Текст книги "Питомник"

– Спасибо, Илья Никитич, как все-таки с вами уютно.

Несколько минут они ели молча. Варя успокоилась, щеки ее порозовели.

– Как только Петюня начнет заниматься коллекцией, он уберет Мальцева и меня тоже. Вот это я знаю совершенно точно. А что касается Солодкиной – я просто надеюсь на чудо.

– Что тебе известно о ее сыне?

– Ему сорок, работает в каком-то навороченном молодежном журнале, женат на девочке девятнадцати лет, имеет дочь Машу трех месяцев. Солодкина обожает невестку и внучку, без конца о них рассказывает. А о сыне молчит.

– Думаешь, с ним какие-то проблемы?

– Уверена. Я пару раз спрашивала о нем, у нее стало другое лицо, другой голос, как будто туча набежала.

– Любопытно, – пробормотал Илья Никитич, – очень любопытно, какие там могут быть проблемы? Алкоголь? Наркотики? Психическое заболевание? Впрочем, ты, скорее всего, преувеличиваешь, Варюша. Вполне возможно, что невестка и внучка вызывают у нее восторг просто потому, что появились в ее жизни недавно. В самом деле, сыну сорок, и только сейчас она стала бабушкой. Наверное, долго ждала.

– Наверное, – рассеянно кивнула Варя. – Скажите, а почему вас больше интересует семья Солодкиной, чем ее бизнес?

– Потому, что у меня есть странное чувство, что если эта дама либо ее сын каким-то образом связаны с убийством, то дело тут не в бизнесе. Знаешь что, попробуй при ней рассказать историю о восемнадцати ножевых ранениях и о больной девочке, которая призналась в убийстве своей тети. Скажи, что прочитала об этом в газете или видела по телевизору в криминальных новостях. И по смотри на реакцию.

– Я бы с удовольствием это сделала, – усмехнулась Варя, – но беда в том, что мадам сейчас отдыхает на юге Франции.

– Жаль… А с сыном и невесткой ты не знакома?

– Я же сказала, нет. А почему вы не можете просто послать к ним оперативников? Сын в Москве, насколько мне известно, невестка тоже. Пусть их допросят, и все дела.

– Во-первых, у меня нет достаточных оснований, во-вторых, боюсь спугнуть. Мне кажется, если они причастны, то очень серьезно. Либо вообще никакого отношения к этим убийствам не имеют. То есть все или ничего. Можно, конечно, прислать оперативника с какой-нибудь легендой, но это в любом случае будет для них совершенно посторонний человек. Вот если бы их прощупал кто-то свой…

– Вы сказали – к убийствам? Их несколько?

– Два. И одно покушение, причем на сотрудника милиции.

– Ох, как интересно. – Варя покачала головой, слезы высохли, глаза сухо, горячо заблестели. – Но тогда получается серия… Подождите, у меня есть идея! Солодкина хотела дать мне почитать какую-то книжку о религии вуду. Знаете, там в Сочи было казино «Вуду», на стенах жуткие африканские маски, огромные фотографии всяких шаманов и зомби. Мы с мадам поспорили, я говорила, что все это ужас, а она стала меня убеждать, будто религия вуду очень светлая, чистая, гуманная и нельзя судить о том, чего не знаешь. Сказала, что у нее есть об этом замечательная, серьезная книжка. Так вот, мне вдруг приспичило срочно почитать серьезную книжку о вуду, я не могу ждать, когда она вернется, и позвоню ее сыну.

– А что, попробуй, – кивнул Бородин без всякого энтузиазма, – подожди, я сейчас. – Он вышел из кухни, вернулся, держа в руках небольшой плотный лист бумаги. – Вот, Варюша, возьми на всякий случай. Это словесный портрет предполагаемого преступника, сделанный пять лет назад. Говорят, оригинал не сильно изменился.

Глава двадцать третья

Звонок визжал у Ксюши в голове. Она с трудом разлепила веки. Маша спала рядом спокойно и крепко. Личико ее порозовело, голубизна вокруг губ пропала. Сквозь тонкий просвет между шторами бил ослепительный солнечный свет. Ксюша не могла понять, почему в голове у нее стоит настойчивый звон, сначала решила, что где-то рядом сам по себе включился невидимый будильник. Наконец до нее дошло, что звонят в дверь. Меньше всего ей хотелось видеть кого-либо. Она подумала, что явился Олег с дачи и сейчас последует неприятная сцена.

