Текст книги "Умирающий волшебник внутри меня"

Я шла домой, когда было уже темно. Вернувшись, меня, как и всегда, никто не встретил. Я сняла шарф, шапку и пальто и затем пошла жаловаться маме. Она, как и всегда, болтала по телефону со своими подругами, поэтому мне пришлось ждать, пока она закончит свою болтовню. Наконец, я рассказала ей о том, что отныне я на больничном с диагнозом «острый бронхит». На что она мне ответила:

– Ну и лежи дома.

Я пошла к себе в комнату, а она позвонила очередной подруге и начала жаловаться ей на всё возможное. Я жила с сестрой в одной комнате, что меня всю мою жизнь напрягало. Она, подобно маме, болтала со своей подругой. Я легла на свою кровать и достала из-под подушки свою тетрадку, в которой я описывала героев из придуманных мною рассказов.

– Почему ты не делаешь уроки? – злостно спросила она.

– Я на больничном. У меня острый бронхит.

– И что? – продолжила она, – Это не освобождает тебя от выполнения домашнего задания.

– У меня сейчас температура. Да и к тому же, у меня кроме уроков есть и другие дела.

Христина встала, подошла к моей кровати и вырвала из рук мою тетрадку, внимательно осматривая каждую страницу. Потом она закрыла её и бросила мне на кровать.

– Да какие дела могут быть у такой жирной, как ты?..

Она села обратно за свой стол и продолжила болтовню с подругой. Я привыкла к подобным издевательствам со стороны моей сестры, но каждый раз был очередным ножом в сердце. Понятное дело, я тогда расплакалась.

Всю дорогу в больницу я смотрела на прекрасные цветочные поля, расстилающиеся за окном машины. Наверное, на улице сейчас так тепло и свежо…

Я помню, как заходила в кабинет доктора Малиса, обдумывая все варианты того, что он может нам сказать. Я помню, как мы постучались, вошли, сели на стулья…

Даже тот, кто не слышал этот разговор, понял, чем он закончился. Вот тогда я искренне заплакала. Бабушка крепко обняла меня, опять прижала к себе, но на этот раз я не стала сопротивляться. По моему телу пробежала дрожь. Холод. Я опять одна. Вокруг опять тьма.

Когда мы вышли из кабинета, я побежала вдоль коридора на улицу. Бабушка изо всех сил бросилась за мною. Как только мы вышли из этого замкнутого пространства, передо мной мир снова потерял свои краски и какие-либо оттенки. Он был серым, всё было серым: и солнце, и небо, и трава. Я стала взвешивать все минусы и плюсы прожитой жизни, придя к грустному выводу о том, что я так и не успела насладиться ею.

Я окончательно вернулась в реальную жизнь. Будто бы я и не уезжала из родного города, будто бы это мой очередной поход в больницу, коих было сотни за прошедшие несколько месяцев. Лес превращался в серые робинвилльские муравейники, люди на велосипедах в людей с зонтами, а безоблачное небо в пасмурное. Это моя жизнь. Это мой мир. Это мой родной дом.

Госпитализировать собирались завтра. У меня остался ещё один день порадоваться жизнью, поэтому я не стала тратить его на самобичевание и размышления о несправедливости этого мира.

Есть вещи, которые не зависят от нас. Эти вещи ломают жизнь, и ты никак не можешь понять, почему.

Вот и я сейчас не могу понять, почему? Почему именно я? Что я такого сделала, чтобы моя жизнь превратилась в чёрную полосу?

Я пытаюсь отбросить размышления, но не получается.

Почему именно я? Почему не тот пьяный водитель, что некогда сбил прохожего? Почему не те глупые ребята, которые считают, что бить животных – смешно? Я пыталась вспомнить, когда и кому я причинила такую боль, чтобы судьба решила убить меня раком лёгких? Что я сделала? Почему наш мир так несправедлив? Почему кто-то умирает с голоду, а кто-то с жиру бесится? Почему кто-то платит миллионы, чтобы стать красивым, а кому-то за красоту платят миллионы? Кто решил так разделять нас? Почему нам не дают право выбора на судьбу? Мою жизнь никто бы не выбрал. Я ненавижу свою жизнь. Я ненавижу мысль о том, что мы живём один раз. Если оно и правда так, то лучше бы я никогда не рождалась!

