Текст книги "Сломанная корона. Паганини"

18 марта

Я отключила компьютер и закрыла лицо руками. Так, Алена, глубокий выдох. У него и раньше были пассии, ничего страшного. Вот только никогда они не задерживались так долго, пара месяцев прошло, а их фотографии все обновлялись…

Так, все, успокойся.

Она красивая. Безумно. Я не могла этого не признать. У нее были потрясающие рыжие волосы, а я знала, как Леша любил ухоженные женские локоны. И молоденькая. А у меня уже морщинки… Неужели правда она привлекала его больше, чем я?..

Как же мне хотелось задушить эту стерву!.. Разодрать ее улыбающееся личико!

От ревности кулаки сжались так сильно, что кольцо отпечаталось на ладони. И зачем только я сказала «да»?! Столько людей отговаривали меня… Твердили, что это человек ненадежный. Но я ж упрямая. Я ж люблю его, черт побери!

Он был единственным человеком, сумевшим прогнать моих демонов. И каждый раз, когда уходил он, они возвращались за мной. Я видела, как они таились повсюду, только поджидая случая… У меня закружилась голова, и я с остервенением стала долбить по клавиатуре, находя в поиске записанную им колыбельную для меня. Быстрее, быстрее, они уже выходили, я чувствовала их дыхание! Тупой интернет, быстрее!..

«Они уйдут, они уйдут, они уйдут…» – подпевала я шепотом, тяжело дыша от страха.

Ледяные щупальца отступили, отраженные его голосом. Леша со мной, вы меня не достанете!

Я постепенно успокаивалась, и песня подходила к концу. Страх растворился, а вот тошнота все равно запускала вертолеты перед глазами.

Да что такое?.. Наверное, пицца, которую мне так внезапно захотелось сегодня, была несвежей. Хотя, быть может, меня просто сейчас вырвет от их прекрасной парочки.

Завтрак неумолимо поднимается наверх. Я сглотнула подступающую тошноту, но лучше бы мне на всякий случай переместиться в ванну. Пододвинула маленький голубой коврик с дельфинами поближе к унитазу и села на мягкий ворс, прислоняясь лбом к бортику ванной.

Дельфины. Этот коврик выбирал Леша, когда мы сюда переезжали и устраивали ремонт. Он любил этих животных. Мой мужчина вообще обожал все, что связано с морем. Интересно, а она об этом знала? Что вообще этой девице было известно про него?..

Почему он променял меня на нее? Что во мне не так?..

Стоп. Леша учил меня, что тени приходят, когда чувствуют во мне неуверенность и страх. Нужно освободиться от этих ощущений. Вот только как, когда мой муж сам стал их причиной?!

Нужно успокоиться. Дыши глубже.

Еще он говорил, что тени прячутся, когда занимаешься тем, в чем ты силен. И это правда – становится в разы легче, когда я пишу, причем от руки и полностью сосредоточившись.

Тошнота вроде прошла, и я встала. Перед глазами все потемнело, и предательский комок страха застрял в горле, даже при условии, что я понимала, что это происходило лишь из-за повышенного давления. Меня снова замутило, и я все-таки склонилась в унитаз.

Как же это противно…

Подождала, когда тело успокоилось от после-рвотной дрожи, и затем очень медленно пошла в комнату. Пока я сидела в ванной, за окном стемнело, а экран компьютера погас. Ступая на носочках, тихо, я быстро включила люстру. Она была очень большая, иногда мне казалось, что она занимала одну пятую потолка, зато свет от нее словно двигался под разными углами, просачиваясь во все пугающие темные места.

Как же я любила свою квартиру. Здесь было множество стеллажей из дорогих сортов дерева, которым по одной, по две сотни лет, старинные позолоченные каминные часы в виде филина, картины, представляющие собой репродукции именитых и подлинники малоизвестных авторов, фолианты с желтыми страницами, фарфоровые статуэтки, китайские вазы… Ощущение антикварного магазина, не иначе!

Все имущество, вместе с квартирой, досталось мне от прадеда – он был увлечен всеми этими вещицами. И я вслед за ним.

