Текст книги "Умирающий волшебник внутри меня"

Но всё равно от вида сего мне стало плохо. Я пошла в туалет, присела у желтой ванной и меня вырвало. Бабушка подбежала ко мне, подняла мне голову к верху, чтобы рвота быстро прошла, и как только я начала задыхаться, она побежала за ингалятором, дала мне его, я быстро вдохнула лекарственный порошок и стала громко дышать. Бабушка промачивала мне лицо в течение минуты, а когда мне стало «хорошо», она оставила меня и продолжила дальше осматривать квартиру.

Я встала, шатаясь, и пошла дальше исследовать наш дворец красоты. Я лишь уловила то, что обои были ядовито-зеленного цвета, как голова снова начала кружиться, я начала задыхаться и упала на пол без сознания…

Глава 3.

Я не знала, что происходило со мной в тот момент. Я помню лишь то, что все было чёрным. И в этой черноте я не могла ни говорить, ни двигаться. Но такое состояние продлилось не долго. Я очнулась на том же месте, где и упала, а бабушка в растерянности пыталась меня разбудить.

– Мэрилин! Мэрилин, слава богу ты очнулась!!! – она обняла меня, сильно прижав к себе.

– Бога нет, – ответила я ей.

– С тобой все хорошо?! Давай я вызову скорую!

– Не надо! Прошу, только не это! – крикнула я ей, подымаясь, – Со мной все хорошо.

– Такого никогда не было…– продолжила она.

Мне жутко не хотелось ехать в больницу. Я впервые вижу что-то новое, за исключением новых кабинетов и новых врачей, а также и их пациентов.

Но то, что со мной произошло несколько секунд назад, я не могла объяснить. Такое я почувствовала впервые в своей жизни. Я никогда не падала…в обморок. Это показалось мне жутким, вычурным и таким… новым и загадочным.

Не важно, было ли это плохо или хорошо, я радовалась, что я испытала что-то новое. Я знала, что долго я не проживу. Дело даже не во мне, а во врачах, которые меня лечат. Я знаю, последнее время у них нет желания лечить пациентов, а лишь поскорее от них избавиться. Так и со всеми врачами, которые меня лечили. Наверное, если бы в самом начале врачи отнеслись к простому кашлю посерьёзнее, всё могло случиться иначе.

Когда я думаю о лечивших меня когда-то врачах, я всегда вспоминаю одного жирного мужика, который поглядывал на меня как на идиотку. У него в руках всегда была записная книжка и батончик какого-то дорогого шоколада.

– Помимо кашля… – жаловалась я, – Меня постоянно тошнит, у меня постоянно кружится голова… А руки, они часто трясутся…

– Судя по твоим словам, ты живёшь в аду, Мэрилин.

– Да! Я прекрасно это знаю… Но мне так плохо, просто постоянно… Я засыпаю с желанием не просыпаться следующим утром, ибо мой ежедневный кошмар всё повторяется и повторяется… А самое ужасное, так это то, что я вынуждена каждый день ходить в школу! Я не знаю, может… Вы сможете прописать мне больничный, а? – умоляла его я, а он посмотрел на меня так, словно я обвожу его вокруг пальца, – Хотя бы на неделю. Собраться с мыслями, выспаться… Возможно, мне полегчает…

– Сколько, ты говоришь, ты уже болеешь? Пять месяцев, и каждый день у тебя такое состояние?

– Да…

– Ну эти пять месяцев ты же ходила в школу… Значит, ещё походишь.

На платных врачей у меня денег не было, вот и пришлось обращаться в бесплатную больницу, где врачей специально учат быть жабами и отправлять нас, больных, работать и учиться, подобно свиньям на убой. Тем не менее я знаю, что всё это гораздо серьёзнее, нежели бронхит или ларингит. Скорее всего, мне просто хотелось в это верить. Потому что так интереснее. А я до сих пор думаю, что наступит миг, последний миг, когда мне придется вспомнить всю свою жизнь, я вспомню лишь серый цвет и ничего больше. Все мои четырнадцать лет прошли настолько однообразно, что их будто и не было вовсе. Именно от этого мне становилось тоскливо.

