Текст книги "Коридоры времени"

ГЛАВА X

– Неужели Кносс, о котором рассказывают, такой же большой? – спросила девушка из неолита с благоговейным ужасом.

Несмотря на усталость и тревогу. Локридж не мог сдержать улыбки. На его взгляд, Виборг XVI века был вроде городка на перекрестке дорог, где его родители делали покупки. Правда, он казался куда более приятным, особенно после двухдневного путешествия пешком через пустошь. К тому же он обещал уют в то время, когда последние лучи заходящего солнца пронизывали иссиня-черные дождевые облака, гонимые ветром, который развевал плащ Локриджа и насвистывал песню надвигающейся зимы.

За озером сквозь дубовую рощу (буки еще не успели вытеснить это доброе дерево из Дании) он разглядел заброшенный монастырь – кирпичное здание теплых тонов. Высившиеся рядом городские стены сохраняли зеленый цвет у своего основания, где на насыпи росла трава. Тот же оттенок придавал мох высоким гребням видневшихся соломенных крыш. Тянулись к небу тонкие и изящные башни собора.

– Думаю, Кносс малость побольше, – сказал Локридж.

Улыбка сбежала с его лица. «Тридцать три столетия, – подумал он. – И все надежды, расцветавшие когда-то так ярко, обратились в прах, не оставив по себе даже памяти. И другие надежды рождались и умирали, покуда сегодня…»

Диаглосса давала общую информацию, но умалчивала об исторических событиях. То же самое было и в эпоху Аури, и – он подозревал – во все годы земного существования, где открывались ворота времени. Локридж догадывался о причине этого. Патруль и Хранители вербовали для себя помощников из местных жителей, но кто может сохранить твердость, зная, что ожидает впереди его народ?

Дания переживала тяжелые дни. Они с Аури старались держаться проселочных, гужевых дорог, которые вились через лес и вересковые заросли; питались они продуктами из продовольственного пакета, а спали на открытом воздухе, прижавшись друг к другу и завернувшись в плащи, когда не столько темнота, сколько усталость заставляли их делать привал. Но они видели фермы и людей, останавливались попить воды у колодцев; и хотя все крестьяне были угрюмые, запуганные, неразговорчивые, нельзя было не узнать кое-что. По стране гуляла песня:

Весь птичий народ, что в лесу живет,

От ястреба злого страдает.

Срывает он с птичек и перья, и пух,

Из лесу их выгоняет.

И вот уже со своими детьми

Старый орел улетает…

И птичий народ одичал совсем -

Что делать, как быть, не знает…

Через четыре столетия на этом месте будет лежать счастливая страна, которую Локридж видел. Это было слабое утешение в этот серый холодный вечер. Сколько продлится ее благополучие?

– Идем, – сказал он. – Нам надо спешить. На закате солнца они закрывают ворота.

Они шли вдоль берега озера, пока тропинка не вывела на главную дорогу. По словам мальчика, который доверился Локриджу, рассказал кое-что и даже спел ему балладу (о благородных дворянах, которые теперь, когда король Кристиан II, друг простого народа, был заключен в замок Сёндерборг, стали совершенно бессовестно этот народ притеснять), завтра был Канун Всех Святых. Локридж довольно точно рассчитал время; ему хотелось устроиться в городе и хоть немного освоиться в нем, прежде чем приниматься за поиски Йеспера Фледелиуса.

Главная дорога была грунтовой, грязной и изрытой глубокими колеями. Никакого транспорта на ней не было видно. Над Северной Ютландией все еще витал призрак прошлогоднего восстания, подавленного пушками Йоханна Рантзау.

В голых ветвях деревьев завывал ветер.

Полдюжины воинов стояло на страже у главного входа. Это были германские ландскнехты в перепачканных голубых мундирах, рукава которых раздувались вокруг лат. За плечами у них висели двуручные мечи пяти футов длиной. Две алебарды со звоном преградили путникам дорогу, третья оказалась нацеленной Локриджу в грудь.

– Halt! – рявкнул начальник караула. – Wer gehts da? [Стой! Кто идет? (Нем.)]