Как только я встретилась со Стасей, я дала себе слово отпустить все мысли и просто проводить последний день жизни, будто бы я обычный человек.

Мы решили сходить в один заброшенный дом, который находится в деревне Домина, что располагается на другом берегу реки Бирюза.

По дороги мы почти не разговаривали. Стася, видимо, поняла, что я не в настроении, поэтому не стала докучать меня лишними вопросами. Я смотрела на окружающую меня природу. Вот они, муравьи. Бегут в свой муравейник. А вот и мутная речка Бирюза, спокойно идёт себе. Бабочки собирают пыльцу, взлетая с цветочка на цветочек. Природа живёт не той жизнью, что и мы, хотя мы и есть часть этой природы. В один момент я просто не выдержала и упала на колени. Я рыдала. Стася села рядом и приобняла меня.

– Я знаю, ты сейчас не хочешь говорить мне, – прошептала она, – Но помни. Если ты когда-нибудь захочешь поделиться со мной – я всегда выслушаю тебя.

– Спасибо…

Она ещё крепче обняла меня. Спасибо, Стася…

Спустя полчаса мы продолжили свой путь до Домина.

Вот это уже настоящая деревня. Со стороны она выглядела очень мило: домики были ухоженными и каждый отличался от другого по цвету. Но на самом деле картина была иная. Когда мы прошли глубже, наконец начали попадаться полуразрушенные дома. Многие были в аварийном состоянии, но люди, по каким-то причинам, всё ещё жили в них.

Дом, к которому мы пробирались, выглядел в чём-то лучше многих всё ещё жилых домов. Вход в него был только один – разбитое окно на кухню. Понятное дело, что вещи уже были украдены кем-то, хотя многое ещё осталось нетронутым.

– С семьёй, что здесь жила, произошло кое-что странное, – рассказывала Стася, – Но никто не знает, куда они делись. Может, сбежали от страшной жизни, может, их убили…

Пол хрустел под ногами. Я ходила очень аккуратно, внимательно смотрела себе под ноги. Казалось, будто бы кто-то ещё живёт в этом доме, хотя по словам Стаси, хозяева пропали уже лет десять назад. Что именно случилось с хозяевами никто не знает. От этого их дом становится ещё интереснее.

В какой-то момент мне очень захотелось встретить здесь призрака. Если они и существуют, то скорее всего такие дома – их обитель. Вокруг меня было много непонятных шумов, но в основном их источник – время, которое потихоньку разрушает это место: скрипят доски, на которые я недавно наступила, шумят двери из-за лёгкого сквозняка, Ещё иногда на пол падают куски обоев. Но про себя я представляю, будто это призраки желают поговорить со мной.

Очень интересным мне показался рабочий стол бывшего жильца. На нём было много некогда нужного хозяевам барахло. Я даже нашла тетрадку по окружающему миру какой-то девочки по имени Лесма Туликиви. Интересно, что с ней произошло? Также на столе стояла рамка с фотографией семьи, покинувшей этот домик. Там был изображён стройный мужчина средних лет, полноватая весёлая женщина и маленькая девочка лет семи. Они все улыбались. Наверное, когда-то здесь жила счастливая семья…

Около двадцати минут я провела у этого стола, разбирая чьи-то старые вещи… Это занятие пришло мне по душе.

Стася позвала меня на улицу. Темнеть начнёт не скоро, но находится в таком доме долго довольно опасно: кто знает, может это довольно популярное место для компании, с которой не хочется связываться?..

Потом мы пошли к месту, где мы со Стасей впервые познакомились. Мы сидели у реки и жевали колосья.

Небо было немного пасмурным. Погода умеет предвещать беду.

В воздухе я учуяла гарь.

Я узнаю этот запах повсюду, ибо однажды мой отец поджег нашу первую квартиру в Робин-Вилле.

Это было ночью. Мы всей семьёй спали. Всё казалось обычным, вот только небо было сомнительно чёрным. Я очень четко запомнила это. Это была не просто темная ночь. Как будто неба не было совсем. Чёрная дыра.

