Текст книги "Расколотый берег"

– Я так и знал!

– Новый Южный получил указание следить за «тойотой», зарегистрированной на Мартина Геттигана, Холт-стрит, четырнадцать. Мальчишки ездят на ней.

– Ну-ну. Может, надо смотаться навестить Мартина? – сказал Хопгуд.

– Глупость несусветная, – ответил Кэшин.

– Это ты мне говоришь?

– Не говорю, а так, намекаю.

– Да пошел ты со своими намеками знаешь куда!

– Узнаю – сообщу.

– Ну, спасибо! – ответил Хопгуд. – М-да, замечательная у нас служба.

Кэшин позвонил Виллани.

– О господи! – откликнулся тот. – Застрял ты там, что ли? У меня новость. Машину видели в Гулберне, в ней три человека. Похоже, твои мальчики едут домой.

– Три?

– Может, подвозят кого-то.

– Ты знаешь, что Люк Эриксен – племянник Бобби Уолша?

– Знаю, и что?

– Просто так, к сведению. Будешь их перехватывать?

– Мне тут гонки с преследованиями не нужны, – ответил Виллани. – Они ведь как дважды два собьют какую-нибудь семью в фургончике, в живых останется только собака. Вот тогда уж точно на меня все повесят.

– Ну и как быть?

– Мы за ними будем всю дорогу следить, если только у меня получится заставить этих сельских козлов серьезно отнестись к режиму тревоги, а не искать всю смену, кому бы задрать юбку.

– Если они вернутся сюда, это будет забота Хопгуда, – сказал Кэшин.

– Нет, – ответил Виллани, – не Хопгуда, а твоя. Хорош уже симулировать. Надо постараться, чтобы у нас не получилось дурацкой операции вроде тех, что показывают по телевизору. Усек?

– Усек, – ответил Кэшин. – Что бы это ни значило.

– Не спрашивай. Я ведь из Шеппартона.

****

Хопгуд позвонил в три часа дня.

Кэшин был в Порт-Монро, смотрел, как на заднем дворе в мусорной куче копались чайки, – собаки их не беспокоили.

– Эти идиоты из Даунта едут сюда, – сообщил Хопгуд. – Смотри, перекуров не устраивай, они будут где-нибудь к полуночи. – Он приостановился и договорил: – Я так понимаю, ты же теперь босс.

– Теоретически да, – ответил Кэшин. – Ладно, я буду через час.

Он зашел домой, покормил собак. Им не нравились такие крутые перемены в жизни: обычно сначала они гуляли, а потом ели. Ребба нигде не было видно. Кэшин черкнул ему записку насчет собак и отправился в Кромарти.

Хопгуд находился у себя, в небольшом, но аккуратном кабинете, где на полках рядами стояли папки и все документы – входящие и исходящие – были разложены в полном порядке. Он сидел без пиджака, в белой рубашке с рукавами, застегнутыми на запонки.

– Садись, – пригласил он.

Кэшин сел.

– Ну и как же ты будешь разбираться с этим делом? – нарочито скучным голосом поинтересовался Хопгуд.

– Буду слушать, что мне советуют.

– Ё-мое, ты же босс, ты и советуй.

У Кэшина зазвонил мобильник. Он вышел в коридор.

– Племянник Бобби Уолша, – заговорил Виллани. – Я тебя понял. Будем действовать по инструкции. К тебе тут едет один кадр, Пол Дав, сержант уголовной полиции. Перевелся из федералов, строит из себя бог знает кого, никто с ним работать не хотел, но парень сообразительный, поэтому я его взял. Он учится еще, из кожи вон лезет, молодец.

«Из кожи вон лезет»… Так говорил Синго. Оба они были детьми Синго и, сами того не замечая, вставляли его словечки в свою речь.

– Он что, возьмет дело в свои руки? – спросил Кэшин.

– Нет-нет, ты.

– Да?

– Что «да»?

– Ладно, проехали.

– Он из коренных. Это комиссар хочет, чтобы он тут поработал.

– Я уже запутался во всем этом. Просто черная ночь.

– Не прикидывайся наивным дурачком, я что, не знаю тебя? – ответил Виллани. – Ты мне рассказал о Бобби Уолше, да еще представил жуткий рапорт из Кромарти. Две смерти в камерах, прочие подозрительные штучки.

– Ну и?

