Текст книги "Глотка"

22

Ночной портье молча наблюдал за мокрыми следами, которые оставляли на ковре мои ноги.

– Видели, что там творится снаружи? – Это был худощавый старик с глубокими морщинами вокруг рта, в черном костюме, который наверняка был ему как раз, когда старик весил фунтов на пятьдесят больше. – Что у них там? Покойник?

– Мне он показался мертвым, – ответил я.

Портье пожал плечами и отвернулся, разочарованный моим равнодушием.

Когда Гленрой Брейкстоун взял трубку, я сказал:

– Это Тим Андерхилл. Стою внизу, в фойе.

– Поднимайтесь, если вы пришли за этим. – На этот раз музыки на заднем плане не было.

Гленрой поставил пластинку «Арт Татум» с Беном Вебстером, но она играла очень тихо. Бросив на меня беглый взгляд, он пошел в ванную за полотенцем. В комнате горела только лампа рядом со стереосистемой. За окном по-прежнему шел дождь.

Гленрой вернулся с рваным белым полотенцем и протянул его мне.

– Вытирайтесь. Сейчас найду вам сухую рубашку.

Я расстегнул рубашку и стянул ее со своего мокрого тела. Гленрой, вернувшись, протянул мне черную фуфайку, такую же, как на нем самом, только на его была эмблема Таллиннского фестиваля, а на моей над изображением улыбающегося мужчины, играющего на рояле, было написано «Брэдли».

– Я никогда там не был, – сказал Гленрой. – Просто тамошний бармен поклонник моей музыки, вот и прислал мне эту футболку. Думал, что я размером с вас.

Фуфайка была теплой и мягкой.

– Вы перенесли телескоп в спальню, – сказал я.

– Я пошел в спальню, когда услышал сирены. А когда посмотрел через улицу, перенес телескоп.

– И что вы увидели?

– Они как раз закрывали труп.

– Вы видели, кто это?

– Мне нужен новый дилер, если это то, что вы имеете в виду. Не хотите пройти в спальню? Я хочу посмотреть, что будет дальше.

Я прошел за Гленроем в его маленькую квадратную спальню. Здесь было темно, но наши силуэты отражались в висящих на стене блестящих плакатах. Встав рядом с Гленроем, я взглянул на противоположную сторону Ливермор-авеню.

Полицейские в дождевиках по-прежнему стояли вдоль загородок. По улице медленно двигались машины. Пластиковое покрывало было спущено до талии Билли Рица, и коренастый седоволосый мужчина с черным мешком склонился над трупом. Фонтейн стоял рядом. Билли выглядел как вспоротый матрас. Седей человек что-то сказал. Фонтейн закрыл лицо трупа. Затем он выпрямился и сделал знак машине скорой помощи. Двое санитаров покатили к трупу каталку. Седой человек раскрыл зонтик.

– Как вы думаете, что с ним произошло? – спросил я Брейкстоуна.

Гленрой покачал головой.

– Но я знаю, что они скажут – убийство на почве наркотиков.

Я посмотрел на него с сомнением, но Глен уверенно кивнул.

– Это точно. Они обязательно найдут что-нибудь такое у него в кармане, потому что Билли всегда носил в кармане что-нибудь такое. И этим все кончится. Им не придется заниматься остальными делами, в которые был замешан Билли.

– Вы видели слова на стене?

– Да. И что?

– Билли Риц – третья жертва «Голубой розы». Его убили, – я осекся, неожиданно поняв, где именно убили Билли Рица. – Его тело нашли там же, где в пятидесятом году убили Монти Лиланда.

– Никого уже не волнуют те давние убийства «Голубой розы». – Сделав шаг назад, он заглянул в телескоп. – И никто не станет горевать о Билли Рице, как не горевали когда-то о Монти Лиланде. Это кто – Хоган?

Я повернулся к окну и снова посмотрел на место происшествия. Это действительно был Майкл Хоган, он как раз выходил из-за угла бара. Как всегда, все тут же обернулись в его сторону.

Не обращая внимания на дождь, Хоган прошел мимо полицейских. Все расступались, давая ему дорогу. Подойдя к трупу, он попросил одного из полицейских отвернуть покрывало. Лицо Рица казалось белым пятном на мокром асфальте. Санитары ждали возле каталки, дрожа от холода. Хоган несколько секунд смотрел на тело, потом сердитым жестом руки приказал снова опустить покрывало. Фонтейн стал что-то ему говорить. Санитары спустили с каталки носилки и стали укладывать на них тело.