Бабушка все еще металась около меня, расспрашивая, хорошо ли мне или плохо, и убеждала, что нужно вызвать скорую, на что я отвечала «не нужно, прошу, не надо».

Наконец я вышла на балкон подышать свежим воздухом. Я посмотрела вниз, на людей, которые отличались от тех, что живут в моем городе. Они все были…счастливы, и даже дружелюбны… Они обнимали друг друга, девочки играли с мальчиками, а взрослые даже общались друг с другом. Это было настолько загадочно и чудно для меня, что мне хотелось прямо сейчас взять и спрыгнуть с четвёртого этажа, чтобы пообщаться с этими необычными людьми. Но я не могла. Не потому что было высоко, а потому что мне нельзя было гулять. Мне стало очень горестно на душе, будто не камень, а гора обрушилась на меня. Я сжала руки в кулак от досады. И вправду, почему эти тупые людишки могут гулять, а я нет? Почему только я одна стою здесь, на балконе, радуясь, что теперь я могу стоять на улице, не выходя из дома? Почему они не болеют так, как я??

Я не могла понять это еще с самого начала болезни. В моем городе вполне реально подхватить подобную болячку, но почему именно я? Я никогда не ходила на заводы, никогда не курила, как мои тупые ровесники. Я просто взяла и ни с того ни с сего заболела.

Все это время я пыталась вспомнить свои грехи, почему да как я провинилась перед «милосердным богом»? И если он хочет наказать меня, то почему не послал пьяного водителя задавить меня на дороге на своей дешевой машине? Или почему он не позволил мне умереть во время пожара? Одно и то же дело можно считать наказанием за грехи или испытанием. Но я не верила, что это испытание, потому что жить мне оставалось совсем не много. Поэтому я больше не верила в бога. По крайней мере в его «милосердие». Если бы бог и существовал, то он оказался бы дьяволом, раз позволяет этому миру рушиться.

И именно в таком настроении я и прожила неделю. Я уже дважды была в больнице, которая мало чем отличалась от миллиона других больниц. Там я проходила ту же терапию, что и у себя дома. Мой новый лечащий врач очень сильно был похож на того, что был у меня в Робин-Вилле. Даже по характеру они очень схожи. Нового врача звали доктор Малис. Он мне нравится, довольно приятный человек. В своём новом замке мы с бабушкой наводили порядок: мы переклеили остатками обоев участок, где они оторвались, купили новый стул, сантехник еще в первый день починил нам трубу…Мы купили новое постельное бельё, вымыли весь пол, всю ванную…Закончили почти со всем, кроме как шкафов, которых у нас было четыре. Один из них был полностью пустой, туда мы и сложили свои вещи; три остальных были набиты разными мамиными вещами, которые я пообещала в скором времени разобрать.

Свою новую комнату я украсила, как только мне позволила моя фантазия: я нарисовала новые рисунки, стараясь сделать их максимально радостными, хотя у меня это так и не получилось, поэтому я просто купила какой-то детский журнал с героями какого-то неизвестного мне мультика и повесила плакаты на стену. Я даже купила цветы, чтобы моя новая комната казалось живой.

По вечерам я сидела в своей комнате и читала книги, что стояли на полке в книжном шкафу. Когда мне надоедало читать, я садилась на стол и рисовала, что только приходило мне на ум. Впервые за долгое время на моей душе появилась доля спокойствия, хотя, как и раньше, я весь день проводила наедине со своими мыслями. От такой смены обстановки, я даже стала реже кашлять. Но чтобы окончательно принять то, что я осела в новом для меня месте, я купила новый дневник, который и должен был начать мою новую, но всё-таки очернённую прошлым историю.

И всё продолжалось в таком темпе, пока не настал тот день.