– Ну и… Когда ребятишки доберутся сюда, они уже порядком устанут. Пусть едут по домам, отсыпаются. А когда придут в себя, часа через два или около того, ты тут как тут. Без шума и пыли. Тихо-мирно.

Виллани отключился. Кэшин вернулся в кабинет Хопгуда.

– Виллани звонил, – сказал он. – Предлагает брать парней на дому.

– Где?

– На дому. Вытащить прямо из постели.

– О господи! – воскликнул Хопгуд и взволнованно запустил руки в волосы. – Послушай меня, пока не поздно. Ты не можешь просто пойти ночью в этот чертов Даунт и арестовать человека. Там же аборигены. Знаешь, чем все закончится? На нас полезет вся улица, весь этот городишко, сотни этих черных харь. – Хопгуд поднялся, подошел к окну, сунул руки в карманы. – Передай своему черномазому другу: пусть подтвердит, что будет отвечать за весь ход операции. И он, и ты.

– Что посоветуешь? – спросил Кэшин.

– Перехватить этих козлов на въезде в город. Ни риска, ни проблем.

Кэшин опять вышел из кабинета и набрал Виллани.

– Тут есть мнение, что соваться с этим в Даунт можно только на армейском вездеходе – натуральный, в общем, «Черный ястреб».[24]24
  «Черный ястреб» – выпущенный в 2001 г. фильм Ридли Скотта об операции американского спецназа в Сомали.


[Закрыть] Хопгуд считает, что проще перехватить их на въезде. Я бы к нему прислушался.

Виллани грустно вздохнул:

– Уверен?

– Кто его знает? Когда я был мальчишкой, Даунт был совсем другим.

– Джо, комиссар меня замочит.

Кэшину сейчас больше всего хотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда.

– Ты не преувеличиваешь? – спросил он. – Всего-навсего три пацана в пикапе. Что здесь сложного?

– А кто по телевизору будет объяснять, что случилось с родственником Бобби Уолша?

– Не я, – ответил Кэшин. – Я спрячусь в шкафу, и пусть этот твой Дав отдувается.

– Да пошел ты, – беззлобно сказал Виллани. – Это я так, любя. Ладно, давайте.

Кэшин передал беседу Хопгуду.

– Разумно, – ответил тот, по-прежнему глядя в окно. – Ну наконец-то.

– Они присылают нам одного. Комиссар хочет, чтобы здесь поработал офицер из аборигенов.

– Как будто своих мало, – сказал Хопгуд. – На кой нам еще одна черная морда?

– Посидеть можно? – спросил Кэшин.

Хопгуд улыбнулся, обнажив передние зубы со щербинкой посредине.

– Что, мы уже устали? Шел бы на пенсию, старая ты рухлядь. Поехал бы куда-нибудь, погрелся.

Кэшин усилием воли заставил мускулы лица не дрогнуть, посмотрел в окно, помолчал, посчитал про себя. Ничего, придет еще день, час, минута. Наступит еще миг.

* * *

Царил обычный беспорядок: сдвинутые столы, разбросанные папки, немытые кружки на сушилке. Кто-то задвинул в угол сумку с семью клюшками для гольфа, собранными из разных комплектов.

Кэшин как раз доедал кусок пирога, дешевой мясной размазни, когда дверь открылась и Хопгуд пропустил вперед Дава.

– Наблюдатель прибыл, – объявил он и исчез.

Даву оказалось чуть за тридцать. Это был высокий худощавый мужчина с коротко стриженными, точно у наемного убийцы, светло-каштановыми волосами, в круглых очках без оправы. Он положил свой кейс на стол, и новые знакомые пожали друг другу руки.

– Начальство хочет, чтобы при аресте племянника Бобби Уолша присутствовал коренной, вот меня и прислали, – произнес Дав сипло, как будто его ударили по адамову яблоку.

– Яснее не скажешь, – откликнулся Кэшин.

Дав немного посмотрел на Кэшина, огляделся.

– Слышал о вас. Где мне расположиться?

– Где хотите. Ели?

– Да, перекусил по дороге. – Дав скинул черное пальто, под которым обнаружился черный же кожаный пиджак. – Отдохнуть надо, пожалуй, – сказал он, открывая кейс.

Кэшин не имел ничего против. Он завернул остатки пирога в бумагу, сунул их в мусорную корзину и вернулся к «Ностромо»[25]25
  «Ностромо» (1904) – роман английского писателя польского происхождения Джозефа Конрада (наст, имя Юзеф Теодор Конрад Коженёвский, 1857–1924).


