Текст книги "Молчание тундры"

Полина Кумар
Молчание тундры

Часть I

Глава 1

В тундру приходила осень. Сумерки уже почти окутали землю. На границе, где заболоченные равнины встречались с каменистыми предгорьями, приютилось поселение. Оно казалось здесь невозможным, неуместным. Бессмысленным.

Посреди деревни раскинулся огромный дуб. Листья сохранились только на самой макушке, да и те уже побурели и почти осыпались. Это дерево как будто вырвали из какого-то другого тысячелетия или мира, и теперь оно доживало свои дни в одиночестве, отделённое эпохами от подобных себе. Гигант довлел над угнетёнными холодным ветром собратьями: карликовыми берёзами, ивами, можжевельником.

На фоне величественного молчания северной природы, шевеление и звуки, порой доносившиеся из поселения, были лишними – лай собак, копошения людей, возня домашних оленей в загонах.

Тундра смеялась над ними. Она терзала их лютыми морозами и свирепыми ветрами, насылала голод и мор, но отчего-то они всегда выживали. Возможно, она ненавидела и любила их одновременно. Но любила недостаточно сильно, чтобы поселение разрослось, и ненавидела не настолько, чтобы уничтожить. А может быть, она никак не могла решить, любит или ненавидит? И поэтому игралась с ними вот уже тысячу лет.

Никто не пытался бросить вызов тундре, и она была иногда благосклонна. Никто не огорчал её, и она порой могла быть милосердна, даря людям тёплое лето и скудные урожаи, какие только способна произвести суровая северная земля.

Но сегодня из деревни доносилось особенно много шума. Обнесённая частоколом, она вмещала в себя несколько крупных домов и примерно две сотни землянок и каменных хижин, теснящихся друг к другу. Сквозь них пролегала широкая улица. Начиналась она у главных ворот и заканчивалась на противоположном конце поселения у двухэтажного деревянного дома с мансардной крышей. С одной стороны к нему примыкал двор с хозяйственными постройками, а с другой – олений загон.

Прямо на сырой земле перед домом огородили праздничную площадку для пира, соорудив по центру длинный стол из досок. Сквозь дым костров отчётливо различался запах жареного мяса. В круглых котлах шипел жир, шкворчали куски оленины. Мясо жарилось над огнём, варилось, вялилось, солилось. Жир блестел, стекая по подбородкам и пальцам. Олени были главным богатством этой деревни – они кормили её.

Играла музыка, люди ели и пили сверх меры, но ещё больше – говорили. Восхваляли вождя, поминали усопших предков, строили планы на будущее.

За длинным столом, где сидели мужчины, не все места были заняты, включая главное, предназначавшееся для вождя. Женщин же, присутствующих на празднике, можно было разделить на две группы: одни прислуживали; другие, одетые более нарядно, ели за отдельными небольшими столами или грели руки у костров, возились с детьми и беседовали с себе подобными.

По правую сторону от места вождя, сидел мужчина в накидке из лисьего меха. Он не ел и не пил, не участвовал в разговорах и не веселился, только переводил тяжёлый взгляд с одного пустующего места на другое и барабанил пальцами по столешнице.

Когда мимо проходил парень с кружкой браги в руке, мужчина в лисьих мехах остановил его.

– Вели послать туда людей, – сказал он.

– Кого послать-то? Все и так там. А те, кто остался – пьяны вусмерть.

– Долго их нет. Они уехали едва светало.

– Спокойно, Дарун. Роды нельзя замедлить и ускорить.

– Ладно, иди. Только распорядись, прежде чем напьёшься, чтобы завтра утром мне не пришлось ждать лошадь.

– Ты ведь только приехал. Уже собрался обратно?

– Наука и философия – две сестры, к которым всегда хочется поскорее вернуться.

– Чего? Каких сестры? – не понял собеседник, так как за столом было очень шумно, но ответа не получил.

Осушив кружку, он пошёл дальше.

