Текст книги "Расколотый берег"

Питер Темпл
Расколотый берег

Аните – за веселость и преданность

* * *

Кэшин обогнул холм, и прямо в лицо ему дунул ветер с моря. Заканчивалась холодная осень; за ветви амбровых деревьев и кленов, которые сажал еще брат его прадеда, из последних сил цеплялись редкие уже огненные листья, но и им оставалось недолго. Ему нравилось это время, это особенное спокойствие по утрам. Осень он любил гораздо больше, чем весну.

Собаки начали уставать, но так и бежали, едва не утыкаясь носами в землю. Они все дольше и дольше нюхали ее, как будто уже не надеялись на добычу. Но вот одна что-то почуяла, и обе встрепенулись, помчались по следу и исчезли из виду за деревьями.

Он дошел почти до самого дома, а собаки, угольно-черные, еще только появились, встали, подняли морды и огляделись, словно оказались тут впервые. Ищейки. Они еще постояли, посмотрели на него и припустили вниз по склону.

Он заторопился, почти что побежал, и собаки догнали его уже у калитки. Они отпихивали его кучерявыми черными лбами, протискивались, толкались сильными задними лапами. Он снял крючок, собаки чуть приоткрыли калитку и след в след помчались к двери дома. Ни одна не желала уступать другой, они стояли, задрав хвосты, похожие на мохнатые кривые сабли, и тыкались носами в косяк.

Оказавшись в доме, два больших пуделя поспешили прямо на кухню и принялись шумно лакать воду из своих чашек. Кэшин тем временем приготовил каждому еду: по два шматка толстой, как дубина, собачьей колбасы, которую он брал у мясника в Кенмаре, и по три горсти сухого корма. Он позвал собак, вынес их чашки во двор и расставил в метре друг от друга.

Собаки вышли за ним и сели, повинуясь команде. Утолив жажду, они теперь едва шевелились, как будто суставы вдруг перестали им повиноваться. Он разрешил им есть, но они равнодушно посмотрели на еду, переглянулись и уставились на хозяина, точно желали узнать: он что, для того и позвал их, чтобы глядеть вот на это несъедобное?

Кэшин зашел в дом. В заднем кармане брюк затрещал мобильник.

– Да.

– Полиция? – раздался насмешливый голос Кендалл Роджерс; она говорила из участка. – Нам позвонила женщина, живущая неподалеку от Беккета, какая-то миссис Хейг. Говорит, у нее в сарае кто-то сидит.

– И что он там делает?

– Ничего. Собака на него лает. Я сама разберусь.

Кэшин сразу же задал вопрос по существу:

– Какой адрес?

– Я уже еду.

– Не надо. Мне по пути. Адрес давай. – Он прошел в кухню и черкнул в блокноте число, время, происшествие и место. – Скажи, буду минут через пятнадцать – двадцать. И дай ей мой номер – пусть звонит, если что.

Собаки обрадовались его спешке, забегали и, когда он вышел, понеслись прямо к машине. Всю дорогу они нетерпеливо высовывали носы из приоткрытых задних окон. Кэшин остановился на лужайке, метров за сто от калитки. На звук его шагов из-за живой изгороди высунулось грубое, точно топором вырубленное женское лицо в ореоле нечесаных и давно не мытых седых косм.

– Из полиции? – не поздоровавшись, осведомилась женщина.

Кэшин кивнул.

– Кадровый? Форма, все дела?

– Нет, в штатском, – ответил он и показал ей значок с изображением лисы, какой носили при себе все полицейские штата Виктория.

Она стянула с носа засаленные очки и недоверчиво уставилась на значок.

– А собаки что, полицейские? – последовал вопрос.

Он оглянулся. В заднем окне маячили две мохнатые черные головы.

– Работают на полицию, – не стал он вдаваться в подробности. – Где?

– Пошли, – ответила она. – Я своего пса заперла, а то совсем взбесился, паршивец.

– Джек-рассел, – без труда определил он породу.

– А ты откуда знаешь?

– Угадал.

Они обошли, дом. Внутри у Кэшина приступом дурноты поднимался страх.

– Туда, – указала хозяйка.

Чтобы попасть в сарай, надо было долго идти сквозь запущенный сад, а потом пролезть через дырку в заборе, скрытую буйными зарослями картофельного жасмина. Они дошли до ворот. За ними стеной поднималась высокая, по колено, трава, из которой торчали ржавые куски металла.

