Текст книги "Танцовщица из Атлантиды"

3

В тот момент, когда Рейда подхватило и понесло, все в нем вопило от ужаса: «Нет! Я хочу жить!». Он боролся с пустотой, забившей глаза, уши, легкие. Но пустота была повсюду и нанесла удар. Все вокруг вспыхнуло. Я сплю. У меня бред. Я умер и попал в ад.

Гудел сухой и жаркий ветер, песчинки жалили кожу.

Чьи-то голоса заглушили его собственный и помогли прийти в себя. Их трое! Желтоволосый мужик в островерхом шлеме и кольчуге, низкорослый всадник в кожаных латах и меховой шапке на испуганном коне, высокая стройная женщина в белой одежде до колен. И Дункан Рейд. Все они стояли и дрожали, отделенные друг от друга 20-30 футами. Такое же расстояние было до неподвижного предмета.

Это был цилиндр, заканчивающийся конусом, длиной ярдов десять и диаметром в четыре в самой широкой части. Он сиял как медь и был лишен каких-либо выступающих частей. Впрочем, о форме в точности судить было трудно, так как предмет был окутан радужным сиянием.

Всадник успокоил лошадь, и сразу же сорвал с плеча лук, выхватил стрелу из колчана и приготовился к бою. Светловолосый воин отпрянул и взмахнул топором. Женщина вооружилась ножом из красноватого металла. Рейд пытался пробудиться от этого кошмара. Краешком сознания он заметил, что мышцы его ног напряжены, готовые к бегству.

Но тут отчаянно мечущийся взгляд женщины упал на него. Она издала крик – о нет, не ужаса, а скорее… Бросила нож и кинулась к нему.

– Эй! – услышал Рейд собственный хриплый голос. – Я… Я не понимаю… Кто вы? Где мы?

Она подбежала, обняла его, прижалась к губам. Он отшатнулся и чуть не упал. Она, всхлипывая, бормотала что-то непонятное, он мог различить только собственное имя, что было уже полным безумием. Поняв, что он не хочет отвечать на объятие и поцелуй, она опустилась к его ногам. Узел на затылке развязался, и волосы скрыли ее лицо.

Рейд обернулся к двум другим. Они смотрели на него. Должно быть, сцена между ним и женщиной несколько успокоила их – это не походило на смертельную ловушку. Бородатый опустил топор, всадник ослабил тетиву.

Тишина, прерываемая всхлипываниями и шумом ветра.

Рейд трижды глубоко вздохнул. Сердце его все еще продолжало бешено стучать, но мало-помалу успокаивалось. Он перестал дрожать и начал соображать. А это уже свобода.

Все его чувства в этом неведомом мире сверхъестественно обострились. Остывающий мозг начал систематизировать данные. Сухо и жарко; солнце стоит высоко на раскаленном безоблачном небосводе; на растрескавшейся земле растут лишь редкие кусты да кочки желтой травы; ветер гонит песок; неподалеку море или большое озеро. И все это совершенно ему незнакомо.

В том числе и женщина у ног. Он видел, что одежда ее домотканая и выкрашена растительной краской по краю, сандалии кожаные. Она обхватила руками его туфли. Руки и ноги у нее были крупные, но совершенной формы, ногти коротко острижены и без следа маникюра. На левом запястье широкий браслет из серебра с бирюзой, но не такой, какие делают индейцы навахо.

Никогда в жизни не видел он такого четкого и подробного сна. А сон продолжался. Ни один предмет в этом сне не превращался на глазах в другой, события не ускорялись, а протекали секунда за секундой, одно за другим, логично.

Значит – реальное время?

Можно ли во сне сообразить, что ты в реальном времени?

Будь что будет, и Рейд решил, что ничего не потеряет, если будет поступать так же разумно и логично. Он поднял руки вверх, раскрыл ладони и заставил себя улыбнуться двоим мужчинам.