Прячась в тени между хижин, за Даруном наблюдала черноглазая женщина, но она находилась вне досягаемости его взгляда.

Мужчина глубже укутался в меха и посмотрел на своих сородичей за столом – похоже, осенний ветер только его одного пробирал до костей. Гости, опьяневшие от браги, шутили и перекрикивали друг друга. Их лица лоснились от пота.

Очередной порыв ветра вдруг налетел откуда-то сверху, почти затушил костры, а потом, собрав все силы, дунул копотью в лицо. Дарун зажмурился и закашлял, а когда открыл глаза, замер. Пальцы прекратили барабанить и впились в край столешницы.

Кто-то высокий, в плаще с капюшоном, приближался к площадке. Разговоры и музыка стали утихать – другие люди тоже заметили незваного гостя.

Он шёл, прижимая к груди какой-то свёрток. Остановился, подойдя к Даруну, и откинул капюшон с лица. Бритый череп блестел в свете огня как полированная яшма. Глаза были большие, веки тяжёлые и тёмные, будто обведённые краской.

– Добро пожаловать, Аластор, – поприветствовал его мужчина в лисьих мехах, поднявшись на ноги.

– Спасибо, Дарун, – ответил гость. – Жаль, что твой брат никогда не звал меня на пиршества.

– Едва ли это тебя когда-нибудь останавливало приходить на них…

– Надеюсь, теперь всё изменится.

– Мне всё равно, изменится или нет, потому что завтра я еду обратно. Прошу, не посылай мне больше писем и приглашений – сюда я не вернусь. Я сделал правильный выбор, когда уехал по ту сторону гор, и ни о чём не жалею. С этим местом меня ничего не связывает. – Дарун обвёл соплеменников презрительным взглядом. – Я ими пресытился за три дня.

Губы гостя растянулись в улыбке, но глаза остались холодны.

– Даже не знаю, чем Дор-Лунда заслужила такую неприязнь. Или я.

Дарун покосился на свёрток, предчувствуя что-то неладное.

– С того момента, как мы виделись с тобой в последний раз, я слышал о тебе разные истории. Одна хуже другой, – заявил он.

Аластор наклонился, прошептав почти в самое ухо:

– Не волнуйся – ни одна из них не является правдой.

Дарун поёжился. Ему показалось, что свёрток шевельнулся. Аластор выпрямился и откинул материю. В его руках лежал новорождённый.

Лисьи меха упали на землю. Дарун содрогнулся от порыва холодного ветра и спросил охрипшим голосом:

– Это… тот самый ребёнок?

– Сам как думаешь?

Даруну вдруг открылась правда, которой он не хотел и не ждал.

– А где остальные?

– Они не придут, – ответил Аластор.

– Что с ними?

– Они мертвы, но я запрещаю тебе выяснять, что произошло. Я сделал, всё, что мог.

Дарун потрясённо уставился на собеседника.

– Это значит, ты не смог сделать ничего!

Аластор протянул ему свёрток.

– Возьми. Это теперь твой долг.

– Девчонка… – прошептал Дарун. – Это же конец клана.

Он прикоснулся к свёртку с новорождённой, но тут же отстранил от себя.

– Я не могу её взять. Я завтра уезжаю.

– Ты больше не вернёшься в академию, – возразил Аластор. – Теперь ты вместо брата.

– Найди себе другого правителя, я не гожусь для этой роли.

– Напротив. Ты подходишь как никто другой.

– Мне это не надо.

– Придётся смириться.

– Если хочешь, становись вождём сам! – разозлился Дарун. – А я не останусь среди этих немытых дикарей!

– Ты останешься здесь, – оборвал его Аластор. – Или, отправившись завтра в дорогу, не доедешь никуда. Выбирай.

– Выбирай? Это не выбор.

– Верно. Может ли вообще иметь выбор тот, кого не спрашивали, хочет он рождаться или нет?

