Текст книги "Фанзолушка"

Язык у меня словно связан в десять сотен узлов. Она может врываться сколько захочет. Я имею в виду не врываться, конечно, а любезно позволить мне находиться поблизости от нее остаток моей жизни. Но врываться тоже можно. Врываться в мою жизнь. Сколько захочет.

Это странно? Наверное, да. Но ведь это Джессика Стоун.

«Черт побери, старик, не веди себя как фанат».

– Есть у меня такая дурная привычка, – продолжает она. – Я просто врываюсь в помещения. Мой терапевт говорит, что у меня нет чувства личного пространства. Скажи, если хочешь, чтобы я ушла. Кстати, я Джесс.

– Н-н-нет, – заикаюсь я, прикусывая щеку.

Стоп. Спокойно. Я продолжаю говорить, притворяясь Себастьяном, моим героем в сериале «Морская гавань». Гейл действительно пора было сбегать, то есть уходить.

Джесс широко распахивает глаза, в какой-то момент мне кажется, что она сейчас снимет туфлю на шпильке и проткнет каблуком мне глаз, как сделала это в фильме «Охотница возвращается», но она запрокидывает голову и смеется. Это ничем не сдерживаемый смех, если так смеяться долго, она наверняка начнет похрюкивать. В уголках глаз, когда она улыбается, появляются морщинки. Джесс не только нереальная красотка (ох, эти ноги), но еще и хороший человек и талантливая актриса. Она может часами цитировать Шекспира, но я все равно ничего не пойму. Думаю, эта девушка достойна уважения, а не только фанатского восхищения.

Смех стихает, она качает головой.

– А ты милый. Неудивительно, что они выбрали тебя на главную роль. Одновременно грубоват и сексуален. Выигрышное сочетание. Если бы была парнем, я бы занервничала. Теперь на тебя посыплются все хорошие роли.

Я смотрю в зеркало, по-прежнему теребя лацкан униформы.

– Занервничала? Это мне надо нервничать. Рядом с тобой я выгляжу непрофессионалом. Ты была прекрасна в «Охотнице». Ты действительно была Сильвией. Идеально передала ее. Так, как она описана в комиксах.

Она пожимает плечами.

– Спасибо. Вообще-то я их не читала.

– Не читала?

– Некогда, – просто отвечает она и, наклонив голову, изучает мою униформу. – Почему мужчины носят штаны, а я должна носить эту чушь? – Она указывает на свои каблуки высотой в милю.

– Сексизм? – предполагаю я.

Джесс улыбается. На этот раз вместе со мной, а не надо мной.

– К сожалению. Это просто смехотворно, – говорит она.

– Да, – соглашаюсь я. – Потому что в Федерации женщины-офицеры никогда не ходили на каблуках и это против канона. Да?

Джесс без выражения смотрит на меня.

– Нет, – говорит она без злобы. – Потому что они хотят, чтобы я в них бегала.

– Ой, верно. Конечно.

– На каблуках! Да еще и со всеми этими сложными трюками! Серьезно, я предупреждала Ники, художника по костюмам, – напоминала про «Золотой Глобус». У меня с каблуками не очень хорошие отношения. Но он все равно велел мне их надеть. – Она смотрит на свои накрашенные ногти и пожимает плечами. – Это будет кошмар. Впрочем, я знала, на что иду, когда подписывал контракт. Это просто средство.

– Что еще за средство?

Джесс поднимает глаза.

– Получить лучшие роли.

– Лучше «Звездной россыпи»? – говорю я, прежде чем успеваю остановиться.

Джесс открывает рот, потом закрывает.

– Так ты фанат, да?

Я пожимаю плечами, и так уже очевидно, что да.

– А ты нет?

Она фыркает.

– Я фанат денежных чеков.

Наверное, я выгляжу разочарованным, потому что она торопится добавить:

– Нет-нет, я очень уважаю фанатов «Звездной россыпи». Именно благодаря ним снимается этот фильм, в конце концов. – Она одаряет меня еще одной сверкающей идеальной улыбкой. – Но все эти высокобюджетные фильмы – не искусство, а так, развлечение. По крайней мере, поначалу. Каждый из них новый, сияющий, яркий. Но быстро тебе надоедает, и ты переходишь к следующему. – Она внимательно смотрит на меня, и я не уверен, об одном и том же ли мы говорим. – Если ты понимаешь, о чем я.

