Текст книги "Отель «Пастис»"

– Ты злая, завистливая женщина. И только из-за того, что у тебя нет усов и ты не можешь водить трактор.

– Вот, оказывается, что тебе нравится.

Николь поглядела на него сквозь сигаретный дым, и Саймон ощутил возникшее между ними взаимное влечение. «Нет, – подумал он, – мне нравится та, что передо мной».

– Обожаю усатых женщин, – подтвердил он. – По-моему, они ими приятно щекочут.

Николь приложила к верхней губе прядь волос.

– Так хорошо?

– Потрясающе, – кивнул Саймон. – Сможешь так есть?

Он выбрал ресторан неподалеку от Горда, переоборудованный из фермы, со столиками во дворе. В путеводителе «Гол и Мийо» говорилось, что шеф-повар – восходящая звезда. Они обедали долго, чувствовали себя непринужденно, много смеялись и выпили чуть больше, чем надо бы. Потом, за кофе, Николь спросила, с каким настроением он возвращается в Лондон.

Глядя на поднимающуюся к кроне тенистого платана струйку сигарного дыма, Саймон думал, что́ его ожидает в это время завтра. Вероятно, бутылка минеральной воды и клиент, отчаянно борющийся за место на рынке.

– Не могу сказать, что очень рвусь туда, – ответил он. – Беда в том, что все это уже было – те же старые проблемы у клиентов, люди, с которыми работаю, до чертиков наскучили… – Он остановился и подул на кончик сигары, пока под пеплом не засветился огонек. – Думаю, дело в том, что все приелось. Раньше очень нравилось, теперь нет.

– Но тем не менее ты не бросаешь это дело.

– Есть одна слабость: люблю деньги. – Грустно улыбнувшись, он посмотрел на часы и дал знак подать счет. – Извини. Мне пора.

Они помолчали, пока он расплачивался. Потом Саймон достал из бумажника визитную карточку и протянул ей через стол.

– Здесь лондонский номер телефона. Если когда-нибудь появишься, дай знать. Может быть, вместе поужинаем.

Николь надевала дымчатые очки. Оставив на кончике носа, поглядела поверх них на него.

– Я думала, ты ужинаешь только с клиентами.

– Ты могла бы стать перспективным деловым объектом. – Она недоуменно подняла брови, а Саймон ухмыльнулся. – Это наш рекламный жаргон. Так мы говорим, когда закидываем удочки.

Он поехал в отель собирать вещи, а Николь отправилась домой. И он, и она были уверены, что встретятся снова.

Глава 5

Саймон внезапно возненавидел Лондон. Несмотря на все усилия Эрнеста создать уют с помощью цветов и части спасенных из дома картин, квартира выглядела уныло и безлико, как гостиничные апартаменты. Начался долгий пасмурный период, предшествующий английской зиме. Серое небо нависло низким потолком. Ежась от моросящего весь день дождя, люди на улицах боролись с зонтами. Не хватало света. Прованс остался далеким ярким воспоминанием.

Первый рабочий день ничуть не улучшил его настроения. Джордану явно понравилась прошедшая неделя, когда он чувствовал себя хозяином, и ему не хотелось отдавать бразды правления. Он то и дело заглядывал в кабинет Саймона, пытаясь давать советы по делам, как он говорил, государственного значения. Он уселся было на своего любимого конька – затеял беседу о безответственном отношении к делу креативного отдела вообще и начальника креативного отдела, Дэвида Фрая, в частности, – но Саймон его оборвал.

– Давай вернемся к этому позже, ладно? А мне лучше разобраться вот с этим. – Он потряс пачкой документов. – Должен к четвергу досконально ознакомиться с рынком презервативов.

Джордан улыбнулся, обнажая длинные желтоватые зубы. Начинает походить на своих паршивых лошадок, подумал Саймон.

– Лучше ты, чем я, старина, – сказал Джордан. – Всю жизнь ненавидел эти проклятые штуки. Все равно что сосать кларет через соломинку. – И, заржав, побрел к себе в кабинет.