Я знала, что скоро умру. И мне было грустно при мысли о том, что я умирала, сидя в четырёх стенах, будто бы меня уже и не существовало. Хотя в этом то и правда, что я не жила, а едва существовала в этом мире. Мне грустно, что я уйду и оставлю после себя только медицинскую карточку, которую никто из моих родственников так и не заберёт. Останутся мои рисунки, которые я нарисовала лет пять назад, парочка строчек неудавшихся песенок, лохмотья, которые скорее всего вскоре станут тряпками для пола, и дневники, в которых я описала всю свою жизнь, в лучшем случае будут забыты на книжном шкафу при переезде. Хотя на эти вещи вскоре мне будет уже всё равно, но я понимала, что каждая секунда сейчас для меня как годы для обыкновенных людей. Они дороги мне, ведь их совсем немного. Я стояла на балконе, думая обо всём этом. И в какой-то момент до меня дошло, что в моей ситуации ограничений из-за здоровья быть не должно. Кто мне запретит гулять, если мне остается жить… а сколько мне вообще остается жить?

Я взяла своё пальто, надела наушники, включила любимую песню и впервые за долгое время решилась на этот шаг…

Я спустилась по лестнице.

Я открыла парадную дверь.

Солнце било мне в бледно-зеленое лицо. Было тепло, но дул холодный ветер. Сначала всё было тихо, пока будто из далека послышались радостные крики детей, следом за ними и пение птиц, а после – шелест листьев деревьев. Я шла осторожно. Почему-то мне было очень страшно. Когда я подошла к детской площадке, дети посмотрели на меня и стали расспрашивать друг друга о том, кто я. Но как только они подошли ко мне, чтобы познакомиться, я убежала. Внезапно мне стало страшно разговаривать с людьми. Даже не от того, что мой голос больше походил на хрип курящего, просто было страшно. Вообще, мне всегда было страшно быть среди людей, мне всегда казалось, что все они глядят и смеются надо мной. Я побежала дальше, но вместо тяжести в груди, которая охватывала меня уже довольно давно, я почувствовала легкость на душе. Я заулыбалась, я стала свободной. Я пробежала мимо магазина, неработающего фонтана…Это «захолустье» мне показалось довольно милым городком. Потом я увидела тропинку вниз по холму. Она расстилалась к реке Бирюза, в честь которой и прозвали городишко. Я спустилась к реке и удивилось ей. Я поняла, что никогда до этого не видела реку. Она плыла медленно и спокойно, а солнце играло на её волнах. У берегов реки росли деревья, слева виднелся деревянный мост. Облокотившись на дерево, я отдышалась. Я сняла наушники и начала вслушиваться в природу, окружавшую меня. Только городской житель может понять меня. Дома кроме гула заводов и машин не слышно больше ничего. Хотя, это неправда. Где бы ты ни находился, ты всегда услышишь крики несчастливой семьи, плач ребёнка, над которым издеваются другие дети… По вечерам меня будоражила сирена полицейских и пожарных машин, а в моё окно бил ветер… Городская жизнь… Бесконечная нервотрёпка и спешка. Но куда они все торопятся?.. А не важно, хотя они и толкают меня, словно городская жизнь – это бесконечное соревнование за первенство в чём угодно.

Минут десять я сидела около реки. Я кидала в нее камни, но все равно боялась потрогать её рукой. Тишину нарушали только листья деревьев и пение птиц. Но внезапно я услышала крики, совсем рядом.

На соседнем берегу стал слышен визг сердитых подростков. Совсем скоро я увидела толпу, бежавшую за одной девочкой. Я привстала, чтобы увидеть эту сцену получше. Вот они и бегут. Девочка, за которой бежали, поскользнулась на луже и упала в грязь. Семеро подростков окружили её, потом схватили за руки и ноги, и только собрались бросить в реку, как вдруг один из них увидел меня. Я быстро спряталась за дерево, но было уже поздно. Мальчик, что увидел меня, поведал об этом и остальным. Они отпустили девочку и убежали, ругаясь на меня и друг на друга. Тот, что сообразил и побежал самым последним, не забыл перед уходом пнуть девочку ногой. А я, ругаясь на тупых дикарей-ровесников, всё ещё сидела за деревом. Я знала, они ускользнули! Но почему я не встаю? Мне было страшно идти к этой незнакомой девочке. Я слышала, как она рыдает, и каждый её вопль был ударом в моё сердце. Мне очень хотелось подойти к ней, помочь ей. Я ругала себя за свою скромность, пугливость и нерешительность! Наконец я взяла себя в руки и бросилась через мост на другой берег. Я подошла к девочке, которая всё ещё лежала в грязи и плакала. Я не нашла, что сказать ей, поэтому просто протянула руку и помогла ей встать. Сквозь слёзы худенькой рыжеволосой девочки я расслышала слово «спасибо». Эта девочка обняла меня, я похлопала её по плечу. Потом она всхлипнула несколько раз и посмотрела на меня.