Ах, точно. Я ерзаю. Еще одна блестящая идея, как поднять мой рейтинг: распространить слух о том, что мы с Джесс вместе. Это может объяснить, почему я так жутко нервничаю при встрече с ней.

– Да, Гейл, мой ассистент, упоминала, что мы встречаемся.

– Только двадцать три дня съемок, – поправляет Джесс. – И все. Потом я ничего не хочу, хорошо? Разве только мы станем хорошими друзьями, и тогда я, может быть, поцелую тебя на премьере.

– Не уверен, что готов целоваться с кем-то, кроме Звездных Стрелков, – отшучиваюсь я.

Она кривит уголок рта.

– Ты можешь меня обратить.

– Попробую, клянусь крылатой звездой Федерации. – Я салютую ей знаком клятвенного обещания.

– Чудик, – смеется она. – Неудивительно, что тебя выбрали на эту роль. Ты рожден для нее.

Рожден для нее. Эта фраза заставляет мой желудок подпрыгнуть, словно мне без этого было мало. Я быстро отворачиваюсь.

– Да, верно.

Джессика с прищуром смотрит на меня, снимает ноги с подлокотника и садится прямо. И смотрит мне прямо в глаза.

– Дэриен, можно начистоту?

Я не могу отвернуться. У нее невыносимо напряженный взгляд. Ей придется носить контактные линзы. У Принцессы Амары должны быть зеленые глаза, зеленые, как излучение от раскаленного квазара в космосе.

– Ну да, конечно.

Она вздыхает.

– Ты никогда раньше не снимался в крупных проектах.

А чем же она считает «Морскую гавань»? Школьным клипом?

– Зато я снималась и знаю: нет ничего хуже фанатов. Это лучшее, что у нас есть, но также и худшее. А ты фанат. Ты опасен сам для себя. Ты будешь самым жестоким судьей для себя. Поэтому я советую тебе: попробуй этого избежать. Это просто роль. Она не определяет тебя. Доверься инстинктам, доверься режиссеру, и все будет проще простого. А потом ты перейдешь к более крупным, лучшим ролям. Это трамплин, а не мышеловка. Понимаешь?

– Угу, – отзываюсь я.

Она уже встает, а когда наклоняется поцеловать меня в щеку, я чувствую, как ее помада остается у меня на коже.

– Увидимся на съемках, да?

– Безусловно, Принцесса, – бормочу я.

Она ухмыляется.

– Ты не пытаешься вжиться в роль?

Я ухмыляюсь в ответ, хотя улыбаться не хочется.

– Тогда бы я назвал тебя а’блена.

– Это не тот вопрос по «Звездной россыпи», на который ты не ответил?

Я с болью смотрю на нее.

– Это что, все смотрели?

– «Ютуб» вечен, поверь мне. Перед тобой герой рекордного количества гифок с красной дорожки «Золотого глобуса». – Она посылает страдальческий взгляд на свои каблуки. – Увидимся, Дэриен.

С этими словами Джессика Стоун, моя коллега, моя Амара, моя лжедевушка на ближайшие двадцать с хвостиком дней, машет мне на прощание каждым пальчиком по очереди и выходит из трейлера. Даже после ее ухода эти слова дегтем приклеились к стенам.

Более крупные, лучшие роли. Это только трамплин.

Я отворачиваюсь к зеркалу и смотрю на будущего Карминдора в униформе определенно неправильного оттенка синего. Я задумался: отличаюсь ли я от нее, и следует ли отличаться? Я тоже пошел на это только ради денег?

Марку нужны только деньги. Он бы не отправил меня на просмотры, если бы не увидел знаки долларов. Не нанял бы телохранителя, не представлял бы мое лицо на билборде.

На столике звонит телефон. Я не глядя хватаю его в надежде, что это не Марк, который хочет затащить меня на очередной конвент.

Это не Марк.

Неизвестный номер, 8:32

– Как снять однорукого Рыцаря Мглы с дерева?

– Помахать ему!

Я закусываю нижнюю губу, чтобы не улыбнуться. Есть как минимум один человек, для которого «Звездная россыпь» – больше, чем денежная корова. Я расправляю плечи перед зеркалом и убираю телефон в карман Карминдора.