В ящике стола нашла изрядно помятую тетрадь и открыла новую страницу. Взяла ручку, а затем вперилась взглядом в лист, не имея ни малейшего понятия, о чем писать.

«Придумай что-нибудь, моя хорошая», – всегда говорил мне Леша.

Он помогал справляться со страхом, достаточно было ему обнять сзади и спеть на ушко, а по ночам, когда тени подбирались слишком близко, и я начинала кричать, мой муж разгонял их всех до единой. Сражался с ними так, как не могла я.

Но не только Леша помогал мне. Еще и наоборот.

Помню день нашей встречи. Мы тогда вечно слонялись по подъездам и дворам в Омске, десятый класс, первые серьезные проблемы с выбором будущей профессии, первая любовь, первый секс, первые наркотики…

На дворе май, вместо подготовки к экзаменам мы сидели на лавочках на площадке за моим домом и играли на гитаре. Во время очередной песни, которую играл Ворон – так звали самого крутого парня из нашей компании – к нам подошли пара ребят. Я бы даже внимания не обратила на них, ведь к нам часто подходили зеваки, если бы один из них не подошел к Ворону и не попросил у него гитару. Тогда никто не смел прерывать его, пока парень пел. Настала полная тишина, и все ждали, что случится дальше. Помню, что в тот момент глаза у Ворона сверкали еле сдержанным огнем, но он ухмыльнулся, мол, попробуй перепой меня и дал этому новичку гитару. Еще тогда я обратила внимание и запомнила до сих пор, как изменилось выражение лица пришедшего, когда тот взял в руки инструмент – словно ему подарили ключи от всего мира.

Он взял в руки гитару и, примерившись к струнам, погладил их медиатором в сторону грифа и запел Высоцкого «Охота на волков». Играл он медленнее, чем оригинал, растягивая слова и мелодию.

Надо было видеть выражение лица Ворона, потерявшего свою публику.

На тот момент парень казался мне гениальным музыкантом. Я слушала, упиваясь его надрывным вокалом, и даже не сразу заметила, как сжимаются кулаки у Ворона.

Естественно, пареньку нехило досталось, когда он доиграл. Но это был просто невероятный дебют.

Они накинулись на него всемером, и никто не вступился за игравшего – хотя все прониклись его песней до самого гемоглобина, я уверена в этом. Все боялись, что будут лежать на земле вместе с ним.

Ворон и компания смеясь вдоволь его избили, бросив на прощанье:

– Вали завывать на кладбище!

Меня потащили с собой, но в какой-то момент я обернулась и увидела его, согнувшегося от боли и ударов, но отчего-то с невероятно спокойным лицом. Ноги сами двинулись к нему, как оплоту умиротворенности, которую я никак не могла найти в том среде, в которой прожигала свою молодость.

– Мои друзья сейчас ищут солиста в группу, – сообщила я без каких-либо лишних слов.

И позвала его на репетицию на следующий день. Он не произнес ни звука, просто смотрел мне в глаза. Я ушла, уверенная, что ему это не нужно, и обиженная, как мне на тот момент показалось, его безразличием к моим словам.

Но он пришел.

Говорил мало – только пел, когда его просили. А я не могла отвести глаз от его лица, на котором читалась вся гармония мира.

Группа приняла его, но быстро распалась. С тех пор я стала тем, кого сейчас кличут менеджером, только не брала за это деньги. А он стал моим.

Хотя таковым он был только на словах – я с самого начала осознавала, что он принадлежит всему миру одновременно. И все же решительно поставила свою подпись в Загсе. Формальность, на самом деле, мы и без того жили вместе. Но он обещал, что тени расступятся перед теми, кто закрепил свой брак.

Они и правда отступили.

Только ненадолго.

Каждый раз, когда в его жизни появлялась новая женщина, мне являлись их ухмылки. Они наблюдали за мной, выжидая удачного случая, чтобы наброситься…

Лампочка начала мигать.

Нет!

«Ты нужна нам…», – раздался скрипучий голос.