Мой отец был самым хорошим человеком на всём свете. Я любила его. Я рассказывала ему все свои секреты, часто делала подарки и различные сюрпризы. Но в тот месяц с ним что-то произошло. Как позже мне объяснила мама, у него начались сильные проблемы на работе. Как точно это всё было связано, я не знаю, но факт остаётся фактом.

До того дня я никогда не видела его таким. Я помню, в ту ночь он пришёл пьяным, он буянил и ругался на мою маму. Мы же с сестрой сидели в комнате не понимая, когда именно самый добрый и самый любимый человек на свете стал таким.

Поздно ночью мама разбудила меня и нервно повторяла, что необходимо быстро взять всё самое нужное. В полусонном состоянии я и сообразить не могла, что происходило в тот момент. Я схватила куклу, лежавшую рядом со мной, ухватилась за мамину руку, потому что очень боялась её потерять. Но как только я пришла в себя, я поняла, что совсем не могу дышать. От испуга, я выронила куклу и закрыла себе рот руками. Моя сестра схватила наши паспорта и деньги, что сумела найти, и мы выбежали из горящей квартиры.

Нам очень повезло, что отцовская комната находилась на достаточном расстоянии от нашей с сестрой и маминой комнат и от входной двери. Мы успели убежать оттуда.

Мама всё время плакала. А я ненавидела своего отца. Как он мог бросить меня? Как он мог бросить маму? Когда вы хотите покончить со своими проблемами, вы должны думать о том, какую проблему вы сделаете для своих близких! Особенно для тех, кого вы приручили и за кого вы в ответственности! Потому что избавление от проблем – это признак слабости. Что самоубийство. Что алкоголизм…Оно всё одинаково.

И сейчас я вновь чую этот запах. Горел чей-то дом.

– Эй, вы! – окликнул нас мужчина, бежавший к реке и держащий в обоих руках по ведру, – Идите, помогите!

Я сразу направила взгляд на небо и увидела чёрную дымку. Я сорвалась с места и побежала прямо к тому месту, где горел дом. Это было совсем недалеко. К тому же вокруг дома стояли люди, кричали друг на друга, таскали воду с реки. Но тут я услышала крик. Я оглянулась, оглянулась на других людей, стоявших подобно статуям. Внутри горящего дома находился человек. Но никто из рядом стоящих не хотел жертвовать собой.

Мне было страшно. Бывало ли у вас такое чувство, когда вы вроде бы стоите в толпе, смотрящей на что-то ужасное, но никто не шевелится, и вам стыдно за себя, потому что вам кажется, что судьба ждёт подвига именно от вас? У меня возникло то же чувство, будто из всех этих людей только я одна должна сделать это. Но мне было страшно! И тут в голове возникла мысль. Я же проклятый человек, мне и так суждено умереть в скором времени. И я пока не совершила того, что должна совершить. Я не сделала ничего, чем могла бы гордиться. Нет, я не позволю в этот раз слабости овладеть мной.

Я оторвала от своей белой блузки рукав, подбежала к человеку с ведром воды, схватила ведро, намочила тряпку и приложила её к лицу и побежала в дом.

Крик доносился из комнаты рядом со входом, но вся дорога к этой комнате была в огне. Я немного плеснула на пол воды, хотя это и ничего не дало, набрала силы и прыгнула прямо в огонь. Не будь на мне сапоги, я бы и не решилась на это. Но как только я приземлилась, я выломала дверь, буквально влетев в комнату. Прямо по середине комнаты стояла девочка, по возрасту чуть старше меня. Как только она меня увидела, она затаила дыхание, и рванулась бы ко мне, если бы не окружающий её огонь. В конце комнаты я увидела окно. Неужели она не могла его открыть? Но на ор у меня не было времени.

Я подошла к окну, схватилась за ручку и стала дёргать её что есть мочи. И тогда до меня дошло, что раму заклинило. Теперь понятно, почему эта девочка не выпрыгнула из окна…

Время на исходе. Надо что-то предпринять.