Лицо Даруна искривилось. Мир рухнул. Уютная академия, где он провёл свои лучшие годы, и куда надеялся вернуться, возникла перед ним как мираж и исчезла навсегда. То, к чему он стремился, вдруг отдалилось на недосягаемое расстояние.

– Ну и что мне теперь делать? – обречённо спросил новоявленный наместник.

– Всё, чему ты учился, было ради этого. Не заставляй меня думать, что ты потратил время зря.

– Я отправлю письмо в Норлиндор, пусть с убийством разбирается король.

– Нет! Ваша тайна в безопасности только благодаря тому, что о ней никто не знает.

Аластор оставил девочку в руках Даруна и ушёл.

Толпа зашевелилась, зашепталась. Тут и там слышались разговоры:

– Что он сказал? Где все остальные?… Они не придут… Как не придут?… Что произошло?…

Наместника окружили люди. Отсветы пламени костров мелькали на встревоженных лицах. Гомон становился всё громче и громче.

– Молчать! – приказал Дарун. – Сворачивайте балаган и уходите. Праздник окончен.

– Вождя убили! – заголосили из толпы. – Вождь мёртв! Семья вождя мертва!

Дарун смотрел на новорождённую. На девочку с янтарными глазами. А она внимательно смотрела на него сквозь прикрытые веки и шевелила ручонками. Одну она разжала, и Дарун увидел на её ладони белый камень.

– Криолит. Дурной знак! – сказал наместник и, подцепив его двумя пальцами, откинул в грязь.

Девочка заплакала. Он укутал её и закачал, понимая, что уже ненавидит.

Наместник направился к дому.

Курносая девочка лет пяти-шести с белокурыми волосами подняла белый камень с земли, спрятала в карман и побежала за Даруном.

– Дядя!

Он обернулся. Девочка догнала его.

– Как вы её назовёте? – спросила она, приподымаясь на цыпочки, чтобы разглядеть новорождённую.

Дарун вспомнил о камне, который только что выбросил.

– Так и назову «Криолит». Это погибель нашего клана.

Курносая девочка непонимающе уставилась на дядю.

– Криолит… криолит… лит… – забормотала она. – Назовите её Лит! Мы будем играть вместе.

Наместник посмотрел на девчушку и подумал о том, что её отец больше никогда не придёт, но она ещё не знает об этом. Он погиб там, вместе со всеми от руки неизвестного. В славе и доблести? Или в страхе и бесчестии? Этого уже никто не узнает, да и какая теперь разница, – всё равно павших рано или поздно поглотит забвение. Но наместник не чувствовал никакой жалости. Пускай со всем этим разбираются другие. Это не его дело.

– Лит? Что за ерунда! – ответил Дарун, отмахиваясь. – Иди домой и не путайся под ногами, Диана. Ты такая же глупая, как твоя мать.

Лицо девочки посерьёзнело, и она убежала. Наместник тут же забыл о ней. Он растерянно смотрел на суету и переполох посреди площадки, где ещё недавно готовились отпраздновать большую радость, и не знал, что делать со всеми этими людьми, включая новорождённую, которую держал на руках. Дарун взглянул на неё – она больше не кричала, и, похоже уснула. Зато его собственные руки тряслись от холода и усталости.

Он снова повернул к дому, чтобы поскорее уложить ребёнка в кровать, найти кормилицу и уладить кучу дел, о большей части из которых ещё даже не догадывался.

– Старейшины никогда не поддерживают таких, как ты, – услышал он за спиной низкий уверенный голос, когда перешагнул порог дома.

Наместник оглянулся, пожалев о том, что забыл запереть ворота – в академии этим всегда занимался привратник.

Во двор вошёл мужчина и закрыл за собой ворота. В темноте Дарун не мог узнать его.

– Кто будет уважать тебя после того, как ты бежал из-за женщины, – продолжил тот.

– Это было очень давно, – возразил наместник, всё ещё пытаясь разглядеть непрошенного гостя.