Американец облизал пересохшие губы. Наемники выглядели не слишком внушительно. Они были ниже его на несколько дюймов, как и большинство людей в этот век постоянного недоедания, – в его время, или в эпоху Аури, такого не было, – их лица под высокими шлемами были изрыты оспой. Тем не менее убить его они могли запросто.

Легенда у Локриджа была подготовлена.

– Я английский купец, путешествую со своей женой, – сказал он на их родном языке. – Наше судно потерпело крушение у западного берега. – Берег этот был настолько пустынным – там, где он его видел, – что Локридж был уверен, что никто не уличит его во лжи. По сведениям, полученным от диаглоссы, кораблекрушения были далеко не редкостью. – Мы добрались досюда сушей, – закончил он.

Сержант смотрел недоверчиво, его люди напряглись.

– В это время года? И только вы двое спаслись?

– Нет-нет, все добрались до берега целыми и невредимыми, – ответил Локридж. – Корабль сидит на мели, он получил повреждения, но не развалился. – Хоть ему и много пришлось путешествовать, но морским волком, безусловно, он не был. – Капитан решил остаться там с командой, чтобы не разграбили товары. А поскольку у меня в Виборге неотложные дела, я предложил сообщить об аварии и попросить помощи. – Локридж знал, что для того, чтоб добраться дотуда и выяснить, что он все наврал, понадобится как минимум три дня, и столько же на дорогу обратно. К тому времени его здесь уже не будет.

– Значит, ты англичанин, да? – Маленькие глазки сержанта еще сузились. – Никогда не слыхал англичанина, который говорит так, будто родился в Мекленбурге.

Локридж мысленно выругался. Надо было постараться обойтись тем немногим из немецкого, что осталось в его памяти от колледжа, и не поддаваться соблазну использовать устройство в его ухе.

– Но так оно и есть, – постарался он поправить положение. – Мой отец много лет был там комиссионером. Поверьте, я вполне порядочный человек. – Он сунул руку в кошель, достал пару золотых ноблей и многозначительно позвенел ими. – Видите, я могу позволить себе предложить достойным людям выпить за мое здоровье.

– Фридрих! Позови юнкера! – гаркнул сержант.

Один из ландскнехтов побежал через напоминавшие туннель ворота. Древко его копья стучало по булыжникам. Локридж попятился.

– Стой, где стоишь, чужеземец! – Стальное острие едва не коснулось его.

Аури схватила Локриджа за руку. Сержант подкрутил усы.

– Какая это, к черту, жена богатого купца? – нашел он, к чему еще придраться. – Загорелая, как любая крепостная девка. – Он вытер нос тыльной стороной ладони и задумался. – Кто же вы все-таки?

Локридж заметил, как страх в глазах Аури уступил место другому чувству, прежде ей незнакомому, – смущению, вызванному тем, как пялились на нее ландскнехты. Будь у него в руке пистолет…

– Эй вы! – рявкнул он. – Ведите себя прилично, не то вас высекут.

Сержант захихикал:

– Или ты будешь болтаться на виселице – с той стороны города. Шпион! Вороны будут тебе рады. Тех крестьян, что мы для них повесили, они уж давно склевали до косточек.

Локриджу стало душно. Он не ожидал неприятностей. Что-то вышло не так.

Взгляд его блуждал по сторонам, он пытался найти выход из трудной ситуации, но выхода не было. Тлели запальные фитили аркебуз; невдалеке он услышал цокот железных подков.

Показался всадник в легких доспехах. На его лице застыло выражение надменности. «Должно быть, это один из датских аристократов, – подумал Локридж, – которым подчиняется эта страна, этот иностранный гарнизон среди их собственного народа». Немцы неуклюже отдали честь.

– Это юнкер Эрик Ульфельд, – объявил сержант. – Расскажи ему свою сказку.

Приподнялись светлые брови.

– Что ты можешь сказать? – произнес Ульфельд, тоже по-немецки.

Локридж назвал свое настоящее имя – почему бы и нет? – и повторил свою историю, добавив некоторые подробности. Ульфельд погладил подбородок – чисто выбритый, по понятиям этого времени с существующими в нем бритвенными принадлежностями: ладонь юнкера прошлась словно по наждачной бумаге.