Я схватила ведро и что есть мочи расплескала всю комнату водой, побежала к девочке, схватила её за руку, кинула ведро в окно. Оно лишь покарябало его, на большее я и не рассчитывала. Сразу же стала искать что-либо тяжелое в комнате, но всё горело. Тут я посмотрела на девочку и подумала, что у нас нет выхода. В любой момент может обрушиться потолок, весь дом уже горел. Дышать было очень больно, будто огонь был уже и в моих легких. Девочка уже задыхалась и ей было очень плохо. Я дала ей свою мокрую тряпку, полностью сняла с себя блузку, замотала ею свою правую ладонь и со всей силы ударила в окно. К счастью, оно разбилось. Но дырка оказалась очень маленькой. Набрав побольше воздуха с улицы, я била окно так, чтобы через него можно было выпрыгнуть. Вся моя рука была в крови от осколков, но я старалась не чувствовать боли. Девочка уже теряла сознание, я подтолкнула её к окну, чтобы она прыгнула. В итоге мне пришлось помогать ей.

И тут упал потолок. Я подумала, что это конец, и уже успела возгордиться тем, что хоть в последнюю минуту своей жизни я побыла героем. Несколько досок придавило мне ногу, и я упала. К счастью девочка выбралась: люди, стоявшие на улице, услышали, как я бью стекло и подбежали к нам. Я услышала голос Стаси. На мгновение это дало мне силы выкарабкаться, но и её не хватило. Теперь и я начала терять сознание. Неужели это конец? Тогда, это прекрасный конец…

Глава 6.

Я лежала на кровати. Я была укутана в тёплое одеяло, которое не согревало меня, а лишь напротив, мешало моему спокойствию. Я открыла глаза, голова невыносимо болела. Мне было трудно что-либо разглядеть вокруг, пока я не осознала, что вокруг меня одна лишь тьма. От этой мысли мне стало ещё холоднее. Я осматривала то, что меня окружает, пытаясь найти хоть что-то среди бесконечной темноты.

И тут мне на глаза попалась она.

Эта девушка… У неё длинные волосы, платье, подол которого пропадает во тьме… Но я никак не могла разглядеть её лицо. Она пристально смотрит на меня, я это чувствую. Я не вижу её лица, но чувствую, как её взгляд пронизывает меня.

Я встала, и кровать, на которой ещё мгновение назад я лежала, пропала. Теперь во тьме остались только мы с ней: с девушкой в загадочном длинном платье. Она достаёт керосиновую лампу, и та в мгновение зажигается. Только тогда я заметила, что эта девушка в маске, напоминающей лисью морду. Девушка повернула в сторону и начала уходить. Туман вдруг рассеялся, и я внезапно оказалась в своей собственной комнате. Но я чувствовала себя чужой в ней. Картины, которые висят на стенах моей комнаты, здесь выглядят жутко, а мебель, которую мы недавно починили или заменили, сломанной. Будто бы в моей комнате несколько лет никого не было.

Но я не стала задаваться лишними вопросами, ведь единственное, что меня тогда волновало – что это за девушка?

Я шла по её следу, вышла из своей квартиры и пошла вниз по лестнице. Я спустилась и увидела её, стоящей спиной ко мне. На улице не было ничего, кроме того же темного тумана, который вновь окружал нас. Дверь позади меня закрылась, и здание начало рассеиваться.

Теперь мы точно одни в этом непонятном мире. Но я перестала чувствовать себя некомфортно. Мне стало казаться, будто я всегда находилась здесь.

Девушка повернулась ко мне, но потом сразу посмотрела наверх. Я так же стала смотреть на небо, пытаясь понять, что именно она там рассматривает. Я увидела миллионы звёзд, чей свет ещё не погас. Я наслаждалась этой красотой, стараясь не думать о том, что многие из этих прекрасных небесных светил уже давно мертвы, но для нас всё ещё существуют.

Я снова уловила на себе тяжелый взгляд таинственной незнакомки.

– Я знаю кто ты… – прошептала она мне своим тихим и холодным голосом.

Я опустила голову, чтобы посмотреть на неё.

– И я знаю, чего ты хочешь, – продолжила она. – Мне жаль тебя…

– Кто ты? – перебила её я.

Но она лишь засмеялась в ответ.

– Кто я ты и так знаешь. Просто не хочешь принять это.