Совет по сбыту презервативов, или, как их неофициально называли в агентстве, «резиновые короли», попросил рассмотреть рекламный заказ стоимостью пять миллионов фунтов. Саймону было известно, что на него целятся два других агентства. Ему хотелось заполучить этот заказ. Счет не ахти как велик, но заказ открывал интересные творческие возможности. Тема «Секс и социальная ответственность» – мечта создателя рекламы – могла стать основой для эффективной, захватывающей воображение работы, прямой противоположности рекламе фасованных товаров, производимых главными клиентами агентства. Да и в Сити будут довольны несколькими лишними миллионами в обороте. Как выразился Джордан, это станет резиновым перышком в шляпе агентства.

Саймон просмотрел документы, которые к совещанию в четверг будут переплетены в отпечатанный на глянцевой бумаге том, старательно исполненную бумажную подборку, свидетельство, что агентство справилось с домашним заданием. Взвесив на руке дюймовую стопку бумаг, Саймон со вздохом заставил себя сосредоточиться.

Предшествовавшие представлению проспекта дни проходили в мелких стычках между отделами. Исследовательская служба обвиняла креативных сотрудников в том, что они не учитывают результатов их работы. Креативные сотрудники дулись и жаловались на нехватку времени. Отвечающие за связь с массмедиа сетовали на то, что выделено мало средств на проведение кампании в масштабах страны. Администраторы роптали на неразумное, ребяческое поведение всех остальных. Стеная и ворча, агентство продвигалось к четвергу. Служащие задерживались допоздна, брюзжа по поводу нагрузки и варварских часов работы. Всегда одно и то же, думал Саймон. Дай им три дня или полгода – все одно. Паника была частью игры.

«Резиновые короли» запаздывали. Представление проспекта было назначено на половину третьего. Дежурная на входе убрала подальше свой номер журнала «Хелло!», в зале заседаний в двадцатый раз проверены таблицы, секретарям велено принять озабоченный вид, из заставленной комнаты креативного отдела изъята мишень для игры в дротики, в уборной рядом с залом заседаний поставили свежие рулоны бумаги – «Группа Шоу» была во всеоружии, готова к новой победе. Стараясь казаться спокойными и уверенными в себе, участники совещания собрались в кабинете Саймона.

Было уже почти три часа. Эти ублюдки опаздывали. Высказывались самые страшные предположения. Обедают с представителями другого агентства. Отдали им заказ и теперь отмечают. Сволочи. Вся работа впустую. Могли бы и позвонить. Должно быть, слишком заняты – доканчивают третью бутылку портвейна.

В кабинете Саймона было полно дыма и пессимизма. Сунув голову в дверь, Лиз сморщила нос.

– Они здесь. Семеро. На одного больше.

Проклятье! В команде агентства только шестеро. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы один из клиентов оказался в конце стола наедине с самим собой. Такие мелочи клиенты воспринимают очень болезненно, считают, что к ним не проявлено должного уважения. Саймон оглядел присутствующих.

– Требуется еще одна голова. От кого больше всего пользы?

Предложили, выбрали и вызвали внушающего доверие серьезного молодого человека из планового отдела. Саймон пошел встречать гостей.

Они напоминали маленькое сборище коммивояжеров: семь черных, похоже кожаных, кейсов, семь строгих костюмов, семь серьезных физиономий. Определив старшего по положению «резинового короля», Саймон, излучая радушие, потряс ему руку.

– Извините, что заставил ждать. Один из бесконечных звонков. Здравствуйте.

– По-моему, мистер Шоу, извиняться следует нам. Один из бесконечных обедов, – сверкнув зубами, возразил «резиновый король». Румянец на щеках свидетельствовал, что выпито не менее трех порций джина. Интересно, подумал Саймон, высидит ли он переговоры, не задремав.

Он повел толпу по коридору, мимо прилежно склонившихся над клавишами секретарш, в роскошный полумрак отгороженного от мира глухими стенами главного конференц-зала. Толстые ковры, тишина, нарушаемая лишь шорохом кондиционера. При появлении в зале стада клиентов команда агентства поднялась из-за большого овального стола. Суматоха представлений, сразу забываемые имена и звания, дружный треск открываемых кейсов. Блокноты на столе. Кофе, чай и минеральная вода заказаны. Старший «резиновый король» взял предложенную сигару. Саймон встал, чтобы в тысячный раз отбарабанить вступительное слово.