– Не подходите! – я кричала им, закрывая уши руками и сжимаясь в комочек на стуле. Нет, нет! – Я СКАЗАЛА, НЕ ПОДХОДИТЕ!

Вдруг раздался звонок домофона, и тени замерли. Лампочка перестала мигать. Я подняла голову в сторону прихожей. Это он!

– Это Леша! Слышали?! – заорала я тварям вокруг и понеслась в сторону двери, заставляя их вжаться в свои углы.

Щелкнула замком и распахнула дверь, в порыве готовая броситься ему на шею.

Только вот за дверью оказался не Леша.

– Ой, это ты, – тупо вылетело у меня, и я тут же поняла, что это бестактно.

– Не очень гостеприимно, – пожурил меня Леня.

Заглянула за его спину, словно все же пыталась найти там Лешу. Но он должен был приехать только через неделю.

– Прости, пожалуйста. Заходи.

Я пропустила его мимо себя и почувствовала ветерок, пропитавшийся Ленькиным парфюмом. Пока возилась с тремя замками, гость уже успел разуться и снять верхнюю одежду. Стоял и смотрел на меня.

– На самом деле, я очень рада видеть тебя, – попыталась как-то сгладить ситуацию. – Чай будешь?

Мужчина в моем коридоре покачал головой:

– У меня есть кое-что поинтереснее, – игриво подмигнул он и достает из-за спины бутылку красного полусладкого.

– Меня весь день тошнит… Лучше я чаю. А ты, если хочешь, открой вино, хорошо?

– Я не хочу без тебя, – Леня надувает губы, заглядывая мне в глаза.

Улыбнулась и погладила Волка по руке чуть ниже плеча.

– Мне очень приятно, что ты хочешь выпить со мной, но я правда не очень хорошо себя чувствую.

И подтолкнула его к кухне.

– Может, лучше я завтра зайду? – спросил парень.

– Не думай глупостей.

Пока чайник заваривался, я встала, прислоняясь спиной к краю высокой столешницы. Леня разместился на стул, с торжественным видом выкладывая на стол из своего пакета еще и связку винограда.

– Наше любимое сочетание, – засмеялась я. – Красное вино и зеленый виноград?

Леня торжественно соглашается:

– Как в старые добрые времена.

– До сих пор не могу понять, почему ты бросил группу.

Подняла глаза на него. Они у него были обычного серого цвета, но взгляд такой щенячий, словно он в каждом доме искал пристанище, что неизменно привлекало внимание. Только сейчас поняла, что он пришел не как обычно в своих любимых толстовках, а как солидный мужчина, в пиджаке и голубой рубашке. Вот только все равно остался в джинсах.

– Правда не понимаешь?

От этого вопроса мне стало неуютно. Отвернулась за кружками, изображая деятельность, лишь бы не встречаться с ним взглядами.

– Ты оброс, – подметила я.

Его темные волосы уже половину ушей закрыли.

– У-у-у! Так когда мы виделись-то в последний раз! Месяца полтора назад? Два?

Наконец-то закончила с чаем и села рядом:

– Как ты?

Он отпил немного из кружки, а затем подбросил виноградинку и словил ртом, что вызвало мой смех. Леня так делал еще в Омске, когда был басистом в той группе, в которую я отправила избитого Лешу. Через пару лет после распада они вновь совершенно случайно встретились на улице, и уже мой на тот момент жених позвал Леню в свою новую группу «The Forest».

– В целом хорошо, – улыбнулся мужчина, и на щечках у него проступили ямочки. Они меня умиляли даже по сей день. – Вот только на работе проблемы, секретарша вообще ничего не понимает, что я от нее требую, да и недавно заказ хороший слился.

Музыка для этого человека была лишь хобби, а не основной источник заработка. Леня работал в турагентстве – вот это действительно было его страстью. Он постоянно повторял, что выбирать страны интереснее, чем ноты.

– Не ругайся сильно на Настю, она мне нравится, – я попыталась защитить его секретаршу.

– Настя больше не работает у меня. Сейчас ее место заняла другая девушка, Наташа.

– Настя сама ушла?

– Нет, я ее уволил, – отрезал Леня.

А вот тут снова начала подступать злость.