[Закрыть] Джозефа Конрада. Он и сам не понимал, для чего стремился прочесть все его книги. Может быть, потому, что Винченция рассказывала об этом Конраде, поляке по происхождению, который выучился писать по-английски. Кэшин подумал, что как раз такая книга ему и нужна, – и писатель, и читатель оказывались как бы на чужой территории.

Зазвонил его мобильник. Это опять была мать.

– Майкл еще раз позвонил, – сказала она.

– Сиб, мы тут запарились немножко. Будет время – позвоню, ладно?

– Мне как-то неспокойно, Джо. Ты же знаешь, я без повода никогда…

Кэшин хотел было подтвердить, что да, прекрасно знает, но она продолжила:

– Позвони прямо сейчас, Джо. Минутное ведь дело! Позвони быстренько, и все.

– Ладно-ладно, позвоню. Честное слово.

– Вот и молодчина! Спасибо тебе, Джозеф!

Позвонить Майклу… Майкл навестил его в больнице, один раз. Он так и простоял у окна, разговаривая оттуда, ответил на три телефонных звонка и сам кому-то позвонил. Уходя, он бросил: «Опасная у тебя работенка вообще-то». И улыбнулся противной улыбочкой начальника, как бы намекая: «Ближе все равно не подойду. Может, когда-нибудь придется с тобой расстаться».

Хопгуд просунул голову в дверь:

– Звонил Кобхем, с заправки «Бритиш петролеум». В машине трое.

Заправка была в ста сорока километрах от участка.

Кэшин вышел пройтись, купил сигарет, снова поддавшись искушению. Вечер выдался холодный, капли дождя косо летели под западным ветром, последние листья как будто заигрывали с обрывками газет в свете уличных фонарей. Он закурил и зашагал мимо построенных из базальта домов, миновал мрачное здание суда, где молодые люди частенько обретали не желавших их знать отцов, завернул за угол, начал подниматься вверх по склону, мимо темных магазинов к бывшему зданию Банка Содружества, где теперь разместились лавка, торговавшая цветами и сувенирами, и туристическое агентство.

Здесь, на холмах Кромарти, в девятнадцатом веке выросли каменные и кирпичные дома первых местных богатеев – торговцев зерном и шерстью, оптовиков, владельцев мельницы, пивоварен, литейных мастерских, заводика, где делали джутовые мешки, ледников, завода по разливу минеральной воды, крупных землевладельцев, докторов и юристов.

В детстве каждая поездка в город становилась для Кэшина событием. Выезжали они в субботу утром в «кингсвуде», отец всегда с порезами от бритвы, зачесанными назад черными блестящими волосами, а мать – в особенном платье, которое она надевала только в город. Кэшину вспомнилось, как она гладила отца по затылку рукой с ярко-розовым маникюром.

Он снова завернул за угол, у паба «Регент», из-за желтых окон которого раздавался шум, словно там не переставая бились волны. Когда с магазинами и покупками бывало покончено, Мик Кэшин и его брат Лен заглядывали в «Регент», перед тем как возвращаться домой. Он высаживал Сибил с мальчишками на берегу, а сам отправлялся в паб. В маленьком ларьке они покупали чипсы, шли на длинный пирс и глазели на лодки и рыбаков. Потом возвращались по той самой улице, по которой он шагал сейчас. Кэшин вспоминал, что Майкл всегда держался особняком, плелся позади, не пропускал ни одной витрины. Машину было нечего искать – она всегда стояла где-нибудь возле паба. Они садились и ждали Мика Кэшина. Майкл брал с собой учебники, делал домашнее задание, чаще всего математику. Мать читала вслух загадки из книжки – Джо их просто обожал, помнил наизусть все до единой. Майкл был выше этого.

Мик Кэшин и дядя Лен переходили дорогу, смеялись, обнимали друг друга за плечи. Лена тоже уже не было – его убил приступ астмы.

Кэшин почувствовал, как в лицо ему дует ветер и волосы пахнут солью. В нем проснулся тот давний мальчишка. Он завернул за угол и вернулся к себе, в затхлое помещение участка, где за конторкой сидели двое немолодых уже людей, а дежурный полицейский со страдальческим видом чесал в затылке. Кто-то в камере то ли грустно пел, то ли стонал.

В участке были Хопгуд и четверо в гражданском. Один – худощавый, лысоватый – жевал гамбургер и заедал его ломтиками жареной картошки, макая их в томатный соус. Дав стоял у кипятильника и наливал кипяток в пластиковый стакан.

