Текст книги "Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV–DCC до н. э."

Расширившиеся горизонты

В истории обычно остаются лишь личности и деяния великих и хороших людей – или очень плохих. Гораздо труднее выявить, как обычные среднестатистические жители одного из процветающих городов Аккадской империи существовали в этом храбром и героическом мире бронзового века.

Мы можем выдвинуть несколько разумных предположений. Вероятно, это было сильно военизированное общество; вооруженных воинов часто видели патрулирующими улицы, особенно в провинциальных городах, на лояльность которых центр всегда мог положиться. Саргон написал, что каждый день в Аккаде на его глазах обедали 5400 воинов – возможно, ядро его регулярной армии. Более устрашающими для населения являлись бы часто вспыхивавшие восстания и бунты, с помощью которых патриоты – правители городов пытались стряхнуть с себя власть империи, как в случаях, когда сын Саргона Римуш оказался лицом к лицу с мятежами, поднятыми царем Ура и четырех других городов. Восстания тогда были безжалостно подавлены. Нарамсин стал «победителем в девяти сражениях, произошедших за один год»: чего стоили эти восстания невинным городским жителям, нигде не записано; людские потери и утрата собственности, вероятно, оказались невосполнимы.

Но никакая империя не может устоять без поддержки или, по крайней мере, молчаливого согласия большой части населения. Существовали компенсации за бремя имперского правления. Жители центральных территорий Шумера и Аккада, безусловно, признавали, что их горизонты неизмеримо расширились. Сюда стекались ценности, товары и сырье со всего обширного региона. Корабли из таких далей, как Бахрейн (на аккадском «Дильмун»), Оман («Маган»), и даже с берегов Инда («Мелухха») стояли в доках у аккадских причалов и сгружали свои сокровища; иноземные моряки, говорившие на незнакомых языках, переполняли улицы, расположенные неподалеку от гаваней. Баржи, груженные до планшира зерном из далеких краев, где урожай поливали дожди, за пределами аллювиальной долины ежедневно прибывали в гавань, извлекали свой груз, после чего их быстро разбирали, так как древесина предназначалась для использования в обширных местных строительных проектах. Саргон даже утверждал, что пересек «Западное море» (Средиземное), – хвастовство, от которого легко отмахнуться, если не вспомнить о том, что в 1870-х гг. на Кипре нашли печать с надписью «Апил-Иштар, сын Илюбани, слуга Божественного Нарамсина».

Экономическая система, вероятно, мало изменилась, сохранив вид разнородной рыночной торговли древних времен. Императоры могли обладать верховной властью, но предпочитали следовать установившимся обычаям и закону. Когда они искали землю, чтобы распределить ее между своими последователями и сторонниками, торги вполне могли быть принудительными, а продавцы наверняка подвергались давлению, но дворец платил. В надписи, нанесенной на черную диоритовую колонну времен правления сына Саргона Маништушу, говорится о покупке нескольких больших поместий общей площадью чуть меньше полутора квадратных миль, которые, очевидно, стоили монарху общепринятой суммы серебром плюс дополнительная сумма за постройки и подарки в виде ювелирных изделий и одежды за добрую волю. Чтобы все «участвовали в игре», царь, видим, еще и устроил угощение для 190 рабочих, пяти чиновников местечка под названием «Город Бога Луны» – Дурсин и 49 чиновников из столицы – города Аккада, включая начальников, главного советника, жреца-прорицателя, храмового гадателя, трех писцов, цирюльника, виночерпия, а также царского племянника и двоих сыновей правителя Уммы Шурушкина.