– Как тебя зовут? – хмуро спросила я. Это первое, что пришло в голову.

– С…Стася…– прошептала она.

– Тебе не больно?

Но она лишь отрицательно повертела головой. В тот момент я заметила странную маленькую косичку среди распущенных волос на левой стороне.

Я стала рыться в карманах своей куртки и нашла платок.

– На, вытри лицо.

Я подала ей его, она вновь поблагодарила меня, протерла лицо платком и только размазала грязь на своём лице и испачкала мой платок.

– Мм…Лучше в озере, лицо всё еще грязное.

Она не ответила мне, лишь подошла к озеру и начала промачивать своё лицо мутной водой. Я присела рядом. Когда её лицо стало более-менее чистым, она оглянулась и стала ещё тщательнее разглядывать меня.

– Я Мэрилин, – наконец представилась я.

Она недолго помолчала, оглядываясь вокруг.

– Мэрилин? Я… тебя впервые вижу… Ты живёшь в Домина? В соседней деревне?

– Нет, м… – тут я потерялась. Мне вовсе не хотелось завязывать знакомство с человеком, начиная с рассказа о том, что я переехала в деревушку, где выросла моя мама, чтобы потом меня могли госпитализировать из-за рака лёгких. – Я из Робин-Вилля, но сейчас живу здесь, в Бирюзовом лесу. Вообще, я очень редко сюда приезжаю. Тут моя мама родилась, поэтому у нас квартира.

– Извини, не могла бы ты ещё раз повторить? Откуда ты?

– Из Робин-Вилля. Это такой серый-серый туманный город к северу отсюда.

– Да, я слышала о нём.

– А ты здесь живёшь, я так понимаю? В Бирюзовом лесу?

– Да…– задумалась она, потом снова поглядела на меня, – Всегда здесь жила, и моя мама тоже, и бабушка и так далее…В этом захолустье.

– А мне нравится это место, – честно ответила я, – Тут для меня родилась свобода. Леса из деревьев, а не из домов…И люди у вас чудаковатые…У вас праздник сегодня? Почему вы такие веселые?

– Причем тут праздник? – посмеялась она, – Всё как и всегда. А зачем нам хмуриться? – удивилась она, – У нас всё хорошо. Конечно, скучновато…Но мы часто играем с ребятами на улице-…

– С этими ребятами? У вас такая игра, лупить друг друга по роже?

Стася замолчала. Она посмотрела в воду.

– Нет…У меня тут мало друзей. Здесь далеко не все дружелюбные, особенно мои ровесники, – она запнулась. – Прости, я не хочу об этом говорить.

Я не стала её упрашивать, хотя мне было очень интересно. Я изо всех сил пыталась не кашлять при новом для себя человеке, но тут не удержалась, и у меня случился приступ. Я схватила ингалятор и стала вздыхать этот безвкусный порошок. Стася вытаращила на меня свои глаза, а когда приступ прекратился, она спросила:

– У тебя астма?

– Да, – соврала я.

– Бедная…У моей сестры тоже была астма…– тут она замолчала.

– Была?

– Моя сестра умерла… – Стася всплакнула. Я решила не продолжать эту тему, и лучше сразу перейти на другую.

– Расскажи мне…О своём городе, пожалуйста…Что-нибудь хорошее… – попросила я Стасю.

Я посмотрела на неё. Она начала рассказывать, что Бирюзовый лес вовсе не такой уж и простой город. Она восторженно обрисовывала заброшенные дома, тёмный лес и вампиров с призраками в нём, русалок в реке Бирюза… И мы заговорили о мистике.

Но мне было очень интересно её слушать. Хоть я и не верила в бога как в такого, но магия и всё необъяснимое всегда завораживали меня.

Мне захотелось побывать во всех мрачных историях, быть призраком или зомби, утопшим или зарытым, вампиром или оборотнем…Познать трагедию, иронию, драму, почувствовать себя особенным. Но сейчас меня делает особенным только мой кашель. А так, мир не переставал казаться мне скучным.