– Позвольте начать с выражения нашего огромного удовлетворения возможностью представить вам данный проект. – (Старший «резиновый король» внимательно изучал сигару, его коллеги уставились в пустые блокноты.) – Думаю, что уже из посланных вам материалов видно, что агентство известно своей наглядной, действенной рекламной продукцией, охватывающей широкий круг товаров и услуг. Должен, однако, отметить, что ваша сфера представляет для всех нас особый интерес.

Саймон остановился и, улыбаясь, оглядел семь безучастных физиономий.

– В конечном счете, – продолжал он, – не часто приходится заниматься изделием, близким сердцу каждого мужчины.

На бесстрастных лицах не дрогнул ни один мускул. Пытаться их расшевелить – все равно что копать яму чайной ложкой. Старший «резиновый король», кажется, зачарован потолком конференц-зала, остальные продолжали изучать свои блокноты.

Не оставляя попыток как-то оживить выученное назубок изложение применяемых агентством собственных углубленных методов системного анализа, Саймон старался понять, насколько внимательно его слушают. Многолетний опыт научил его определять настроение аудитории. В данном случае обед, видно, оказывал анестезирующее действие. Если в течение часа им придется выслушивать результаты проведенных исследований и планы использования средств массовой информации, то наркоз окажет такое глубокое действие, что они не проснутся, даже если загорятся штаны. Он решил изменить намеченный ранее порядок совещания.

– Обычно, – сказал он, – мы знакомим с процессом изучения и обдумывания проблемы, в результате которого рождаются творческие замыслы. Но сегодня мы этого делать не будем. – Руководитель исследовательского отдела, рассчитывающий в подобных случаях на свою долю внимания, нахмурившись, оторвался от записок. Заметив, что тот открывает рот, Саймон поспешил продолжить: – Сегодня мы переходим прямо к рекламной кампании.

Заведующий креативным отделом перестал рисовать в блокноте и, глядя на Саймона, возбужденно заработал бровями.

– Мы делаем это по двум соображениям. Во-первых, чтобы вы увидели кампанию такой, какой она предстанет перед потребителем: без демографического и статистического анализа, без маркетинговых прогнозов – просто реклама. И второе соображение… – Саймон с неподдельным воодушевлением поглядел в сторону старшего «резинового короля». Тот благосклонно склонил голову. – Да, второе соображение заключается в том, что, по нашему убеждению, это одна из самых нужных и захватывающих воображение рекламных кампаний, какие разрабатывало агентство. И, говоря со всей откровенностью, нам не терпится увидеть вашу реакцию. – Саймон оглядел стол – две или три головы оторвались от блокнотов. Слава богу, еще не уснули. – После того как вы познакомитесь с результатами наших трудов, у вас будет время задать вопросы, и, разумеется, мы изложили наши соображения в документе, который вам вручим. – Саймон постучал по лежащей перед ним стопке объемистых, скрепленных спиралью тетрадей, надеясь, что начальник креативного отдела оправился от изумления. – Итак, теперь я попрошу Дэвида Фрая, начальника креативного отдела, продемонстрировать вам, мы убеждены, необычайно впечатляющий замысел. Дэвид?

Зады были устроены поудобнее, и внимание присутствующих переключилось на сидящего на другом конце стола тщедушного человечка в мешковатом, но явно дорогом костюме.

Дэвид Фрай, несколько староватый для того, чтобы заплетать волосы в косичку, блестя глазами от вдохновения и принятой наспех в директорском туалете понюшки кокаина, подняв плечи, так что воротник наехал на уши, подался вперед. Получив типичное для зажиточных слоев воспитание и образование в закрытом учебном заведении, он потратил много лет, чтобы искоренить в себе все следы своего благополучного прошлого и выработать то, что сам он называл «уличным лоском». Он любил щегольнуть грубым простонародным словечком, правда, зачастую к тому времени, когда он подслушал его в клубе «Граучо», уже устаревшим. Тем не менее ему удавалось создавать впечатление выбившегося в люди парня из бедняцких кварталов Южного Лондона. Его идолами были фотографы и актеры из среды лондонских кокни, а в классической музыке кумиром был Найджел Кеннеди.