– У северян долгая память. Алгерд был сильным правителем, каким тебе не стать никогда.

Дарун спустился с крыльца и подошёл ближе, пытаясь скрыть волнение.

– Ты дерзок, как воины моего брата. Но они мертвы, а ты жив. Значит, ты не воин. Кто ты?

Мужчина приоткрыл ворота и шагнул в полоску света.

– Халгар Джосгар, – узнал его наместник.

– Ты – брат Алгерда, но ты не один из нас. Ты предал север.

Дарун вздохнул, не в силах ничего сказать в своё оправдание, но что-то в глубине души не позволило ему стоять, опустив голову, перед этим простолюдином.

– Я – потомок Нерала Талима, в моих жилах течёт его кровь. На севере только кровь определяет, кто будет вождём.

– У тебя порченая кровь, – проговорил Халгар сквозь зубы.

– Если ты пришёл что-то клянчить у меня взамен на сомнительную помощь и поддержку, то зря. Я не нуждаюсь в таких как ты.

Глаза Джосгара гневно блеснули.

– Кровь скоро не будет иметь значения, и ты в этом убедишься. Настанет время бед, но ничего исправить будет уже нельзя. За твоей спиной зреет заговор, и нет никого, кто бы защитил тебя. Перед смертью ты пожалеешь, что отверг мою помощь.

Халгар так зловеще улыбнулся, что у Даруна перехватило дыхание.

– И какую же помощь ты мне предлагаешь? – спросил он. – Ты – из простых. Откуда тебе знать, как влияют на старейшин?

– Простые не влияют на них, – ответил Халгар. – Они их убирают.

Дарун прищурился и с любопытством посмотрел на амбала.

– А взамен ты хочешь стать одним из десяти старейшин?

– Первым из них.

– Я так и думал. Справедливая плата.

Халгар пронизывал наместника долгим взглядом. Вязким, тягучим.

– У меня недавно родился сын, – сказал он и посмотрел на новорождённую в руках Даруна. – В награду за помощь ты выдашь за него свою племянницу.

– Похоже, у меня нет другого выбора.

Дарун положил ребёнка у порога дома, достал нож и полоснул себя по ладони. Халгар проделал то же самое. Они пожали руки, скрепив договор кровью.

– Моя жена Далла будет её кормилицей, – сказал Джосгар, выходя со двора.

Наместник поднял девочку и вошёл в дом.

Черноглазая женщина, которую так никто и не увидел, ещё долго стояла в тени среди хижин. Её плечи вздрагивали.

Глава 2

Дарун сидел за деревянным столом и старательно выводил чернилами буквы на бумаге. Позади стоял шкаф для книг, но их там было не много.

Кабинет занимал почти половину второго этажа и выходил окнами на горы. Часть двора с оленьим загоном также была видна. Дверь позади рабочего стола вела в спальню. В зимние дни, когда холода бывали особенно яростны, а солнце тундры не всходило вовсе, Дарун не покидал кабинета неделями.

Скрежет пера по бумаге успокаивал его, отвлекал от дурных мыслей и от воплей годовалой племянницы. Наместник не испытывал к ней ничего, кроме отвращения. Иногда, стоя возле колыбели, он желал девочке смерти. В тот день, когда она впервые заплакала, он и не предполагал, что сможет ненавидеть её ещё сильнее. Есть ли вообще пределы и границы этой ненависти?

В дверь постучали и вошли, не дожидаясь ответа. Наместник взглянул на посетителя, и его лицо стало ещё мрачнее.

– Настанет день, когда ты обрадуешься моему визиту, – сказал Аластор.

Дарун уставился в свитки, делая вид, что не имеет ни малейшего желания говорить.

– Какие новости? – спросил гость, присаживаясь на стул напротив наместника.

Болотные глаза смотрели насмешливо. Дарун отметил про себя, что синяки под глазами, резкие скулы и рот как прорезь, придают Аластору сходство с мертвецом.