При мысли об этом мир снова приобрел серые краски.

Мы шли и разговаривали. Приступ почти не случался, я даже не замечала, как кашляю. На время я даже забыла о своей болезни. Мы болтали обо всём: о школе и уроках, о родителях и детях, даже о своем потерянном поколении. Когда наступил вечер, я вспомнила, что бабушка и знать не знает о моём подвиге выйти за дверь.

Когда мы возвращались в Бирюзовый лес, я попросила Стасю не особо быть на глазах, чтобы новые для меня люди не стали допрашивать нового для них человека.

Я попрощалась со Стасей, и мы расстались. Я наконец поняла, кого она мне напоминает. В детстве я часто смотрела мультсериал, который назывался «Чувство границ свободы». Это был мультик про беспризорников и двое детей из состоявшейся семьи. Так вот, одного из героев тоже звали Стася! И, мало того, этот персонаж был очень похож внешне на эту Стасю, в реальной жизни! И, как я помню, она тоже любила лазать по «заброшкам» и верила в призраков. Я всегда мечтала о такой подруге. Неужели, я её наконец нашла?..

Когда я поднялась на свой этаж, я остановилась. Я не знала, что сказать бабушке и как ей объяснить, почему я ушла. Я продумывала наш диалог в голове, разговаривала сама с собой, но в итоге пришла к выводу, что лучше поведать правду. Но только я подошла к двери, чтобы постучаться, бабушка её открыла и накричала:

– Ты где была? Я тебя вот уже два часа по городу ищу!

Она схватила меня за пальто и затащила в нашу землянку. Как только она закрыла дверь, она ударила меня по лицу.

– Ты что делаешь?! – крикнула я на неё.

– Ты хоть понимаешь? Где твои мозги!? Ты идёшь на улицу в таком положении!

– Отстань…

– Отстань? Вот, как ты разговариваешь со своей бабушкой!

Она отвернулась от меня и пошла на кухню, я пошла следом.

– Ладно, извини меня пожалуйста…

Она повернулась ко мне. Я увидела, что она плачет.

– Ты что, не понимаешь? Всем и так плохо! А теперь ты ещё и уходишь из дому на улицу! Нет ни записки, ни сообщения…Могла бы хотя-бы позвонить!

– Ты не понимаешь…

– Чего не понимаю?

– Ты не понимаешь! Я…Я целый год не выходила на улицу! Ну и плевать, может у меня вообще рак лёгких! Какая в этом разница? Самое обидное, что я так и не узнала жизнь! Ни-че-го! Я просто ни-че-го не знаю о том, что за окном! Мир за окном для меня чужой…Дом-больница, еда-лекарства…Я только стала быть подростком, а мне уже помирать! Возможно я скоро умру! Так дай же мне немного побывать на улице, погулять с людьми! Я же не заразна!

Бабушка ничего не ответила. Она только обняла меня и заплакала.

– Прости меня пожалуйста, – выплакала она, – И прости, что ударила… И так переживала…

Она ещё крепче прижала меня к себе. От объятий меня начало тошнить, хотя на этот раз меня тошнило от самой себя. И в самом деле, нужно было хоть записку оставить, что я ухожу…Эти люди что-то вроде «заботятся обо мне», во что с трудом верилось.

Глава 4.

Ночью я никак не могла заснуть. Что-то мучало меня вот уже несколько часов. Мысли… То, от чего я никак не могу избавиться. Это мука – всегда о чём-то думать. Мои мысли казнили меня изнутри, пожирая мой мозг…И я никак не могу от них избавиться…

Я лежала с открытыми глазами и вспоминала самые глупые моменты своей жизни.

Я опять вспомнила Дакоту, которая последние полгода не давала мне покоя. Я вспомнила, как мы снова пытались подружиться.