– Что, из серии «поматросил и бросил»?

Волк откинулся на спинку сиденья и завел руки за голову:

– По крайней мере, я не скрываю этого. Не лицемерю, в отличие от твоего муженька.

Я вспыхнула красным:

– Это только сплетни.

– Ты сама-то в это веришь? Алена, он тебя не любит, – Леня коснулся моей руки, лежащей на столе. Я мигом опускаю ее на колени под стол, мой бывший лучший друг делает тоже самое, только с некоторой обреченностью на лице.

– Может, мне лучше известно? – я сверкнула в его сторону глазами.

– Не любит, – Леня настаивал на своем. – Если бы любил – не поступал бы так.

– Тебе лучше уйти, – ледяным тоном указала я и в знак твердости моих намерений встала из-за стола, собираясь его проводить до двери.

И зачем он только пришел?! Только чтобы посыпать мне соль на рану и позлить?!

– Ален…

– Тебе пора, – настаивала я.

Он снова попытался коснуться моей руки, а я с еще большим укором снова отдернула ее.

– Уходи.

Он шумно вздохнул и поднялся со стула:

– Спасибо за чай.

До прихожей мы шли молча. Леня замер перед дверью, тем самым перегораживая мне путь к тому, чтобы ее открыть.

– Прости меня, пожалуйста.

Опустила глаза в пол, разглядывая ламинат. Очевидно, он и правда не со зла.

– И ты меня прости. Я и так слишком взвинчена в последнее время, а тут ты еще на больное место надавил.

– Видела фотографии его новой? – догадался мужчина.

Я с вызовом зыркнула на него, предупреждая о том, чтобы Леня не переходил черту.

– Еще раз извини. Не нам его осуждать.

– То есть как это?!

– Тебе напомнить о том, что было в туре пять лет назад?

Уютный номер в гостинице Краснодара. Я валялась на кровати и листала какую-то районную газету, в которой удосужились написать про группу небольшую заметку. Сейчас это кажется не особо важным, но на тот момент счастье и гордость распирали меня. Ребята как раз были на выступлении, а потом собирались пойти в какой-нибудь клуб. Я отказалась, сославшись на головную боль – мне не хотелось никуда идти, тем более, что порядком подустала от парней, и без того проводила с ними сутки напролет.

Поэтому я точно не ждала никого раньше двух-трех часов ночи.

Но вот открылась дверь, и в комнату зашел Леня. Мы всегда были с ним намного ближе, чем с остальными Форестами (за исключением Леши, конечно), поэтому меня даже не удивило столь позднее его появление на моем пороге.

– О, ты уже вернулся? Тут про вас кое-что написали, – я показала ему газету.

– Валяй, – улыбнулся Волк и сел рядом со мной на кровать.

Я начала читать, а Леня едва-едва касаясь принялся гладить меня по ногам. У меня внутри все перевернулось, но я старалась не подавать виду, как можно более непринужденно озвучивая заметку.

Затем его пальцы переместились с икр на бедра. Я дернулась, и он замер. Продолжила читать. Тут он залез руками под мою шелковую ночнушку.

Я пыталась его образумить. Отбивалась. Но, как я потом решила, недостаточно рьяно. Мне стало так хорошо, что через некоторое время на нас уже и вовсе не было одежды, а он продолжал ласкать мое тело. Наслаждение заглушило благоразумие.

В ту ночь мы переспали, и я до сих пор себя виню за это. Леше мы не рассказали, но решили, что будет лучше, если Леня уйдет из группы.

И на следующий день Волк вышел прогуляться и не вернулся.

18 марта

Волк подошел к столу, взял мою чистую тетрадь, раскрытую на новой странице и пролистал. Для него она была пуста, но только не для меня. Эту тетрадь и ручку к ней подарил мне Леша. Я писала в ней особыми чернилами, которые видно только в утра-фиолетовом свете. Мой муж сказал, что эти слова будут недоступны для теней, что так они не увидят моих мыслей, моего дневника.