Воин в латах не повторил его жеста, но поглядел уже не так грозно и подошел поближе. Топор он держал наискось перед собой, широко расставив руки в перчатках. Остановившись в нескольких шагах от Рейда, он слегка согнул ноги в коленях. Архитектор подумал: это не актер. Он знает, как пользоваться этой штукой. Иначе принял бы позу дровосека. И оружие его бывало в деле – щербина на кромке, царапина на лезвии.

Где же я раньше видел такие боевые топоры?

Холодок пробежал по спине: именно такими топорами пользовались английские воины в битве при Гастингсе.

Человек произнес несколько слов – должно быть, спрашивал. Язык его не походил на речь женщины, было в нем что-то знакомое – то ли слышанное в зарубежных фильмах, то ли во время службы в Европе. Человек резко дернул головой в сторону медного предмета.

Во рту у Рейда пересохло, он смог лишь произнести:

– Простите… Я… Я сам здесь чужой. Вы говорите по-английски? Парле ву франсе? Абла юстед эспаньоль? Шпрехен зи дойч?

По нескольку фраз на этих языках он знал. Никакого ответа.

Однако человек, по-видимому, понял, что Рейд сам такой же, как и он. Хлопнул себя по широкой груди и произнес:

– Олег Владимирович Новгородни note 1Note1
  автор полагает, что здесь и еще в нескольких местах Олег говорит по-древнерусски; смысл, во всяком случае, вполне понятен


[Закрыть].

После нескольких повторений Рейд ухватил смысл. Он был потрясен.

– Р-р-русский? – запинаясь, выговорил он по-русски.

– Олег кивнул.

– Да, я есть Новгородни. Подвластни князя Ярослава.

Рейд удивленно покачал головой.

– Советский? – продолжал он.

Олег попытался ответить, но не смог.

Тогда Рейд наклонился (женщина, сидевшая на песке, напряженно следила за ним) и начертил пальцем «СССР», потом бросил на Олега вопросительный взгляд. Уж на столько-то он должен знать кириллицу, тем более, что Советы утверждают, что у них стопроцентная грамотность. Но Олег пожал плечами и чисто по-русски широко развел руки.

Американец выпрямился. Они глядели друг на друга. И только сейчас Рейд заметил, как необычно одет Олег. Его конический остроконечный шлем был надет на стеганый подшлемник, шея и плечи были защищены свисавшими мелкими кольцами. Кольчуга без рукавов была сплетена из более крупных колец и спускалась почти до колен. Под кольчугой виднелась стеганая прокладка, под ней – белая льняная рубаха. При такой-то жаре! Немудрено, что железо лоснилось от пота, стекавшего с воина ручьями. На поясе с медной пряжкой висли кинжал и кожаный кошель. Штаны из грубой льняной материи были заправлены в пестрые красно-зеленые сапоги. Перчатки тоже из кожи, украшенной полосками меди.

Воину было на вид около тридцати, рост равнялся примерно пяти футам и семи-восьми дюймам, плечи необыкновенно широкие. Небольшое брюшко и полнота лица не уменьшали впечатления огромной медвежьей силы. Голова была круглой, лицо тоже, курносый нос, усы, золотистая борода аккуратно подрезана. Лицо сильно загорелое, брови желтые и густые, небесно-голубые глаза.

– Вы… похоже… порядочный парень, – сказал Рейд, вполне понимая, что это звучит глупо.

Олег указал на него и, очевидно, спросил имя. Всего полчаса назад посреди океана Рейд разговаривал с механиком Стоктоном – боже милостивый! Воспоминание об этом обрушилось на него как удар. Он содрогнулся. Все вокруг поплыло.

– Дункан, – пробормотал он наконец.

– Дункан! – женщина вскочила и снова обняла его. Он опирался на нее, пока не прошло головокружение.

– Дункан, – повторяла она то ли смеясь, то ли плача. – Ка анкаш Дункан…

Тень упала на них. Олег принял боевую позу. К ним подъезжал всадник. Лук его был наготове, выражение лица зловещее.