– Что у вас там? – спросил Кэшин, когда перед ними показалось сооружение из кое-как скрепленных железных листов.

От страха у него взмокли даже ключицы. И правда, лучше бы сюда приехала Кендалл!

Миссис Хейг поскребла щеку, всю усыпанную черными волосками, похожими на обломанные зубья расчески, и ответила:

– Да так, рухлядь. Старый грузовик. Я уже сколько лет туда не ходила! Да и тебе не советую.

– Выпустите пса, – сказал Кэшин.

Она несогласно мотнула головой:

– А вдруг этот придурок его покалечит?

– Не покалечит. Как его зовут?

– Монти. Я их всех так называю – в честь Монтгомери, виконта Аламейнского.[1]1
  Бернард Лоу Монтгомери, виконт Аламейнский (1887–1976) – английский фельдмаршал, участник Первой и Второй мировых войн, под командованием которого в ноябре 1942 г. 8-я британская армия одержала стратегически важную победу над итало-германскими войсками близ Эль-Аламейна (Северная Африка).


[Закрыть] Он маленький совсем еще, кто его знает…

– Правильно, – согласился Кэшин. – И все-таки выпустите Монти.

– А твои полицейские собаки? Нa кой шут они тогда?

– Для дел поважнее, – как можно спокойнее ответил Кэшин. – Значит, я подойду к двери, а вы выпускайте своего виконта Монти.

Во рту пересохло, затылок ломило – прежде, до Рэя Сэрриса, он за собой такого не замечал. Кэшин пересек лужайку и встал слева от двери. Жизнь заставит – и научишься держаться подальше от всяких подозрительных типов, а значит, без нужды не заходить в темные сараи.

Миссис Хейг стояла у зарослей картофельного жасмина. Он подал ей знак, а у самого сердце едва не выпрыгивало из груди.

Небольшой пес, настоящий клубок мышц, запрыгал по траве, коротко побрехивая, добежал до сарая, не успел остановиться вовремя – стукнулся лбом о дверь и сердито заворчал, весь дрожа от возбуждения.

Кэшин постучал в покореженную дверь сарая.

– Полиция, – произнес он громко, радуясь тому, что занят делом. – Давай выходи!

Долго ждать не пришлось.

Пес отпрянул и зашелся в визгливом лае, высоко подпрыгивая.

Из темноты показался человек с полотняной скаткой в руках, постоял, как бы раздумывая, и вышел. На пса он даже не взглянул.

– Иду, – сказал он. – Вот, прилег соснуть.

Коротко стриженный, седой, небритый, широкоплечий, на вид лет пятьдесят.

– Позовите собаку, миссис Хейг, – бросил Кэшин через плечо.

Хозяйка крикнула: «Монти!» – и пес нехотя, но послушно побежал на ее голос.

– Вторжение в частные владения, – уже спокойнее заговорил Кэшин, не чувствуя никакой угрозы от незнакомца.

– Да ладно, вторжение! Зашел поспать, только и всего.

– Положите скатку и снимите куртку, – распорядился Кэшин.

– А ты кто такой?

– Полицейский. – И он показал значок с лисой.

Мужчина свернул свою синюю куртку и положил ее на скатку. К зашнурованным ботинкам с разорванными носами уже давно не прикасалась обувная щетка.

– Как вы сюда попали? – спросил Кэшин.

– Когда пешком шел, когда голосовал.

– Откуда?

– С юга.

– Иэ Нового Южного Уэльса?

– Угу.

– Неблизко.

– Да уж.

– А куда идете?

– Так… Куда надо.

– Да, страна у нас свободная. Документы есть? Права, страховка…

– Нет.

– Что, совсем никаких?

– Совсем.

– Тогда нечего терять время, – сказал Кэшин. – Я еще не завтракал. Документов у вас нет, я вас забираю, снимаю отпечатки пальцев, обвиняю в нарушении частных владений, сажаю. Выйдете вы нескоро…

Мужчина нагнулся, нашарил в куртке бумажник, вынул из него сложенный листок и протянул Кэшину.

– Положите его в карман, а куртку киньте сюда.

Куртка упала примерно в метре от них.

– Отойдите, – приказал Кэшин, поднял куртку и ощупал. Ничего. Он вынул из кармана затертый на сгибах листок и прочел:

«Дейв Ребб работал на Буринди-Даунз в течение трех лет, показал себя трудолюбивым и спокойным, хорошо разбирается в двигателях, механике и еще в скотоводстве. Я готов нанять его снова в любое время».