Наместник не знал, чего от него хочет услышать гость, но норовило вырваться лишь одно: «А не пошёл бы ты». Однако, произнёс Дарун всё-таки другое:

– В тот вечер ты оставил меня с этим ребёнком. Мой брат и его жена погибли. Лучшие воины деревни мертвы, а я даже не знаю, что с ними случилось. Ты приказал мне никуда не лезть и ушёл. После всего этого ты спрашиваешь меня, какие новости?

– Прошёл год, но ты всё ещё в этом доме. Занял место вождя. Сидишь за его столом. Почиваешь в его спальне. Я вижу, дела у тебя идут хорошо. Так чего ты злишься?

– Хорошо?! Да, я стал наместником. Но ты не знаешь, чего мне это стоило!

– Не надо пытаться вызвать у меня жалость. Мы с тобой не друзья и не родственники. Мне велено присматривать за поселением, а не вмешиваться в его дела.

– Какой с тебя толк, если ты не смог спасти моего брата?

– Такова воля тех, чьи решения нам неподвластны.

– На этих твоих господ можно вообще спихнуть всё, что угодно. Откуда мне знать, что ты действительно что-то делаешь для Дор-Лунды, а не просто праздно шатаешься здесь оттого, что тебе больше нечем заняться?

– Мы оба хорошо знаем, что я охраняю вещи более важные, чем жизни вождей.

– Каких вождей? Есть только я и это годовалое дитя. Наш род прервался, ты не понимаешь?

– Выдай её замуж, и род продолжится. Так, прямые потомки Нерала Талима много лет назад стали Тиррабалями, когда не было наследника мужского пола. Не вижу причин для беспокойства. Ты заболеешь, если будешь так переживать.

– Довольно! – рассвирепел Дарун. – Зачем ты пришёл?

– Не забывай, кто перед тобой, – ответил ледяным тоном Аластор.

– Мой брат говорил, что тебе запретили убивать и пользоваться магией, так какой с тебя толк? Как ты собираешься защищать нас, если не в состоянии позаботиться о самом себе?

Лицо Аластора изменилось, оно вытянулось и осунулось ещё сильнее, а глаза налились чёрной кровью.

– Есть вещи, которые люди понять не могут, и, тем не менее, упорствуют в своём безумстве. Я не могу ничем навредить людям, но помни, что за мной стоят силы более могущественные, чем меч или заклинание мага. И не стоит злить меня. Тобою заинтересуются те, кто может убивать.

– Лучше бы я никогда сюда не возвращался, – сказал Дарун сквозь зубы.

За дверью кабинета послышался детский плач. Губы наместника дрогнули, но он подавил в себе раздражение.

– Как ты назвал девочку? – спросил чародей.

– Лит.

– Лит Тиррабаль, – попробовал имя на вкус Аластор. – Сойдёт.

– Я уехал отсюда, выучился в академии, овладел науками и знаниями. Я собирался стать учёным и мудрецом, я хотел познать тайны мира, но ты обманом заставил меня вернуться сюда. Теперь я один, среди неотёсанных дикарей. Вот во что ты превратил мою жизнь!

– Тебе ничто не мешает обучить их грамоте. Будь для них хорошим вождём. Это благородное занятие.

Дарун презрительно фыркнул.

– Я писал письма своим друзьям, но никто не присылал мне ответа.

– Может, потому что у тебя нет друзей?

– Позже я обнаружил птиц, сбитых варварами из Дор-Тайо, – с упрёком проговорил Дарун.

– Хочешь, чтобы я тебе посочувствовал?

– Это ведь люди клана Дор-Тайо убили Алгерда и Арану? Ты знаешь правду, ты был там!

Аластор сделал пресекающий жест рукой.

– Да, они. Но я уже говорил, чтобы ты не пытался ничего выяснять.

Тем временем, плач Лит становился всё громче и громче.

– Дор-Тайо поставляли нам дерево, зерно, металлы, помогали добывать соль. Что теперь? Скоро наши дома развалятся, железо заржавеет, и мы подохнем с голоду, – пожаловался Дарун.