Гленрой отошел от телескопа.

– Хотите взглянуть?

Я приспособил угол наклона трубы под свой рост и приник глазами к латунному окошку. Это было все равно что смотреть в микроскоп.

Поразительно близко от меня смотрели друг на друга Хоган и Фонтейн. Я мог бы, если бы захотел, читать по их губам. Фонтейн выглядел подавленным, а Хоган буквально излучал гнев. С каплями дождя, блестевшими на лице, он был как никогда похож на героя кинофильмов сороковых годов. Интересно, что он думает по поводу кончины Билли Рица? Хоган повернулся к офицеру, который обнаружил тело. Я передвинул телескоп на Фонтейна, наблюдающего за работой санитаров.

– Надпись красная, – сказал Гленрой. Я по-прежнему смотрел на Фонтейна, который теперь разглядывал надпись на стене. Я хорошо видел его лицо.

– Правильно, – сказал я Гленрою.

– А в другой раз – за отелем – разве она не была черной?

– Кажется, да.

Фонтейн, вероятно, тоже сравнивал две надписи. Повернувшись, он посмотрел через улицу, в переход, в котором убили трех человек. С кончика носа Пола стекали дождевые капли.

– Забавно, что вы упомянули о Монти Лиланде, – сказал Гленрой.

Я оторвался от телескопа, и Фонтейн снова превратился в маленькую промокшую фигурку на тротуаре, среди других таких же фигурок.

– Почему это кажется вам забавным?

– Он занимался примерно тем же, чем Билли. Вы что-нибуд1 знали о Монти Лиланде?

– Он был одним из информаторов Билла Дэмрока.

– Это правда. Больше он ничего особо из себя не представлял.

– Билли Риц тоже был информатором?

– Я уже говорил вам – этот человек стоял посредине, он был посредником.

– Чьим информатором он был?

– Этого лучше не знать, – Гленрой поднял трубу телескопа. – Шоу закончено.

Мы вернулись в гостиную. Гленрой включил лампу у стола и сел.

– А как вы оказались здесь, под дождем?

– Пол Фонтейн возил меня посмотреть могилу Боба Бандольера, а когда мы ехали назад, ему передали сообщение об убийстве. Он был не в очень хорошем настроении.

– Он хотел сказать вам – о'кей, пусть он это сделал, но теперь он мертв и оставьте его в покое?

– Да, – ответил я, – и теперь я начинаю понимать почему.

Гленрой выпрямился в кресле.

– Тогда лучше следите, с кем разговариваете.

Пластинка закончилась, и Гленрой встал, чтобы перевернуть ее. Комнату заполнили звуки песни «День и ночь». Гленрой стоял у полок с пластинками, глядя в пол, и слушал музыку.

– Бен неподражаем, – сказал он.

Я подумал было, что сейчас он снимет напряжение, рассказав мне какой-нибудь анекдот о Бене Вебстере, но Глен только раскачивался в такт музыке, обхватив себя руками за плечи.

– Предположим, в районе стадиона убьют какого-то доктора, – сказал он. – Я не говорю, что так и будет – но предположим. Предположим, ему перережут горло в туалете. – Он взглянул на меня, и я кивнул, призывая его продолжать. – Предположим, я – парень, который любит время от времени ходить на футбол. Предположим, я был там в тот день и, возможно, видел знакомого парня. Его зовут, ну, например, Бастер. Бастер – не самый стоящий парень. Когда он не ворует по чужим домам, то обычно напивается в стельку. А теперь предположим, что, возвращаясь от столика с закусками, я вижу этого Бастера скрюченным под лестницей. И если бы я не знал его и его привычки валяться пьяным, вообще не понял бы, что под лестницей лежит человек, а не куча тряпья. – Я кивнул. – А теперь предположим, что детективы узнают о том, что Бастер был на той игре и докапываются до того, что он сидел в Джолиет за убийство парня в баре, а когда детектив попадает к нему в дом, он находит в ящике бумажник доктора. Как вы думаете, что произойдет потом?