Рейд сумел овладеть собой.

– Полегче, друг, – сказал он, надеясь единственно на дружеский тон, улыбку и протянутые в знак мира ладони. – Мы ничего не замышляем против тебя.

Он указал на себя и назвал имя, указал на Олега и назвал его имя. Прежде чем спросить у женщины (а только сейчас он заметил, как она прекрасна), она опередила его и бросила как вызов:

– Эрисса!

Всадник все это обдумал.

Ни он сам, ни его лошадь к себе не располагали. Конь вроде мустанга, но нет – у него черная голоса, скорее похоже на тарпана из Центральной Азии. Неопределенного цвета, лохматый, в хвост и гриву вплетены голубые ленты. Жеребец, несомненно, резвый, но не парадный, неподкованный, упряжь примитивная, седло с высокими луками, короткие стремена. С седла свисали снаряженный колчан, аркан, грязный мешок и кожаная фляга.

Всадник был обут в неуклюжие кожаные башмаки с войлочными подошвами. Грубые дерюжные штаны были подвязаны на щиколотках – невероятно грязные, от войлочной юбки за десять футов нестерпимо воняло, кожаная рубаха была перепоясана ремнем, на голове меховая шапка.

Был он крепкий, но низкорослый – примерно пять футов три дюйма, кривоногий и волосатый – только на голове, как впоследствии узнал Рейд, бритой, были оставлены кисточки волос на макушке и за ушами. В кисточки вплетались золотые кольца. Лицо чудовищно изуродованное, с реденькой бородкой. Шрамы, должно быть, нанесены сознательно – они складывались в определенный узор. Черты лица резкие – крупный крючковатый нос с раздувающимися ноздрями, толстые губы, широкие скулы, покатый лоб, маленькие раскосые глазки. Кожа продубленная, оливковая – а в целом скорее армянский или тюркский тип, чем монгольский.

Олег что-то бормотал в усы.

– Не печенег, – вслух решил он и выпалил: – Половцы? Болгары?

Всадник поднял лук. Рейд, разглядывая это сложное устройство, вспомнил прочитанное: стрела из такого лука может пробить любые латы.

– Эй! – снова сказал Рейд. – Полегче!

И, увидев взгляд всадника, повторил процедуру знакомства, а потом, показав на сверкающий цилиндр, постарался выразить недоумение.

Всадник принял сотрудничество.

– Ульдин, чки ата Гюнчен, – сказал он. – Ульдин, Ульдин.

Тыча грязным пальцем в остальных, он старался запомнить их имена. Потом снова указал на себя, не убирая лука, и разразился потоком гортанных звуков.

Олег первым понял его мысль. Он сделал такой же самый жест и сказал:

– Олег Владимирович Новгородский, – и, повернувшись к рейду: – Дункан?

То есть – кто ты? Не ты лично, а к какому народу ты принадлежишь? Что-то вроде этого.

– Дункан Рейд, американец.

Они были в недоумении, как и от ответа Эриссы: «Кефту».

И она казалась удивленной и обиженной, что Рейд не отвечает ей. Нож свой она спрятала (Рейд узнал бронзу). А наконечник стрелы железный, из настоящего кричного железа, а доспехи Олега то ли тоже железные, то ли из низкоуглеродистой стали, а если приглядеться поближе, то увидишь, что каждое звено в кольчуге выковано отдельно…

А в конце фразы Ульдин сказал о себе: «Гунн…».

Слово было произнесено не на англосаксонский манер, но сразу же колоколом ударило в уши Рейда:

– Гунн? – он чуть не поперхнулся. Ульдин кивнул с ледяной улыбкой.

– Ат… Аттила?

Никакой реакции. Олег начал теребить бороду, словно пытаясь что-что вспомнить, но для Ульдина и Эриссы это имя ни о чем не говорило.

