. Рада пошла на компромисс: она начнет свою работу по расписанию, но формально будет открыта, когда Деникин сможет присутствовать на заседании. 14 ноября Верховный главнокомандующий обратился к собранию, и, по мнению многих, это было лучшее и наиболее эффектное выступление за всю его жизнь. Вернувшись с победного сражения, он говорил о самопожертвовании и лишениях его добровольцев. Он умолял о сохранении единства армии в формировании антибольшевистского фронта:

«Не должно быть Добровольческой, Донской, Кубанской и Сибирской армий. Должна быть Объединенная русская армия, с единым фронтом и единым командованием, в которой русские люди обладают всей мощью и ответственностью…».

Он ничего не сказал о кубанском сепаратизме:

«Добровольческая армия включает в себя две вооруженные силы и опытных политиков – всех, кто хочет единую, неделимую Россию, новое государственное устройство, борьбу с врагами России, объединенное правительство для защиты интересов России на будущей мирной конференции».

Несмотря на его частично провокационную речь, аудитория аплодировала с энтузиазмом. Спикер пришел к выводу, что его необычная идея была верной: простые казаки мало беспокоились о сепаратизме, который входил только в планы политиков. Но дальнейшие события вскоре разочаровали его. Представитель «Украинского национального союза», социалистическо-националистической организации, обратился к Раде с совершенно противоположной речью и получил такую же овацию.

За этим последовало худшее. 23 и 24 ноября Л. Л. Быч, председатель правительства, защищал его политику в двух длинных выступлениях, после которых он представил на рассмотрение основные положения для голосования. Они были таковы:

1. Независимые правительства будут формироваться на территории бывшего Российского государства и получать верховную власть. Это необходимый шаг в самозащите.

2. Главной целью этих правительств будет борьба с большевизмом, которая находится в самом разгаре в Центральной и Северной России.

3. Для успешного сопротивления необходимо создать единый фронт с единым командованием за как можно короткое время.

4. Необходимо создать единое правительство из южных российских правительственных организаций к приближающейся мирной конференции. В целях международного представительства это правительство должно создать, не дожидаясь организации федерального устройства на территориях, освобожденных от анархии.

5. Для достижения целей, упомянутых в пунктах 3 и 4, необходимо создать Южно-Русский союз на федеральной основе.

6. Перестройка России возможна лишь в форме Всероссийской федерации.

7. Кубанская область войдет в состав Российской федерации как член.

8. Кубанская Рада, сражаясь с большевизмом, борется за принципы суверенитета людей.

9. Выбор будущей формы государственного устройства России, при участии населения Кубанской области, должен быть принят на Всероссийском Учредительном собрании после новых выборов.

Эти цели содержали некоторые противоречия, неточности и особые формулировки. Русским националистам не понравилось такое упоминание Северной и Центральной России. Из выступления Быча было непонятно, какой властью должны обладать кубанское правительство, Южно-Русский союз и еще не созданная Южно-Русская федерация.

Кроме того, политика Быча поставила под угрозу основные интересы Добровольческой армии. В наиболее важных вопросах Быч пошел на компромисс: он признал необходимость принципа единого командования и не упомянул об отделении Кубанской армии. Из-за противоречий, которые позволяли по-разному интерпретировать некоторые высказывания, армия могла бы оказаться в выгодном положении в переговорах с кубанским правительством. Упоминание о Российской федерации касалось далекого будущего, поэтому его можно было просто игнорировать.

Бесспорно, предложения Быча отражали взгляды большинства казаков Войска. Рада приняла их без единого голоса против, а из 500 делегатов лишь 17 воздержались. Столкнувшись с таким безоговорочным одобрением политики Быча, армия, как подсказывала гордость, должна была проглотить эту горькую пилюлю молча. Но Деникин и его коллеги решили по-другому. Они могли стерпеть притеснения русских крестьян, иногородних, но разговоры о федеральной России были слишком оскорбительными. Лукомский, глава делегации армии в Раде, покинул собрание сразу после голосования, с одобрения Деникина. Этот поступок произвел впечатление не только на собрание, но и на общественное мнение в Екатеринодаре. Казаки восприняли это как раскол между двумя организациями антибольшевистского движения и стали опасаться последствий. Покровский и Шкуро усугубили эти страхи, объявив Раде, что, по их мнению, Войско не сможет защитить себя, если Добровольческая армия покинет Кубань.

Слухи распространялись по Екатеринодару, и они имели некоторые основания. Покровский хотел насильно распустить Раду и пытался уговорить Шкуро помочь ему. Деникин, узнав о намерениях Покровского, возразил против такого шага и этим спас Раду и правительство. Однако Деникин решил отвергнуть действия Покровского только после длительного колебания. Он говорил генералам Драгомирову и Лукомскому:

«Это вопрос не решительности, а холодного расчета факторов, таких, как военно-политическая ситуация и состав армии. [Предположительно он имел в виду большой процент казаков.] Возможно, тем не менее, что я ошибаюсь. Если вы сейчас мне скажете, что насильственные меры приведут к желаемым результатам, я завтра же распущу кубанское правительство с помощью Корниловского полка».