Поправив круглые очки в металлической оправе, Дэвид обратился к «резиновым королям».

– Должен сказать, – начал он, – что дело было не из легких. Здесь имеются две трудности. Надо показать изделие – автоматы в туалетах, пакетики из трех штук на выходные, ну и всякое такое. А потом практическая сторона. Пользование изделием. – Остановился и одернул пиджак. – Все на мази, лишь минутная заминка перед тем, как перейти к делу. Понимаете, что я хочу сказать?

Саймон оглядел стол. «Резиновые короли» не отрывали глаз от блокнотов.

Фрай встал, расправив под накладными плечами собственные.

– Но не все так уж плохо, есть кое-что и в нашу пользу.

Он взял со стола таблицу и показал присутствующим. «Резиновые короли» заинтересовались. Таблицы они любили. Таблицы – это серьезно.

– Значит, так, – продолжал Фрай, указывая на напечатанный крупным красным текстом первый пункт: «РЕКОМЕНДОВАНО СЛУЖБОЙ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ». – Выходит, что врачи нас любят?

Палец опустился ко второму пункту: «СОЦИАЛЬНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ».

– Что это означает? Это означает, что мы вносим свою лепту, помогая шестнадцатилетним избежать беды. И – что очень важно в наши дни – здоровье. – Третий пункт гласил: «ЗАЩИТА ОТ БОЛЕЗНЕЙ, ПЕРЕДАВАЕМЫХ ПОЛОВЫМ ПУТЕМ». – Все мы знаем, сколько в этом мире грязи. По этому вопросу достаточно.

Фрай положил таблицу, и клиенты снова занялись изучением блокнотов. Ерзая в своем пиджаке, он скороговоркой продолжил:

– Все прекрасно, но этого мало. Знаете почему? – Никто не вызвался ответить, Фрай кивнул, словно ожидал именно такой реакции. – Скучно. Ску-у-учно! Это надежно, это советует врач, в этом столько же сексуальной привлекательности, сколько в слабительном. – И с расстановкой произнес: – Полное… отвращение. – Тряхнул головой. Косичка согласно дернулась. – Все это не имеет никакого отношения к тому, что вам нужно предложить. Никакого.

Последовала непродолжительная пауза, чтобы дать «резиновым королям» возможность задуматься над критической оценкой их вклада в служение обществу.

– Мы должны предложить товар, – заявил Фрай, – пользующийся самой широкой известностью в мировой истории.

Снова молчание. Саймон представил, какие мысли заметались в коллективном мозгу клиентов. «Уж не предлагает ли этот маньяк переоборудовать наши заводы, отменить заказы на латекс, отказаться от впечатляющей системы контроля, оправдывающей себя на девяносто девять целых и девять десятых процента, конец дня по пятницам не в счет?»

– Но не пугайтесь. Мы не предлагаем вам менять вот это. – Фрай достал из кармана упакованный в фольгу презерватив и с должной почтительностью положил его на стол. – Мы предлагаем другое. Изменить… рекламу… полностью.

«Резиновые короли» уставились на презерватив, как на живое существо.

Подавшись вперед, Фрай с обеих сторон прикрыл его ладонями.

– Самый популярный товар в мировой истории, – повторил он. – Знаете, что это такое? Любовь! Сделать непреодолимое желание действительно непреодолимым! Влечением космических масштабов! И эта штука… – он поднял презерватив и с нежностью посмотрел на него, – эта штука играет свою роль.

Вытер нос шелковым носовым платком. То ли от возбуждения, то ли от кокаина в носу словно прорвало.

– Что мы собираемся сделать, – продолжал он, – так это найти презервативу другие возможности в смысле его использования. Мы не собираемся распространяться на тему здоровья, предохранения, рекомендаций врачей – все эти истины известны детям, а они его не покупают. Нет, мы намерены представить презерватив как неотъемлемую, обязательную, весьма и весьма романтичную – именно романтичную – составную часть подготовки к делу.