– Привет, турист, – произнес Хопгуд. – Тут один у Хоскинсона сообщил, что они проехали. У нас с вами, стало быть, минут пятьдесят.

Без лишних слов Хопгуд подошел к белой доске, испещренной следами пометок с тысяч прошедших здесь брифингов, и набросал схему дороги.

– Скорее всего, эти кадры поедут к Донни или к Люку, – начал он. – Разницы нет, они живут по соседству. Едут они по Сток-ярд-роуд. Там как раз стоит наша машина. У них поломка, так что заодно они и сообщат мне, когда парни проедут. Когда они свернут на Андерсен-роуд, вот сюда, на второй светофор, то поедут или направо, или прямо, потом по Кардиган-стрит, и свернут направо. – Ручка Хопгуда прочертила путь дальше, до Кромарти. – Там всегда полно машин. Возьмем их вот здесь, где одна полоса. – Он ткнул в перекресток. – Лэмбинг-стрит и Сток-ярд-роуд. – Дальше по дороге он поставил крестик. – Вот. Автомастерская Голдинга. Престон и Ка-Ди, встаете здесь, развернувшись в сторону города. Вы будете третьей группой. Я вам подскажу, когда выдвигаться, будете ехать впереди пикапа. Когда подъедете к светофору на Лэмбинг, там будет гореть красный, пока мы всё не закончим. Понятно?

Все закивали, а тот, что ел гамбургер, громко рыгнул.

– Дальше, когда машина потащится за вами, – продолжил Хопгуд, – вы, ребятки, сидите тихо как пришитые. Ждете, ясно вам? Ллойд, Стегги и я, то есть первая группа, пристроимся в «крузере» им в хвост и быстренько выскочим. – Хопгуд приостановился и почесал под носом. – Да, вот еще что… Ллойд, Стегги и все остальные. У меня тут есть указание, что теперь с этими дебилами ничего – ничего, понятно – не должно случиться! – Он внимательно обвел взглядом всех, кроме Кэшина и Дава. – Ну вот. Что-нибудь не так пойдет, сразу сматываемся. Мы этих обалдуев измором возьмем. Здесь не отдел спецопераций. Старший сержант Кэшин, хотите сказать что-нибудь?

Кэшин ответил не сразу:

– Я пообещал инспектору Виллани и комиссару по уголовным делам, что семеро опытных офицеров доставят троих ребятишек на допрос без всяких проблем.

Хопгуд кивнул:

– Так. Детективы Кэшин и Дав, вы будете второй группой в машине следом за ними. Ваша помощь вряд ли понадобится. Вопросы есть? Нет? Тогда пошли, я еще раз со всеми переговорю. Позывной – «Сэндвич». «Сэндвич», запомнили?

– А если у них приемник настроен на полицейскую частоту? – спросил Престон.

Жидкие усики под большим носом делали его похожим на грызуна.

– Да ты смеешься, – ответил Хопгуд. – У этих долбоклюев из Даунта?

Вошел полицейский в форме и доложил:

– Третий человек в машине, скорее всего, тоже родственник, Кори Паскоу. Он возвращается из Сиднея.

Все оделись и вышли на парковку за участком – небольшой мощеный дворик, вырезанный прямо на каменистом склоне.

– Берите «фэлкон», – посоветовал Хопгуд Кэшину. – Хоть и драндулет на вид, но еще ничего.

Выехали колонной – впереди «лендкрузер» Хопгуда, потом Кэшин и Дав, а за ними, в белом «коммодоре», Престон и Ка-Ди. Дождь уже лил вовсю, в лужах отражались огни машин, неоновые вывески магазинов – красные, белые, синие, зеленые и желтые. Они пересекли шоссе и двинулись дальше, по окраинам, мимо ипподрома, игровых площадок, к старым скотобойням. Это и была Сток-ярд-роуд, по которой сейчас им навстречу ехали мальчишки.

– Этот тип знает, что делает? – спросил Дав, зарываясь подбородком в воротник куртки.

– Хочется верить, – ответил Кэшин.

В машине воняло сигаретами, потом и картошкой, жаренной на старом масле.

– «Сэндвич», – третьей группе, – раздался из рации голос Хопгуда. – Объект на подходе, выйду на связь через двадцать пять минут.

– Третья группа, вас понял, – ответил, кажется, Ка-Ди.