Разумеется, взимались налоги, чтобы оплатить и все это, и увеличивавшийся класс чиновников, и растущий класс ремесленников. В своей культуре, воспевшей героя, аккадцы ценили цивилизацию так же высоко, как и войну, признавая, что более мирные ремесла необходимы для поддержания мира и порядка в их владениях. Воины бронзового века любили поэзию. Мы можем быть уверены, что бардов, исполнителей баллад, музыкантов и артистов радушно принимали при дворе, особенно если они пели о героических подвигах правителя. Такие произведения быстро появлялись и исчезали, но мы знаем, что поощрялись и другие искусства и ремесла, судя по высотам, достигнутым в архитектурном проектировании, скульптуре из камня и в обработке металлов. Увы, драгоценные металлы всегда использовались повторно, так что вряд ли мы можем обрести какое-нибудь аккадское ювелирное изделие. Но это отсутствие отчасти компенсируется множеством найденных при раскопках археологами цилиндрических печатей, которые показывают, что аккадские мастера достигли уровня почти непревзойденного совершенства как в их рисунке, так и исполнении. Как выразился профессор Института ближневосточных исследований Колумбийского университета Марк ван де Миероп, «впечатление, которое получаешь от остатков материальной культуры этого периода, – это мастерство, внимание к мелочам и художественный талант».

В то же время были предприняты первые шаги к тому, чтобы привести в порядок хаотическую систему измерений шумеров. В доаккадские времена у каждого города имелись яростно отстаиваемая собственная система мер и весов и способы их записи – к тому же усиливали путаницу разнотипные системы счисления на различных основах для разных предметов и товаров. Но затем ввели универсальные меры длины, площади, емкости сыпучих и жидких веществ и веса – единицы, которые оставались стандартными более тысячи лет. Были предписаны официальные названия года:

 
Год, когда Саргон пошел в Симуррум,
Год, когда Нарамсин завоевал…
И валил кедры в Ливанских горах.
Год после года, когда Шаркалишарри пошел на Шумер в первый раз.
 

Наверное, самой важной и исторически значимой переменой, произошедшей благодаря аккадским правителям, стало использование в официальных документах их семитского языка, который теперь мы можем называть аккадским, хотя шумерский язык был в ходу до самого конца истории Месопотамии как язык науки и религии. Саргон и его потомки не собирались вытеснять культуру Южной Месопотамии, скорее они намеревались добиться славы, улучшая ее.

Клинопись какое-то время распространялась; ею записывали как семитскую, так и шумерскую речь. Для неискушенного глаза знаки этого вида письменности выглядят одинаково. Но новый официальный статус письменного аккадского языка сосредоточивал внимание на дополнительном уровне сложности, добавленном к уже непростой системе. Шумерские значения символов не были заменены, а шли параллельно своим аккадским эквивалентам. Так что каждый из них читался как шумерское (либо аккадское) слово (или слова) или в качестве их фонетических аналогов. Символ, который похож на звезду, мог оставаться немым, но он означал, что следующее слово имеет отношение к божеству или читается как «бог» или «небеса», по-шумерски dingir или an, по-аккадски shamum или ilum. Он также использовался для обозначения лишь звуков данных слов.

Это делает расшифровку клинописи настоящей головной болью для современных ученых, но она, очевидно, была гораздо более понятной для тех, чьим родным языком был шумерский или аккадский. В любом случае в древние времена, по-видимому, существовала иерархия среди писцов, и те, кто специализировался на выполнении практических задач, мог не знать или не понимать тайные сложности этой системы. Чтобы обеспечить единообразие, в школах писцов по всему региону – от Иранского нагорья до истоков Тигра и Евфрата в Анатолии и до берегов Средиземного моря – обучали стандартизированному стилю написания символов, экономичному и изящному «аккадскому письму». И посредством распространения этого упорядоченного письма аккадский стал языком межэтнического общения всего Ближнего Востока, оставаясь таковым до возвышения арамейского языка – спустя тысячу или более лет.

Так, Аккадская империя, предвосхищая шекспировского Юлия Цезаря, перекинулась через узкий Плодородный Полумесяц, как колосс: в военном, экономическом, культурном и языковом отношении. Несмотря на регулярно вспыхивавшие восстания, бунты и мятежи, Саргон и его потомки – все они герои бронзового века – более столетия крепко держали в руках долины притоков Тигра и Евфрата, равно как и окрестные земли к востоку, западу, северу и югу от них, распространяя шумерско-аккадскую цивилизацию на всю Месопотамскую равнину. Или, как они сами называли стороны света, в направлении «ветра с гор, ветра от амореев, штормового ветра и ветра, дующего в паруса кораблю, плывущему против течения».