– Ты не похож на голодающего, – парировал чародей. – Я шёл мимо стада откормленных оленей. Твоих оленей. Жилища из камня прочнее деревянных, а металл тебе не нужен, потому что Дор-Тайо охраняет границы Дор-Лунды, как верный сторожевой пёс.

– Дор-Тайо – жалкие выселки. Слуги, возомнившие себя хозяевами. Самозванцы!

– Они совершили преступление, но не нарушат никогда клятву защищать меч Нерала Талима.

– Я считаю, что меч нужно найти. Он не может валяться не пойми где. Брат унёс с собой в могилу эту тайну, но я могу попробовать отыскать…

– Ты помнишь пророчество? Если меч попадёт не в те руки, то на клан падёт проклятие! Поэтому забудь. Тебе он не принадлежит, – сказал Аластор, поднимаясь со стула. – Пойду взгляну на Лит. Вижу, что никому до неё здесь нет дела.

Чародей вышел.

– Старый кретин, – выругался наместник. – Чёрт бы тебя забрал вместе с этой деревней.

Глава 3

Небо затянули низкие тучи, щедро сыпал снег, белые вихри вздымались и закручивались в воронки.

Седобородый старик в потёртом тулупе вышел за ворота. Позади него осталась стоять на пороге девочка лет пяти.

– Идём, Лит, – сказал старик.

Она замотала головой, указывая на сугробы, но видя, что старик всё равно идёт, закричала:

– Нунг, подожди!

– Ты же хотела быть храброй, как Нерал Талим, – небрежно ответил тот, обернувшись. – Дети вождей не должны бояться сугробов.

– Но мне холодно, и я упаду!

– Тогда оставайся дома и не проси клюкву – у тебя в кармане последние ягоды, больше нет.

И Нунг пошёл дальше.

– Подожди-и-и! Я пойду, пойду!

Девочка сделала вдох и шагнула, провалившись в снег по колено. Затем двинулась навстречу деду, протягивая ему руку.

– Вот молодец, – похвалил старик.

Рука Нунга была тёплой и шершавой. Вскоре Лит приноровилась шагать энергичнее, чтобы не вязнуть в снегу и не отставать от старика. Она впервые переступила порог дома и теперь вовсю глядела по сторонам. Коса, торчавшая из-под шапки, взлетала от каждого поворота головы.

– Запоминай то, что видишь, – сказал Нунг. – Дома, повороты дороги, камни, следы на снегу. Потом поведёшь нас обратно, я не буду подсказывать.

– А зачем?

– Потом скажу.

Девочка кивнула, вытащив из кармана сушёную клюкву, и стала жевать.

Справа от дороги тянулся олений загон, обнесённый оградой. От него дышало теплом и запахами сена. Олени с крупными светлыми пятнами на спинах тянули к людям свои морды. Когда Лит с Нунгом уже почти миновали загон, один олень продолжал смотреть им вслед. Он так понравился девочке, что она высвободилась из руки старика, подошла к зверю и отдала всю оставшуюся клюкву. Рогатый слизнул ягоды с ладоней девочки, и она ему улыбнулась.

Увидев, что старик уже ушёл вперёд, девочка побежала за ним следом. Сразу за загоном начинались первые дома – круглые каменные хижины с соломенными крышами.

– Эта улица называется Прямая, – пояснил Нунг. – Самая главная в деревне.

– Угу, – пробубнила Лит. – А почему эти дома такие маленькие, а мой – большой?

– Потому что ты – дочь вождя, а тут живут простые люди.

– Значит, у меня всё лучше, чем у них?

– Да. Но ты не должна этим хвастать.

– А почему они себе не построили большие?

– Все люди поселения Дор-Лунда равны по своему происхождению, но не по благосостоянию. К тому же, вождём может быть только один человек.

– А когда я вырасту, я буду вождём как Нерал Талим?