– Думаю, Бастер признается и получит пожизненное заключение.

– Звучит неплохо. Для придуманной истории, – добавил Гленрой.

Я спросил Брейкстоуна, не знает ли он номер, по которому можно вызвать такси. Он взял со шкафа визитку и протянул мне, но когда я хотел взять ее, на секунду отвел руку.

– Надеюсь, вы понимаете, что я ничего не говорил, а вы ничего не слышали.

– Меня вообще здесь не было, – сказал я, и Глен отпустил карточку.

Диспетчер сказал, что такси заедет за мной в отель через пять минут. Гленрой кинул мне мою мокрую рубашку и сказал, что фуфайку я могу оставить себе.

23

Ласло Нэги, обладатель густой темной шевелюры, выбивающейся из-под коричневой твидовой кепки, начал трещать без умолку, как только я сел в его машину. Известно ли мне, что тут через улицу убили какого-то парня? Невольно вспоминаешь об этом сумасшедшем Уолтере Драгонетте, не так ли? И что вообще заставляет людей делать такие ужасные вещи? Надо быть Богом, чтобы знать ответ на этот вопрос, правда? Ласло Нэги приехал сюда из Венгрии восемь лет назад, так вот в Венгрии никогда не случались такие страшные вещи. Правда, там случались другие ужасные вещи. Как мне этот жуткий дождь? Я не знаю, сколько еще продлится этот жуткий дождь? Он может лить ровно шесть часов. А что будет потом? Потом будет туман. Туман еще хуже дождя, потому что водители не видят дороги. Туман будет два дня. За то время произойдет куча аварий. А все почему потому что американские водители не умеют ездить в тумане.

Я поддакивал в нужных местах, обдумывая все, что узнал сегодня, и что бы это значило. Уильям Фрицманн был сыном Оскара Фрицманна – теперь я понимаю пожелание старика, чтобы мы с Джоном убирались обратно в Пигтаун. Под именем Билли Рица и Под руководством полицейского-убийцы Фрицманн сделал неплохую уголовную карьеру. Он был главным владельцем «Элви холдингс», а два вымышленных директора были названы в честь отца Фи Бандольера и старого начальника отдела по расследованию убийств по имени Энди Белин. Том Пасмор был прав с самого начала. Фи Бандольер был полицейским в Миллхейвене.

Я понятия не имел, что делать дальше.

Ласло остановил машину перед домом Джона Рэнсома. Когда я расплатился с ним, он сказал, что американские деньги должны бы быть других размеров и цветов, как в Англии, Франции и Венгрии. Он все еще говорил о красоте европейских денег, когда я захлопнул за собой дверцу.

Добежав под дождем до крыльца, я открыл дверь запасным ключом. В кухне я высушил голову бумажным полотенцем и поднялся наверх, чтобы поработать немного до прихода Джона.

Часть одиннадцатая
Джейн Райт и Джуди Роллин

1

Приняв душ, я переоделся в сухую чистую одежду и, поработав около часа, присел на кровать, чтобы позвонить Тому Пасмору. В Аллентауне, штат Пенсильвания, не зарегистрировано убийство женщины по имени Джейн Райт ни в мае, ни в каком другом месяце семьдесят седьмого года, но в Соединенных Штатах много других Аллентаунов, и Том собирается обследовать их все. А как только найдет нужный Аллентаун, проверит сводки по Танженту. Том уже многое мог сказать о Фи Бандольере, и у него были кое-какие мысли относительно того, как продолжать дело. Причем все его идеи казались мне довольно опасными. Когда мы закончили, я снова почувствовал себя голодным и решил спуститься вниз посмотреть, есть ли в холодильнике что-нибудь кроме водки.

Направляясь к лестнице, я услышал, что у дома остановилась машина, и поспешил выглянуть в окно. У тротуара стояло темно-зеленое такси, по крыше которого свирепо барабанил дождь. Я сумел прочитать на дверце надпись «Такси монарх К» и местный телефонный номер. Джон Рэнсом, скрючившись на переднем сиденье, спорил о чем-то с водителем.

Я быстро кинулся в комнату для гостей и набрал телефон, написанный на дверце.