Фрай заметил недоумение на лице одного из пожилых клиентов.

– Понимаете, любовные ласки.

– А-а, – дошло до клиента.

– А теперь, джентльмены, посмотрите, как мы собираемся это делать. Но прежде чем я покажу, постарайтесь представить такую картину. – Фрай понизил голос. – Вы в кино, ясно? Рядом прелестная молодая особа, на которую вы уже давно положили глаз. Сегодня у вас редкий случай. Вы обняли ее, почти касаетесь ее титечек. Может… получиться.

Саймон украдкой взглянул на старшего «резинового короля», представив, когда тот последний раз находился в обстоятельствах, с таким вдохновением нарисованных Фраем.

Фрай взмахом руки дал знать, чтобы погасили свет.

– Все готовы, – сказал он в темноту. – А теперь – алле-гоп! – все смотрим на экран.

Экран, в четыре раза больше телевизионного, вспыхнул белым светом. Сбоку маячил силуэт Фрая с нетерпеливо вздрагивающей косичкой. Глухой шорох пленки, и на экране появилось изображение: на постели, блестя искусно подсвеченной лоснящейся кожей, возлежит молодая пара, по всей видимости обнаженная. Из спрятанных в стенах динамиков доносится глухой стук баса и завывание гитары. Затем, под дерганье силуэта Фрая в ритме музыки и катание распростертых на простыне лоснящихся тел, слышится сладострастный стон:

 
Ну же… давай наденем…
О-о-о, давай наденем…
 

Молодая парочка изо всех сил старается изобразить вспыхнувшую страсть – разумеется, в рамках приличия. Арт-директор был осторожен с плавно движущимися панорамами и кадрами, избегая полностью показывать женские прелести, – на сосочки, пользуясь выражением Фрая, полное табу, тем более ни малейшего намека на пушок пониже.

 
Коль тобою движет страсть,
Ублажу тебя я.
В наслаждении любви
Ничего дурного…
 

В кадре крупным планом изящная женская рука, достающая презерватив из обертки, украшенной художественно выполненным фирменным знаком Совета по сбыту презервативов.

 
…Ну давай же, давай, давай
 

В кадре закрытые глаза, влажные губы, лоснящаяся плоть…

 
О-о-о-о… ну что же ты…
Начинай…
О-о-о-о…
 

Сбоку экрана, дергая коленями и бешено встряхивая косичкой, металась тень Фрая, а молодая пара под вздохи и охи певца продолжала корчиться в тщательно отрепетированном любовном танце. С последним долгим вздохом удовлетворенной страсти экран погас, затем на нем появился со вкусом исполненный текст, от имени Совета по сбыту презервативов призывающий надеть ЕГО.

Зажегся свет. Команда агентства попыталась отыскать на лицах клиентов хоть какую-нибудь реакцию – намек на одобрение, кивок, потрясение, ну что-нибудь. Семеро «резиновых королей», как один, усердно склонились над блокнотами. Больше ничего.

Фрай отчаянно нырнул в бездну молчания.

– Потрясающе, не правда ли? Блеск. Конечно, старый классический прием. Но должен сказать, поразительно соответствует нашему времени. А в кино все разинут рты. Вот где место для вашей рекламы – кино и телевидение. Все остальное пойдет в придачу – рекламные афиши, места продажи, радио, фирменные майки. Терри, покажи, пожалуйста, слайды.

В течение десяти минут Фрай знакомил молчащую аудиторию с вспомогательным материалом от звуковых рекламных роликов до новых образцов автоматов и маек с надписями: «Каждый должен взять с собой», а затем, чуть поярче и погромче, снова прокрутил пленку.

Громко высморкавшись, Фрай уселся на место, и в конференц-зале снова воцарилась тишина.

Саймон наклонился к старшему «резиновому королю».

– Первые впечатления?

Старший «резиновый король», глубокомысленно пыхнув сигарой, обратил взгляд на самого младшего члена Совета по сбыту презервативов – молодого человека, унаследовавшего мантию «Хайджиник сэпплайз (Базингстоук) Лтд» от своего отца. По заведенному порядку, мнения высказывались начиная с нижестоящих, дабы первый человек, прежде чем связать себя с чем-либо похожим на мнение, мог определить настроение своих помощников.