Подписался под этой рекомендацией, выданной 11 августа 1996 года, Колин Бленди, менеджер. Внизу значился номер телефона.

– Это где? – спросил Кэшин.

– В Квинсленде. Возле Уинтона.

– И что это? Удостоверение личности? Десятилетней давности?

– Ну вроде того.

Кэшин вынул блокнот, списал с листка имена, телефонный номер и сунул бумагу обратно в карман куртки.

– Вы напугали хозяйку, – сказал он. – Плохо.

– Здесь было совсем тихо, когда я пришел, – ответил бродяга. – Собака даже не гавкнула.

– А с полицией у тебя как, Дейв?

– Как-как… Никак.

– Может, душегуб какой, – раздался сзади голос миссис Хейг. – Убийца. Опасный убийца.

– Миссис Хейг, полицейский здесь я, – напомнил ей Кэшин, – я и разберусь. Давай подброшу до шоссе, – обратился он к бродяге. – Еще раз сюда придешь – мало не покажется. Ясно?

– Ясно.

Кэшин нагнулся, поднял куртку и протянул ее бродяге.

– Ну, пошли.

– Судить таких надо! – крикнула им вдогонку миссис Хейг.

Уже в машине Дейв Ребб уверенной рукой потрепал собак по холкам. За перекрестком Кэшин съехал на обочину.

– Тебе куда? – спросил он.

Бродяга на миг задумался и ответил:

– В Кромарти.

– До Порт-Монро подброшу, – сказал Кэшин и повернул налево.

На повороте в город он остановился, вышел вместе с бродягой, открыл багажник и отдал ему скатку.

– Знаешь, куда идти? – спросил он. – Деньги есть?

– Не надо, – отозвался Ребб. – Ты ведь со мной по-людски, не то что другие.

Разворачиваясь, чтобы ехать обратно, Кэшин видел, как Ребб зашагал по дороге, а концы скатки торчали у него поперек спины. В утреннем тумане он был похож на распятого.

* * *

– Что там за драма разыгралась? – спросила Кендалл Роджерс.

– Да какая драма! Так, бродяга, – ответил Кэшин. – Ты что, решила бесплатно поработать?

– Рано встала. Да и потом, здесь теплее, – пояснила она, перебирая что-то на столе.

Кэшин приподнял откидную доску, прошел к своему месту и, не теряя времени, принялся составлять отчет.

– Ты знаешь, я подумываю, не перевестись ли куда-нибудь, – сказала Кендалл.

– Значит, мне надо почаще мыться, – отшутился Кэшин. – Могу пересесть.

– Меня уже достала опека! – продолжила она. – Я не новичок!

Кэшин оторвался от отчета. Он давно ждал такого разговора.

– А я тебя и не опекаю. Да и вообще по характеру не опекун. Можешь отдать за меня жизнь в любое время.

Повисла тишина.

– Ну ладно, – продолжил Кэшин. – Надо кое-что утрясти. С пабом, например. Ты же домой возвращаешься часов в десять вечера.

– Эти скоты Кейны меня не тронут. Я не собираюсь объяснять всем и каждому, почему позволила тебе разбираться с этим, делом.

– Почему это они тебя не тронут?

– Потому что тогда мои двоюродные братья их убьют. А после того, что случилось, они церемониться не станут. Ну как, такой ответ устраивает, ваша честь?

Он вернулся к своему отчету, но Кендалл не сводила с него глаз.

– Что? – спросил он наконец. – Что такое?

– Схожу к Синди. Яичницу с ветчиной принести?

– Ты к этой старой карге? В пятницу утром? Нет, давай я.

Она рассмеялась, и напряжение сразу исчезло.

Уже когда Кендалл дошла до двери, Кэшин окликнул ее:

– Кен, в этот раз горчички побольше. Хватит смелости попросить?

Он подошел к окну и увидел, как она направилась вдоль улицы. Глядя теперь на ее походку, Кэшину не верилось, что когда-то она была гимнасткой, в шестнадцать лет выступала за свой штат и даже получила золотую медаль. Как-то раз она сменилась с дежурства и пошла в клуб с приятелем-фотографом. Там ее узнал парень, которого она арестовала несколькими месяцами ранее. Этот парень, ученик в автомастерской, по выходным отрывался на всю катушку – пил, гулял, дрался. За парой увязались, фотографа избили до полусмерти, заперли в багажнике его же машины, и ему повезло, что он уцелел.