Старик пожевал губы. На этот вопрос было тяжело отвечать, но он нехотя кивнул.

Щёки Лит раскраснелись. Она уже не замечала, как ноги вязнут в снегу, ведь она считала себя хозяйкой Дор-Лунды и вообще владычицей всей тундры.

На юге равнина вплотную подступала к крутым склонам гор. Хребет, подобно гигантской крепостной стене, тянулся далеко на запад и восток. Ветер срывал с вершин целые насты снега, скрывая от взгляда череду других, более высоких гор.

Лит засмотрелась.

– Видишь, где горы заканчиваются? – спросил Нунг, заметив её любопытство.

Девочка стала серьёзной.

– Вон, за домом, – указала она пальцем. – Они там маленькие.

Нунг покачал головой.

– Они там такие же большие, как и здесь. Просто те далеко, а эти близко. Открою тебе секрет, твои глаза могут тебя обманывать.

Девочка в задумчивости почесала лоб.

– А что в горах?

– Духи наших предков. Когда у нас в деревне кто-то умирает, они забирают их души и уводят за собой в горы.

Лит поёжилась от страха, но всё-таки спросила:

– А как забирают?

– Приходят на могилы и смотрят, зовут к себе покойных. Потом земля вздрагивает – это душа отделяется от тела. Так умирают обычные люди. Говорят, только души самых лучших из нас – души героев, таких, как Нерал Талим, превращаются в звёзды и светят нам с небес. Они помогают заблудившимся путникам отыскать дорогу.

– А что они потом делают в горах? – допытывалась девочка.

– Не знаю. Через них ходил только Нерал Талим, но он никому не сказал, что там видел.

– Почему?

– Потому что он не вернулся.

Лит раскрыла рот от удивления.

– Он умер в горах?

– Нет. После большой войны ему здесь стало скучно, он оставил Дор-Лунду и отправился на поиски приключений.

– Ты раньше рассказывал, что он хороший, а теперь говоришь, что он ушёл. Это значит он бросил своих людей? Что это за сказка такая странная?

– Это не сказка. В жизни не у каждой истории хороший конец. Когда Нерал Талим ушёл в горы, люди думали, что он погиб, но потом дошли вести, что он стал королём по ту сторону гор, построил новые города. Видимо, там оказалось лучше, чем здесь, раз он не вернулся.

– А разве кроме нас на свете есть ещё люди? – удивилась Лит.

Старик закашлялся и сменил тему разговора.

– Посмотри-ка туда. Что ты видишь вон там, справа?

Нунг указал рукой на север, где простиралась бескрайняя равнина с неприветливыми серыми застругами снега. Взгляд девочки растерянно блуждал по пустыне, ища, за что бы зацепиться.

– Ничего. – Она пожала плечами.

– И снова твои глаза тебя обманули. Там море. Море Долгого Берега. Правда, его не видно, потому что оно далеко.

– А что это такое – море?

– Холодная солёная вода. И её очень много. В тех краях еще холоднее, чем здесь, и ничего не растёт. Одни травы и мхи. Когда я был молод, мы каждое лето гнали оленей к морю, – задумчиво проговорил Нунг, видимо, вспоминая дни своей молодости. – Там соль. И трава сочнее. Если бы ты когда-нибудь увидела, как бьются волны о каменные глыбы, и как из моря выныривают огромные рыбы, то навсегда бы запомнила это зрелище. Я не видел в жизни ничего прекрасней.

Лит неопределённо посмотрела на старика и замотала головой.

– Если там ещё холоднее, то я не хочу туда. Нунг, а что за воротами деревни? – поинтересовалась она, кивая на восток.

– Узнаешь, когда подрастёшь.

– Далла говорила, оттуда приедут мои мама с папой. Это правда? Но почему их так долго нет, когда они уже приедут?

Старик вздохнул и ничего не ответил.

Они пошли дальше.