– Это Майлз Дэрроу, бухгалтер мистера Джона Рэнсома. Насколько я понимаю, мой клиент воспользовался машиной вашей компании. Мистер Рэнсом вечно теряет квитанции, поэтому не могли бы вы уточнить, где он сел в машину, куда ездил и какова приблизительная плата от места посадки до Эли-плейс. Необязательно пропускать все это через налоговую инспекцию...

– Хи-и-и, а вы хороший бухгалтер, – ответила женщина, с которой я разговаривал. – Я сама принимала вызов мистера Рэнсома. Такси приехало к нему домой, место назначения – станция обслуживания «Дасти роудз Суноко» на Клермон-роуд в Пурдуме, а потом опять на Эли-плейс. Цену назвать трудно, около шестидесяти-семидесяти долларов, но в такой день, как сегодня, возможно, побольше. И еще за ожидание.

– "Дасти роудз"? – переспросил я.

Она еще раз произнесла название.

Пурдум был миленький городишко на побережье в двадцати милях от Миллхейвена. Там находилась известная школа с пансионом, а известный игрок в поло, если кто интересуется подобными вещами, владел там конюшней и школой верховой езды. В каждой аварии, случавшейся на улицах Пурдума, участвовало не меньше двух «мерседесов». Я поблагодарил женщину за помощь, повесил трубку и прислушался к шагам Джона в гостиной. Затем медленно пошел к лестнице. В гостиной включили телевизор. Скрипнули под тяжестью тела диванные пружины.

Я стал спускаться вниз, думая про себя, что Джону следовало бы спрятать пистолет Алана где-нибудь в гостиной.

Он молча окинул меня с дивана неодобрительным взглядом. Голова его была еще мокрой от дождя, а на плечах зеленой куртки расплылись два темных пятна. На экране телевизора прекрасно одетое чернокожее семейство сидело за столом дома стоимостью в миллион долларов. Джон как следует хлебнул из стакана, наполненного прозрачной жидкостью со льдом, и я получил возможность оценить всю степень его неодобрения. Может быть, это было разочарование. Он снова взглянул на чернокожее семейство.

– Я и не знал, что ты дома, – сказал Джон, сделав ударение на местоимении.

– У меня был тяжелый день, – сказал я.

Джон пожал плечами, продолжая смотреть телевизор.

Я прошел за диваном и облокотился о крышку камина. На серо-розовом мраморе по-прежнему лежала табличка с именем Эйприл.

– Я расскажу тебе, что делал, если ты расскажешь, что делал ты.

Одарив меня сердитым взглядом, Джон театрально повернулся спиной.

– Честно говоря, я думал вернуться домой раньше тебя. Возникло одно дело, и оно заняло больше времени, чем я рассчитывал. – В телевизоре засмеялись. Чернокожий папа поставил на стол огромный кекс. – Мне пришлось съездить в офис в Аркхэме, чтобы посмотреть расписание на следующий год. Получилось так долго, потому что пришлось списывать также лекции Алана.

– Полагаю, ты вызвал такси, – сказал я.

– Да, и ждал лишние двадцать минут, пока водитель найдет нужное место. Нечего садиться за руль, если не знаешь города. И его окрестностей.

Очевидно, водитель компании «Монарх» не знал, как найти Клермон-роуд. А может, он не знал даже, как найти Пурдум.

– А что же сделал ты? – спросил Джон.

– Раздобыл весьма интересную информацию. С семьдесят девятого года «Элви холдингс» владеет домом Боба Бандольера.

– Что?! – Джон впервые взглянул на меня. – «Элви» имеет отношение к Бобу Бандольеру?

– Я как раз шел сюда сказать тебе об этом, когда из машины у тротуара выскочил Пол Фонтейн, наорал на меня за то, что полицейские из Элм-хилл сообщили ему о Бобе Бандольере.

Джон улыбнулся, представив себе эту картину.

– Но ты сумел отбиться?

– Не совсем. Закончив орать, он затолкал меня в машину и помчался как сумасшедший по шоссе. Он вез меня к Бобу Бандольеру. – Джон закинул руки на спинку дивана и наклонился в мою сторону. – Бандольер похоронен на кладбище Пайн-Нолл. Он умер в семьдесят втором году. Знаешь, сколько «Элви» заплатила за этот дом? Тысячу долларов. Скорее всего, старик оставил дом своему сыну, который продал его компании, которую сам основал, как только вернулся из Вьетнама.