– Я не понимаю…

– Всё ты понимаешь, Мэрилин. Это же не твоё настоящее имя, верно? Тебя зову-…

– Не говори моё имя! – я чувствую горечь во рту, почему мне хочется плакать? – Прошу… не называй меня по имени…

– Чего ты боишься? Или это ещё одна вещь, которую ты не хочешь принять?

Но я не стала слушать её. Не знаю почему, но эти слова мне как нож в спину. Я их ненавижу, но почему?

– Мэрилин… – она подходит ко мне. Я чувствую, как по моей щеке течёт слеза. – Я понимаю тебя. И я очень хочу помочь тебе. Только если ты поможешь мне.

– Ка… Как помочь? – сквозь слёзы говорю я.

– Я скажу тебе об этом потом, когда ты согласишься.

– Как я могу согласиться, не зная условий?

Девушка недолго помолчала и продолжила.

– Ты умираешь, Мэрилин, и жить тебе осталось лишь пару минут. И ты это знаешь.

Но её слова не опечалили меня.

– Я хочу умереть.

– Правда?

– Да… Последние годы моей жизни – это лишь череда разочарований. Я не хочу возвращаться в этот мир, потому что там меня ждут мои ошибки и слёзы горечи. Это и есть моя планида. Да, я молода. Но я устала от жизни. Я не вижу ни единой причины просыпаться, если я могу умереть героем, который спас человека, который пожертвовал своей никчёмной жизнью ради другой такой же никчёмной жизни…

Мне стало тяжело стоять, поэтому я упала на колени. Я опрокинула голову вниз, полностью погрузившись во злобу, которая наполняла меня. Девушка уже стояла рядом со мной.

– Мэрилин… Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Но ты сильнее всего этого, и ты это знаешь.

Я ещё сильнее сжалась, стараясь справиться с очередной панической атакой. Прошло немного времени, и я решила вновь окинуть взглядом эту девушку. На моё удивление, она стояла довольно далеко от меня, и вновь спиной ко мне. Она будто что-то разглядывала в этой тьме. Я вытерла слёзы и пошла к ней. Как только я достигла её, она сделала вид, будто не заметила меня.

– Неужели ты готова уйти просто так… – продолжила она, – оставить своих врагов неотомщёнными? Разрешить твоим врагам сломить тебя?

Во тьме появился силуэт Дакоты. Она молчала, но я слышала её слова, которые повторялись снова и снова: «Ты тупая! Дура! Изгой!». Я закрыла уши, чтобы их не слышать, но её слова будто были в моей голове, и я никак не могла избавиться от них. Я почувствовала такую злость.

– Заткнись… – тихо говорю я ей. – Заткнись…

– Или ты готова причинить боль своим близким? – продолжила девушка.

Силуэт Дакоты сменился силуэтом моей мамы.

– Ты помнишь, как она страдала, когда умер твой отец?

Я увидела, как моя мама рыдает. Вместе с ней появляется и моя сестра, которая пытается утешить её. Я слышу мамин плач, и ещё сильнее прижимаю свои руки к ушам, но я никак не могу избавиться от этого воя! Мне так больно…

И тут я вижу себя. Только я младше, мне всего одиннадцать лет. Я вижу, как наблюдаю за ними, и я чувствую, как мне страшно. В этот момент мне захотелось бросить в маленькую себя что-либо, что угодно, лишь бы этот силуэт пропал. Мне было больно смотреть на себя, даже больнее, чем на свою громко рыдающую семью. Я ненавижу себя…

Девушка повернулась ко мне, и силуэты вместе с голосами пропали. Я опустила свои руки и принялась внимательно наблюдать за призраком в маске. Но внезапно я стала чувствовать сильное удушье. Я вновь упала на колени, но на этот раз уже от невыносимой боли. Я начала кашлять, от чего мне стало ещё хуже. Я почувствовала привкус крови у себя во рту. Перед глазами стало мутнеть, и я поняла: теперь уже это точно конец.

– Мэрилин, я могу вылечить тебя. Я могу вернуть тебя к жизни. А главное, я могу дать тебе то, чего ты так сильно хочешь. Но только если ты поможешь мне.

Я хотела спросить у неё, что именно она от меня хочет. Но я не могла.

– Ты это узнаешь, но не сейчас… – ответила она, будто прочитав мои мысли. Она протянула мне руку. – Ты согласна?