Наверное, тогда мне казалось, что Дакота поняла, как это глупо смеяться над человеком из-за его болезни, что это низко придумывать разные сплетни о своём лучшем друге ради своего же авторитета в классе. Когда я всё реже стала посещать школу, она однажды написала мне, будто хочет встретиться. Некоторое время я переносила встречу, но в феврале у неё был день рождения. Тогда я всё же решила испытать судьбу. Дакота жила не очень близко ко мне, пришлось сесть на трамвай. Там я присела у окна и начала смотреть на пустые улицы. Пустые не потому, что там не было людей; потому что в них не было ничего особенного. Одни лишь дома и дороги, по которым ходят люди в масках, да и те мёртвые…

Когда я доехала к Дакоте, там уже меня поджидала команда «низких и жалких», чему я ни капли не удивилась. Сначала они начали обсуждать недавние события в школе, сидя за «шведским столом» в квартире у Дакоты. Я как всегда была в стороне, хотя местами тоже вливалась в тему. Меня заинтересовала её квартира. Она была далеко не бедная: красивые потолки, белые обои под голубую мебель, и каждая комната отличалась от другой забавным и необычным интерьером. Например, комната Дакоты больше напоминала библиотеку, а кухня – целую лабораторию! А потом начались игры, и, как ни странно, козлом отпущения выбрали меня. Мне завязали глаза, раскрутили и затем они разошлись в круг. По идеи, я должна была дотрагиваться до людей и узнавать, кто есть кто.

Как только голова перестала кружиться, я начала идти вперед. Всё было чёрным, ткань была плотной. Я услышала, как кто-то смеётся слева от меня. Это был смех Катарины. Я пошла на него, чтобы сразу отгадать человека и дальше искать остальных. Как только я пошла в её сторону, кто-то подставил мне подножку, и я больно упала, ударившись головой об угол стола. Мне было очень больно, но ребята начали смеяться надо мной и поколачивать меня. Встать было невозможно. Потом на меня сверху кто-то сел, и я поняла, что это была Дакота. Она схватила меня за волосы и стала бить голову о пол. Я почувствовала во рту привкус крови. У меня всё болело, и я начала рыдать.

– Я знаю, это ты была, тварь! – Дакота стала бить ещё сильнее, – Только тебя не было в тот день! А подставили меня! Теперь меня точно выгонят из школы! И куда я пойду? К тем засранцам в соседний район? Ты мне всю жизнь испортила, паскуда!

Я потерялась. Я не знала, о чем мне говорят. Дакота слезла и сняла с меня повязку. Я оглянулась на стоящих вокруг меня «низких и жалких». Они смотрели на меня, как на учителя, который несправедливо поставил двойки всему классу. Мне стало страшно. Я заметила кровавый пол подо мной.

– Или ты расскажешь всем, что это сделала ты и подставила меня, или тебе не худо достанется.

– Я не понимаю, о чем ты…– серьезно ответила я.

– Так это значит, не понимаешь, да? – она ударила меня и снова присела, склонив голову на моём же уровне, я уставилась прямо ей в глаза. – Не прикидывайся невинной овечкой, падла. – Она плюнула мне прямо в лицо.

– Но я правда не понимаю, о чем ты…

Катарина присела к Дакоте.

– Слушай, не знаю, как ты, но я ей верю. Ты уверена, что в тот день только её не было? А что, если это сделал тот, кто учился в тот же день? Может-…

– Заткнись! – крикнула на неё Дакота.

– Может, – упёрто продолжила та, – стоило подумать перед тем, чтобы обвинять Кашля?

Дакота злобно окинула её взглядом.

– Тупая идиотка, твоё мнение никому не интересно! Я знаю, кто это был. И это была она! – она встала и ударила ногой мне по животу, – Она просто завидует мне, поэтому это она напала на учительницу в тот день, когда она мне поставила двойку в четверти, и подставила меня, потому что она мне за-ви-ду-ет!

– Уж кому-кому, но тебе я точно никогда завидовать не буду! – прошептала я.

– Что? – она обернулась ко мне, – Что ты сказала?

Я посмотрела на неё. Я чувствовала, как моё сердце бьётся, я попробовала присесть.

– Для глухих повторяю! – крикнула я своре тупых подростков, – Я никогда не завидовала этой твари ни в чем! Меня не было в тот день, потому что ваш Кашель, как вы меня называете, болел и ходил к врачу. До этого момента я и понятия не имела о том, что какие-то ублюдки поджидали учительницу в тот день, когда тупорылая свинья получила двойку в четверти! И уж точно мне не придёт в голову подставить такую тварь, как ты.