– Фрицманн, – сказал Джон. – Я так и знал. Потрясающе!

– Не успели мы доехать обратно – как раз начался дождь, – как Фонтейн получил по рации сообщение и быстро погнал на угол Шестой и Ливермор. А там, перед баром «Часы досуга», нашли тело Уильяма Фрицманна. Оно лежало под надписью «Голубая роза». Он оказался сыном Оскара Фрицманна.

Джон буквально замер от изумления. Он забыл даже о своей выпивке.

– Фрицманн был известен также как Билли Риц. Он был посредником по продаже наркотиков в районе отеля «Сент Элвин». И еще он имел связи с каким-то миллхейвенским полицейским. Думаю, что этот полицейский – повзрослевший Фи Бандольер. Думаю, что он убивает людей ради собственного удовольствия и занимается этим достаточно давно.

– И может покрыть эти убийства, потому что он полицейский?

– Ты прав.

– Значит, нам надо узнать кто он. Мы должны его разоблачить. Я должен был сказать то, что должен был сказать.

– Джон, есть еще кое-что, что делает неважной всю только что сообщенную мною информацию. Уильям Фрицманн и Боб Бандольер, и «Зеленая женщина» не имеют никакого отношения к тому, как умерла твоя жена.

– Ты совсем запутал меня.

– Все это становится неважным, так как ты сам убил свою жену.

Джон начал было говорить что-то, но тут же осекся. Он покачал головой и попытался улыбнуться. Я только что объявил, что земля плоская и если долго идти в одном и том же направлении, рано или поздно упадешь с нее.

– Надеюсь, ты шутишь, – сказал Джон. – Но должен тебе заметить, это не смешно.

– Давай просто представим, что это правда. Ты узнаешь, что Барнетт предложил ей интересную новую работу в Сан-Франциско. Алан тоже знал об этом, хотя он слишком болен, чтобы помнить подробности.

– Да, конечно, – сказал Джон. – Так ты решил продолжить свои шутки?

– Если бы Эйприл предложили такую работу, ты хотел бы, чтобы она согласилась? Думаю, тебе бы больше понравилось, если бы она вообще бросила работу. Успех Эйприл всегда ставил тебя в неловкое положение – ты хотел, чтобы она оставалась такой, какой была, когда вы встретились впервые. Возможно, она говорила, что хочет уволиться через пару лет.

– Я ведь рассказывал тебе об этом. Она была не такой, как остальные служащие Барнетта, – работа была для Эйприл одной большой шуткой.

– Она была не такой, как все, потому что была гораздо лучше всех. В то же время, давай признаемся друг другу, твоя карьера оказалась под угрозой. Алан продержался последний год только потому, что ты водил его за ручку.

– Это неправда, – возразил Джон. – Ты видел, как он держался на похоронах.

– То, что он взял себя в руки в тот день, было потрясающим актом безграничной любви к дочери, и я никогда этого не забуду. Но он знает, что не может больше преподавать. Алан сам говорил мне, что боится потопить тебя.

– Есть другие работы, – сказал Джон. – И какое все это имеет отношение к Эйприл?

– Ты был правой рукой Алана Брукнера, но так ли много у тебя было самостоятельных публикаций? Тебе дадут должность профессора на другой кафедре?

Тело его напряглось.

– Если ты думаешь, что я собираюсь слушать, как ты хоронишь мою карьеру, то ошибаешься.

Поставив стакан на стул, он подался ко мне всем телом.

– Послушай меня минутку. Ведь именно так будет рассуждать полиция. Тебя раздражал успех Эйприл, но она была тебе нужна. Если Эйприл могла заработать восемьсот тысяч долларов только для своего отца, то сколько же она могла заработать для себя? Пару миллионов? Достаточно денег, чтобы уйти на покой.

Джон заставил себя рассмеяться.

– Значит, я убил ее из-за ее денег.

– Человек, которого я ездил повидать в нижний город, – Байрон Дориан.

Джон откинулся на спинку дивана – с лицом его происходило что-то странное. Оно меняло цвет, причем это было мало похоже на румянец.