Справа показалась автомастерская Голдинга – большое жестяное сооружение под сиреневой вывеской. В зеркало заднего вида Кэшин увидел, как в белом «коммодоре» потушили фары.

Дождь хлестал как бешеный. Кэшин переключил дворники на ускоренный режим.

– «Сэндвич» – первой группе, – заговорил Хопгуд. – Поворачивает налево.

– Группа два, понял, – отозвался Кэшин и двинулся за «крузером» по грязной и скользкой обочине. Оба остановились, так же одновременно развернулись. Он встал сзади, выключил все фары.

В окно постучали. Он открыл.

– Не глуши мотор, поедешь сразу за нами, – велел Хопгуд. – Радиосвязь прекратить.

– Ладно.

– Дождь еще этот чертов! – досадливо произнес Хопгуд и исчез в темноте.

Кэшин закрыл окно. Они сидели молча. Заныло бедро, он хотел было попробовать дыхательную гимнастику, но не получилось – каждую минуту-другую надо было шевелиться, перемещать вес на менее чувствительные нервы.

– Я закурю, ничего? – спросил Дав.

– Давай вместе.

Кэшин щелкнул зажигалкой, взял у Дава сигарету и слегка приоткрыл окно. Сигарета Дава светилась в темноте красным угольком. Молчали они недолго – никотин кому хочешь развяжет язык.

– Часто? – начал первым Кэшин.

Дав повернулся к нему, сверкнув белками.

– Что – часто?

– Ну, часто представляешь коренных?

– Виллани спасибо скажите. Говорит, его просто задолбали этой связью с Бобби Уолшем. Знаете, почему я от федералов ушел? Неохота быть образцово-показательным полицейским из коренных.

– Я в начальную школу с Бобби Уолшем ходил, – начал было Кэшин, но тут же пожалел.

– А я думал, он из Даунта.

– Там тогда школы не было. Все в Кенмар ходили.

– Так вы знакомы?

– Меня-то он вряд ли помнит. Вот, может, брата моего двоюродного, Берна… Там одна компания была, обзывали всех.

«Ну и чего ты об этом заговорил! – мысленно выругал себя Кэшин. – Подлизываешься к нему, что ли?»

Опять стало тихо, даже двигатель не урчал. Кэшин тронул педали, и мотор тихонько заработал.

– Как обзывали?

– Черномазый, негритос, сам знаешь как.

Разговор прервался. Дав попыхивал сигаретой.

– А брат твой двоюродный здесь при чем?

– Мать у него из аборигенов. Тетка моя, Стелла, из Даунта.

– Ты, значит, аборигенам свояк.

– Ага, вроде того.

Лежа в больнице, он вдруг задумался, почему никогда на защищал своих двоюродных, Дугью, вместе с Бобби Уолшем и другими ребятами из Даунта, когда белые обзывали их черномазыми и негритосами. Он всегда уходил. Его никогда не обзывали, да его это и не сильно волновало. Однажды он рассказал о драках отцу. Мик Кэшин как раз чинил трактор, старый «мэсси-ферпосон», и выкручивал большими пальцами свечи зажигания.

– Пока не начнут проигрывать, не ввязывайся, – посоветовал отец. – А вот после давай, настучи им по башкам. Правильно сделаешь. Материно семейство.

Когда тетя Стелла взяла его к себе, Дугью уже перестали обзывать. Они обошлись без посторонней помощи. Задевать их боялись: они всегда держались вместе.

Кэшин смотрел на главную дорогу. Проехала машина. «Крузер» не сдвинулся с места. Он включил дворники. Дождь становился сильнее. Пора было завязывать с этим делом – такой хлестал ливень.

Сверкнули огни следующей машины.

Впереди зажглись красные фары. Хопгуд стронулся с места.

– Поехали, – произнес Кэшин.

* * *

Дождь бесновался, и дворники «фэлкона» просто не успевали за ним.

Хопгуд, ни на миг не задерживаясь на перекрестке, резко свернул вправо.

Скорость росла. Пятьдесят, восемьдесят, девяносто, сотня… и всё. Больше выжать из «фэлкона» было невозможно, что-то в нем работало не так.

Кэшин почувствовал, как завиляло переднее колесо, подумал, что может не справиться с управлением, сбросил скорость.

Свет задних фар машины Хопгуда тонул в мрачном сумраке ночи.

Глупо. Ну кто так делает?

– Свяжись с Хопгудом, – распорядился Кэшин. – Что еще за фигня?