Может быть, это трамплин. Может быть, как фанат я худший актер для этой роли. Может быть, я накручиваю больше, чем кто-либо другой, кому все равно. Джессика жаждет художественного смысла, серьезных ролей, золотых статуэток на каминной полке, из нее получится прекрасная Амара. Дружелюбная и, безусловно, красивая. Фанаты примут ее. У меня же плакаты «Звездной россыпи» развешаны по комнате с семи лет. Я знаю каждую галактику и каждый мир в космосе Федерации. Я знаю все особенности характера принца изнутри и снаружи. Я знаю его финальный монолог. Я знаю, что он закажет у бармена в «Белоугейзе».

Мне не нужны приветствия и речи лауреата «Оскара». Пока не нужны. Я просто хочу хорошо сыграть. Отдать дань фэндому. Хочу опустить голову и вальсировать по фильму, как Дэриен Фримен, которым меня считает мир, но мое фанатское сердце бьется иначе. Потому что больше всего я хочу быть достаточно хорошим, чтобы сняли сиквел.

Элль

После работы я беру Франко и иду на кладбище Благословенных дней. У меня в руке зажат букет из нарциссов. Сегодня тот самый день. Кроме того, мне нужно разрешение. Или благословение. Хоть что-нибудь.

Маленькое кладбище в Чарлстоне. Здесь тихо и пустынно. Оно не привлекает туристов, потому что не настолько старое, как те, где водятся привидения. Но оно тоже красивое, с ленивыми плакучими ивами и дубами, с большими корявыми корнями. На всем кладбище только мы с Франко, да еще ночной сторож. Я достаю увядшие цветы из вазы с надписью «Виттимер» и ставлю на их место ярко-желтые нарциссы.

Я сажусь на влажную землю. Франко пыхтит рядом со мной, трется головой о мою руку.

Надгробные камни, серые и причудливые. «Лили Виттимер» и «Робин Виттимер», гласят хрупкие буквы, новей большинства надписей вокруг. Я гораздо лучше помню похороны папы, мамины сливаются в дымку, но я помню слова священника, они доносятся эхом, будто отражаясь от темной крутой скалы.

Слишком молодая. Слишком рано. Слишком, слишком, слишком.

Все слишком. Слишком мало времени. Слишком мало воспоминаний. Слишком мало раз я сказала маме и папе «я тебя люблю». Особенно папе. По маме я тоже скучаю, но по ней скучаю как по далекому красивому месту, о котором слышала, но ни разу в нем не была. Ее лицо как в тумане, улыбка бесчувственна. Я даже не могу вспомнить ее голоса.

Папин же голос до сих пор звучит у меня в голове. Я держусь за него как за буек, опасаясь потерять в шторме времени.

– Я нашла ваши костюмы, – рассказываю я надгробному камню. – Интересно, вы специально вызвали течь? Я чувствовала, словно вы были там. Словно до сих пор…

Я вытираю глаза тыльной стороной ладони. Франко кладет голову мне на колени, елозя хвостом по земле, явно просит почесать его за ухом. Только я начинаю, как в кармане толстовки звенит телефон. Я достаю его. Франко поскуливает, поэтому я перекладываю телефон в другую руку и следую повелениям животного.

Неизвестный номер, 20:36

– Как ты думаешь, люди на «Просперо» тосковали по дому?

Провожу пальцем по экрану, чтобы разблокировать телефон. Впервые незнакомец написал мне первым, если не считать самого первого раза.

20:36

– Тоскуешь по дому, Карминдор?

Неизвестный номер, 20:36

– Его же взорвали, помнишь? Эпизод 43. Последний виток времени.

20:37

– Это не значит, что по нему нельзя тосковать.

Неизвестный номер, 20:37

– Я скучаю по некоторым деталям. Не по самому месту. Они всегда лучше в воспоминаниях.

– Извини, не знаю, что говорю. Это глупо.

Не так глупо, как он думает.

22:37

– Будет странно, если я скажу, что знаю, как ты себя чувствуешь?

Неизвестный номер, 22:38

– Будем странными вместе.

– Куда бы тебе хотелось вернуться?

Ну что за вопрос. Ни одно место не будет таким же хорошим, как в воспоминаниях. А теперь, зная то, что знаю, есть только одно место, куда я бы вернулась.

Я хочу ответить, что это очень сложный вопрос.

Но это будет ложью. Я очень хорошо знаю, куда бы вернулась. Это один конкретный момент, семь лет назад. Я тогда сидела на ступеньках веранды, держала в руках рассказ, написанный в тот день, ждала, когда папа вернется домой. Я бы сказала той маленькой девочке идти в дом. Запереть дверь. Не впускать плохие вести.