– Предположим, Эйприл с Байроном встречались раза два в неделю. У них было много общих интересов. Предположим, у них был роман. Может быть, Байрон подумывал о том, чтобы поехать вслед за ней в Калифорнию. – Лицо Джона сделалось багровым. – Я уверен, что Алана она собиралась забрать с собой. Готов спорить, что в ее кабинете было несколько брошюр о Сан-Франциско. Значит, сейчас они в руках полиции.

Джон облизал губы.

– Этот напыщенный самодовольный юнец навел тебя на такие мысли? Он сказал, что спал с Эйприл?

– Ему не было необходимости говорить это вслух. Он любил Эйприл. Они ходили вдвоем в то уединенное место во Флори-парке. Как ты думаешь – что они там делали?

Джон тяжело дышал не в силах произнести ни слова. Я подумал, что много лет назад Эйприл наверняка водила на это место и его. Выражение лица Джона вдруг смягчилось.

– Ты почти закончил? – спросил он.

– Ты не мог этого выдержать, – продолжал я. – Ты не мог удержать Эйприл, но не мог и потерять ее. Тогда ты разработал план. Ты попросил Эйприл отвезти тебя куда-то в ее машине. Ты завел ее в уединенный район парка. Как только она открыла рот, ты принялся бить ее и избил до полусмерти. Может быть, избив, ты ударил ее ножом. Может быть, ты был уверен, что она мертва. Машина наверняка была залита кровью. Потом ты отвез ее к отелю «Сент Элвин», внес в здание через задний ход и поднялся по лестнице для обслуги к номеру двести восемнадцать. Там давно не разносят еду в номера, горничные по ночам не работают, и почти всем, кто там живет, больше семидесяти лет. То есть после полуночи в коридорах никого не бывает. У тебя осталась связка ключей от номеров. Ты знал, что комната пуста. Ты положил ее на постель и снова ударил ножом, а потом написал на стене слова «Голубая роза».

Джон смотрел на меня с напускным безразличием – я снова пытался объяснить, что земля плоская.

Потом ты отвез машину к дому Алана и спрятал ее в гараже. Ты знал, что он никогда ее не увидит – Алан даже не выходил из дома. Ты вытер следы крови. Ты думал, что можешь держать машину в гараже вечно и никто не найдет ее там. Но потом ты вызвал сюда меня, чтобы замутить воду, сделать так, чтобы все вспомнили о старых убийствах «Голубой розы». Я стал проводить много времени с Аланом, так что гараж не был больше безопасным местом. Тебе надо было перепрятать «мерседес». Ты нашел гараж неподалеку, заплатил за техосмотр и уборку в салоне и держал там машину около недели.

– Мы по-прежнему обсуждаем гипотезы?

– Скажи мне ты, Джон, я хочу знать правду.

– Тогда, думаю, я же убил Гранта Хоффмана, я же отправился в больницу и прикончил Эйприл.

– Ты не должен был дать ей очнуться, не так ли?

– А Грант? – Джон все еще старался казаться спокойным, но лицо его пошло пятнами.

– Ты действовал по определенной схеме. Хотел, чтобы я и полицейские решили, что убийца «Голубой розы» опять принялся за свое. Ты выбрал парня, которого не опознали бы никогда, если бы на нем не оказались вещи твоего свекра. Но даже когда мы осматривали тело, ты продолжал настаивать на том, что это простой бродяга.

Джон монотонно двигал челюстями.

– Мне нетрудно было догадаться, что ты вызвал меня сюда, чтобы использовать.

– Ты стал говорить уже не о гипотезе. Если ты расскажешь это кому-нибудь, то, пожалуй, сумеешь убедить, что все это правда. Иди наверх и собирай вещи, Тим. Ты уезжаешь.

Джон стал вставать с дивана, и в этот момент я произнес:

– А что будет, если полиция отправится в Пурдум, Джон? Ты отвез ее машину в Пурдум?

– Черт бы тебя побрал! – воскликнул Джон, прежде чем броситься на меня.

Он достиг своей цели, прежде чем я успел перехватить его. От Джона исходил запах пота и алкоголя. Я ударил его в живот, но он только хрюкнул, пытаясь оторвать меня от камина. Сомкнув руки у меня за спиной, Джон словно пытался задавить меня до смерти. Два или три раза я ударил его по уху, потом попытался оторвать от себя, упираясь руками в его подбородок. Наконец он разжал руки и попятился. Я снова ударил его в живот. Джон сделал несколько шагов назад, не сводя с меня глаз.