Я начала вспоминать самые хорошие моменты в своей жизни, но в этих воспоминаниях начала пропадать сама я, будто бы меня там не было. Неужели после моей смерти всё это пропадёт? А что будет после моей смерти? Ничего? Ни горечи, ни блаженства? Я очень боюсь остаться здесь и скитаться в поисках избавления от навязчивых мыслей, что сжирают мою голову на протяжение последних лет.

Мне стало жаль себя. Я вновь захотела жить, но лишь для того, чтобы наслаждаться жизнью. Этих счастливых воспоминаний чертовски мало, они прячутся за миллионами слёз, что я пролила, они прячутся на дне моей проклятой души. Но эти воспоминания – единственное, чем я так дорожу. Я не хочу, чтобы они пропали. Я не хочу навечно остаться в этой тьме наедине с чудовищами из моих ночных кошмаров.

– Я….я…согл-…асна… – еле выдавила я из себя.

Я сквозь силу протянула этой загадочной девушке руку. Она схватила её, и тут перед моими глазами всполохнул яркий свет.

Глава 7.

Я проснулась. Я резко открыла глаза и почувствовала дикую боль в левом глазу и правой руке. Я не могла пошевелиться. Потом я почувствовала не менее сильную боль в ногах. Я попыталась заговорить, но смогла лишь прошипеть. Тут я поняла, что не могу открыть левый глаз. Мне стало страшно от мысли, что теперь я не могу им видеть. Но как так случилось?

Я помню девушку… На ней была маска! У неё было длинное платье…Длинные волосы… Вокруг нас была бесконечная темнота. Я услышала плач мамы, сестры, грубые слова Дакоты, но на этот раз они не пожирали меня изнутри. До этого… Что было до этого?

Я вспомнила огонь. Много огня. И тут я увидела себя, спасающую незнакомую девочку в горящем доме… Я разбила стекло своей правой рукой… поэтому она у меня и болит. Помню, мне было тяжело дышать, я потеряла сознание…

И вот я здесь.

Тут же я услышала посторонний голос. Это был мой врач, к которому я приходила последние несколько недель. Потом я услышала голос своей бабушки. Я попыталась повернуться к ним, но мне всё ещё было тяжело.

Но тут они сами подошли ко мне. Я увидела свою бабушку. Она плакала и в то же время улыбалась. Она схватила меня за левую руку и начала хвалить высшие силы за то, что я очнулась.

Мне было тяжело. Я понимала, что снова теряю сознание.

Опять помутнение…

Сколько я проспала?

Я открыла глаза. Боль была слабее, но левый глаз я так и не смогла открыть. Тут я поняла, что половина моего лица перевязана. Затем я почувствовала боль в левой части шеи и в плече… Неужели и там ожоги?

Я могла двигать голову. Посмотрела вниз и увидела перевязанную правую руку. Ноги были в ожогах. Наверное, это произошло уже после того, как я потеряла сознание…

В палате никого больше не было. Рядом пустовали постели. Я услышала, как в коридоре за дверью в мою палату ходят люди. Оттуда же доносился детский смех вперемешку с криками и слезами.

Я взглянула в окно и увидела прекрасный персиковый закат. На столе рядом с моей кроватью стояла ваза со странными буро-оранжевыми цветами космидиумами. Я попыталась дотронуться до них своей левой рукой, но двигаться было всё также тяжело.

Тут в мою палату входит медсестра, и видя, что я очнулась, вышла обратно в коридор и окликнула моего врача.

Она подошла ко мне.

– Как ты себя чувствуешь?

Я попыталась ответить ей, но говорить было тяжело.

– Это нормально, после пожара то… Дым обжог тебе горло…

Она пододвинула стоящий рядом стул поближе к моей койке и села на него.

– Это скоро пройдёт. Сначала ты будешь шептать, а потом голос и вовсе вернётся.

В мою палату входит доктор Малис.

– Мэри!

За ним входит и моя бабушка.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил меня он.

– Она не может пока говорить, – напомнила ему медсестра.

– Ничего, скоро пройдёт, – радостно ответил тот.

Бабушка молча стояла в углу палатки и наблюдала за происходящим.