Оба генерала посоветовали не принимать насильственные меры, поэтому ничего не произошло, но факт, что Деникин все же обдумывал такой вариант, показывает всю серьезность кризиса.

Быч не ожидал таких серьезных возражений против своей политики со стороны Добровольческой армии, и развившийся кризис застал его врасплох. Он пытался найти пути примирения. В компании атамана Филимонова и спикера Рады Рябовола он посетил штаб и попросил защиты от возможных попыток переворота. Деникин и особенно Драгомиров воспользовались случаем и прочитали лекцию казачьим государственным деятелям об ошибочности их политики. Они пообещали помочь им при условии, что они изменят свою позицию. Положение Быча было слабо даже в правительстве: линейцы винили его в кризисе, так как он не объявил свои цели в министерстве, прежде чем обнародовать их в Раде. Поэтому в сложившейся ситуации Бычу пришлось принять эти условия.

В беседе с Романовским 29 ноября он согласился, ЧТО его первых положения должны рассматриваться скорее как утверждения, чем как политическая основа. Романовский и Быч также согласились, что армия и кубанское правительство должны начать переговоры, чтобы исправить отношения. Для этого обе стороны организовали комитет из 16 членов.

Рада избрала кубанских представителей: И. Л. Макаренко был главой делегации, которая состояла и из черноморских казаков (большинство), и из линейцев. Деникин выбрал Лукомского, возглавившего делегацию армии. Это был характерный недипломатический выбор, принимая во внимание тот факт, что казаки сильно недолюбливали Лукомского и обвиняли его в начале кризиса, так как именно он ушел с заседания Рады. Делегация армии состояла из 11 военных председателей, только Астров, В. Ф. Зилер, А. А. Нератов, Соколий и Ковалевский были гражданскими. Перевес консервативных генералов исключал возможность компромисса.

Переговоры проходили в течение десяти дней, но ни одна сторона не меняла свою твердую точку зрения. Представители армии требовали абсолютной власти для главнокомандующего и признания кубанского авторитета только как добровольного подарка армии. Казаки же утверждали, что после победы большевистской революции не было создано центральной власти, поэтому новые правительственные организации, которые появились на периферии России, должны заботиться о себе сами. Согласно этой точке зрения Российское государство не может быть перестроено только по соглашению между уже созданными организациями. Разногласия между двумя сторонами явились результатом базовых различий в их отношении к организации всего антибольшевистского движения. Споры не принесли никаких результатов: Добровольческая армия продолжала отвергать требование Рады о разделении армии, а кубанские политики отказывались признавать ограничение своей власти согласно конституции Добровольческой армии.

Было что-то ребяческое в этой конференции. Кубанские политики, люди провинциального происхождения и взглядов, настаивали на соблюдении протокола национальных конференций. Две делегации сели за разные столы, расположенные напротив друг друга, также был стол, предназначенный для «президиума», включающего председателей и секретарей. Разгорелся длительный спор по поводу методов голосования и выбора секретарей. Этот инцидент так описан Соколовым:

«Один из спикеров упомянул, что Добровольческая армия взяла на себя функции государства. Голос с кубанского стола сказал: „Государство без территории!” С нашего стола ему ответили: „Как насчет Черноморской области?” На что С. Ф. Манжул сказал: „Да, выигранной кубанскими казаками!” Это подняло волну беспокойства. Генерал Лукомский со злостью объявил, что не может присутствовать на заседании, где оскорбляют Добровольческую армию, и ушел».

Вскоре, конечно, Лукомский вернулся, и переговоры продолжились, но ни одна сторона не хотела уступать ни на йоту. Вопрос об отделении Кубанской армии убедил всех собравшихся, что дальнейшие обсуждения бесполезны. Генералы не только отказывались позволить формирование отдельной армии, они даже не хотели признать право кубанских казаков, которое всегда признавалось царским правительством, сражаться в отдельных частях. Конференция закончилась, а ни одно соглашение так и не было заключено. Представители армии даже не появились на последнем заседании, вместо этого кратко изложив свою позицию в письменной форме и послав ее кубанской делегации. После обмена оскорблениями на бесполезной конференции отношения между кубанцами и штабом стали еще хуже.

18 декабря окружная Рада приняла конституцию, основанную на положениях Быча: она призывала к созданию федеральной России и представляла Кубань частью этой федерации. К этому времени Быч и Филимонов боролись за место атамана, Ради переизбрала Филимонова; скорее всего, делегаты очень опасались реакции Добровольческой армии в случае назначения Быча.

Сушков, линеец, сформировал новое правительство, в котором участвовали многие друзья Добровольческой армии. Тем не менее смена правительства не уладила разногласия, существовавшие между казаками и добровольцами. Сила командования Добровольческой армии делала сепаратистов более рассудительными, но она не меняла их взглядов. В 1919 году отношения ухудшались и далее и в конце концов все закончилось роспуском Рады и казнью некоторых кубанских политиков Добровольческой армии.