Кендалл увезли и насиловали до самого утра. На рассвете ее нашел какой-то мужчина, который вышел погулять с собакой. Ее жестоко изувечили: сломали бедро, руку, шесть ребер, проткнули легкое, разорвали селезенку и поджелудочную железу, свернули набок нос, скулу, выбили пять зубов, вывихнули плечо и наставили огромных синяков.

Кэшин снова занялся отчетом. Можно, конечно, обойтись и без документов, но ведь Ребб работал, а значит, платил налоги. Он набрал номер в Буринди-Даунз. Трубку долго не брали, но наконец до него донеслось:

– Алло.

– Полиция штата Виктория, детектив Кэшин, Порт-Монро. Хочу узнать об одном человеке. Он работал в Буринди-Даунз.

– Кто такой?

– Дейв Ребб.

– Когда работал?

– С девяносто четвертого по девяносто шестой год.

– Нет, уважаемый, про такого не знаем. Хозяева давно сменились, все старые бумажки выкинули.

– А Колина Бленди знаете?

– Бленди? А как же! Старый знакомый, получил пулю от Гриков и уехал в Квинсленд. Да он все равно уже умер.

– Спасибо.

Кэшин подумал, что напрасно не взял у Ребба отпечатки пальцев. Ведь был же повод, а он, видите ли, расчувствовался!

Как там выразилась миссис Хейг? Душегуб… Убийца…

Он позвонил в Кромарти и попросил к телефону знакомого следователя по уголовным делам.

– Что-то чуешь, да? – спросил Дьюис. – Ладно, я скажу там, чтобы посмотрели.

Кэшин сел, положив руки на стол. Чем-то подобным он Реббу и грозил – отпечатки пальцев, долгое ожидание в камере…

– Сэндвич принесла! – появилась на пороге Кендалл. – А уж горчицы! Она, по-моему, столовой ложкой накладывала!

Смена пошла своим чередом. Уже под самый ее конец он узнал, что Дэвида Ребба пока не обнаружили ни в одной электронной базе данных штатов и территорий. Но это еще ни о чем не говорило. Кэшин знал: бывает, за человеком тянется длиннющий хвост обвинений, а он тем не менее не проходит ни по каким базам. Он отметился на выходе, выехал на шоссе и свернул в сторону Кромарти.

Ребб прошагал уже двадцать три километра. Кэшин сбросил скорость, остановился далеко впереди, на обочине и вышел из машины.

Бродяга подошел к нему неспешно, как будто был на прогулке, остановился и замер, чуть ссутулившись, раскинув руки на своей скатке, точно на кресте.

– Дейв, мне нужны твои отпечатки, – произнес Кэшин.

– Да сказал же: я ничего не сделал.

– Мало ли что сказал, Дейв! Все так говорят. Задержим за то, что без разрешения залез в сарай.

Ребб молчал.

– Возьмем отпечатки… – продолжил Кэшин.

– Не сажайте меня, – тихо, как-то безучастно проговорил Ребб. – Не смогу я в тюрьме.

По голосу Кэшин понял, что Реббу страшно, и отметил про себя, что раньше ему было бы на это наплевать. Он подумал немного и произнес:

– Слушай, работать хочешь? Молоко там, коровы… Сумеешь?

Ребб кивнул:

– Приходилось.

– Ну так как?

– Валяй.

– В саду, на стройке?

– Сойдет. Опыт есть.

– У нас тут есть чем заняться. Сосед держит коров, а я собираюсь кое-что построить, надо участок расчистить. Поработаешь на копа?

– Да я у всяких работал.

– Вот и хорошо. Сегодня ночуешь у меня дома. Койки есть, душ тоже. А завтра начнешь разбираться, что к чему.

Они сели в машину и кинули скатку Ребба на заднее сиденье.

– Здесь что, на работу вербует полиции? – осведомился он.

– Угу, а куда мы денемся.

– А отпечатки как же?

– Ладно, я верю, что ты чист. Скажешь – дурак?

Ребб сидел и смотрел в окно.

– Сэкономил деньги налогоплательщиков, и ладно, – произнес он наконец.

* * *

Кэшин проснулся еще затемно и вспомнил, как стонал перед смертью Шейн Дейб.

Он полежал, прислушался к себе: спина, поясница, ноги – все отзывалось тупой болью. Пора было скидывать с себя уютный, теплый груз одеяла. Он сунул ноги в остывшие за ночь ботинки, вышел в коридор и через хмурую гостиную своего предка Томми Кэшина в прихожую, а потом на улицу. Снаружи было не холоднее, чем в доме, а сильный ветер с океана развеял сегодня туман.