Дав взялся за микрофон:

– «Сэндвич»-два – «Сэндвичу»-один. Прием.

Ответа не последовало.

Автомастерская Голдинга осталась слева, неоновая вывеска светилась размазанным красным пятном в мокрой темноте ночи. Первая машина, третья группа, Престон и Ка-Ди, сейчас они уже должны быть там, впереди машины, должны отключить сигнал светофора.

– Отмена, – бросил Кэшин. – Скажи ему.

– «Сэндвич»-один, отмена, отмена, принято? Подтвердите.

Четыре машины мчались под струями ливня в непроглядной тьме ночи.

Сигнал должен быть красный. Престон затормозит перед ним.

А за ним остановится «тойота». Трое пацанов в двухместной кабине. Ехали долго, устали. Зевают. Мечтают о доме и постели. Это они уложили Бургойна? По крайней мере один из них должен знать, кто снял часы с запястья старика.

– Повторяю: отмена, отмена, – продолжал Дав. – Подтвердите, подтвердите.

– Повторите, «Сэндвич»-два, вас не слышно.

Доехали до последнего поворота всё в том же ливне. Впереди показался перекресток Лэмбинг-стрит. Кэшин только и видел что желтый свет уличных фонарей по обеим сторонам.

– «Сэндвич»-один, отмена, отмена, принято? Подтвердите.

Кэшин сбросил скорость и вошел в поворот.

Красный свет впереди. «Крузер».

Остановился.

Кэшин ударил по тормозам, и «фэлкон» занесло, он едва совладал с управлением.

– Вот черт! – выругался Дав. – «Сэндвич»-один, отмена, отмена, повторяю: отмена, отмена. Подтвердите, подтвердите.

Кэшин в кромешной тьме остановился за «крузером». Распахнулись три дверцы.

– Пошли! – резко бросил он, чувствуя, что все идет не по плану.

Дав первым обежал вокруг «фэлкона», Кэшин налетел на него, оба чуть не упали, ничего не видя за стеной дождя.

На встречной полосе врезалась в столб светофора машина. Та самая, пикап. Кэшин видел, как вокруг суетятся три или четыре фигуры.

Раздались выстрелы.

Кто-то заорал:

– Положи свою…

Выпалили из дробовика, дульная вспышка отразилась от мокрого асфальта.

– Брось, брось свою пушку!

– Отойди, отойди!

Два выстрела, вроде бы из пистолета, языки пламени, быстрые хлопки.

Тишина.

– Твою мать! – проговорил Дав. – Вот твою мать!

Кто-то стонал.

Хопгуд орал:

– Ка-Ди, включи долбаный прожектор!

Мгновение – и зажегся свет, мир стал ослепительно-белым, и Кэшин увидел разбитый пикап и сотни блестящих осколков стекла, разлетевшихся по дороге.

Трое мужчин. Тело у пикапа, рядом дробовик.

Кэшин двинулся вперед, вытирая мокрое от дождя лицо.

Вот Ллойд и Стегги, бледные, с оружием наготове. Стегги шевелил губами, как будто силился что-то сказать. Внезапно его стало тошнить, и он как подкошенный упал на четвереньки.

– «Скорую»! – крикнул Кэшин. – Быстрее!

Он подошел к распростертому на земле худощавому юнцу с открытым ртом. Тот был ранен в горло. Кэшин видел блестящие зубы, слышал какое-то бульканье. Парень заходился в кашле, кровь хлестала наружу, заливала густым потоком асфальт.

Кэшин взял его за плечи, приподнял, понял, что парень не жилец, – руки повисли плетьми, все подрагивало, дыхание свистело.

– Идиот хренов! – раздался позади голос Хопгуда.

Кэшин опустил тело. Помогать было уже незачем. Он поднялся, пошел к пикапу. Водителя зажало между рулем и приборной доской, лицо и все вокруг было залито кровью.

Кэшин нащупал у парня на шее тоненькую ниточку пульса. Он попробовал открыть дверь – не получилось, обошел машину с другой стороны, где стоял Дав. На пассажирском сиденье сидел мальчишка, из уголка его рта текла кровь, а глаза были широко раскрыты.

– Ё-мое, – раз за разом тихо повторял он.

Мальчишку вывели из машины, положили на землю. Он выживет.

Приехала одна «скорая», за ней вторая – с врачом-женщиной. Ей никогда еще не приходилось обращаться с ранеными, да это и не имело значения, – все равно было уже слишком поздно.