Мой телефон снова вибрирует.

Неизвестный номер, 8:43

– Дай-ка угадаю. Ты хочешь вернуться в то время, когда «Звездная россыпь» еще транслировалась по телевизору, верно?

Я улыбаюсь.

20:44

– Никогда не видела его в прямом эфире. Еще не родилась.

Я слишком поздно соображаю, что призналась незнакомцу, что я еще подросток. А этого лучше никогда не делать. Получаю ответ.

Неизвестный номер, 20:44

– Я тоже. Повторы на «Сай Фай»? С 11:00 до полуночи? И засыпать в школе наутро?

22:45

– Каждый день.

Кем бы ни был этот неизвестный номер, он не ощущается чужим. Он почти знакомый. Я неловко нажимаю на дурацкой цифровой панели «сохранить контакт» и ввожу по одной букве его имя.

КАРМИНДОР.

Франко сидит рядом со мной, солнце постепенно исчезает за деревьями. В сумерках ночной сторож начинает обход. Доходит до меня, касается шляпы.

– Мы закрываемся, мисс Даниэлль.

– Можно еще несколько минут?

Его хмурые серые брови смягчаются.

– Только не позволяй этой толстой крысе писать на памятники.

– Ты же не будешь писать на надгробные камни? – спрашиваю я Франко, когда ночной сторож уходит. В ответ собака лижет меня в щеку, виляя хвостом по воздуху. – Ну разве что это будет надгробный камень Кэтрин. Нет, не будешь, нет, не будешь!

Франко лает и спрыгивает с рук, мы задерживаемся еще ненадолго. Честно говоря, ночной сторож позволит мне оставаться столько, сколько захочу. Ах, если бы я могла, оставалась бы часами. Свернулась бы калачиком под надгробием и говорила с пылью.

Но сегодня я этого делать не буду. Сегодня в кои-то веки появился еще кто-то, кто понимает мои чувства.

Дэриен

Сначала выясняется, что у меня есть телохранитель по имени Лонни, потом самая горячая девушка Голливуда заявляет, что мы встречаемся на протяжении следующих двадцати трех дней, а теперь я скоро умру. Возможно.

Интересно, не поздно ли обналичить мои застрахованные кубики на животе?

– Можно минутку? – прошу я у постановщика трюков, без сомнения, сумасшедшей женщины тридцати с чем-то лет, с темными волосами и пустым взглядом. Я поправляю страховку, которая врезается в левое яичко. Сейчас будет трюк, которого я больше всего опасался.

– Что, испугался, герой? – Она хлопает меня по плечу.

Учитывая, насколько я испуган, в этом прозвище есть доля иронии. С тем же успехом можно было бы назвать Лонни «креветкой». Иными словами, мне это вовсе не льстит.

– Я просто хочу сначала написать завещание, – поясняю я.

Или мне так кажется. Пульс так громко звучит в ушах, что я больше ничего не слышу. Смотрю вниз, где в пятидесяти футах растянулся зеленый экран, куда я должен приземлиться.

Если сейчас упаду, разобьюсь в лепешку. Единственное утешение – кинооператор тоже упадет.

– Послушай, может, прервемся? Кто голоден? Ты голоден? – спрашиваю я оператора.

Он лопает пузырь из жвачки и скучающе смотрит на меня. Я один считаю, что это сумасшествие?

– Ты справишься, герой, – убеждает постановщик трюков и подтягивает страховку.

Я очередной раз пытаюсь убедить себя в том, что не разобьюсь в лепешку.

– Мы еще не договорились о стоп-слове. («Тяни время, – напевает внутренний голос. – Хватайся за жизнь»). – Я имею в виду, вы подвергаете меня опасности, а я едва вас знаю.

Она закатывает глаза и по радио обращается к помощнику режиссера.

– Я же говорила, этот трюк надо отдать Льюису.

– Льюису?

– Это твой дублер.

– Подожди, он что, хотел?

– Хочешь, я его позову, герой? – она растягивает последнее слово.

Да.

– Не надо, – пищу я.

– Хорошо.

Постановщик трюков поворачивается к оператору и проверяет его страховку. Тот все возится с настройками камеры, они обсуждают сцену.

Я дергаю воротник, смотрю на толпу людей внизу подо мной. Уже начинаю жалеть о том, что решил исполнять большинство трюков самостоятельно.