Осторожно, стараясь не разбудить ребенка, она выскользнула из постели, накинула халат, босиком отправилась в прихожую, прежде чем спросить, кто там, припала к дверному глазку, но ничего не увидела. Звонок между тем затих, вероятно, за дверью услышали Ксюшины шаги и шорох. Ксюша еще раз взглянула в глазок, пытаясь понять, почему он вдруг ослеп и на площадке стало темно.

«Жвачка! – догадалась она, вспомнив триллер, который совсем недавно смотрела. – Глазок снаружи залепили жвачкой, именно так делал серийный убийца Дик Биттоу, прежде чем позвонить в дверь очередной жертве».

Несколько минут Ксюша напряженно слушала тишину за дверью. «Конечно, это не Олег. Он бы сейчас трезвонил, орал и стучал. Ключ у него есть, если, конечно, не потерял или не украли… Дверь закрыта на задвижку, значит, мы дома… Это не Олег!»

Звонок опять взвизгнул, и Ксюшу затрясло. Она отскочила от двери, обрушив старинную напольную вазу, к счастью, бронзовую. Звонок орал, как живой. Чей-то хамский палец давил кнопку изо всех сил. Ксюша зажала рот ладонью, звон не прекращался, казалось, от него сейчас не только лопнут перепонки, но взорвется дом. Ваза с колокольным гулом медленно покатилась по коридору.

– Откройте, милиция! – рявкнул за дверью мужской голос.

Ксюша вздохнула с облегчением.

«Они осознали свою ошибку и вернулись!» – радостно подумала она и уже протянула руку к дверной задвижке, но вдруг совершенно неожиданно для себя крикнула:

– Пожалуйста, отлепите жвачку от дверного глазка и покажите ваше удостоверение!

Несколько секунд было тихо, потом за дверью выругались и сказали громко:

– Гражданка Солодкина, прекрати хулиганить, мать твою, сейчас же открой дверь.

– Не открою! Как ваша фамилия?

– Майор Кузнецов!

– Ого, даже майор. А может, сразу полковник? Не велика ли честь для меня? Ладно, господин генерал, подождите пять минут. Я позвоню в отделение, выясню, кто вы такой. И между прочим, нечего мне тыкать.

За дверью опять выматерились, но уже выразительней и длинней. Палец вмял кнопку звонка, а невидимая тяжелая нога принялась колотить в железную дверь.

– Открывай, сука!

– Все, я звоню в милицию! – выпалила Ксюша, и ей показалось, что из горла вместе с криком выпрыгнуло сердце. – Тебя все равно поймают, ты, ублюдок! Иди отсюда!

В ответ послышалась жуткая, какая-то запредельная брань, с матом и проклятиями. Осталось только сесть на пол и зажать уши. «Что теперь? Опять звонить в милицию? – Перед ней тут же возникло сонное, опухшее лицо капитана Смачного, его брезгливый, мерзкий, полный ненависти взгляд. – Нет, не буду я им звонить. Все равно не помогут. Пока доедут, он уйдет, и опять не будет никаких доказательств, кроме жвачки на глазке, опять они скажут, будто я либо сумасшедшая, либо сама все подстроила. Надо позвонить соседям, вдруг кто-нибудь дома? Если да, то они должны услышать его вопли, увидеть его через свои дверные глазки. Он ведь не мог залепить все на лестничной площадке. Пусть они сообщат в милицию, им поверят…»

Ксюша кинулась в кухню, где лежала толстая телефонная книжка с номерами всех соседей по лестничной площадке, принялась листать, поняла, что фамилий не знает, только имена и отчества. За дверью между тем стало тихо.

«Ушел?» – насторожилась Ксюша, механически проглядывая плотно исписанные страницы. И в этот момент зазвонил телефон. Она подпрыгнула от неожиданности и схватила трубку.

– Доброе утро, – произнес спокойный низкий женский голос, – скажите, пожалуйста, Галина Семеновна еще не вернулась из Франции?

– Нет. Она вернется через пять дней, в следующую среду.

– Правда? Мне казалось, что раньше. А вы Ксения?

– Да.

– Очень приятно. Меня зовут Варвара, вы меня не знаете, но Галина Семеновна мне много рассказывала о вас и Машеньке. А где Олег? Как у него дела?

– Он на даче. У него все нормально. Спасибо.

– Скажите, вы сегодня будете дома?

– Я… да, конечно, а что?

– Понимаете, Галина Семеновна перед отъездом обещала дать мне почитать одну книгу, но мы не успели встретиться. Сейчас мне очень нужна эта книга, и если вы не против, я заеду.

– Да… то есть я не знаю… А какая книга? Как называется?

– «Тайны вуду», автора, честно говоря, не помню.

От звука нормального человеческого голоса Ксюша немного успокоилась, но все равно соображала плохо.