Он помочился с веранды прямо в сорную траву – ей все равно ничего не сделается. Потом вошел в дом, потянулся как следует, ополоснул лицо, почистил зубы, натянул штаны, носки, ботинки.

Собаки, услышав знакомые звуки, уже нетерпеливо повизгивали у боковой двери. Он впустил их, и они принялись обнюхивать его, радостно виляя хвостами.

Кэшин прошел на кухню, открыл холодильник и при виде бутылок, покрытых тонким инеем, подумал, что не прочь бы сейчас выпить пивка. Но вытянул двухлитровую бутылку сока, изготовленного, если верить этикетке, из восьми разных фруктов. Из восьми, как же…

Зажав бутылку между ладонями, он сделал большой глоток. Потом снял с крючка за дверью старый дождевик, взял ружье. Едва он открыл дверь на веранду, собаки кинулись вниз по ступенькам, а оттуда помчались к задней калитке. Там они начали нетерпеливо толкаться, пока он подходил, на ходу натягивая дождевик. Калитка открылась, собаки наперегонки устремились по дорожке вперед, к деревьям, огромными прыжками перемахивая через травяные заросли, хлопая ушами, точно крыльями.

Кэшин раскрыл свою небольшую двустволку, пошарил в карманах, нашел сердечник двадцать второго калибра и пулю калибра четыреста десять, зарядил стволы. В прицел не раз попадали зайцы, он хорошо видел их – сероватых, с длинными чуткими ушами. Убивать он никого не собирался. Сообразительные, живые зверьки ему нравились. А вот завидев бегущего кролика, он изредка нажимал на курок – просто так, для забавы. Он не попал ни разу – очень уж медлил, да и разлеталась дробь не слишком широко, быстро теряла убойную силу.

Кэшин пошел дальше, закинув двустволку за спину, глядя на темные заросли деревьев и дожидаясь, когда собаки добегут до них и начнут распугивать птиц.

Собаки одним прыжком скрылись в чаще, и вскоре оттуда послышались тревожные птичьи крики.

Он поднялся на холм, потом спустился, а две его угольно-черные собаки все так же без устали бежали вперед, пригибая головы к земле, взрывая слой перегноя. На краю опушки внезапно появился заяц. Кэшин стоял и смотрел, как собаки ринулись за зверьком, а тот необыкновенно ловко уворачивался, как будто тянул их за собой на веревке. Вся троица перескочила через ручей и скрылась за деревьями.

Кэшин шел теперь через луг. Казалось, что земля тут совсем ровная, однако под длинными сухими стеблями травы нога нащупывала глубокие борозды, некогда проделанные плугом. В незапамятные времена это место знало хозяйскую руку, но Кэшин понятия не имел, его ли предок сажал здесь пшеницу.

За тридцать лет берега беспризорного ручья заросли ивняком и тополями, и подобраться к нему стало непросто. Когда он все-таки продрался к руслу – жалкому ручейку между двумя большими лужами, – рядом запыхтели его собаки. Они заходили подальше в воду, жадно пили, возвращались и заходили снова; вода тихо струилась между их сильных, стройных лап, а они все глотали, вздымая острые морды так высоко, что вода текла прямо по бородам. Пудели уважали такие мелкие места, не слишком любили глубину, а тем более морскую воду. Они предпочитали твердую почву под ногами.

За ручьем они двинулись дальше на запад и обогнули холм по пологой стороне. Кэшин заметил, что из бурой травы торчат две пары заячьих ушей. Он свистом подозвал собак и указал им, куда надо бежать. Собаки дружно кинулись вперед, вспугнули зайцев, и те тоже понеслись парой. Так, почти строем, все четверо пробежали метров десять-пятнадцать. Потом заяц, который был слева, стремительно развернулся и понесся под уклон. Вслед за ним устремилась и одна из собак. Другая, чтобы не отставать, перестала преследовать своего зайца и помчалась за ними вдогонку. Вскоре их скрыла высокая трава.

Спустя немного времени они вернулись, вывалив розовые тряпки языков, и как ни в чем не бывало побежали дальше.

Вдруг Кэшин почувствовал на себе чей-то взгляд. Собаки, хотя уже и были далеко впереди, тоже почуяли запах человека, остановились, оглянулись и двинулись обратно к хозяину. Он шел им навстречу и слышал короткий, отрывистый лай.