И все же этому миру, подававшему такие надежды на будущее, суждено было исчезнуть в мгновение ока – или так это кажется в longue durée исторической перспективы. Варвары много веков пытались вытеснить Римскую империю Цезаря из Западной Европы в ее последний редут – Константинополь. Будучи преемником римлян в Малой Азии, Османская империя пришла в упадок приблизительно через 200 лет. Современные европейские империи рухнули менее чем за 50 лет. Кажется, что империя Саргона совершенно исчезла за какое-то мгновение.

С 1979 г. группа археологов из Йельского университета проводит раскопки в Тель-Лейлане в Сирии, который когда-то носил название Шекна. В период существования Аккадской империи это был крупный провинциальный центр, господствовавший в долине реки Кабул между верхним течением Евфрата и Тигра. Даже в настоящее время древние стены высятся местами на 15 м над землей. Археологи сумели в деталях проследить расцвет этого древнего поселения и его включение в Аккадскую империю, когда оно стало ее выставочным образцом, хотя и считалось провинциальным. Группа великолепных зданий стояла на акрополе, среди которых были зернохранилища, религиозная культовая платформа, школа, баня, огромный укрепленный блок административных помещений, а между ними – большие пространства садов.

Прямо на главной улице напротив здания школы шло крупное строительство, которое, вероятно, имело своей целью затмить все предыдущие постройки. Ведь в дополнение к обычным высушенным на солнце и обожженным в печи кирпичам стены и фундаменты этого символа имперской власти Аккада были выложены из камней 2 м толщиной, вырубленных из огромных базальтовых валунов, привезенных на стройку из мест, находившихся по крайней мере за 40 км от нее.

Строительство, по-видимому, шло хорошо, но, очевидно, как-то вечером работы внезапно остановились. Йельские археологи обнаружили, что, когда фундаменты были заложены, стены частично возведены и отштукатурены, рабочие вдруг резко бросили инструменты и ушли. Руководитель йельской группы доктор Харви Вайсс сообщил, что «несколько базальтовых валунов находились к югу-востоку от стройки рядом с частично возведенной стеной, оставленные в нескольких метрах от ее угла. Эти базальтовые глыбы были в различных стадиях готовности: некоторые уже могли быть использованы, на других виднелись следы зубила, но их форма оказалась еще далека от готовности, а третьи оставались еще необработанными». К тому же это внезапное прекращение деятельности совпадало со свидетельствами того, что жизнь полностью прекратилась и во всем городе. Похоже, что Шекну покинули ее жители и не возвращались в нее на протяжении нескольких веков.

Археологи, работавшие на курганах и руинах в других местах Северной Месопотамии, тоже сталкивались с внезапным концом следов цивилизации. Сразу над пластом, связанным с захоронениями представителей династии Саргона, не было ничего – никаких артефактов, глиняных черепков, печатей, табличек с письменами. Все признаки человеческого обитания либо полностью исчезли, либо резко сократились числом. В Тель-Браке, другом древнем поселении, расположенном поблизости, горожане ушли, чтобы ютиться в бывшем месте проживания.

Произошло что-то, что опустошило эти места. Но что? Список шумерских царей гласит: «Сто пятьдесят лет – вот годы правления династии Саргона. А потом кто был царем? Кто не был царем? Иргиги был царем, Ими был царем, Нанум был царем, Илулу был царем. Они вчетвером правили всего три года». После этого, похоже, империя сократилась до территории, расположенной непосредственно вокруг города Аккада, где с трудом в течение какого-то времени сохранялись суверенитет и независимость, прежде чем их окончательно не уничтожила волна варваров с гор.