Русский, который считает свое новгородское происхождение более существенным, чем национальность. Гунн, для которого имя Аттилы ничего не значит. Кефту, кто бы она ни была, чей беспокойный обожающий взгляд останавливается на… американце, перенесенном с Тихого океана на берег, где никто не слыхал об Америке… У Рейда начал напрашиваться вывод…

Не может быть! Невероятно!

Эрисса была ближе всех, он потянулся к ней. Она взяла его за руки. Рейд почувствовал, что она дрожит.

Она ниже его на три дюйма; судя по виду, принадлежит к средиземноморской расе, а если так, то должна выделяться ростом среди своих соплеменников. Худощава, но грудь и бедра устроили бы любого мужчину, руки и ноги длинные, лебединая шея. Голова удлиненной формы, широкий лоб, классически прямой нос, губы полные – только рот, пожалуй, великоват для эталона красоты. Глаза под изогнутыми бровями в обрамлении черных ресниц большие и яркие, цвет их меняется от зеленого к серому. Кожа чистая и свежая, если не принимать во внимание загар, веснушки и несколько морщин. Скорее всего – ровесница Рейда.

Но двигалась она словно девушка – нет, это была походка балерины, походка Даниловой, Фонтена или леопарда.

Рейд улыбнулся. Она облегченно и стыдливо улыбнулась в ответ.

– Х-х-хм! – произнес Олег. Рейд оставил Эриссу и пожал обе руки русскому, потом предложил то же самое гунну, который малость подумал и согласился.

– Дружба! – провозгласил он, потому что любой звук человеческого голоса был кстати в этой пустыне. – Мы все попали в эту невероятную переделку и все хотим домой. Значит, будем держаться вместе. Верно?

Трое остальных колебались. Он взмахнул рукой, предлагая двигаться за собой. Эрисса сделала это первой. Олег пробормотал что-то вроде проклятья и последовал за Эриссой. Бедняга утопал в собственном поту. Ульдин тоже двинулся следом, но поодаль. Рейд подумал, что гунн, как профессиональный воин, предпочитает не лезть героически вперед всех, а иметь удобную позицию для наблюдения и стрельбы. Олег же вооружен лишь для рукопашной.

Под ногами скрипели песок и галька. В пальто было душно. Рейд снял его и, опасаясь солнечного удара, повязал вокруг головы на манер бедуинского бурнуса. За медным цилиндром расстилалось открытое пространство до самой точки схода неба с землей. Цилиндр был по-прежнему окутан перламутровым блеском.

«Это всего лишь машина, – с усилием подумал Рейд. – А я – единственный среди всех сын века машин. Значит, и справиться с ней смогу только я».

Каковы шансы на успех.

Битси. Пам. Марк. Том. Отец. Мать. Сестры и братья. Фил Мейер и наше сотрудничество. Сиэтл, залив, острова, поросшие лесом, за ними – горы. Ванкувер; добрая старая Виктория; мост Золотые ворота; взлетающие ввысь стены в роттердамском порту, собор в Солсбери, великолепные островерхие деревянные крыши в Рейкьявике и тростниковая крыша на гравюре Хокусая; наконец, дома, которые ты сам собирался воздвигнуть. Почему человек придает так мало значения тому, что его окружает, и вспоминает об этом лишь перед лицом смерти?

Пам, Памела, поймешь ли ты, что я все-таки любил тебя?

Или это позерство?

Впрочем, уже неважно. Я почти у машины.

У машины времени?

Чепуха. Вздор. Физический, математический и логический нонсенс. Я даже доказал это в реферате по философии.

И я, некогда двадцатилетний самоуверенный юнец, оказался внезапно в этой пустыне возле машины, которой не может быть. Со мной русский из средних веков и гунн, живший еще до Аттилы, и женщина, ни о стране, ни о эпохе которой я не слыхал и не читал. И все это вместо того, чтобы отдыхать в обществе Памелы.