– Какие у тебя есть доказательства?

– Документов никаких нет, милорд, – ответил Локридж. Пот из подмышек стекал по его бокам. Всадник возвышался над ним горой на мутном фоне облаков; солнечные лучи приобрели медный грозовой оттенок, придав окружающему резкие очертания; ветер выл все громче. – Они пропали при кораблекрушении.

– Тогда, может быть, ты знаешь здесь кого-нибудь? – Голос Ульфельда звучал жестко и грозно.

– Да, в гостинице «Золотой Лев»… – Локридж осекся. Ульфельд схватился за рукоять меча. Все понятно: проклятая диаглосса! Вопрос был задан по-датски, и он, не подумав, ответил так же.

– Англичанин, который совершенно свободно говорит на двух иностранных языках? – пробормотал Ульфельд. В его бледных глазах вспыхнул огонь. – Или человек графа Кристоффера?

– Прах господен, милорд! – выпалил сержант. – Он убийца-поджигатель!

Вооруженные солдаты приблизились вплотную. Слишком поздно Локридж сообразил, в чем дело. Поскольку люди этого века умели пользоваться порохом, совершено уже было кругосветное плавание, жив был Коперник, – он не догадался разобраться, чем, по существу, и насколько эта эпоха отличается от его собственной. Деревянные дома, соломенные крыши, воду приходится таскать ведрами – при таких условиях вряд ли хоть одному городу удавалось избежать повторяющихся опустошительных пожаров. Теперешний страх перед вражескими поджигателями был чем-то сродни тому страху перед ядерным оружием, который был Локриджу хорошо знаком.

– Нет! – воскликнул он. – Выслушайте меня! Я жил в Дании и немецких городах…

– Без сомнения, – сухо заметил Ульфельд, – в Любеке.

Сквозь путаницу мыслей в каком-то уголке сознания Локриджа пробивались привычные отвлеченные построения беспристрастной логики. Любек был ганзейским городом, по всей видимости, заключившим союз с Кристоффером, графом, чья обреченная на поражение война в интересах короля все еще бушевала на островах, – Локридж узнал это из того немногого, что мог рассказать ему тот бедный крестьянский мальчик. Вывод Ульфельда был вполне естественным.

– Но ты говорил, что тебя может опознать некий достойный гражданин, – продолжал датчанин. – Кто он?

– Его зовут Йеспер Фледелиус, – брякнула Аури.

– Вот зараза! – Спокойствия Ульфельда как не бывало. Его конь захрапел и сделал курбет, ветер взметнул его гриву. Сержант подал знак своим ландскнехтам, и они окружили пришельцев.

«О Господи, – внутренне застонал Локридж, – мало нам было всего? Я ведь хотел подождать, если можно, пока не разузнаю, значит ли здесь что-нибудь это имя…» Он едва заметил, как у него отобрали меч и нож и грубо обыскивали Аури.

На лице Ульфельда вновь была маска отрешенности.

– Ты сказал, в гостинице «Золотой Лев»? – спросил он.

Раз начав, Локриджу оставалось только продолжать.

– Да, милорд. Так мне говорили. Хотя его может там еще не быть. Я ведь не был в Дании много лет. И я почти ничего не знаю о том, что здесь происходило. По правде говоря, я никогда не видел этого Йеспера. Моя компания странствующих купцов дала мне его имя, как человека, который… который может помочь нам наладить торговлю. Если бы я был вражеским агентом, милорд, разве я пришел бы вот так?

– Если бы ты был настоящим купцом, – возразил Ульфельд, – разве ты не знал бы, что нельзя приехать сюда торговать так же просто, как если бы мы были индейскими дикарями, у которых нет никаких законов, устанавливающих, кому это можно, кому нет?

– У него полный кошель, юнкер, – самодовольно сказал сержант. – Он пытался подкупить нас, чтобы пройти. – Локриджу хотелось выбить мерзавцу зубы. Он почти испытал удовольствие, услышав резкий ответ Ульфельда:

– Для тебя это был бы дорогой подарок.