– Я сейчас посмотрю, подождите одну минуточку, – ответила она и направилась с трубкой в кабинет Галины Семеновны, стала просматривать книжные полки. Книг было много, но они стояли в строгом порядке, и долго искать не пришлось. Отдельную полку занимала литература по оккультизму, парапсихологии, астрологии. Галина Семеновна очень этим увлекалась. Именно там и заметила Ксюша тонкий красный корешок с черными изломанными буквами «Тайны вуду».

– Да, есть, – выдохнула она в трубку, – приходите. Вы знаете адрес?

– Конечно. Я буду через полчаса.

Положив трубку, Ксюша на цыпочках подкралась к двери. Там было все так же тихо. Если убийца и ушел, он непременно вернется. В дверь звонить не станет. Вероятнее всего, он подкараулит ее где-нибудь во дворе и тогда уж непременно убьет.

«Господи, ну за что? – простонала она про себя и почувствовала очередной спазм в горле. – Сейчас опять у меня начнется истерика. Я буду рыдать, бесконечно, до обморока, я стану полнейшей идиоткой, и рано или поздно, чтобы успокоиться, вмажусь за компанию с Олегом».

В голове у нее образовалась полная каша. Она была совершенно убеждена, что некий человек явился ночью в квартиру исключительно для того, чтобы ее убить. То, что он пришел во второй раз, только подтверждало его намерения. О его мотивах она не думала. Она считала, что мотивы для убийства бывают в кино и книгах, потому что без этого неинтересно. А в жизни все совсем наоборот. Человек уничтожает другого просто так, словами, поступками, равнодушием, выстрелом из пистолета, ударом ножа, ядом. В конце концов, какая разница? Наташка Трацук с ее правдой в глаза, Митя с его убийственным пренебрежением, Олег с его дрожащим шприцем, девки-близняшки с их глумливыми шуточками, милицейский капитан с его хамским пофигизмом и оскорбительными подозрениями, все они действовали по принципу: «Я хочу, чтобы тебя не было». А почему – разве важно? Вряд ли кто-то из них мог бы самому себе четко объяснить, чем им мешает маленькая, худенькая, молчаливая Ксюша, которая никого не трогала, никому не делала зла. Так почему же надо искать мотивы у этого белобрысого с пистолетом? «Я хочу, чтобы тебя не было». Вполне достаточный мотив.

Вкрадчивый голосок нашептывал, не на ушко, а прямо в душу, что все ее ненавидят, просто так, потому что у нее такая судьба, и белобрысый с пистолетом – лишь логическое разрешение ненависти.

«Мания преследования, бред самоуничижения, свеженький, крепенький психоз, все как по учебнику, – думала Ксюша, бесцельно разгуливая по квартире, – бедная Машенька, у нее сумасшедшая мама. Я, разумеется, все это заслужила, поскольку вышла замуж за человека, который мне противен, соврала, что ребенок – его, и теперь пользуюсь благами, на которые не имею никаких прав. Покупаю себе шмотки от-кутюр, жру клубнику со сливками. И нет, чтобы расслабиться, получать от всего этого удовольствие. Я гнусно, скучно рефлексирую, сгораю от стыда. Я сама себя загнала в ловушку. Но Маша ни в чем не виновата…»

В гостиной хрипло забили настенные часы, Ксюша вспомнила, что сейчас к ней придет какая-то Варвара за книжкой и, пока спит ребенок, надо быстро принять душ, привести себя в порядок. Оказавшись в ванной, она вздрогнула. В зеркале ей померещилось мокрое, аккуратно вылепленное лицо, сощуренные глаза. Она вдруг подумала, что лица этого почти не запомнила, если бы потребовался словесный портрет, она вряд ли была бы полезна. Только общий облик, синие джинсы, белые кроссовки, светлые, остриженные ежиком волосы. У нее перед глазами стоял зловещий туманный образ, воплощение зла и ненависти. Голова раскалывалась, как при тяжелом похмелье.

Она скинула халат, залезла под душ. Стало немного лучше. Если выпить крепкого сладкого чая с молоком и что-нибудь съесть, будет совсем хорошо.

«Нельзя так раскисать! – строго сказала себе Ксюша. – Он не тебя пришел убить, ты ему на фиг не нужна. Как он мог узнать, что ты удерешь с дачи в Москву? Сама ведь сказала милиционерам, что он думал, будто в квартире никого нет. Тогда хоть что-то соображала, а теперь совсем свихнулась. Все просто. Он влез в квартиру, чтобы своровать что-то конкретное у Галины Семеновны. Это связано с ее бизнесом. Я ему помешала, он разозлился, сорвался, стал размахивать пистолетом, потом явился опять. Это, вероятно, очень неправильно с его стороны. Это не логика, а нервы. Он сорвался, а не я. Со мной все нормально».