– Ты убил ее, – сказал я.

Джон снова бросился на меня, я схватил его за плечи и попытался отшвырнуть в сторону. Джон поднырнул мне под локоть, обхватил рукой за талию и попытался кинуть через плечо. Я схватил с камина бронзовую табличку и обрушил ему на шею. Рэнсом толкнул меня назад всем своим весом. Нога подвернулась, и я рухнул на мраморную приступку камина с такой силой, что из глаз, казалось, посыпались искры. Руки Рэнсома сжали мою шею, а я снова ударил его табличкой. Мускулы мои были точно ватные. Собрав последние силы, я вложил их в еще один удар.

Джон ослабил хватку. Силы словно оставили его, он просто давил на меня, как мешок с песком. Грудь его тяжело вздымалась, изо рта вылетали хриплые звуки. Секунду спустя я осознал, что он вовсе не умирает. Джон плакал. Я выполз из-под него и лежал, тяжело дыша, на ковре. Я разжал пальцы, продолжавшие держать табличку. Джон плакал, свернувшись калачиком и закрыв руками голову.

Через некоторое время я встал, опираясь на крышку камина. Мы боролись минуту или две, но меня словно избили бейсбольной битой. Я все еще чувствовал на шее руки Рэнсома.

Джон лежал грудью на мраморной приступке, а живот и ноги его были на ковре. Среди волос его виднелся длинный порез. Джон залез в карман брюк, вынул оттуда синий носовой платок и приложил к ране.

– Ты настоящий негодяй, – сказал он.

– Расскажи мне, что случилось, – предложил я. – Только на сей раз правду.

– У меня кровь, – он поглядел на платок и снова приложил его к ране.

– Потом заклеим пластырем.

– Как ты узнал о Пурдуме?

– Я очень хитрый. Так где же машина, Джон?

Он попытался подняться и застонал от боли.

– Она там, в гараже. В Пурдуме. Мы с Эйприл могли бы удалиться туда на покой. Очень красивый городок.

Люди вроде Дика Мюллера перебирались в Ривервуд. А такие, как Джон Рэнсом, уходили на покой в Пурдум.

Джон сел, прижимая платок к голове. Мы сидели по разные стороны камина. Джон отер лицо рукой и посмотрел на меня больными, красными глазами.

– Извини, что набросился на тебя так, но ты надавил на меня, и я сорвался. Я не поранил тебя?

– Так случилось и с Эйприл? Ты сорвался?

– Да, – поморщившись, Джон медленно кивнул головой. – Я не хотел рассказывать тебе обо всем этом, потому что ужасно выгляжу в этой истории. Но я пригласил тебя не для того, чтобы использовать – ты должен это знать.

– Тогда расскажи мне, что случилось.

Джон вздохнул.

– Ты почти обо всем догадался правильно. У Барнетта состоялся конфиденциальный разговор с Эйприл о ее переезде в Сан-Франциско. Я не стал выходить из себя, но я хотел, чтобы она выполнила условия нашего соглашения – уволиться, как только докажет, что способна выполнять работу у Барнетта. Но потом ей понадобилось доказать, что она самый замечательный брокер и аналитик на Среднем Западе. Дошло до того, что я видел жену только по выходным и то не всегда. Я очень не хотел, чтобы Эйприл ехала в Калифорнию. В конце концов она могла открыть свой офис и здесь, если уж ей так хотелось. Все было бы хорошо, если бы не этот проклятый хлыщ. – Он снова посмотрел на меня. – Сначала у Дориана была интрижка с Кэрол Джадд, владелицей галереи, которая познакомила его с Эйприл. Ты знал об этом?

– Догадывался, – сказал я.

– Этот парень – настоящая дрянь. Он специально обхаживал женщин старше себя. Не понимаю, что нашла в нем Эйприл. Наверное, мерзавец хорошо знал свое дело.

– Как ты узнал об этом.

Джон снова разглядывал свой платок. Я не видел ранки, но платок был мокрым от крови.

– Мы не могли бы пройти к аптечке? Мне надо обработать рану.

Я встал, все суставы мои болели. Джон поднялся, опираясь на мою руку, постоял несколько секунд и двинулся к лестнице.