– Брайен, начни, пожалуй.

Брайен, прокашлявшись, перелистал блокнот.

– Да. Так. Должен сказать, что агентство нашло очень… э-э… эффектный ход. Очень эффектный. Разумеется, у меня возникла пара вопросов – даже имеются кое-какие сомнения, – и, возможно, преждевременно давать окончательную оценку, не ознакомившись повнимательнее с исходными данными, которые, как я понял, содержатся в предлагаемом нам документе. – Он перевел дух.

Все та же старая песня, подумал Саймон. Почему эти ублюдки ни за что не хотят сказать, что думают? Стараясь казаться невозмутимым и благожелательным, заверил:

– Убежден, что вы найдете в нем все, что вас интересует. Но было бы очень интересно узнать вашу реакцию на саму рекламу.

– Да. Безусловно, – согласился Брайен, лихорадочно листая блокнот, будто ища в нем ответ, как удержаться на заборе. Совсем не годится оказаться не на той стороне, когда будет приниматься коллективное решение. Держаться середины – вот что требуется. И еще зарезервировать путь отхода, если большинство выскажется не в пользу агентства. Комитеты, как и лодки, раскачивать не следует. Ключ ко всему в консенсусе. «Хайджиник сэпплайз (Базингстоук)» должна играть в команде. – В общем, как я уже сказал, ход эффектный, и я с удовольствием познакомлюсь с тем, как агентство пришло к такому решению. – Брайен снял очки и, преисполненный решимости, принялся энергично их протирать.

Подобная словесная трескотня, перемежаемые осторожными оговорками робкие похвалы продолжались на протяжении долгих двух часов, медленно продвигаясь вверх по иерархической лестнице. Саймон еле сдерживал зевоту. Почему всегда одно и то же? Немедленное «нет» было бы куда лучше этого переливания из пустого в порожнее, – по крайней мере, совещания были бы короче. Однако он улыбался, согласно кивал, изображал внимание и, конечно, согласился со старшим «резиновым королем», заявившим, что, прежде чем принять такое важное решение, комиссия подробно рассмотрит у себя предложения агентства – очень интересные предложения, заслуживающие рассмотрения на новых встречах в Доме резины и, словом… Все та же пустая, ни к чему не обязывающая болтовня.

И все то же «посмертное вскрытие» в конференц-зале, после того как клиенты откланялись. Упреки со стороны начальника исследовательского отдела, лишенного своего звездного часа; Дэвид Фрай, страдающий от наркотической ломки и оттого, что не оценили его труд; глубокое разочарование у остальных.

Саймон облегченно вздохнул, когда вошла Лиз, чтобы передать ему записку. Но радость была кратковременной: «В приемной миссис Шоу. Говорит, что должна Вас видеть».

Его бывшая супруга, стоя в приемной, хлопала ресницами перед бившим копытом и кокетливо приглаживающим волосы Джорданом, все знали о его привычке шарить рукой под столом на званых ужинах, привычке, по поводу которой Кэролайн с Саймоном отпускали шутки, когда еще могли шутить. Его прозвали «ценителем ляжек» и старались не сажать рядом с женами клиентов.

– Хэлло, Кэролайн. Как дела?

Она перестала хлопать ресницами и убрала с лица улыбку.

– Хэлло, Саймон.

Джордан сразу вспомнил о каком-то срочном деле.

– Рад был тебя видеть, старушка. Мне надо бежать.

Выстрелив на прощанье запонками, он неторопливо направился к лифту.

– Может быть, пройдем в кабинет? – И мимо тактично отвернувшейся Лиз Саймон проследовал за длинными ногами в короткой юбке, закрыв за собой дверь.

– Выпьешь что-нибудь?

Высокомерное покачивание головой.

– По мне, слишком рано.