Некоторое время дворянин молча сидел на коне, умело обуздывая его беспокойство. Аури отодвинулась от лошади подальше: она была такая большая, куда больше пони, которых она знала; к тому же Аури никогда не слыхала, что на лошадях можно ездить верхом.

Ульфельд принял решение.

– Приведите отряд, – приказал он.

– Я тоже пойду, милорд, – сказал сержант. Усмешка тронула углы губ юнкера.

– Ты, конечно, чуешь вознаграждение. Действительно, за голову герра Йеспера назначена денежная премия. Однако оставайся на своем посту. – Ландскнехты пробурчали что-то в усы. Ульфельд бросил на них взгляд, и они тут же изобразили что-то вроде стойки «смирно»: как-никак, с другой стороны города стояли виселицы.

– Мы отправимся в гостиницу, – сказал датчанин, – и посмотрим, если есть на что смотреть, а потом зададим кое-какие вопросы. – Его глаза остановились на Аури. – Девка из Дитмарша, чтоб мне с места не сойти. Никто другой из низкорожденных не смеет так себя держать. Мой отец погиб там в день памяти короля Ханса, когда открыли шлюзы против нашей армии. Может быть, сегодня…

У Локриджа комок подкатил к горлу.

Появилось еще несколько пеших солдат. Ульфельд приказал им сопровождать пленников и поехал через ворота.

Внутри Виборг был менее привлекателен, нежели на расстоянии. На узких улочках свиньи ковырялись в гнилой требухе, из куч которой еле торчали расположенные посередине камни для пешеходов. В наступивших сумерках народу на улицах было мало. Локридж увидел рабочего в блузе, согнутого пожизненным тяжким трудом; служанку с корзинкой хлеба; проковылял прокаженный, дребезжа своей трещоткой, предупреждающей о его приближении; проехала тяжело нагруженная повозка с огромными деревянными колесами, запряженная волами. Все они быстро исчезали в темноте, все гуще заполнявшей пространство между домами с высокими двускатными крышами и уже запертыми дверями и закрытыми ставнями – предосторожности против ночных грабителей. На лицо Локриджа упали первые капли дождя.

Сквозь ветер, шлепанье ног, стук копыт вдруг донесся высокий, далеко расходящийся звон.

– О! – воскликнула Аури. – Голос Богини!

– Церковные колокола, – сказал Локридж. Несмотря на терзавшее его душу отчаяние, он не мог не признать, что звук был очень красив – равно как и собор, смутно вырисовывающийся на другой стороне рыночной площади… Ветер переменился, и в нос ему ударил кладбищенский смрад.

Вскоре Ульфельд натянул поводья. Качаясь на ветру, скрипела деревянная вывеска. При тускло-желтом свете, едва пробивающемся сквозь двери и ставни, в сгустившейся темноте Локридж смог разобрать лишь грубо намалеванного стоящего на задних лапах льва. Ландскнехты со стуком поставили свои пики на землю. Один из них проворно подскочил, чтобы придержать стремя, пока дворянин слезает с коня. Другой солдат стал стучать в дверь; юнкер Эрик, матово блестя шлемом и нагрудником, ждал, стоя с обнаженным мечом.

– Открывай, ты, свинья! – орал немец.

Дверь со скрипом приотворилась, из нее выглянул маленький, толстый человечек.

– Нечего вам тут делать в приличном заведении, – сердито начал он, но тут же прикусил язык. – Господин рыцарь! Я нижайше прошу прощения!

Ульфельд оттолкнул его и вошел. Локриджа и Аури впихнули вслед за ним.

Комната была маленькая. Человек двадцатого века, выпрямившись, ударился бы головой о закопченные стропила; стены, казалось, сходятся друг с другом. Грунтовый пол был устлан тростником. Стоявшие на полках лампы светили неверным тусклым светом, отбрасывая множество огромных бесформенных теней. Печь, сложенная из глиняных горшков, в которых можно было разогреть мороженую ногу или окорок, давала кое-какое тепло; грубо сделанный дымоход пропускал столько дыму, что слезились глаза. Стоявший на козлах стол еще не был убран на ночь; какой-то человек сидел за ним с кружкой пива.