Ксюша растерлась полотенцем, подняла с пола халат и вдруг заметила под раковиной какой-то узкий черный предмет. Она взяла в руки, повертела и не сразу поняла, что это.

* * *

– Ваня, если ты сейчас скажешь, что в туалетном бачке в квартире невесты Фердинанда вы не нашли нож с ромбовидным лезвием, завернутый в несколько слоев полиэтилена, я заставлю тебя съесть весь морковный салат. – Илья Никитич крутанулся в кресле, извлек пластиковую банку и поставил ее на стол перед капитаном Косицким. – И еще, Ваня, я навсегда запрещу тебе курить в моем кабинете. Ну, где орудие убийства?

– Не смешно, – мрачно помотал головой Иван и принялся разминать сигарету. – Салат я, положим, могу съесть, хотя меня от морковки воротит. И курить могу уйти в коридор. Но обыск мы все-таки провели не зря.

– Ешь! – злорадно ухмыльнулся Бородин, снял крышку и сунул капитану в руку пластиковую вилку. – Это чрезвычайно полезно для здоровья. Каротин улучшает зрение, укрепляет зубы и повышает иммунитет. Приятного аппетита.

– Илья Никитич, может, вы сначала меня послушаете? – Иван с отвращением покосился на морковку. – Вы ведь думаете, что обыск не дал ничего, вообще ничего. А это не так.

– Неужели наркотики? – Бородин всплеснул руками. – Или мешок тротила?

Иван щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся и произнес очень медленно, по слогам:

– Кар-точ-ки.

– Что, прости? – Илья Никитич склонил голову набок.

– Визитные карточки, с французским именем, парижским адресом.

– Ага, ясно. Фердинанд – французский шпион, – прошептал Бородин и тихо присвистнул: – Да, Ванюша, молодец, поздравляю. Надо срочно звонить в ФСБ. У меня там есть хороший знакомый, подполковник Свиридов, он, правда, занимается борьбой с терроризмом, но тут определенно может быть связь.

– Да, конечно, звучит смешно, но дело в том, что карточек этих пятьдесят штук. Одинаковых. Он заказал их, понимаете? Заказал для себя. Зачем? Чтобы выдать себя за французского корреспондента. Это слово я сумел разобрать, хотя учил немецкий. Почему именно пятьдесят? Потому что нельзя ведь заказать только три штуки. Ему, я уверен, нужна была всего одна. А знаете, как называется журнал, в котором работает корреспондент Пьер Жермон? – Капитан сделал паузу и торжественно произнес: – «Лез анфан»!

– То есть «Дети». – Илья Никитич поставил локти на стол, сплел пальцы и уложил на них подбородок. – А что, действительно существует такой журнал?

– Не важно. Как вы думаете, почему для шибзика тема интерната самая болезненная?

– Потому, что его обожаемая Лика мучилась раскаянием, отдав племянницу чужим людям. – Бородин пожал плечами. – Это как раз совершенно ясно.

– А мне не ясно. – Косицкий низко опустил голову и взглянул исподлобья. – Мне не ясно, Илья Никитич, почему вы не желаете понимать очевидных вещей. Допустим, мы с вами выяснили наконец адрес интерната. Что бы мы предприняли?

– Ну, для начала я бы тебя отправил по этому адресу с какой-нибудь легендой.

– Правильно, – кивнул Иван. – И какая легенда была бы оптимальной?

– Ну, не знаю. Корреспондент…

– Вот! – Косицкий поднял палец. – Однако мы с вами имеем возможность подстраховаться на случай проверки, а у Фердинанда такой возможности нет. Тетя Юка выучила его французскому. Он подрабатывает переводами, и вполне понятно, что ему пришло в голову представиться французским корреспондентом.

– Ну да, конечно, если не убийца, то хотя бы конкурент, – проворчал Илья Никитич, – Ваня, ну ты же сам говорил, он у нас умный. Неужели ты думаешь, он собирается сам покарать преступника? У него нет оружия, он слабый, нездоровый человек.

– Что касается оружия, мы с вами знаем: достать пушку сейчас совсем не сложно. А что касается ума, то в данном случае эмоции все-таки перевешивают. Смертной казни у нас пока нет. Знаете, если бы с женщиной, которую я любил, такое сделали, – Косицкий болезненно сморщился, – я… я мог бы, пожалуй, решиться. То есть, конечно, в последний момент я бы, вероятно, сдержался, но знаю совершенно точно: я бы не сидел сложа руки. Я бы по крайней мере искал. А уж если бы меня заподозрили в этом кошмаре… Надо допросить его еще раз.