Пожав плечами, Саймон подошел к стоящему в углу небольшому бару. Раздумывая, поглядел на виски и, вздохнув, налил «Перье». Кэролайн устроилась на дальнем конце кожаного дивана и задымила сигаретой, короткими, неглубокими затяжками, встряхивая головой всякий раз, когда выпускала дым.

– С чего это ты закурила?

– Сплошное расстройство. Каждый день эти строительные подрядчики, черт бы их побрал.

Наманикюренным ноготком стряхнула пепел. Цвет лака в точности совпадал с цветом губной помады. К туфлям из крокодиловой кожи подобрана такая же сумочка. Темно-коричневый тонкий шерстяной костюм оттенял более светлые каштановые волосы, а шелковая блузка гармонировала с голубизной глаз. Саймон подумал, что у нее было трудное утро, чтобы одеться будто к церемониальному обеду в «Сан-Лоренцо», да еще перед этим высидеть у парикмахера. К своему удивлению и удовлетворению, он обнаружил, что больше не находит ее привлекательной.

– Итак? – начал Саймон, присаживаясь на другом краю дивана.

– Я подумала, что будет порядочнее встретиться лично, чем общаться через адвокатов.

– Мы уже общались через адвокатов, – заметил Саймон, отхлебывая из стакана. – Забыла? Или показать счета?

– Я хочу как лучше, Саймон, – вздохнула Кэролайн. – Не хватай меня за горло. – Взглянув на него, натянула юбку, почти прикрыв колени. – Не думай, что можно хватать за что-нибудь еще.

– О’кей, будем благоразумны.

– Это все дом. Никто не укладывается в сметы, ни один из них. Драпировки, покраска, кухня – боже мой, кухня! – сплошной кошмар. Ты не представляешь.

– Похоже, как и в прошлый раз.

Кэролайн, раздавив, загасила сигарету.

– Совсем не смешно. За каждую мелочь берут больше, чем говорили. Понимаешь, намного больше. – По удивленно раскрытым глазам Саймон понял, что, как всегда, пойдут преувеличения. – А теперь все требуют платить.

– Что поделаешь, – вздохнул Саймон, – это одна из их не вызывающих удовольствия привычек. – Интересно, долго ли ждать, прежде чем она назовет сумму, прежде чем натянутая вежливость сменится угрозами, слезами и истерикой? Им овладело странное безразличие. С тех пор как они разошлись, все это повторялось десятки раз.

Кэролайн приняла его спокойствие за согласие и улыбнулась. У нее и вправду красивые зубы, подумал Саймон, ровные, с безукоризненными коронками, поставленными за двадцать пять тысяч долларов одним разбойником в Нью-Йорке.

– Я знала, что самое лучшее – прийти самой. Знала, что ты поймешь.

– Сколько?

– Ну, затрудняюсь сказать точно, потому что еще одна-две…

– Приблизительно.

– Хорошо. Тридцать тысяч, от силы тридцать пять.

Саймон подошел к бару и снова наполнил стакан минеральной водой. Взглянул на Кэролайн, закуривающую очередную сигарету.

– От силы тридцать пять, – повторил он. – Давай раз и навсегда внесем в это дело ясность. Дом я тебе купил. Ты со своими адвокатами представила смету на его ремонт. Я с ней согласился. Ты тоже. Пока все правильно?

– Это были всего лишь предположения…

– Утверждалось, что это смета. А тебе известно, что такое смета, не так ли? Это определенная сумма денег.

Кэролайн смяла в пепельнице сигарету:

– Нет никакой необходимости разговаривать со мной, как с одним из твоих занудливых подчиненных.

– Почему бы и нет? Ты же говоришь со мной, как с автоматом, выдающим наличность.

– Тридцать пять тысяч для тебя ничто. Ты богач. Мои адвокаты говорят, что ты легко отделался. Они могли бы…

– Твои адвокаты – это свора жадных, бессовестных негодяев, мухлюющих со счетами, чтобы содержать своих ублюдков в Итоне за мой счет.

Они молча уставились друг на друга. Лицо Кэролайн исказила злоба. Дальше, если Саймон даст продолжить разговор, злоба перейдет в рыдания, а если и это не сработает, пойдут оскорбления.

Он поглядел на часы:

– Слушай, извини, но я ушел с заседания.