Вскоре за домами показалось прямоугольное строение, сложенное из массивных глыб разной формы. Некоторые почернели и заросли мхом, другие затёрлись и стали гладкими.

– Храм Нерала Талима, – сказал Нунг.

Над входом было высечено ухмыляющееся лицо в форме солнца, с клыками и глазами навыкате. Толстые колонны подпирали крышу, а чёрная дверь сидела в нише столь глубоко и плотно, что казалось, её невозможно открыть.

– Этот дом какой-то страшный, – сказала Лит. – Мне он не нравится.

– Не говори так. Этот храм нас оберегает. Каждый в своё время входит туда. И ты пойдёшь когда-нибудь.

Старик с девочкой пошли дальше, приближаясь к единственному во всей тундре дереву. Когда сплошная тень от ствола накрыла их, Лит задрала голову и посмотрела сквозь крону на серое небо. Подул ветер, срывая с ветвей хлопья снега, и девочка зажмурилась.

– Мы в самом центре Дор-Лунды, – произнёс Нунг, проведя рукой по топорщившейся коре. – Вечное Дерево, её сердце, настолько древнее, что окаменело от старости. – Он сколупнул со ствола осколок. – Это дерево хранит тайны, как и тундра, помни об этом.

– Какие тайны?

– На сегодня хватит вопросов. Нам туда.

Нунг свернул на близлежащую улицу, Лит последовала за ним. Спустя некоторое время, старик подошёл к забору одной из хижин и кликнул хозяев.

Калитку отворил мальчик лет десяти, буркнув, что гости могут войти. Лит и Нунг прошли по тропинке к порогу дома. Дверь раскрылась, обдав запахами еды, слежавшихся шкур и дыма. Улыбающаяся толстая женщина передала старику какой-то мешок. Лит заглянула внутрь хижины и увидела земляной пол, печь из камней, узкие лавки по углам и закоптившиеся стены. Кроме семьи из четырёх-пяти человек, под этой крышей ютились собаки и овцы. Толстая женщина попрощалась с гостями и закрыла дверь.

Старик с девочкой вышли на улицу.

– Как они там живут? – спросила Лит. – Им разве не тесно?

– Мы уже говорили, что между тобой и остальными есть разница.

– Я могу их взять к себе! У нас дом большой.

– Не можешь. Похвально, что ты хочешь им помочь, но пока ты не вырастешь, дом принадлежит твоему дяде. Он распоряжается, каких гостей звать, а каких нет.

– Дядя… – протянула Лит. – Он не любит меня.

– Некрасиво обсуждать своих родственников. Обернись и посмотри лучше туда, – ответил Нунг, указав рукой на дом с соседней улицы.

Над убогими хижинами возвышалась двускатная крыша с деревянными фигурами скачущих оленей. Из-под пучков соломы виднелись стены из дёрна и прутьев, обмазанных глиной. Из каменной трубы валил дым. Этот дом выглядел значительно лучше, чем остальные, которые довелось сегодня увидеть Лит.

– Там живёт мальчик. Адам Джосгар.

– А кто этот Адам?

– Завтра узнаешь. А теперь жди здесь, я сейчас вернусь.

Нунг свернул за угол соседнего дома, а Лит развязала мешок, который дала женщина из тесной хижины, и зачерпнула горсть сушёной клюквы.

Когда старик вернулся, у него из-под тулупа торчало горлышко бутылки.

– Брага, – поморщилась Лит, жуя ягоды.

– От тебя ничего не утаишь, верно? – усмехнулся старик. – Да, взял я бутылочку, только Даруну не говори. Ну, а теперь веди домой. Ты ведь сделала то, что я тебя просил?

– Что здесь сложного? – пожала плечами Лит и зашагала обратно, загребая сапогами снег.

Она ни разу не остановилась, не ошиблась и довела Нунга до самого дома.

– Хорошо, – похвалил старик. – Запоминай дорогу всегда, а не только когда я тебя попрошу. Теперь быстро домой, не то простудишься.