Виновниками этого древние называли гутиев, которые обрушились с верховьев реки Диялы, разрушая все на своем пути. «Царскую власть забрали орды гутиев, у которых не было царя», – говорится в Списке царей. В более поздней песне «Проклятие Агаде» объясняется, что бог Энлиль «привел с гор тех, кто не похож на других людей; они не считаются частью Страны – гутии, необузданный народ с человеческим разумом, но собачьими инстинктами и обезьяньей внешностью».

Бедствие, которое они принесли Аккаду, было безжалостным: «Ничто не ускользало из их когтей, никто не избежал их хватки. Гонцы больше не ездили по дорогам, лодка посыльного больше не проплывала по рекам… Пленники встали на вахту. Разбойники заняли дороги. Ворота городов страны лежали выбитые в грязь, и все чужеземцы издавали злобные крики со стен своих городов».

Древние историки, по привычке приписывавшие все культурные изменения вторжениям и завоеваниям, приняли этот рассказ как нечто само собой разумеюще еся – что империя Саргона и Нарамсина просто не устояла под натиском варваров. В то время как действительно есть основания верить, что за Аккадской империей последовали мрачные времена длительностью несколько десятилетий или даже целый век, когда на большей части Месопотамии верховодили нецивилизованные племена, кажется маловероятным, что гутии в одиночку сумели сокрушить империю силой оружия. До них Аккадская империя без труда отражала нападения гораздо более организованных врагов.

В соответствии со своим мировоззрением сами жители Месопотамии перекладывали вину за это бедствие на гнев Божий из-за спеси императоров и их нечестивых поступков. Последовало неотвратимое возмездие, и боги наказали их за высокомерие, изменив привычный ход вещей и вызвав голод.

 
Впервые с тех времен, когда были основаны и построены города,
Поля не дали зерна,
Заливные луга не дали рыбы,
Орошаемые сады не дали ни патоки, ни вина.
Собравшиеся тучи не давали дождя, дерево масгурум перестало расти.
В то время на один сикл можно было купить лишь полкварты растительного масла,
И на один сикл – лишь полкварты зерна…
Кто спал на крыше, умер на крыше,
Кто спал в доме, остался непохороненным,
Люди качались от голода.
 

Ученые постоянно предупреждают нас, что документы всегда говорят гораздо больше о тех временах, в которые их создавали, чем о тех, на описание которых они претендуют. Так как «Проклятие Агаде» написали спустя много времени после этого события, то рассказ о повсеместном голоде никогда не воспринимался очень серьезно. Но раскопки йельской группы в Тель-Лейлане наводят на мысль о том, что, возможно, в подробностях, содержащихся в этом произведении, было гораздо больше правды, чем считалось раньше.

Анализ слоя почвы, толщиной почти 2 фута, лежавшего поверх последних остатков пребывания человека, не показал ничего, кроме мелкого, принесенного ветром песка и пыли, даже без дырочек от ходов земляных червей и следов насекомых. Это является сразу же узнаваемым признаком чрезвычайно сильной засухи – опустынивания. Точно такой же губительный саван нашли на обширной территории вокруг Тель-Лейлана и в других местах. Исследователи сумели обнаружить схожие изменения в подводных глубинных пластах и пробах грунта по всему Среднему Востоку. То, что случилось с Шекной, не являлось событием местного значения. Вся Северная Месопотамия просто высохла приблизительно на 300 лет. «Впервые резкое изменение климата было напрямую связано с крушением процветающей цивилизации, – отметил доктор Вайсс. – Через некоторое время после 2200 г. до н. э. дожди стали редки, и их сменили иссушающие бури. Из-за них опустели города; люди, спотыкаясь, побрели на юг вместе с пастухами-кочевниками искать пропитания вдоль рек и ручьев. Опустынивание продолжалось более ста лет, разрушая общества от Юго-Западной Европы до Центральной Азии». Посевы и животные погибали. Люди нищали, голодали и умирали. Подвоз зерна, выращенного на поливаемых дождем полях, в Аккад и города на юге равнины прекратился, поставив Шумер перед необходимостью самостоятельно кормить свое население. Тысячи людей покинули собственные дома на севере и заполнили дороги, ведущие к древним городам, усложняя проблему. Но ввиду гораздо меньшего количества дождя сами великие реки стали течь медленнее и обмелели, что осложнило ирригацию и сделало невозможным производство такого количества продовольствия, которое восполнило бы потери на севере.