Это сцена очень проста. Карминдор бежит, спасая свою жизнь. В этой части фильма Мгла осадила здание на Земле Андромеде, родине Федерации, где проходило слушание совета, и оно целиком загорается. Карминдор (я) несется по коридору, преследуемый семью рыцарями Мглы. Он упирается в тупик, но, поскольку Карминдор генетически одарен, ему удается прыгнуть сквозь окно в конце коридора, перепрыгнуть на крышу следующего здания и улизнуть.

Здесь я сейчас и нахожусь. Убегаю от Мглы, прорываюсь сквозь стеклянное окно, позволяю страховке перенести меня на пятьдесят футов на площадку для приземления. Пятьдесят футов, не так уж высоко, пока вы не смотрите вниз и не понимаете, что прыгать надо туда. Должно быть, я забыл, что я не Принц Федерации и кости у меня не из титана. Я разобьюсь так же легко, как любой другой парень.

Сглатываю ком, поднимающийся в горле.

«Бежать, повернуться, на колени, стена, – напоминаю я себе, вспоминая репетицию этой съемки. – Бежать, удар локтем, шаг назад, прыгнуть. Бежать, отчаяться, прыгнуть».

Внезапно я чувствую, как что-то вибрирует в униформе. Сейчас она выглядит опаленной по краям и покрыта сажей, словно я только что прорывался сквозь осаду.

Лезу в карман.

Неизвестный номер, 15:47

– Кстати, о твоем вчерашнем вопросе.

– Куда бы ты отправился?

– Любое место, любой момент твоей жизни?

– Эй, герой, готов к рок-н-роллу? – зовет меня мисс Страшные Глаза.

Боже, благослови мою бедную, несчастную душу.

– А у меня есть выбор?

Далеко внизу Амон, режиссер, отрывисто смеется.

– У нас тут рядом врачи. А ты не ищешь легких путей, Дэриен! Уважаю!

Следом за постановщиком трюков я иду по коридору, специально построенному для этой сцены борьбы. Сниматься будет все целиком, так что ошибок допускать нельзя.

Бежать, повернуться, на колено, стена. Бежать, локоть, шаг назад, прыжок. Бежать, отчаяться, прыгнуть.

Я тренировался. Я справлюсь.

15:48

– Честно, не знаю.

– Я бы никуда не поехал один, вселенная слишком велика.

– Только с кем-нибудь.

Неизвестный номер, 15:48

– ЛОЛ, испуганный котенок. Хорошо, куда мы отправимся?

– Хватит писать своей девушке, герой! Готовься.

15:49

– В замерзшей тундре галактики Артейза, говорят, хорошо.

Неизвестный номер, 15:49

– Вау! Мне нравится.

– Ловелас! – бросает мне постановщик трюков. – Кто-нибудь, отберите у ребенка телефон.

Ребенок. Я пытаюсь не позволить этому слову задеть меня. Гейл подбегает и выхватывает у меня телефон.

– Я всего лишь хотел убедиться, что с завещанием все в порядке. И со страховкой, – добавляю я, едва дыша.

Оператор подтаскивает свое снаряжение стоимостью сотни тысяч долларов, закрепляет, чтобы следовать за мной по коридору. Интересно, отказаться уже поздно? Я не слишком хорош в этом. Может быть, мне стоит просто…

– Готовься, – говорит мисс Страшные Глаза мне, а по рации Амону, – мы готовы!

– Три, два, – руководит помощник режиссера.

Я оборачиваюсь, покачиваясь на ногах взад-вперед.

Вживись в момент. Надень на себя Карминдора, словно маску на Хеллоуин, которая все еще пахнет резиной. Вдох. Выдох.

– Вперед, бегом! – указывает режиссер и кричит: Мотор!

Что-то гудит.

Я бросаюсь вниз по коридору. Рыцарь Мглы выбегает из первого же прохода. Я поворачиваюсь на каблуках, уворачиваясь от его удара. Кусок штукатурки пролетает у меня над головой, раздается искусственный выстрел. Я хватаю его за воротник и бросаю лицом в фальшивую стену.

– И-и-и, БУМ! – кричит режиссер.

Я спотыкаюсь по команде, ноги выскальзывают из-под меня. Еще один Рыцарь Мглы появляется из следующего дверного проема и врезается дулом мне в лоб. Стреляет.

Я ныряю, хватаю ружье и локтем отталкиваю его. Делаю шаг назад, целюсь, стреляю. Противника отбрасывает назад на тросы.

– ПОСЛЕДНИЙ ЗАХОД! – ревет режиссер.