Когда мальчишку подняли, Кэшин заметил, что у дробовика, который валялся рядом в черной луже, отпилено дуло.

Еще живого водителя положили в «скорую». Вокруг стояли полицейские.

– Ничего здесь не трогать, – распорядился Кэшин. – Ничего, ни одной мелочи. Дорогу перекрыть.

– Эй, а ты кто такой? – заартачился Хопгуд. – Тут Кромарти, парень.

* * *

Виллани вставил видеокассету и передал Хопгуду пульт дистанционного управления.

– Запись пресс-конференции, два часа назад, – пояснил он. – Прошла по телевидению в обеденное время.

На экране возникло детски розовое лицо рано полысевшего помощника комиссара уголовной полиции.

– С сожалением сообщаю, что двое из трех участников происшествия, которое имело место вчера поздно вечером в окрестностях Кромарти, скончались в результате полученных ранений, – заговорил он. – Ранения третьего участника менее серьезны, и в настоящее время состояние его здоровья не вызывает опасений. По факту данного происшествия начато расследование.

– Вы подтверждаете, что полицейские стреляли в трех коренных жителей из засады? – спросил журналист.

– Не из засады, нет, – решительно возразил комиссар. – Насколько нам известно, стреляли, наоборот, по полицейским, и они всего лишь адекватно отреагировали на ситуацию.

– Если это не была засада, тогда что?

– Эти лица являлись подозреваемыми, и была предпринята попытка задержать их.

– Подозреваемыми в нападении на Чарльза Бургойна?

– Именно так.

– Оба умерли от огнестрельных ранений?

– Один. Сожалею.

– Это Люк Эриксен, племянник Бобби Уолша?

– Я пока не могу ответить на ваш вопрос.

– А другой молодой человек? От чего он скончался?

– От травм, полученных в дорожно-транспортном происшествии.

– Комиссар, а офицеры, участвовавшие в задержании, были в форме? – задал вопрос другой журналист.

– На месте происшествия присутствовали полицейские в форме.

– Если это была не засада, то, может быть, неудачное преследование?

– Нет, не преследование. Мы тщательно спланировали операцию, с тем чтобы все ее участники не подвергались ни малейшей опасности…

– Вы подтверждаете, что две полицейские машины ехали вслед за той машиной, которая разбилась? Подтверждаете?

– Подтверждаю, однако…

– Простите, комиссар, что же это, если не преследование?

– Они не преследовали эту машину.

– Так, значит, не засада, не преследование, и при этом двое застреленных молодых аборигенов?

Комиссар почесал щеку.

– Повторяю, это была операция, спланированная с таким расчетом, чтобы минимизировать возможные негативные последствия. Как это обычно и делается. Но офицеры полиции, которым угрожает опасность, имеют полное право защищать себя и своих коллег.

– Комиссар, у Кромарти в этом отношении дурная слава. Так ведь? С восемьдесят седьмого года в столкновениях с полицией погибло четверо аборигенов, а еще двое умерли в тюрьме.

– Без комментариев. Насколько мне известно, все офицеры, в том числе и высокопрофессиональный офицер – представитель коренного населения, действовали согласно протоколу. Кроме того, мы ждем заключения коронера.

Виллани сделал знак Хопгуду выключить монитор. Кэшин стоял у окна, смотрел на полуденно-яркое здание напротив и никак не мог сосредоточиться. У него из головы не выходил тот мальчишка, которого раздавило в пикапе. Шейн Дейб, наверное, выглядел так же – из него будто выдавили жизнь.

Голуби и чайки сонно и, казалось, мирно разгуливали бок о бок. И вдруг ни с того ни с сего вспыхнула драка – замелькали крылья, клювы, лапы. Мир на тротуаре оказался всего лишь иллюзией.

– Все дело в том, – произнес Виллани, который постарел прямо на глазах, – что теперь на всех нас, на меня, на участок и вообще на полицию, вывалят кучу дерьма. Мы все окажемся по уши в дерьме – и правые, и виноватые.

– При всем уважении и тэ пэ, – сказал Хопгуд, – откуда мы могли знать, что водитель будет такой тупой? Какой недоумок ломанется на красный и потеряет управление?

– Ниоткуда не могли, – ответил Виллани. – Но ничего этого не было бы, если бы вы послушали меня и взяли их дома. Теперь надо только молиться, чтобы именно эти молодцы оказались виновны в нападении на Бургойна.