– Кто еще здесь остановился? – осведомился Ульфельд.

– Никого больше нет, милорд. – Было неприятно смотреть, как раболепствует хозяин гостиницы. – Клиентов теперь мало, вы знаете.

Ульфельд дернул головой:

– Обыскать.

Он подошел к одинокому посетителю, который остался сидеть на скамье.

– Кто такой?

– Герр Торбен Йенсен Свердруп, из Вендсюсселя. – Глухой бас звучал дружелюбно, как после хорошей выпивки. – Простите, что я не встаю: сколько лет уже в ноге шведский осколок. Ищете кого-нибудь?

Ульфельд глядел на него исподлобья. Мужчина был огромного роста – он казался бы гигантом в любом столетии, – бычьи плечи возвышались над внушительным животом. Его лицо портили оспины и приплюснутый нос, зато глаза были ясные и жизнерадостные. Неряшливые темные с проседью волосы и нечесаная борода спадали на засаленный камзол.

– У тебя есть доказательства, что ты тот, за кого себя выдаешь? – спросил юнкер.

– О да, конечно, конечно! Я здесь по вполне законному делу, пытаюсь возродить мясную торговлю, поскольку она теперь снова в руках людей благородного происхождения, как ей и положено быть. – Свердруп рыгнул. – Выпьете со мной? Думаю, что могу даже потратить несколько грошей и поставить вашим людям.

Ульфельд приставил меч к его горлу.

– Йеспер Фледелиус!

– Как? Что такое? Никогда о нем не слышал.

Из задних комнат донесся испуганный женский визг, сопровождаемый грубым немецким хохотом.

– Ах да, – усмехнулся Свердруп, – у нашего хозяина прехорошенькая дочка. – Он взглянул на Локриджа и Аури. – А у вас с собой тоже недурная куропаточка, господин. Что все это значит?

– Я слышал, – Ульфельд пронзил взглядом Свердрупа и хозяина, – что предатель Фледелиус находится в этом доме.

Свердруп отхлебнул гигантский глоток из своей кружки.

– Слухами земля полнится. Вам мало того, что шкипер Клемент в Виборге?

– Фледелиуса ждут соседняя камера и топор палача. Эти незнакомцы говорят, что должны с ним встретиться. Ты должен представить мне документы, подтверждающие, кто ты есть.

Свердруп, моргая, посмотрел на пленников.

– Я, пожалуй, не отказался бы быть Фледелиусом, если такая прекрасная дама горит желанием его увидеть. Но, увы, я всего лишь бедный старый помещик из Скау. – Он начал шарить в своей одежде, потревожив солидную колонию блох. – Вот. Я полагаю, вы, в отличие от меня, еще не забыли, чему учились.

Ульфельд, нахмурившись, смотрел на пергамент. Вернулись его люди.

– Никого, кроме семьи хозяина, милорд, – доложил один из них.

– Вот видите, видите, я же говорил, – затараторил хозяин гостиницы. – Герр Торбен останавливался в «Золотом Льве» и в прошлые годы, милорд. Я его хорошо знаю, а у меня всегда было доброе имя – спросите у бургомистра, пусть скажет, разве Миккель Мортенсен не честный и добропорядочный человек?

Ульфельд бросил письмо на стол.

– Мы установим наблюдение, – решил он. – Преступник еще может объявиться. Но ни в коем случае нельзя допустить, чтоб его предупредили. Вы двое, – он указал на двоих наемников, – оставайтесь пока здесь. Сторожите все двери и арестовывайте всех, кто придет. И чтоб никто не выходил. Остальные – за мной.

– Выпейте хоть кружку со старым одиноким человеком, – убеждал Свердруп.

– Нет. Я должен проследить за допросом арестованных.

«Если потребуется, – подумал Локридж, – на дыбе, с клещами и испанским сапогом. Для Аури…»

Сквозь застилавший глаза туман он уставился на сидевшего за столом человека.

– Постойте, – прохрипел он. – Помогите нам.

Мешки под глазами у Свердрупа, казалось, набрякли еще больше.

– Мне очень жаль, девочка, – тихо проговорил он, – но столько уже умерло, и стольким еще предстоит скоро умереть. – Он перекрестился.