Я швыряю ружье в сторону, и уворачиваюсь от другого рыцаря, пытающегося на меня напасть. Чувствую, как в меня врезается страховка. Сердце колотится в горле.

Я почти вижу огонь, во рту привкус крови, штукатурка падает с потолка, раздаются крики людей, запертых в горящем здании Федерации. Титан у меня в костях причиняет боль – для Карминдора боль никогда не прекратится. Человечность постоянно борется в нем с искусственным началом. Доли секунды я смотрю в окно, и мне не страшно.

Бежать, прийти в отчаяние, и…

Я высовываюсь из окна, машу руками. Воздух вокруг свистит все быстрее и быстрее. Зеленый экран внизу приближается с такой скоростью, что вся моя жизнь пролетает перед глазами между двумя биениями сердца. Я в основном ни о чем не жалею, кроме одной маленькой, незначительной вещи.

Я так и не спросил, как зовут моего загадочного друга.

Страховка натягивается, врезается в грудь, выдавливает из меня воздух. Я приземляюсь, расставляю ноги так, как раньше тренировался на зеленом экране. Точно там, где они хотели.

Сделано.

Я удерживаю позу приземления секунду, две.

– И-и-и, снято! – кричит Амон с земли, бежит ко мне и хлопает меня по спине. – Изумительно! Великолепная работа. Это было сногсшибательно.

– Спасибо, – говорю я, оттягивая страховку.

Как же я рад стоять на милой, славной земле. Руки трясутся, я цепляюсь большими пальцами за страховку, чтобы режиссер этого не заметил. Из окна аплодирует постановщик трюков.

– Идеально! Ты мог бы быть каскадером, – добавляет она. Я чувствую, как ремни страховки снова затягиваются, словно собираются поднять меня в воздух. – Только в следующий раз попробуй не бежать как девчонка.

– Это не так уж легко, – кричу я дрожащим голосом, а потом до меня доходит, что она сказала. – Стоп, в следующий раз?

Амон хлопает меня по плечу.

– Хочешь совет? Не строй рожи, будто двойная страховка врезается тебе в яйца. Ты же не хочешь прямо здесь записывать звук для этой сцены, правда? Это было бы стеснительно.

Он дает знак координатору трюков опустить меня. Один из ассистентов подходит и снимает с меня страховку.

– Хорошо, перерыв на пять минут!

Благодарение богам за спецэффекты. В тот момент, когда ассистент отстегивает меня, я тут же несусь в туалет в углу здания. Все эта тряска плохо сказалась на моем мочевом пузыре. Но когда я просачиваюсь сквозь толпу вокруг столика с закусками, возникает дежавю. Словно я прошел мимо кого-то знакомого. Оглядываюсь. Никого не узнаю, кроме ассистентов продюсера, счастливо жующих пончики.

Я ныряю в ванную комнату, делаю что надо. Руки все еще дрожат после трюка. Адреналин шутит с моими глазами, мозгом, заставляет думать, что я вижу несуществующих людей.

«Забудь, Дэриен», – успокаиваю я себя. Хочется сбрызнуть лицо водой, но это смоет особый макияж на лбу: осколки стекла, впившиеся по линии роста волос, струйка крови, стекающая с черепа. Я становлюсь параноиком. Никто здесь не пытается снять меня. То есть у меня не осталось настоящих друзей, которые могли бы меня продать.

Чем дольше я нахожусь в этом оазисе странных ароматов, а здесь повсюду миски с манговым саше, тем далее откладываю возвращение и повтор трюка. Марк сказал, что исполнять все трюки самостоятельно – хороший рекламный ход. В «Морской гавани» я сам исполнял трюки. Но здесь все иначе. Вот еще кое-что, в чем я отличаюсь от Принца Федерации. Он не боялся высоты, огня, полетел сквозь космос с вероятностью достижения цели в 0,1 процента.

Дэриен Фримен? Он боится всего.

Элль

Будильник на телефоне традиционно вибрирует в безбожную рань, я беру его, неуклюже снимаю блокировку. Но звонит не только будильник. Сообщения. От Карминдора. Я переворачиваюсь в кровати с телефоном в руках. Утренний свет проглядывает сквозь плотные занавески с узором из звезд, бросая желтые полосы поперек ковра. В отдалении кто-то стрижет газон. Летнее утро. 6:30. Я нажимаю на значок сообщения, и на экране с тихим «у-у-уш» выскакивает текст.