Я думала, что лес пней снова нападёт на меня, но они не стали меня бить. Они занервничали. Каждый понял, что они пригласили меня напрасно, и теперь я могу заявить и доказать всем, что они меня избили.

Катарина помогла мне встать.

– Это правда? – шёпотом спросила она меня.

– Да, – прошептала я ей на ухо.

Они стали обсуждать между собой что со мной делать. Я поняла, что в случай чего у меня теперь точно не будет сил им врезать.

У меня сильно кружилась голова, я еле стояла на ногах.

Дакота подошла ко мне.

– Ты это…Прости нас, пожалуйста…

В тот момент я меня чесались кулаки. Я уже напрягла руку, чтобы дать ей прямо в её поганое личико. Но… Я не хотела опускаться на их уровень. В таком случае надо быть умнее и коварней, поэтому я лишь улыбнулась.

– Обещаю никому не говорить, – плюнула я на пол, – Но знайте… Вы побили меня ни за что. Сегодня вы убили в себе человека. Пусть ваши боги и остатки совести будут вам судьями.

Я собрала вещи и пошла домой. По дороге на меня испуганно смотрели прохожие, но мне было плевать на это. У меня в голове были одни мысли: отомстить. Хотя тогда я не знала, что будет ждать меня потом…

Как ни странно, но думая обо всём этом, я наконец заснула.

После вчерашнего разговора с бабушкой, мне было разрешено гулять на улице. Но правда только недалеко от дома, ведь мне может стать плохо в любой момент.

Я часто гуляла со Стасей. Она очень интересный человек. Кстати, ей столько же лет, сколько и мне, и она закончила седьмой класс. Вот только она не была похожа на остальных моих ровесников. Она интересовалась мистикой. Также она любила лазать по заброшенным зданиям в поисках приведений и воровать личные вещи бывших жильцов покинутых домов.

Я ей всё ещё не пояснила, что на самом деле я здесь делаю. Но меня и не тянет рассказывать. Она для меня совершенно новый человек, и мне не хочется, чтобы её предрассудки касательно моей болезни что-то испортили в нашей дружбе. Но больше всего мне не хотелось, чтобы она относилась ко мне как к беспомощному, ведь я хочу насладиться полноценной подростковой жизнью, не отказывая себе ни в чём.

В один особо жаркий день бабушка разрешила мне пойти купаться. И тогда я второй раз за всё время, проведённое в Бирюзовом лесу, ушла дальше своей улицы. В реке Бирюза не стоит купаться, потому что эта река очень загрязнена ближайшими заводами. Поэтому мы перешли на другой берег и пошли вдоль реки. Потом в какой-то момент повернули и пошли через кукурузное поле. Ещё через полчаса ходьбы мы наконец дошли до озера. Правда Стася не знала его названия, но была здесь очень много раз.

Я давно не купалась. Когда я надела купальник, Стася удивилась моей худобе. Потом она обратила внимание и на мою бледную с зеленым оттенком кожу. С серьезным лицом спросила не вампир ли я. Но я только посмеялась ей в ответ, хотя в тот момент я хотела бы оказаться вампиром, а не тем, кем я являюсь на самом деле.

Сначала мне было страшно заходить в воду. Я долго стояла на берегу. Стася начала брызгаться в меня, чтобы я наконец полезла в озеро. Я разозлилась на неё из-за этого, хотя была согласна с ней: мне надо расслабиться. Я пересилила себя и пошла в воду. Сделав пару шагов, я остановилась. Я заулыбалась как никогда раньше, потому что ко мне пришла очень заманчивая идя. Я вернулась на берег под удивлённый взгляд Стаси. Сделав пару глубоких выдохов, я сжала кулак и со всей скорости побежала в воду, обрызгивая других людей.