Затем изменение климата нарушило спокойствие окружавших империю варварских народов, и на равнины со всех сторон хлынули гурийцы, гутии и амореи, чтобы захватить все, что можно, ради выживания. Среди такой сумятицы государство развалилось на части, и центр не мог их удержать. На мир спустилась анархия. Кто был царем, кто им не был?

Нетрудно представить себе страдания жителей Шекны и других имперских владений на севере страны, когда их поля засохли, а их превратившийся в ходячие скелеты скот вымер. Мы видели достаточное количество похожих бедствий, которые случались даже в XX в.

Как можно было ожидать, некоторые ученые категорически не согласны с версией группы археологов Йельского университета о падении Аккадской империи и обвиняют доктора Вайсса в преувеличении значимости своих находок, расширенном толковании результатов экспедиции и восприятии древних текстов слишком буквально. Не так важно, был ли Аккад уничтожен изменением климата, нападением варваров, ростом населения, бюрократической косностью, или он рухнул по любой другой причине, выдвинутой в качестве объяснения его поразительно внезапного исчезновения (возможно, в результате проявления нескольких или всех этих факторов), главное, что это действительно произошло.

Политическое образование, которое создал Саргон и его потомки, – Шумеро-Аккадская империя просто не была достаточно сильной, чтобы устоять под нажимом всех факторов, так как раздвинула свои границы и расширила свои ресурсы до максимально возможных пределов. Несмотря на развитые чиновничий аппарат и бухгалтерскую систему, самые передовые на тот момент, это все же была аграрная экономика, мир, в котором наиболее быстрым средством доставки товаров оставался караван ослов, посредством которого грузы могли быть перевезены не более чем на 25 км в день. Без необходимой инфраструктуры амбиции Аккада сильно превышали его возможности для их осуществления.

Если города и цивилизации подобны машинам, то есть искушение посмотреть на Аккадскую империю как на один из самолетов-истребителей середины XX в. – «спитфайр» или «Мессершмитт-109», обязанные своими успехами и господством в небе тому факту, что они предназначались для полетов на грани стабильности. Когда все шло хорошо, они были великолепны, но, получив повреждение уязвимой части, начинали крутиться и падали на землю. Другие самолеты более традиционной – и неуклюжей – конструкции могли дотянуть до родной авиабазы даже с продырявленными зенитным огнем крыльями и хвостом.

И снова, как это было с экспансией Урука в 4-м тысячелетии до н. э., самое прогрессивное общество оказалось наиболее слабым. И опять-таки осмотрительный и традиционный образ жизни шумерских городов в самых южных регионах Месопотамской равнины показал себя как стабильный и способный выдержать удары, нанесенные по нему историей.

Известнейший в период постаккадского междуцарствия правитель города Гудеа из Лагаша осторожничал и называл себя «не лугалем», «царем», а просто «правителем» – «Энси», будто, возвращаясь к древней традиции, истинным монархом был бог этого города Нингирсу, владыка булавы и боевого топора. При раскопках нашли более двух дюжин статуй, изображающих Гудеа, вероятно хорошо передающих сходство с ним, так как все они являются портретами одного и того же легкоузнаваемого человека. Все одни подчеркивают его глубокую набожность и многочисленные добрые дела – главным образом, строительство храмов и их восстановление. Мастерство исполнения статуй превосходно, квалификация скульпторов – высочайшая, но прежде всего все статуи Гудеа отражают возврат к шумерским ценностям – достоинству, соблюдению установленных правил, спокойствию – явный протест против гуманистического, полного энергии стиля аккадских императоров, просматривающегося в манере исполнения медной головы Саргона, триумфальной стелы Нарамсина.

Месопотамия не могла иметь будущего, пока власть гутиев каким-то образом не свергли, а страна не обрела вновь былое чувство собственного достоинства.