Сегодня я позволила Лене остаться, потому что уже не было сил сражаться с моими врагами в одиночку. А от его присутствия они немного отступали, хотя иногда я замечала их мерцающие глаза, презрительно следящие за каждым моим движением.

Леня взял черную гитару, стоящую в углу. Она Лешина, но он редко вывозил ее куда-либо на концерты, этот инструмент скорее принадлежность дома. И сейчас ее в руки брал другой мужчина.

Хотя Волк басист, я знала, что он не плохо играл и на шестиструнке. Даже сочинял свое.

Мужчина начал наигрывать очень грустную мелодию.

– Как ты сочиняешь музыку? Просто сколько я не следила за Лешей, никак не могла понять, как он это делает.

Волк улыбнулся, и его серые глаза посветлели.

– Знаешь, сейчас скажу одну вещь… Вообще, я в это не верю, но говорят, что в мире должен быть только один парень и одна девушка, предназначенные друг для друга, только так и никак иначе. Не думаю, что это правда, но вот что касается музыки… Мне кажется, что определенное стихотворение можно наложить именно на эту тему, эту мелодию. Вообще, похоже на процесс приготовления пищи: нужно собрать все ингредиенты вместе, добавить изюминку, все перемешать, а потом еще позаботиться о том, чтобы вкус никому не приелся.

– Да, но сам процесс? Как готовить?

– Есть три варианта. Можно купить ингредиенты в магазине – то есть, перенять у кого-то идею, или же слегка ее изменить. Хотя, это даже не всегда «купить», скорее даже своровать. Есть второй вариант: когда ты сидишь перед холодильником, пытаясь придумать, чтобы сварганить из уже имеющегося в твоем распоряжении, когда ты долго мусолишь какую-то мелодию у себя в голове или подбираешь стихотворения не по смыслу, а с помощью рифм, мол, что рифмуется, от того и отталкиваться нужно. А есть третий вариант. Когда ты сам растишь все на своей грядке, а потом готовишь. Причем удобряет твои овощи вдохновение.

– А если удобрение просроченное?

– Тогда вырубаешь появившиеся сорняки и создаешь конфетку.

Я откинулась на диван и взяла в руки зайчика – подарок от мамы, он со мной еще с детства. Казалось бы, столько лет прошло, а он даже не потемнел от времени. Все такой же, каким я его помню, когда утром на шестой день рождения открыла глаза, а передо мной это огромное пушистое нечто, в полтора раза больше меня.

– Вот ты спрашиваешь о том, как я пишу музыку. А как ты пишешь рассказы? Ведь все это, на самом деле, похоже. Музыка, книги…

– Ну… У меня просто в голову приходит строчка, ты вертишь ее на языке, и следом, словно прицеп из давно забытой песни, рождается следующая. Порой даже не знаешь, чем все закончится. Сюжеты рождаются прямо на глазах. Если снова вернуться к твоей кухонной аналогии, то это как растущая на дрожжах буханка хлеба, как кипящее молоко. И, как любое молоко, иногда оно убегает – и ты сам до конца не понимаешь, откуда взялся такой сюжетный поворот. Это еще у Пушкина было, он писал, что сам удивлен тому, что сотворила его Татьяна.

– Да, я слышал, что нечто вроде еще у Толстого было с Пьером Безуховым, если я не ошибаюсь.

Леня пересел на диван, поближе ко мне, а я очень ненавязчиво отодвинулась.

– Думаю, очень у многих писателей так. Мне кажется, они не создают миры, они лишь медиумы между реальностью и некой параллельной вселенной. Писатели не пишут, они записывают.

– Как журналисты? – фыркает Волк.

Я засмеялась и тут же удивилась своей смелости, выраженной в большом количестве децибел звука моего голоса. Но стены в тот же момент не обрушились, что придало еще большей уверенности. Может, они устали гоняться за моими эмоциями?..

– Знаю, ты не любишь репортеров, – добавил Леня, напоминая мне о том, о чем лучше не думать в тот момент, когда на душе наконец-то потеплело. Прогнала эти мысли прочь. – Такой уж у тебя склад личности.

– Склад… – я попробовала на языке это слово. – Расклад… Типа расклад пасьянса. Расклад пасьянса личности.