– Он не скажет, – покачал головой Бородин, – ты, пожалуй, прав. Он собирается действовать самостоятельно. Он нервничал на допросе, однако упорно гнул свою линию, пытался косвенно убедить меня, что убийство связано с событиями десятилетней давности. И в общем это вполне логично. Что у нас есть в этом направлении? Журнал в доме убитой, тот самый, который передал ей в кафе Олег Солодкин. Десять лет назад его мать Галина Семеновна хлопотала об устройстве четырехлетней слабоумной девочки. То есть собственной внучки? Ну ладно, она не считала Люсю своей внучкой, ненавидела Ольгу. Сначала убила ее, потом пристроила ребенка?

– Да не убивала она. – Иван махнул рукой. – Я никогда не видел ни Ольгу, ни эту Солодкину. Две женщины, молодая и пожилая. Если бы речь шла о пуле, яде, ноже, о машине, которая как бы случайно сбила на улице, тогда я бы поверил. Но представить, как одна женщина берет другую в охапку и выкидывает в окошко… Нет уж, извините, это похоже на недобросовестную детективную литературу.

– И все-таки так тоже иногда убивают, – неуверенно заметил Бородин. – Ольга была склонна к суицидальным демонстрациям. Допустим, между ними происходил напряженный, злобный разговор. Проще говоря, скандал. Ольга в истерике решила напугать, пригрозить, распахнула окно, встала на подоконник…

– А Солодкина ее подтолкнула? – Иван вскочил и принялся ходить по кабинету. – Ну да, пожалуй, возможно. Однако, если человек выпадает из окна, это сразу видно и слышно. Черного хода в доме нет. Как ей удалось уйти незамеченной? Ведь наверняка было следствие, опрашивали соседей. Неужели никто не видел Солодкину, не знал о встрече? Надо поднять архивные документы.

– Сядь, Ваня, не могу, когда ты ходишь, как маятник. Я уже просмотрел все, что осталось по тому суициду. Труп обнаружили в шесть часов утра тридцатого июня. По заключению эксперта, смерть наступила за пять часов до этого, то есть около часа. Ольга Коломеец находилась в квартире одна с ребенком. Мать и сестра ушли в гости. Был день рождения Ласточкиной Юлии Сергеевны. Они остались там ночевать, Ольга не пошла с ними потому, что у нее болело горло, накануне переела мороженого и потеряла голос. О том, что сестра и мать вернутся только утром, она знала. Ни с кем в тот вечер встречаться не собиралась, никого не ждала в гости. И соседи, как записано в протоколе, никого не видели. Наркотических веществ в крови не обнаружено.

– Ни крика, ни звука падения не слышали? – Иван все еще ходил по кабинету, но тут остановился, схватил электрический чайник, налил в стакан холодной кипяченой воды, выпил залпом.

– В протоколе написано, нет. Видишь ли, окно выходит в сторону бомжовского дома, там постоянно что-то происходило, к ночным воплям и грохоту соседи успели привыкнуть, к тому же летом многих не было в Москве. Ну что ты воду хлебаешь? Включи чайник, давай лучше чайку выпьем. И сядь наконец, успокойся.

– Получается, он прав? – вздохнул Иван. – Там воды мало совсем, я налью. Получается, прав Фердинанд? – произнес он, открыв дверь. – Солодкина все-таки причастна к убийству, через десять лет Лилия окончательно убедилась в этом, решила действовать. Вот вам и встреча в кафе. Она косвенно предупредила Олега Солодкина. Официант сказал, она очень плохо говорила о его матери, а его жалела. Солодкин передал разговор мамаше, та моментально сообразила, в чем дело… Однако не могу поверить, что такая состоятельная умная дама наняла в киллеры сумасшедшего маньяка. И как она успела сделать это за сутки?

Он ушел с чайником, вернулся через минуту, бегом, и с порога выкрикнул:

– Она заранее была с ним знакома и знала, что он маньяк! Это оказалось кстати! Это инсценировка, вот что! – Он включил чайник, сел и закурил. – Теперь основной вопрос: где она такого откопала? Представляете, ручной маньяк, дрессированный. И при чем здесь нитки? Ну при чем, а?

– Знаешь что, Ваня, мы сейчас чайку выпьем и ты съездишь на дачу к Солодкину. Он наверняка там.

– А Фердинанд?

– Я к нему наружку приставлю, исключительно ради твоего душевного спокойствия.