Из-за деревьев вышел человек, и собаки, увидев его, радостно запрыгали. Кэшин видел, как он спокойно протягивает им ладони, а они, узнав своего друга, спешат их облизать. Это был Дэн Миллейн – его восьмидесятилетний сосед, хотя на вид никто не давал ему больше пятидесяти. Казалось, и в мир иной он отправится, не потеряв ни волоска из своей густой, чуть тронутой сединой шевелюры.

Они пожали друг другу руки, как всегда, когда расставались, пусть даже ненадолго.

– Ненормально это, – ответил Миллейн. – Хочешь не хочешь, а поверишь в парниковый эффект. – Он наклонился и потрепал одну из собак по голове. – Черт возьми, вот уж не думал, что пудель может мне понравиться. Женщин у Корриганов видел?

– Нет.

И тот и другой соседствовали с землями этого семейства. После смерти мужа миссис Корриган переехала в Квинсленд. С тех пор маленький дом из красного кирпича начал потихоньку разрушаться. Дожди и ветры ободрали краску с деревянных покрытий, высушили оконную замазку, выбили рамы. Деревянные постройки во дворе ощерились дырами, некоторые совсем разрушились, и сквозь них уже успела прорасти трава. Он вспоминал, что давным-давно, больше десяти лет назад, когда Викки еще была с ним, они забрели сюда в жаркий полдень и на них свалился огромный кусок кровли. Тогда он попросил Дэна Миллейна, чтобы тот разыскал миссис Корриган, а она распорядилась починить крышу и отделать ее по последнему слову моды. Дом сразу приобрел другой вид.

– Их молодой Элдерс сюда привез, – продолжил Миллейн, глядя куда-то в сторону. – Жирный такой и стрижка короткая, как всякие бездельники носят. Ну, значит, приехали вчера, а сегодня эти три девки целый день тут шатаются вдоль забора. Лесбиянки какие-то!

– Ты-то откуда знаешь? Они уже и в твои времена были?

Миллейн сплюнул:

– Что значит – в мои времена? Конечно были! Большинство из училок. Посылали молодых девчонок в какую-нибудь дыру, а там одни идиоты, еле умеют по слогам читать. Правду сказать, будь я такой девчонкой, тоже бы стал этой… розовой. Вот что, ты в план своего участка давно заглядывал?

Кэшин покачал головой.

– Граница проходит не по ручью, – сказал Миллейн.

– Как это?

– А так… Она дальше, ярдах в двадцати-тридцати, – объяснил сосед и почесал подбородок указательным пальцем. – Заяви, что ручей твой, а не то отберут. Поставь там заборчик какой-нибудь, что ли…

– Да ладно, – отмахнулся Кэшин. – Какой дурак позарится на этот участок? Тут в один ремонт нужно сколько вложить, да еще и землю разработать.

Миллейн возразил:

– Ты ведь знаешь, сколько стоит сейчас самый паршивый участок. Вот мода пошла – все хотят жить за городом! Разъезжают себе на джипах, портят дороги да ноют – то коровьи лепешки им, видите ли, воняют, то удобрениями несет.

– Да некогда мне за ценами следить, – ответил Кэшин. – День и ночь на страже закона. Слушай, тебе нужен помощник, чтобы гонять коров в Кофленс?

– Не помешал бы. Коленка совсем разболелась.

– Есть тут у меня один.

– Я ему и другую работу найду, дня, может, на три. Только вот ночевать у меня негде.

– Я буду его к тебе привозить.

Дэн стоял и смотрел, как собаки лазят по кустам ежевики.

– Ну, когда собираешься опять оставить своих красавцев у меня? – спросил он.

– Как-то неудобно, – ответил Кэшин. – Они же беспокойные.

– Ничего, я их быстро приструню. Привози. Тощие они, но у меня на зайчатине быстро отъедятся.

Соседи распрощались и разошлись в разные стороны. Метров через пятьдесят Дэн обернулся и крикнул:

– Свое не отдавай! Понял?

* * *

Звонок из Кромарти поступил в 8.10 утра. Кэшин почти уже доехал до перекрестка на Порт-Монро. По прибрежному шоссе навстречу ему мчалась машина «скорой помощи». Он притормозил, пропустил ее на поворот, поехал следом вверх по склону, следуя изгибам дороги, и остановился во дворе усадьбы «Высоты».