Неожиданно радужное сияние заколебалось, завихрилось и сфокусировалось в определенном месте сверкающего корпуса. Эта область словно бы выпятилась и открылась, будто круглая дверь. За дверью обнаружилось перламутровое пространство, пронизанное искрами света, а оттуда вышел человек.

Не было времени рассмотреть его как следует. Был он маленький, крепко сбитый, с кожей цвета слоновой кости и тонкими чертами лица под черной бархатной шапкой волос. Одежда белая, обувь прозрачная. В каждой руке он держал по полушарию диаметром фута два из сверкающего металла. На полушариях располагались некие кнопки, пластинки и рычажки.

Шел он неуверенно, как больной, одежда была покрыта следами рвоты.

Рейд остановился.

– Сэр… – сказал он и вытянул руки в знак того, что идет с миром.

Человек покачнулся и упал. Изо рта и носа у него текла кровь. Пыль быстро впитывала ее. А вход в машину закрылся.

4

– Господи! Неужели пилот умер?! – Рейд опустился на колени и ощупал неподвижное тело. Грудная клетка поднимается и опускается с нездоровой быстротой и мелко дрожит. А кожа горячее песка пустыни.

Эрисса присоединилась к Рейду. Лицо ее сделалось сосредоточенным. Бормоча какие-то заклинания, она уверенно осмотрела смуглого незнакомца: подняла веки, чтобы увидеть зрачки, прослушала пульс, продолжая ритмично напевать, поискала раны и переломы. Мужчины напряженно ждали. Наконец она встала, оглянулась и указала на ущелье.

– Верно, нужно отнести его в тень, – понял Рейд. – Да и нам не мешало бы… – тут он сообразил, что спутники не знают английского. Но они все поняли. Олег вручил Эриссе свой топор, легко поднял пилота и понес его. Эрисса же извлекла золотой амулет, висевший на шее, и коснулась им оружия, прежде чем понести его за русским с явным почтением.

Рейд попробовал как следует рассмотреть цилиндр. Там, где начиналось перламутровое сияние, ему пришлось остановиться – он словно бы наткнулся на радужную стену, которая вначале подалась, а потом с каждым дюймом стала увеличивать сопротивление. Защитное силовое поле, подумал он. Ничего удивительного в таких обстоятельствах. Лучше держаться подальше – а вдруг радиация? Хотя нет, ведь пилот… но как же войти внутрь?

Без пилота нам не справиться.

Рейд подобрал полушария. Их внутренняя поверхность была более мудреной, чем внешняя. Единственная знакомая деталь – ленты вроде завязок у шлемофона. Возможно, это переговорное устройство, которое нужно надевать на голову?

Рейд повел всю группу к ущелью. По пути он подобрал оброненную трубку. Даже в день Страшного суда необходимо заботиться о таких мелочах.

Крутые склоны ущелья защищали от ветра и давали немного тени. На самом затененном месте Олег уложил пилота – именно таковым Рейд полагал незнакомца. Рейд и Эрисса срезали несколько прутьев, чтобы сделать из пальто навес. Олег с громким вздохом облегчения скинул сапоги и латы. Ульдин распряг лошадь, стреножил ее и пустил пастись, накрыв предварительно попоной. Он принес свой мешок и флягу и предложил угощаться. Сушеного мясо поначалу никому не хотелось, зато молоко, кислое и перебродившее, подействовало на них, как эликсир жизни.

А потом они сидели каждый на своем скудном кусочке тени и ждали. Эрисса то и дело подходила к пилоту. Олег и Ульдин поочередно взбирались на склон, осматривали горизонт и возвращались, безнадежно качая головами. Рейд сидел и размышлял – потом он и сам не мог вспомнить, о чем. Помнился только устремленный на него взгляд Эриссы.

У него больше не было надежды на скорое пробуждение.

Солнце клонилось к западу. Тени в ущелье удлинились. Все четверо подняли потные, пыльные лица к небу, откуда начала спускаться вечерняя прохлада.

Пилот пошевелился и подал голос. Все побежали к нему.