– Звучит, как название песни.

– Вот и запиши ее, я буду слушать.

– Только если ты напишешь стихи.

Теперь уже фыркнула я.

– Не думаю, что оно того стоит.

– Почему?! Ален, у тебя замечательные стихотворения! Давай создадим свою группу, ты будешь писать слова, а я музыку. Дуэт, – смех снова пробил мою грудь, и у меня возникло ощущение, будто я чувствовала каждую косточку трясущихся ребер. – Назовем его «Аленушка и серый Волк»!

Захохотали мы оба.

– Только если ты обещаешь выступать в пушистом сером костюме! У аниматоров каких-нибудь на улице украдем, и все отлично будет.

– Ммм… Ты хочешь, чтобы я переоделся? Ролевые игры? – он поиграл бровями, делая ими волну. У него при этом зашевелились ушки, от чего меня распирало еще больше.

– О нет, это уже латентная зоофилия какая-то!

– Придет серенький волчок, – с каждым словом он со смехом надвигался на меня. Я визжала и хохотала одновременно, – и укусит за бочок!

Леня резко принялся меня щекотать, а я согнулась пополам, извиваюсь, лишь бы закрыть ему доступ к самым восприимчивым к щекотке участкам кожи.

– Нет-нет, прекрати, хватит! – умоляла его, не имея возможности перевести дух от смеха.

– Боишься щекотки? Ревнивая, значит!

Не смогла вспомнить ничего лучше, чем старое доброе: «лучшая оборона – это наступление», и дернулась к его подмышкам. Волк тут же резко прижал руки, что дало мне на секунду спокойно вздохнуть, но мужчина тут же пересилил сопротивление, схватил за запястья, перекинув их в одну ладонь, и продолжил мучить меня другой.

– Прекрати, ну пожалуйста!

Он остановился и взглянул на меня, вернее даже сказать, на мое тело. Наступило неловкое молчание. Чтобы хоть как-то пресечь зеленый огонек в глазах Волка, я резко поддалась вперед и начала щекотать его, тем самым высвобождаясь от его рук, и успела сесть.

– Ах ты, маленькая…

Леня произнес это и уже тянулся ко мне. Тут я подняла взгляд чуть выше его плеча и заметила надвигающуюся на нас тень. Ужас сковал мои легкие, и из них вылетело истошно-скрипучее:

– Стой!..

От моего крика она улетучилась, а Леня застыл в недоумении от таких изменений в моем настроении.

– Что случилось?

Я мотнула головой. Не хотела ему рассказывать. Лучше он будет в неведении, живя в своем добром мирке. Не нужно взваливать на него такую ношу.

Снова начала кружиться голова.

– Расскажи мне сказку, – попросила я.

Знала, быть милым – это не для него. Всю жизнь он эксплуатировал образ нехорошего парня. Я даже аббревиатуру ему придумала: СНЭК. Самовлюбленный, наглый, эгоцентричный кретин. Если что-то было нужно, он брал это. Если что-то не нравилось, избавлялся. Его мнение было превыше всех остальных, Леня не считался с возмущениями. Но сегодня он был нежен, что заставило язык повернуться и попросить его об одной самой воздушной из услуг.

– Ну… хорошо. Жила-была…

– Нет, стой!

Я помчалась к кровати и гордо запрыгнула под одеяло. Все, теперь я все внимание. Мой гость, не спуская глаз с меня, встал и присел рядом.

– Так вот. Жила-была девочка. Звали ее Аленушка. Красивая, милая девушка. Жила она в неприступном замке, где была целая сотня прекрасных башен, огромное количество слуг и придворных. Вот только не было у Аленушки принца. Однако ее это не смущало, ведь была у Аленушки подруга Лиза, и были они лесбиянки…

– Эй! Нет! Это плохая сказка!

Леня пожал плечами и хохотнул.

– Нормальная сказка. Я только такие знаю.

– Не нравится мне твоя сказка. Придумай хорошую, – парень развел руками. Я закатила глаза. – Тогда прочитай мне хорошую. Там в шкафу на верхней полке есть одна книжечка. Она черная, потрепанная, маленькая и толстая, – говорю ему, когда он уже открывает деревянные дверцы в поисках книги.