– Не знал, что ты у нас такая смелая, – продолжил он, – далеко не каждый осмелится залезть в горящий дом, да и своими силами выбить оконное стекло… Я до сих пор не представляю, как это у тебя получилось.

И тут мне стало интересно, что случилось с той девочкой?

– Та девочка лежит в соседней палате, – и почему все знают, о чём я сейчас думаю?.., – И она очень хочет увидеть тебя.

Медсестра прошептала ему что-то на ухо, потом вышла из палаты. Врач достал свой фонендоскоп и стал слушать моё дыхание и сердцебиение. На мгновение он замер, будто думая о чём-то.

Он убрал фонендоскоп, немного замешкался, пару раз кашлянул.

– Попробуй… подвигать руками, Мэри.

Я попыталась хоть как-то пошевелить левой рукой, но мне было больно. Наконец, я смогла её едва приподнять, и то далось мне с большим трудом.

– Ну… Это не странно, ты же проспала несколько дней. Это скоро пройдёт.

Врач резко вышел из палаты, позвав за собой мою бабушку. Когда они ушли, я ещё раз попыталась пошевелить руками и ногами.

Но тут ко мне заходит девочка. Она смущённо подошла ко мне, я всё никак не могла разглядеть её лицо, потому что оно пряталось за распущенными русыми волосами.

– Привет… – прошептала она мне.

Я даже не стала стараться что-либо ответить ей. Она села на стул, что стоял рядом с моей кроватью.

– Я… Я хотела бы поблагодарить тебя, – она убрала волосы с лица, я заметила несколько порезов на щеке, и только сейчас я поняла, кто это был, – Спасибо, что спасла меня.

Я смотрела на неё, рассматривая каждый уголок её лица. Её карие глаза были полны тоски, но её умный и суровый взгляд несколько смутил меня. Девушка взяла меня за левую руку и прижала к себе.

– Правда… – продолжила она, в её голосе звучали ноты горечи и признательности, которым я, почему-то, не поверила, – Мне, мне очень стыдно, и жаль тебя. Спасибо… Меня зовут Пяйве, – она сказала это уже более спокойным голосом, – А как тебя?

Своим шипением я дала ей понять, что мне тяжело говорить.

– Мне жаль, что ты так пострадала из-за меня…

Я впервые в жизни почувствовала себя героем. Мне было приятно слушать её, ибо её слова – как бальзам для моей чёрной наполненной ненавистью души. И хотя я не очень доверяла словам спасённой в пожаре девочки, слышать комплименты в мою сторону было для меня непривычно и поэтому умильно.

Она вновь окинула меня взглядом, внимательно осматривая мою правую руку.

– Я помню, как ты выбила стекло своей рукой… Как только я выбралась, я увидела, что ты падаешь в обморок. Буквально через пару секунд обрушился потолок. Благо в тот же самый момент приехала скорая и пожарные, и тебя смогли спасти. Поэтому ты в таких ожогах…

Она о чём-то задумалась, потом внезапно открыла рот, будто желая что-то раскрыть мне, но не смогла проронить ни единого слова. Она вглядывалась мне в глаза. Мы молча вглядывались друг в друга в течение нескольких секунд, как вдруг в палату вошла медсестра, но на этот раз другая. Строгим голосом она подозвала к себе Пяйве.

– Ладно, я ещё приду к тебе, – она встала, – Спасибо тебе ещё раз.

Пяйве вышла из моей палаты в сопровождении медсестры. Я вновь осталась одна.

Я взглянула в окно. Солнце уже село, но небо всё также оставалось лиловым. Прямо за моим окном росло красивое дерево. В течение нескольких минут я смотрела на шевелящиеся от ветра листья. На душе мне было как никогда спокойно. Я чувствовала, будто моя жизнь уже никогда не будет прежней. Но что именно в ней так изменилось?

Я опять вспомнила того призрака, что пришёл ко мне во тьме. Но почему-то я с трудом могла представить его образ. Кто она? Зачем она мне помогла?

Правильно ли я сделала, что согласилась? Я ещё не знаю. Рада ли я, что не умерла? Смотря на мир за моим окном, да. Я рада, что жива. Я поняла, что теперь не хочу тратить время на самокритику и на само-копание. Я обещаю, что постараюсь меньше сокрушаться и думать о плохом. Судьба преподнесла мне второй шанс, она дала мне возможность полностью изменить свою жизнь. И я ей воспользуюсь.