Он пытался сесть, Эрисса укладывала его, но пилот сопротивлялся. «Ментатор» – хрипло выдохнул он и произнес еще множество слов на языке, отдаленно напоминавшем испанский. Его рвало, из носа снова потекла кровь. Эрисса вытирала ее носовым платком Рейда. Потом она жестом попросила Олега подержать раненого и помогла ему сделать несколько глотков жидкости, которую Ульдин называл «кумысом».

– Минутку, – Рейд прошел к своему месту и принес оттуда полушария. Пилот кивнул и потянулся к ним. Когда Рейд стал помогать пилоту, Эрисса отошла, давая понять, что здесь американцу и карты в кури.

«Будь я проклят, если понимаю что-нибудь во всем этом! Парень чуть живой, весь горит в лихорадке. Малейшее напряжение убьет его. Но, если он не сможет вернуться в свою машину, нам всем конец».

Пилот с трудом надел одно из полушарий на голову. Лицо его, грязное и окровавленное, с запавшими глазами, стало еще более нереальным в сверкании металла. Он откинулся на грудь Олега и знаком велел Рейду надеть другое полушарие. Американец повиновался. У пилота едва хватило сил поднять руку и нажать кнопку, выступавшую надо лбом. Рука его упала, но пальцы тянулись к Рейду.

Архитектор собрал все свое мужество. Будь готов ко всему, говорил он себе. И нажал кнопку.

Загудело. Шумит, должно быть, у него в голове, потому что остальные никак не отреагировали. И шум этот был не обыкновенными звуковыми колебаниями – он словно бы шел по нервам. У Рейда закружилась голова, он сел. Хотя, возможно, сказалось напряжение этих ужасных часов.

Пилоту явно стало хуже: он дернулся, застонал, закрыл глаза и обвис, как мешок. Казалось, прибор высасывает из него остатки жизни. Эрисса склонилась к нему, но ничего не предпринимала.

Примерно через пять минут по часам Рейда гудение стихло. Утопленные кнопки вернулись в первоначальное положение. Головокружение прошло. По-видимому, шлемы сделали свое дело. Пилот был почти без сознания. Когда Рейд снял свой шлем, Эрисса освободила голову пилота и уложила его. Она оставалась рядом с ним, прислушивалась к неровному дыханию и следила за биением жилки на шее.

Наконец пилот открыл глаза и прошептал что-то. Эрисса прислушалась, нахмурилась, и махнула рукой Рейду. Тот, сам не зная зачем, присоединился к ней. Тусклый взгляд пилота остановился на нем.

– Кто… вы? – вырвалось из пересохшего рта. – Где, когда… вы?

Английский!

– Быстрее, – молил пилот. – У меня мало… времени. И у вас… тоже. Вы знаете… ментатор? Этот прибор?

– Нет, – ответил Рейд. – Учитель языка?

– Верно. Он сканирует речевые центры. В мозгу. Мозг – банк данных. Сканер… снимает лингвистическую информацию… вводит ее в принимающий мозг. Безвредно… только… сильное напряжение… воспринимать… когда данные внушаются…

– Тогда мне следовало выучить ваш язык.

– Нет. Слишком сложно. Вы не смогли бы… много новых понятий. Скажите этому дикарю в шрамах слово… ну, «паровая машина»… хоть день, хоть неделю… ничего не выйдет, пока он не поймет идею… Как эта машина устроена… А вот о лошадях… вы могли бы говорить? – пилот помолчал, переводя дыхание. – У меня нет на это времени…

Олег осенял себя крестным знамением и творил русские молитвы. Ульдин отодвинулся и особыми движениями отгонял нечистую силу. Эрисса героически держалась возле Рейда и только подносила к губам свой золотой амулет. Амулет изображал секиру с двумя лезвиями.

– Вы из будущего? – спросил Рейд.

Тень улыбки скользнула по лицу пилота.