– У тебя заседание! – передразнила она, раздраженно откинув назад волосы. – Боже, да у тебя без конца заседания. Вся наша семейная жизнь проходила между заседаниями. Я была замужем не за тобой, а за рекламным агентством, – всхлипнула она. – Если это можно было назвать замужеством. Слишком занят, чтобы взять отпуск, слишком устал, чтобы куда-нибудь пойти, слишком выдохся, чтобы…

– Кэролайн, я все это уже слышал.

– А теперь, когда я всего лишь хочу устроить свой дом, тебе это не нравится.

– Мне не нравится, когда ради паршивых диванных подушечек выбрасываются на ветер тридцать пять тысяч фунтов.

Кэролайн поднялась, со злостью сунула сигареты в сумочку и оправила юбку.

– Ладно, попробовала. Но я здесь не для того, чтобы на меня кричали. Ступай на свое бесценное совещание. – Подошла к двери и приоткрыла ее, чтобы Лиз услышала заключительную фразу. – Будешь иметь дело с моими адвокатами.

Саймон подумал было вернуться на «поминки» в конференц-зал, но решил, что не стоит. Зачем? Либо они получат заказ, либо нет, а в нынешней ситуации это его не очень волновало. Надев пиджак и попрощавшись с Лиз, он влился в предвечернюю уличную сутолоку, направляясь в свою квартиру на Рутланд-гейт.

Вытирая руки о фартук, с преувеличенным удивлением подняв брови, из кухни вышел Эрнест.

– Подумать только, пришел домой до восьми. Что стряслось? Сгорела фабрика или у резиновых людишек был прокол и они не явились?

– Нет, Эрн. Приехали и уехали. Кэролайн тоже.

– Ничего себе! То-то вижу, что ты несколько взъерошен. Полагаю, это не помешает выпить. – Продолжая говорить, налил в стакан виски и добавил льда. – Что на этот раз? Доплата за вредность проживания в Белгравии?[42]42
  Белгравия – фешенебельный квартал Лондона.


[Закрыть] Что бы ни говорили об этой молодой особе, она никогда не страдала отсутствием идей.

Саймон плюхнулся на стул. Эрнест передал ему стакан и наклонился расстегнуть пиджак.

– Если будем сидеть застегнутыми на все пуговицы, то станем похожи на гармошку.

– Да, Эрн. Твое здоровье.

– Ах, чуть не забыл. Звонили из-за кордона. Одна особа из Франции утверждает, что у нее хорошие новости. – Эрнест хитро посмотрел на Саймона. – Мне она не пожелала сказать, посему я полагаю, что дело сугубо личное. – И он вопросительным знаком навис над Саймоном.

Впервые за день Саймон рассмеялся. Должно быть, Николь.

– Думаю, это насчет выхлопной трубы.

– С трудом, но верю, дорогой. Называй это как хочешь. Во всяком случае, вот ее номер.

Эрнест удалился на кухню и, многозначительно хмыкнув, закрыл за собой дверь.

Саймон раскурил сигару. Вспомнил проведенные в Провансе дни – море света, тепла, вспомнил идеально загоревшую ложбинку на груди и направился к телефону.

– Oui?

– Николь, это Саймон. Как дела?

– Спасибо, хорошо. Твоя машина в порядке. Наконец-то этот изверг ее отремонтировал. Будем надеяться, что не украл радиоприемник.

В трубке раздался знакомый хрипловатый смех, и Саймону захотелось ее увидеть.

– Я бы с удовольствием приехал за ней, но боюсь, что это невозможно. Слишком много дел в конторе. Придется кого-нибудь послать.

– Своего джентльмена из джентльменов?

– Кого?

– Того, что говорил со мной по телефону. Похоже, страшно воспитанный.

– А, Эрнест. Верно, пошлю его. Он тебе понравится.

Минутное молчание. Слышно, как чиркнула спичка. Николь закуривала.

– У меня предложение лучше, – сказала она. – В Лондоне живет моя старая подруга. Давно приглашает. Почему бы мне не пригнать твою машину? Было бы здорово, а?

– Было бы замечательно, но я…