Карминдор, 23:23

– Привет. Извини, что не ответил раньше. Пришлось спасаться от покушения на мою жизнь.

– Двадцать три раза.

– Наверное, уже поздно, но…

– Как тебя зовут?

Я закусываю губу, сдерживая улыбку.

– Ты спасал галактику! Не за что извиняться.

– А я думала, Карминдор все знает.

– P. S. Доброе утро.

В другом конце коридора раздается скрипящий звук. Это будильник близняшек. Хлоя выключает его как минимум три раза, прежде чем они наконец встанут. Я скатываюсь с кровати, бросаю взгляд на спрятанную под ней картонную коробку с костюмом. Снова приходится ущипнуть себя. Это костюм папы. Это действительно его костюм. Здесь. Я оставила мамин костюм в безопасности на чердаке, где никто, ни Хлоя, ни Калли, ни сам Король Мглы не найдет его.

Я хватаю рабочую одежду и полотенце из шкафа и замираю. Медленно приближаюсь к компьютеру и нажимаю на пробел, чтобы разблокировать его. «СтрелокПовстанцев» набрал уже 30 000 подписчиков, и число все растет. Это не сон.

Надо быть осторожной, в этой вселенной не может все идти хорошо, но я отбрасываю эту мысль на задворки сознания. Быстро принимаю душ, прежде чем Хлоя и Калли начнут ломиться в ванную, и надеваю вчерашнюю форму. Запах веганских пончиков вряд ли когда-то с меня смоется.

Карминдор, 6:41

– Уф, не назвал бы это утро добрым.

– И оба мы знаем, что я ничего не знаю.

6:41

– Так что, меня нет в файлах КЛЕ-о?

– Я чувствую себя лишней, Карминдор.

Карминдор, 6:42

– Или ты слишком ценна, чтобы хранить информацию о тебе.

– Может быть, ты в секретных папках.

«Только там мне и место», – бормочу я, завязывая мокрые волосы в хвостик, и смотрю на отражение в зеркале на дальней стене. Девочка с крашеными рыжими волосами, мамиными карими глазами и родинкой в форме звезды на шее, в мятой футболке с надписью «Найди свою тыкву» и дырявых засаленных старых джинсах из секонд-хенда.

Интересно, какой меня представляет Карминдор? Наверное, лучше, чем я есть.

6:43

– Увы! Ты раскрыл мой секрет.

– Я слишком важная персона в вашей незначительной вселенной!!

– Обращайся ко мне «Ваше Величество Интергалактическая Императрица».

Карминдор, 6:44

– Так ты девочка?

– Извини, неловко вышло.

– Это просто наблюдение, по ходу дела.

– Ты девочка.

– Я рою себе яму, да?

6:45

– Да, роешь.

– Даниэлль! – кричит Кэтрин из кухни.

Я ругаюсь, запихиваю костюм в спортивную сумку и вешаю ее через плечо. Не хватает нескольких деталей. Например, крылатых звезд и короны. Я перерыла весь сундук, но их там не оказалось. Может быть, Кэтрин их выбросила, когда убирала все на чердак. Я спускаюсь по лестнице и тут получаю еще одно сообщение от Карминдора.

Карминдор, 6:48

– Это я хорошо умею делать. Рыть себе яму.

– Давать невыполнимые обещания. Пресмыкаться. Пытаться не сойти с ума. И снова пресмыкаться. Это часть моей работы.

– Так что я червяк, Ваше Величество Интергалактическая Императрица.

Я закусываю щеку, сдерживая смех, и слышу из кухни голос Хлои.

– Да знаю я! – рявкает она. – Не думала, что так сложно найти дурацкий костюм.

– Кажется, это не просто костюмы, – задумчиво отвечает Каллиопа в тот момент, когда я вхожу в кухню. – Есть же целое сообщество людей, которые одеваются на конвенты.

– Это называется косплей, – говорю я, не успев себя остановить.

Хлоя переводит на меня темные глаза.

– Мы знаем, Элль. Ты зануда. Но угадай что? Всем теперь нравится это звездное шоу. Это типа ретрошик или что-то в этом роде. – Она кривит рот. – Может быть, ты знаешь, где достать костюм?

Страх скручивает мне внутренности. Я плотнее сжимаю лямку сумки.

– Не знаю.

– Милые, – воркует Кэтрин, – вовсе незачем стучать каблуками только потому, что так делают все. Каждому нравится что-то свое. Не надо брать пример с Даниэллы.