Наверное, это был самый счастливый момент за последние несколько лет. Солнце ещё не было таким ярким, а небо ясным. Мне уже давно не было так тепло на душе. Я споткнулась и упала в воду. Стася засмеялась, а я её обрызгала. И тут она вновь начала брызгаться в ответ. Мне не хотелось думать о плохом. Сейчас всё вокруг ушло на второй план. Я лишь мечтала, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Может, на секунду мне даже показалось, что я хочу жить. Нет, не показалось. Сейчас мне действительно захотелось жить. Радоваться жизнью, как и другие люди. У которых на самом деле нет никаких проблем, а все их демоны выдуманы ими самими. Возможно, мир действительно полон красок и положительных эмоций. Правда они встречались на моём пути очень и очень редко, но в такие моменты мне хочется, чтобы время остановилось навсегда.

Жизнь в Бирюзовом Лесу значительно отличалась от городской. Я это вновь осознала, когда на обратном пути мы украли несколько початков с кукурузного поля. Мы побежали ко мне домой, чтобы сварить кукурузу. По дороге громко смеялись, и по привычке старались не попадаться никому на виду. В этот раз не только из-за моей стеснительности, но и из-за того, что нас могли уличить в воровстве.

Дома мы сидели на кухне и болтали обо всём. Мне впервые за долгое время было так приятно в компании другого человека. Стася мне также объяснила, почему мы никогда не сможем пойти к ней домой: её мама очень строгая и не любит гостей. Стася много раз пыталась упросить её позвать к себе домой друзей, даже тех, кого её мама знает лично, но всё безуспешно. По крайней мере, она мне так сказала.

Проводив Стасю до места, где мы обычно расходимся, я не торопясь пошла обратно домой. Вдруг мне захотелось зайти в магазин и купить себе что-нибудь вкусного, благо я взяла с собой немного денег. Купив шоколад и карамельный молочный коктейль, я направилась домой.

С моего балкона открывался прекрасный вид на лес, я только сейчас это заметила. А закат был приятного лилового цвета. Я впервые увидела такой прекрасный закат.

Этот день я запомню навсегда.

Глава 5.

Этим утром мы с бабушкой идём к врачу. Проснулись раньше обычного, от этого я себя чувствовала ещё хуже. Но этот приём очень важен, потому что наконец пришли результаты анализов. Я даже не заметила, что прошло почти три недели, как я уехала из Робин-Вилля.

Скажу честно: мне было не по себе. Дорога в больницу никогда не была такой долгой. Я пыталась успокоить себя своей любимой музыкой, но она ещё больше вводила меня в угнетённое состояние. В итоге я решила ехать в полной тишине. Вот бы сейчас рядом со мной была Стася, с ней мне гораздо спокойнее.

Я вспомнила, как впервые пошла к врачу из-за своего кашля. Это случилось спустя пару недель после того, как я начала кашлять, но всё потому, что моя мама не отпускала меня к врачу. А я человек крайне стеснительный, и для меня одиночный поход в больницу, ожидание в очереди и прочая муть – сплошной кошмар. Мама же не отпускала меня, ибо сначала думала, что я просто хочу пропустить несуществующие контрольные и проверочные, а потом она говорила мне мою любимую фразу: «Поспи, утром всё пройдёт». В итоге мой кашель стал ещё сильнее: у меня сильно болело в груди, болела голова и поднялась температура. И тогда, вместо уроков я пошла к врачу. И этот поход запомнился мне надолго.

Я так переживала, что забыла, после кого я в очереди. Кусала локти все эти несколько часов, что я там просидела. Кроме того, меня без конца тревожили детские вопли и ругань матерей, что вместе со мной стояли в этой адской очереди. Но больше всего меня добила именно врач. Тогда я пошла к терапевту, чтобы та мне назначила лекарства, и я со спокойной душой отдыхала у себя дома и занималась тем, что приносило мне хоть какое-то удовольствие. Так вот. Эта врач обозвала меня всеми возможными нецензурными словами за то, что я забыла в регистратуре взять направление. Но, благо, она не заставила меня вновь сидеть в этой очереди несколько часов, спасибо ей большое. Под конец, не смущаясь, она обозвала меня прогульщицей и девушкой лёгкого поведения, потому что тогда я надела первую попавшиеся футболку с довольно большим вырезом. Ругала ещё и за то, что я, якобы, хожу без шапки и шарфа, как и «всё нынешнее глупое поколение». Не будь я такой стеснительной, я бы высказала ей всё, что о неё думаю. Но это всё-таки я.