– Мы все из будущего. Меня зовут Сахир. Я из… не помню, откуда идет ваше летоисчисление. Я вылетел из… да, Гавайи в анакро… это можно назвать пространственно-временным… повозкой, экипажем… Движется по поверхности земли, одновременно перемещаясь во времени. Мы направлялись… в доисторическую Африку. Проточеловек. Мы… мы были… да, антропологами, это точнее всего. Можно попить?

– Пожалуйста, – Рейд и Эрисса помогли ему.

– Ах! – Сахир лег. – Мне стало немного получше. Но это ненадолго. Лучше я буду говорить, пока в состоянии. Возможно, вы из постиндустриального общества. Это меняет дело. Определите себя.

– Дункан Рейд, американец из 1970 года… вторая половина XX века… Ну, мы только что высадились на Луне, и владеем ядерной энергией… гм… двадцать пять лет.

– Так. Понял. Перед самым веком… нет, я не имею права говорить. Вы должны вернуться в свое время. Если я смогу вам помочь. Вам не следует знать, что грядет… Мне очень жаль, что я вас втянул. Кто ваши друзья?

– Светловолосый – средневековый русский. Низкорослый утверждает, что он гунн. Женщина… не определил.

– Гм… Да. Вы сможете получить… более точную информацию, использовав ментатор. Один шлем для сканирования, другой для обучения. Не перепутайте… Возьмите того, кто из более древней эпохи… Должно быть, это она… И пусть она даст вам общий язык… Так целесообразнее, понимаете? Мы на весьма небольшом удалении от пункта… где машина втянула последнего из вас… Я почти остановил ее… Несовершенная модель… Предполагалось, что она изолирована… от внешнего воздействия… Необходима громадная концентрация энергии, чтобы свернуть континуум… Для возвращения домой… нужно разобрать ядерный генератор… вне машины, разумеется… высвобождается энергия порядка мегатонн…

Глаза Сахира закатились, голос упал до шепота, силы вытекали из него, как вино из треснувшего бокала. Но он продолжал торопливо шептать:

– Свернутые поля… Предполагалось, что они полностью контролируются и контакт с материей извне невозможен… Но где-то не сработало… Дефект… Вскоре после старта приборы показали, что мы увлекли какое-то тело. Я немедленно приказал тормозить… Но инерция… Мы можем захватить только высшие существа: человека, лошадь… К тому же мы прошли в пространстве-времени слишком близко к какому-то чудовищному выбросу энергии… Не знаю, что это было. Какая-то ужасная катастрофа в далеком прошлом. Изменился курс, понимаете? Мы должны были миновать ее… Но все расчеты делал компьютер… Когда мы уже почти остановились… Плохая изоляция… взаимодействие со свернутыми полями… И полетела вся наша могучая кибернетика… Взрыв, радиация… Удивительно, что я до сих пор еще жив. Мои товарищи погибли… Я на время потерял сознание… вышел, рассчитывая встретить вас… но…

Сахир попытался поднять руки. Рейд принял их. Словно два свитка горящего пергамента.

– Слушайте, – отчаянно торопился Сахир. – Этот взрыв… Катастрофа… что это было в данной части планеты? Близкое будущее. Год или меньше. Пока не было… То есть не будет. Экспедиций во времени будем немного… Слишком дорого… Да и мироздание этого не выдержит… Но большая катастрофа привлечет наблюдателей. Понятно? Найдите их, расскажите о себе, попросите помощи… Может, и мне помогут…

– Каким образом? – прохрипел Рейд.

– Сначала… Помогите мне добраться до машины… Она вышла из строя, но медицинское оборудование… Они придут сюда, в этот день, и помогут, конечно… – Сахир содрогнулся, как от удара молнии.

– Ниа! – вскричал он. – Фабор, Тео, ниа, ниа!

И рухнул. Зрачки его закатились, челюсть отвисла. Рейд пробовал массировать грудную клетку, делал искусственное дыхание «рот в рот». Но все было бесполезно.