Рука подтолкнула Локриджа к двери. Он уперся ногами. Древко пики с треском ударило его по колену. Боль пронзила его, он пошатнулся и крепко выругался. Голова Аури не была закрыта капюшоном, и солдат схватил ее за волосы.

– Нет! – пронзительно закричала девушка. – Мы принадлежим Ей!

Кружка Свердрупа со стуком опустилась на дощатый стол. Аури начертала в воздухе какой-то таинственный знак. Локридж не мог его разобрать – что-то из их ритуалов, мертвых и забытых, слепой крик…

Гигант сунул руку под стол и с усилием поднялся на него. В его руках появился самострел – натянутый и заряженный; под столом его скрывали складки плаща Свердрупа.

– Не спешите, милорд, – пропыхтел он, – не спешите так, умоляю вас.

Ульфельд повернулся на каблуках. Блеснул, поднимаясь, меч. Немцы нацелили свои копья, послышалась непристойная брань.

Если бы медведь умел улыбаться, он был бы похож на этого человека, который, судя по всему, и был Йеспером Фледелиусом.

– Спокойно, – сказал он, – спокойно. Одно движение, самое крошечное движение – и милорд рыцарь уже не будет таким красивым. Мы ведь не хотим огорчать благородных дам Виборга, а?

– Они убьют тебя! – завопил трактирщик. – С нами Божья милость!

– Что ж, они могут попытаться, после того как эта леди, которую я защищаю, произнесла свое веское слово, – согласился Фледелиус. – Но мой меч пока еще при мне. Им приготовлен паштет из многих шведов, и голштинцев, и даже датчан. Нет ничего вкуснее, чем датчанин, отрекшийся от старого орла, – разве что, может быть, немецкий наймит. Мы могли бы провести весьма интересную дискуссию – все вместе. Однако вам, господин рыцарь, пришлось бы, к сожалению, удовлетвориться местом зрителя, и хотя в аду вам, несомненно, предоставили бы место, соответствующее вашему положению, всех ваших ребят, доживших до утра, вряд ли поблагодарили бы за то, что они не сумели уберечь столь драгоценную жизнь. Быть может, их даже попросили бы сплясать на веревочке, как вы думаете? Так что давайте лучше попробуем разрешить наш спор мирными, научными методами, как подобает истинным христианам.

Наступила такая тишина, что собственное дыхание звучало в ушах Локриджа громче, чем ветер и усиливающийся дождь на улице.

– Миккель, друг мой, – сказал Йеспер Фледелиус, – у тебя наверняка есть где-нибудь моток веревки. В этом случае мы могли бы связать этих замечательных парней, а не рубить им головы, как туркам. Конечно, это тоже достойная турков судьба – лежать в трактире и не иметь возможности выпить пива. Но завтра кто-нибудь да появится. Мужчины всегда хотят пить. Вам не кажется, что это евангелический символ: пиво, омывающее горло, в то время как спасение оставляет иссушенную грехом душу? – Он посмотрел на Аури весело сияющими глазами. – В Писании верно сказано о мудрости, заключенной в невинности, милая девушка. Слова могли и не тронуть мою трусливую старую тушу, ибо слова дешевы и лукавы. Но ты нарисовала Ее знак, который не лжет. Я благодарю тебя.

Хозяин начал всхлипывать. Женщина с двумя детишками высунули испуганные лица из задней двери.

– Не унывай, Миккель, – продолжал человек, объявленный вне закона. – Просто-напросто тебе и твоим домашним придется покинуть город вместе с нами. Жалко отдавать этот постоялый двор в руки придурковатых судебных исполнителей юнкера, но Шабаш накормит и укроет тебя. – На мгновение широкое лицо озарила чистая и полная любовь. – А когда вернется Она, ты будешь вознагражден.

Он подал Локриджу знак движением подбородка.

– Господин, будь добр, отбери оружие у этих… – произнесенное выражение производило жуткое впечатление на фоне его спокойного голоса, – и спрячь в безопасное место. Нам надо отправляться, с соизволения Божьего, как можно скорее. Дело нашей госпожи не ждет.