Но мне интересно только одно: принадлежит ли мне всё ещё моя жизнь?

Глава 8.

Рано утром меня разбудили, чтобы сделать укол. После этого мне спать не хотелось. Не из-за того, что мне было больно. Просто я слишком много спала последние дни. Да и из-за утренних уколов проснулись маленькие дети, чей крик в любом случае не дал бы мне заснуть.

Я уже спокойно могла двигать левую руку, да и правую руку тоже. Порезы почти не болели, но пальцами шевелить было всё ещё трудновато. Я попыталась встать на ноги, но как только я коснулась ими пола, они жутко заболели.

Я расстроилась, потому что девушка из тьмы не пришла ко мне во сне. Сна вообще не было! Ничего! Обычно мне хоть что-то снится…

Я помню, как мама однажды сказала мне, что во снах к нам являются люди, которые были знакомы нам в прошлой жизни, люди, которых помнит лишь наша душа, потому что некогда они были нам родными. Но эти люди давно мертвы и их нет сейчас в нашем мире. Вот они и приходят к нам во снах до того самого момента, пока не родятся здесь, и, однажды, встретив их мы вспомним друг друга, но не будем помнить почему мы друг друга знаем. Конечно, это всё может показаться вам бредом больного, но я верю в это. Потому что, иногда, проходя мимо незнакомца, ощущаю, будто я с ним уже давно знакомы…Правда, с этими людьми после и навязываются отношения, будто наше подсознание знает, что именно этот человек сыграет в нашей жизни особую роль. И я могу поклясться, что каждый это ощущал хотя бы раз.

И каждый раз мне снились сны с будучи знакомыми мне людьми. Каждый раз, каждую ночь, но только не эту. Мои сны будто украли, будто я… и не спала вовсе?

Когда пришла медсестра чтобы помазать мои ожоги, я попросила её дать мне зеркало. Мне было неприятно смотреть на себя: левая половина моего лица была полностью в ожогах! Вроде глаз не пострадал, но его было очень больно открывать.

Мой новый вид мне даже нравился. Я всегда хотела быть особенной, пусть даже и не в самом приятном смысле этого слова. К тому же, смотря на свои раны и ожоги, я думала о том, что я герой. Я спасла человека, на свой страх и риск забежала в горящий дом. Я впервые в жизни хвалю себя, а это для меня очень многое значит.

Пяйве ко мне приходила, но уже чтобы поведать о том, что завтра её выписывают. Она также добавила, что теперь будет жить в общежитии вместе со своей мамой. Она уже пригласила меня к себе на чай, хотя сделала это с таким видом, будто бы её заставили. Могло показаться, что Пяйве просто очень замкнутый человек, и местами по ней было видно, что общение со мной, как и с любым другим человеком, давалось ей с трудом. Но… Мне не верилось в это. Я чувствовала сильную неприязнь с её стороны ко мне. Но почему она меня недолюбливает – загадка. Но не смотря на всё это, я хотела бы о многом спросить её, например, знает ли она Стасю, или что послужило причиной пожара, сколько ей лет, о чём она мечтает и прочее. Но я не могла. Я знаю, что разговаривать как раньше я смогу, наверное, уже через пару недель, но это молчание давалось мне с трудом, особенно когда нужны ответы на столько вопросов.

Дни в больнице были невыносимо скучными. Я конечно была рада тому, что в моей палате кроме меня никого не было, но я страдала от безделья. Моя бабушка, к сожалению, не могла сидеть со мной больше часа.

Чтобы хоть как-то с кем-то общаться, сегодня она принесла мне специальную доску с маркером. Держать её было не очень удобно, но это уже хоть что-то. Также она принесла мне мой дневник. Я с самого детства веду дневники. Последние несколько месяцев записи не отличаются друг от друга: нытьё за нытьём. Я даже не хочу всё это перечитывать. Мне хотелось сжечь эти дневники, якобы я сжигаю воспоминания о периоде, описанном в нём. Но воспоминания никогда не покинут меня.