– Эриксен стрелял в нас без какой-либо причины, – сказал Хопгуд. – Он жестокий маленький ублюдок и наверняка сделал бы то же самое, если бы мы попытались взять их дома, в Даунте.

– По-моему, дело было так, – сказал Виллани. – Эриксен выходит и видит, как двое в гражданском выпрыгивают из машины без номеров и направляются к нему. Наверное, какие-то чокнутые хулиганы. Года три назад четверо таких избили двоих черных ребятишек, просто отбивные из них сделали, один в результате оказался в инвалидном кресле. Потом здесь же, год тому назад, за черным мальчишкой, который спокойно шел к себе домой, пустилась машина. Мальчишка побежал, а водитель догнал его и сбил. Парень умер на месте. – Виллани оглядел комнату и бросил взгляд на Хопгуда. – Знаете об этих случаях, детектив?

– Знаю, шеф. Но…

– «Но» скажете после, во время расследования. Там вам эти «но» еще как понадобятся! – вздохнул Виллани. – Двое мертвых черных мальчишек. Один – племянник Бобби Уолша. Вот дерьмо!

– Уолш с этим племянником никогда не контачил, – сказал Хопгуд. – Слишком он хорош для даунтского…

Он не договорил. Все и так догадались.

– Хотел бы я быть отсюда подальше, – заметил Виллани. – Пожалуй, даже на Марс слетать согласился бы. Хотя нет, наверное, и там бы достали.

Кэшин кашлянул, и тело насквозь прострелила боль.

– Я, конечно, простой полицейский, – сказал Хопгуд, – но мне все-таки непонятно, какая презумпция невиновности может быть у ублюдков, которые питались проехать на красный свет, врезались в столб, выскочили с незарегистрированным обрезом и открыли огонь по полицейским. – Он поскреб щетину над верхней губой. – Или родственники Бобби Уолша – особый случай?

– Здорово излагаешь, – сказал Виллани. – Презумпция невиновности! Тебе бы курс права студентам читать. Или типа того.

Он вытащил пачку сигарет, щелкнул по ней, вытянул губами сигарету, закурил, не обращая внимания на запрещающую надпись. Дым тихо заструился в воздухе.

– Итак, эта процедура станет образцом при всех будущих проебах, – сказал Виллани. – Два федерала, да представители этического отдела, да еще уполномоченный по правам человека. Они уже здесь. Все офицеры, замешанные в деле, отправляются в отпуск. Любые контакты, любые разговоры по телефону, любые подмигивания над прилавком с бананами в супермаркете категорически исключены. Понятно?

– А можно повторить? – спросил Кэшин.

– Ладно, свободны. Кэшин, останься, – распорядился Виллани.

Хопгуд и Дав вышли.

– Джо, не нравится мне вся эта заумная бодяга, – сказал Виллани.

Он курил и стряхивал пепел в пластиковый стакан. Кэшин все смотрел в окно, на птиц, которые просыпались, встряхивались, гадили, дрались.

– Меня назначили руководить этим дерьмом, у меня не было выбора, – сказал Виллани.

– Это был мой совет. Что еще ты мог сделать?

– Ты передал уже готовое мнение Хопгуда. Просто передал. Ну а решение принял я.

Виллани закрыл глаза. Кэшин видел, до чего он устал, заметил, как на его веке бьется синяя жилка.

– Не надо было тебя втягивать, – сказал Виллани. – Извини.

– Забей. О часах Бургойна ничего не слышно?

– Нет. Может, еще всплывут где-нибудь. Ищут. До сих пор не знают, где именно живет Паскоу в Сиднее.

– Здорово сиднейцы работают, – сказал Кэшин.

– Не хочу показывать пальцем, – отозвался Виллани. – Не я.

Помолчали. Виллани подошел к окну, с силой распахнул его, швырнул окурок в голубей и со стуком захлопнул раму.

– У меня тут намечена встреча с прессой, – сказал Виллани. – Как выгляжу?

– Классно, – ответил Кэшин. – Крутой костюм, а рубашка и галстук вообще – зашибись.

– Со специалистами советовался. – И уже стоя у двери, Виллани предупредил: – Я бы на твоем месте не стал особо распространяться. Тут самая невинная информация может обернуться против нас. И потом, этот гаденыш Хопгуд, Джо. Ты с ним не слишком миндальничай, если что – продаст и глазом не моргнет.

* * *

До конца смены Кэшина оставалось еще часа два.