Не надо брать пример с Даниэллы.

Если бы мне нужен был повод уехать, это он и есть. Опустив голову, я подтягиваю спортивную сумку и быстро выскальзываю за дверь. Бегу к концу улицы, когда по ней с грохотом прилетает на тротуар «Тыква» и в изнеможении останавливается. Сейдж высовывается из окна.

– Залезай, лузер. Сегодня у нас прекрасное место!

Я запрыгиваю и с тревогой в последний раз оглядываюсь на дом, вспоминая разговор близняшек. Крепко держу сумку. Все будет хорошо.

«Звездная россыпь» – это просто период их жизни. Скоро пройдет, исчезнет, как Принцесса Амара в Черной Туманности, и больше они о нем не заговорят.

Дэриен

– Посмотри на меня.

Я плавно останавливаю Джессику. Мы уже два часа вальсируем по бальному залу, толпа ассистентов посыпает свежим пеплом и грязью мои следы.

Сосредоточиться. Я кладу руки на щеки Джессики и шепчу: «Ты воспламеняешь меня».

Она прижимает свои темно-бордовые губы к моим, и мир начинает вращаться.

Вращается, и вращается, и вращается. У меня в голове звучит музыка, тот момент из телешоу, раскачивающаяся камера поворачивается вокруг недоделанных костюмов и картонной бутафории. В какой-то момент я Карминдор. Я…

– Снято, – кричит Амон.

Реальность обрушивается на меня, как «Просперо» с горизонта Марса-2, прямо и быстро. Карминдор вылетает из меня с такой скоростью, что я остаюсь бездыханным, пустым. Или, иначе говоря, будни Дэриена Фримена.

Джессика отступает, большим пальцем стирает помаду с моих губ. Улыбается.

– А где ты научился целоваться?

– Да я уже два часа тренируюсь, – отвечаю я, надеясь, что дерзко.

– С лучшим мастером поцелуев в Голливуде.

Она хихикает. Темная губная помада – у меня на губах такая же. Вишня или что там было на ланч. Она треплет меня по щеке, по шраму и проплывает мимо меня со сцены. Я иду за ней к остальным, расстегивая вспотевший жакет. Надо сказать ассистенту по костюмам, чтобы отпарил его на завтра. А то на нем скоро деревья будут расти.

– Слава богу, это закончилось. – Она отстегивает волнистый шиньон, бросает его ассистенту. – Я думала, у меня губы…

– Дэриен!

Мы оба оборачиваемся к главному входу. Охранника там нет, но сейчас обед и ведется видеонаблюдение. Мы видим большую стайку девчонок. Нет, я не считаю группу подростков стадом или чем-то таким, но их там целая… группа, и все они таращатся на меня, словно утки на кусок заплесневелого хлеба, которым я собираюсь их кормить. Или словно это я – кусок заплесневелого хлеба.

– Это он! Это Дэриен! – кричит одна.

Они достают телефоны, в сумраке сверкают вспышки, словно они хотят все поджечь. И все, от ассистентов до оператора и Джессики Стоун, таращатся на них.

– Твои любящие фанаты? – интересуется Джессика.

– Да, – я провожу рукой по волосам. – Надо натравить на них Гейл или моего, м-м-м, Лонни. – Меня передергивает. – Ну, телохранителя.

Пара ассистентов, указывая на толпу, посмеиваются.

– Вау, – Джессика качает головой. – Я рада, что не стала сниматься в «Дневниках вампира».

Точно. Потому что она настоящая актриса, а я просто парень из сериалов.

– Это просто фанаты, – говорю я. – Ты что, сама не была фанаткой?

– Была, конечно, – отвечает она, скрещивая руки на груди, и кивает в сторону фанатов. – Но я никогда никого не выслеживала.

– Это часть фан-культуры, – обясняю я, пытаясь не вспоминать об оборотной стороне фан-культуры, о Присоске. Таких фанатов одна на миллион. Но воспоминания о девочке, набросившейся на меня, вызывают тревогу.

– Они монстры. Но это мои монстры.

Джесс поднимает бровь.

– Монстры?

Я развожу руками.

– Добро пожаловать в великий храм Дэриена Фримена.

Ее сбитый с толку взгляд медленно сменяется широкой улыбкой. Она обнимает меня за плечо.

– Так, пойдем, проверим твою паству.

– Что? Нет, Марку бы это…