На порядочном расстоянии от главного строения стояла женщина с зажженной сигаретой. Докурив, она небрежно отбросила окурок и провела врачей в дом. Кэшин пошел за ними и, миновав прихожую, оказался в большой комнате с высоким потолком. В воздухе слегка пахло чем-то кислым.

Перед большим камином, головой прямо на плите, ничком лежал старик. На нем были только старые пижамные штаны, а на тощей спине уже запеклась кровь, и сквозь нее виднелись поперечные линии морщин. Кровь впиталась в ковер, застыла лужицей на камне плиты. В резком свете, падавшем из незашторенного окна, казалось, что она черная.

Двое врачей опустились перед стариком на колени. Женщина, надев резиновые перчатки, осторожно приподняла его голову.

– Обширная открытая рана головы, возможно, вклинивание мозговой ткани, – заговорила она, обращаясь к коллеге и тут же нажимая кнопку на микрофоне.

Врач послушала дыхание пострадавшего, осмотрела зрачки, прощупала пульс.

– Да, похоже, – подтвердила она. – Четыре кубика физраствора, полная гипервентиляция, интубация,[2]2
  Интубация – введение в гортань через рот специальной трубки для предотвращения удушья (а также в трахею для введения наркоза), применяемое при ожогах, некоторых травмах, тяжелых спазмах и отеках гортани и т. п.


[Закрыть] сто миллилитров лидокаина.

Ее коллега начал подавать кислород. Кэшину не видно было, что происходит, потому что врач стоял прямо перед ним.

Спустя некоторое время женщина произнесла:

– Три по коматозной шкале. Вызывай вертолет, Дейв. Мужчина набрал номер на мобильнике.

– Дверь была открыта, – заговорила женщина, которая встречала их у входа. Теперь она стояла рядом с Кэшином. – Я, как только зашла, сразу все увидела, решила, что он мертвый… Хотела выскочить, сразу в машину и подальше отсюда. А потом подумала – черт, а вдруг он живой, зашла и увидела, что он дышит.

Кэшин осмотрелся. В левом углу, у двери, лакированные половицы прикрывал загнутый ковер.

– Что это за дверь? – поинтересовался он.

– Переход на южную сторону.

Почти всю западную стену комнаты занимала огромная картина – мрачный пейзаж, как бы увиденный с высоты. Внизу, где был свободный край, виднелись следы ножа.

– Он, наверное, рано лег. Мальчишка Старки принес дрова, а он даже половины не израсходовал, – сказала женщина.

– Так. Что еще?

– Часов нет. Он всегда их клал на этот стол, рядом с кожаным стулом, и еще наливал себе стакан виски. Каждый вечер позволял себе по чуть-чуть.

– Значит, на ночь он снимал часы?

– Да, снимал и клал на этот стол.

– Давайте-ка уйдем куда-нибудь, чтобы не мешать, – предложил Кэшин.

Он проследовал за ней по мраморному полу фойе в переход, окружавший мощеный двор, и оказался в огромной кухне, которой могла бы гордиться любая гостиница.

– Что вы сделали, когда оказались внутри? – спросил он.

– Поставила сумку на пол и вошла в комнату. Ну, как всегда.

– Разрешите посмотреть, что у вас в сумке. Вас зовут…

– Кэрол Гериг, – представилась она.

На вид этой крашеной миловидной блондинке было за сорок, вокруг рта у нее залегли морщинки. Геригов в округе было хоть пруд пруди.

Она подняла со стола, стоявшего в дальнем углу комнаты, большую тканевую желтую сумку, расстегнула на ней молнию и спросила:

– Сами будете смотреть?

– Нет, – ответил он.

Женщина выложила на стол все содержимое сумки: кошелек, два набора ключей, очечник, косметичку, бумажные салфетки, еще какую-то мелочь.

– Спасибо, – поблагодарил Кэшин. – Вы трогали здесь что-нибудь?

– Нет. Я поставила сумку и сразу прошла в гостиную за стаканом для виски. А потом позвонила, но уже с улицы.

Они вышли во двор, и тут у Кэшина зазвонил мобильник.

– Хопгуд говорит. Что у вас там? – раздался голос начальника уголовного розыска Кромарти.

– Чарльз Бургойн получил по башке, – ответил Кэшин. – И довольно-таки сильно. С ним сейчас работают врачи.

– Скоро буду. Ничего не трогать, никому не уходить, понятно?

– Ну надо же! А я-то собрался разослать всех по домам и отдраить тут все к приезду криминалистов.

– Не умничай, – отозвался Хопгуд. – Нашел время для шуток.