– «Киргизские народные сказки»? – он изумленно вскинул брови.

– Мама всегда читала мне их перед сном. Они очень классные.

Волк предложил мне выбрать одну, зачитывая названия. Остановилась на той, что озаглавлена «Три лебедя с черными крыльями». Она была одной из моих любимых в детстве.

В ней рассказывается о молодом человеке. Он был младшим сыном одного старика, и когда тот скончался, пошел странствовать по миру. Набрел на яму с деревянной лестницей и, съедаемый любопытством, спустился вниз. Там был замок, где юноша повстречал красавицу с черными волосами, румяными щеками, но злыми глазами. Она хотела его оставить гнить в этом подземном царстве, а сама убежать, но он успел за ней и стащил платок с ее плеч. Девушка обернулась черным лебедем и улетела, а платок остался у него.

И тогда юноша отправился странствовать дальше.

Набрел он на деревню, в которой люд столпился около озера и плакал. Юноша спросил, что случилось, и ему объяснили, что каждый год в этот день озеро выходит из берегов и затапливает поселение. Это творит злая волшебница, если ей в жертву не приносят прекрасного мальчика. И тогда молодой человек пообещал, что расправится со злой магией.

Он поднялся к источнику, из которого вода поступала в озеро. Над ним с огромным бездонным кувшином стояла прекрасная дева с черными волосами, румяными щеками, но злыми глазами. Юноша отобрал у нее кувшин, а она обернулась черным лебедем и улетела.

Молодой человек вернулся в город, и жители обещали ему дать все, что он у них попросит. А он лишь сказал, что хочет сделать народ счастливым. Люди подивились такой просьбе и ответили ему, что он слишком молод, чтобы этого достичь. И тогда он пошел странствовать дальше.

В другом городе он видит множество испуганных лиц. Жители рассказывают ему, что повадилась к ним залетать огненная птица и клевать всех, кто попадется на ее пути, отчего они заболевают страшными болезнями. Юноша клянется, что попытается одолеть эту птицу, прилетающую со скал.

Взобрался он на гору, и рядом с вершиной оказалась пещера. Молодой человек зашел в нее и увидел девушку с черными волосами, румяными щеками, но злыми глазами. Надевала она огненные перья, да в руках держала серебряное колечко. Заметила она юношу, и колечко выпало из ее ладони. Юноша схватил его, девушка испугалась, обернулась черным лебедем и улетела.

Молодой человек спустился в город, жители которого обещали дать ему все, что он попросит. Он ответил, что нужно ему лишь одно – чтобы люди были счастливы. Вновь ему сказали, что юноша слишком молод для таких желаний, и тот отправился странствовать дальше.

В какой-то момент на солнце набежала тучка, а в ней золотой дворец неписанной красоты. «Вот бы в нем побывать», – думает про себя юноша, а шелковый платок тут же превращается в лестницу до неба. Он поднимается наверх, и лестница сворачивается обратно в платок, который молодой человек кладет себе за пазуху. Слышит он разговор и прячется за дверью.

Три девушки причитают о том, что потеряли всю свою волшебную силу, потому что некий юноша отобрал у них вещи, в коих это волшебство заключено было. Тут он выходит из-за угла и говорит, что это он отобрал у них магию. Девушки умоляют его вернуть украденное, обещая улететь далеко-далеко и никогда не причинять людям зла, но он не верит их словам и прогоняет. Лебеди улетают прочь, чтобы больше никогда не приносить горя людям.

Помню, как в детстве мама иногда переиначивала эту сказку, и главным героем становился не юноша, а девушка с моими чертами. И я чувствовала себя героиней, вместо этого юноши, стремилась сделать людей счастливыми, сражалась с черными лебедями.

В сказке я всегда побеждала тьму и радовалась каждый раз как в первый.

Я смотрела на Леню и вспомнила, как пару месяцев назад мы, встретившись после многолетней разлуки, гуляли с ним в парке, и сколь многое во мне переменилось в тот вечер по отношению к нему.