Кэрол Гериг сидела на второй из четырех широких каменных ступеней, которые вели к входной двери. Кэшин взял свою папку и пристроился рядом с женщиной. Там, где заканчивались камни, устилавшие двор, и стояли ящики с живой изгородью, раскачивался на ветру ряд карандашных сосен, похожих на танцоров с объемистыми брюшками. Кэшин сотни раз проезжал мимо этого дома, но помнил только вычурные каминные трубы, которые высились над красной черепичной крышей. Латунная табличка у ворот гласила: «Высоты», однако все местные называли его домом Бургойна.

– Меня зовут Джо Кэшин, – представился он в свою очередь. – Вы не родственница Барри Герига?

– Да, это мой двоюродный брат.

Кэшин вспомнил, как Барри Гериг здорово отлупил его в начальной школе, когда ему было лет девять или десять. Правда, потом он расквитался с обидчиком – ухитрился навалиться на плечи и несколько раз ткнул Барри лицом прямо в грязь школьного двора.

– Как он?

– Погиб, – коротко ответила она. – Около Беналлы ехал на грузовике и свалился с моста. Не справился с управлением.

– Сочувствую. Я об этом не знал.

– Что о нем говорить! Пустой был человек, наркотиками баловался. Он ведь упал прямо на легковушку и всех там передавил. Вот этих людей мне жалко.

Она вынула сигареты и предложила ему. Он отказался, хотя курить хотелось.

– И давно вы здесь?

– Двадцать шесть лет уже. Самой не верится – семнадцать было, когда пришла.

– Что думаете насчет случившегося?

– Никаких догадок. Не знаю, нет…

– Кто, по-вашему, мог на него напасть?

– Да не знаю я! Врагов у него вроде бы не было…

– А сколько лет мистеру Бургойну?

– Семьдесят с чем-то. Наверное, семьдесят пять.

– Кто здесь живет, кроме него?

– Он один. Позавчера, правда, приезжала приемная дочь. Давно уже здесь не была!

– Как ее зовут?

– Эрика.

– Адрес, телефон знаете?

– Нет. Знает миссис Аддисон из Порт-Монро, юрист. Она ведет дела мистера Бургойна.

– Кто еще тут работает?

– Брюс Старки.

Имя показалось Кэшину знакомым, и он уточнил:

– Это футболист?

– Он самый. Здесь работает, во дворе. – Она указала на аккуратную брусчатку, подстриженные кусты. – А сейчас вместо него мальчишка. Тай. У него как будто не все дома, у этого Тая, все он молчком да молчком. А Брюс сидит себе, дымит. Они приходят в понедельник, среду и пятницу. А Сью Дэнс здесь за повара. Приходит часам к двенадцати, готовит обед и ужин и оставляет ему на плите, чтобы сам разогрел. Потом еще Тони Кросби здесь часто появляется – вечно где-нибудь течет труба.

Из дому вышел врач.

– Вертолет скоро будет, – сказал он. – Подскажите, где он может сесть.

– На выгоне за конюшнями, – ответила Кэрол, – позади дома.

– Как он там? – спросил Кэшин.

Врач пожал плечами:

– Странно, что еще держится. – И пошел в дом.

– А часы Бургойна? Вы помните марку? – спросил Кэшин.

– «Брейтлинг», – ответила Кэрол. – Хорошие часы! Ремешок из крокодиловой кожи.

– Как называются? – уточнил Кэшин.

– «Брейтлинг», – по слогам повторила она.

Кэшин сел в патрульную машину и набрал Хопгуда.

– Его вывозят в Мельбурн, – сообщил он. – Не хочешь поговорить с Брюсом Старки и его чадом?

– Зачем?

– Они у него работают.

– И что с того?

– Ну, может, тебе будет интересно. И потом, у Бургойна, похоже, украли часы, – ответил Кэшин и повторил то, что услышал от Кэрол.

– Ладно. Буду через пару минут. Едем в трех машинах. У медиков не будет вертолета до половины одиннадцатого.

– Надо сообщить приемной дочери, – сказал Кэшин. – Она позавчера только приезжала к нему. Адрес есть у Сесиль Аддисон, в Порт-Монро. Ну, контора «Вудворд, Аддисон и Камерон».

– Я знаю, кто такая Сесиль Аддисон.

– Конечно.

Кэшин вернулся к Кэрол.

– Много полиции едет, – сказал он. – Долгое будет утро.

– Я работаю только до четырех.