Он был другим. Не таким как Леша.

Зажглись фонари под «Романс» Сплина. Дерево скамейки проводило звук аккустической гитары, заставляя вибрировать все мои внутренности. Чуть-чуть стемнело. Окружающие деревья задерживали в своих листьях лучики электричества, не давая свету рассеиваться. Мимо иногда проходили люди, но если я и отвлекалась на них – то только в перерывах между песнями.

Когда Волк играл проигрыш, он поджимал губы и сводил брови вместе – словно доставая музыку откуда-то изнутри. Такое выражение бывает у пьяных людей, услышавших какую-нибудь классическую мелодию – они иногда корчат из себя ценителей искусства и еще в такт пытаются покачивать головой. Но его мимика не была наигранной, какой она мне показалась в дни нашего первого знакомства. Да, он рисовался, но рисовался органично, без выпендрежа.

Его тень на полу почти не двигалась, лишь голова покачивалась иногда, и рука смещалась относительно грифа гитары.

Он был другим.

Леня смотрел мне в глаза, когда пел, в отличие от Леши. Ему важно было взаимодействовать со слушателем, заставлять его тоже проникаться звуком.

А Леша всегда будто скрывался от меня. Тот вечер слегка раскачал карточный домик уверенности в муже.

Я не заметила, что провалилась в сон. Вокруг появились тысячи слов, сотканных в пространство – словно я прогуливалась по огромной тетради или дому, чьи стены сотканы из ее листов. Встретила человечка, только он из того же материала, а не из плоти. Окликнула его, но он будто не замечал меня.

Звала его несколько раз, а видела лишь его удаляющуюся спину. Захотелось догнать, только вот случайно врезалась коленкой в ножку стола, и исписанная бумага оказалась на удивление прочной: ахая от боли, я схватилась за ушибленную ногу.

Внезапно в поле зрения попали мои ноги и руки – я тоже была сделана из бумаги и из содранной кожи сочится чернильная кровь. Она стекала какими-то неестественно красивыми завитками и расползалась по полу, а затем и вовсе текла снизу-вверх по стенам, преобразовываясь в буквы, а затем даже в предложения.

Я бродила по этому тетрадному дому и вышла на такую же бумажную улицу. Тут становилось интереснее – некоторые дома не чисто белые с синими буквами, но также сделанные из старинного пергамента и, наоборот, современных крашенных листов. Вариантов множество, но суть одна – все вокруг из одного материала, от плитки мостовой, воды в речке до кошечек и детишек, бегающих по набережной, которые пускают бумажные самолетики. Совсем рядом летит большой пассажирский тетрадный самолет…

Внезапно что-то привлекло мое внимание, и я посмотрела в его сторону. Посреди улицы оказался человек, озирающийся по сторонам. И он выглядел, как совершенно нормальный живой мужчина, состоящий из мяса, костей и алого цвета крови. Незнакомец не понимал, где он находится, он был в ужасе.

Его заметила не только я. Прохожие поднимали недоуменные головы. Они разглядывали мужчину, словно диковинку и подходили ближе. Он пятился от них, но бумажные люди окружали его со всех сторон. Я видела, как на его лбу выступали капельки пота.

Внезапно он сорвался с места, распихивая тетрадных жителей, и помчался прочь. Чернильный народ тут же оскалился и пустился за ним. Когда его нагнали, люди сбили мужчину с ног, он умолял их не трогать его, но вот кто-то уже впился ему в горло, и человек истошно завопил.

Я проснулась с криком.

В доме никого нет, должно быть, Леня ушел после того, как я уснула.

Утро прошло как в тумане. Мне снова было нехорошо, и я даже не позавтракала. Сон не выходил из моей головы, до тех самых пор, как очередной позыв рвоты не напомнил мне о куда более важной вещи, которая совершенно вылетела у меня из головы.

Я с ужасом отсчитывала дни, а затем помчалась со всех ног в магазин, совершенно забыв о тошноте.

Следовала инструкции и в состоянии, близком к панике, ждала результата.

Я беременна.