Текст книги "Лети высоко! Жизнь как молитва"

Как Бог дает крылья

Я вам расскажу о двух способах увидеть свои грехи. Первый: наблюдать за собой. Это несовершенный способ, потому что наш разум очень ограничен, мысли путаются, и мы не видим четко и ясно. Этот способ тоже нужно использовать, но надо иметь в виду, что он не поможет увидеть все свои грехи, поскольку они суть хитросплетения тонкой паутины.

Другой способ видеть свои грехи дается человеку, когда тот стяжал благодать Духа Святого, и она открыла ему зрение. Мы смотрим нашим физиологическим зрением, а есть еще зрение духовное. Когда учитель израильский Никодим обрел Господа, Господь ему сказал: «Невозможно человеку, не родившись свыше, познать тайну Царствия Божия». Никодим спрашивает: «Как человек может родиться во второй раз? Снова окажется в утробе матери?» Господь ему с некоторым упреком говорит: «Как ты, законоучитель израильский, не понимаешь таких вещей!»

Как часто Господь в Евангелии говорит: «Вы смотрите и не видите; слушаете и не слышите». То есть – смотрите на событие и не понимаете его духовного смысла.

Много людей физиологически слышали Господа и пытались что-то понять, но не смогли. Эти вещи понимаются не разумом, а духом. То, что от Духа Святого, более глубоко, более тонко, более совершенно. А то, что от нашего разума, очень ограниченно.

Сегодня во время службы в Чашу упала мушка. Некоторые могут подумать: «Как это так! Почему в такую святыню мушка угодила?» Но мушка – неразумное существо, не способное чувствовать Бога в той мере, в какой Бог это дал человеку – но человеку совершенному, обóженному, одухотворенному. Мошка в силу своей ограниченности не понимает благодати.

Точно так же, если человек представляет из себя просто психосоматическое, а не духовное существо, он тоже не видит Бога, не видит премудрости Божией, разлитой в этом мире, не слышит Бога в состоянии молитвы, в которой как раз и происходит разговор с Ним.

Когда мы читаем о молитвах святых, в нас возникает желание обрести такую же молитву, какая была у них: заниматься не чтением книжечек, а разговаривать с Богом лицом к лицу. Мы загораемся таким желанием и вдруг видим, с сожалением, со слезами, что у нас ничего не получается, потому что мы не вошли в эту область человеческого и духовного бытия.

Дайте послушать человеку, который не привык воспринимать настоящую музыку, что-нибудь из классики. Он начнет зевать, поскольку слышит ее как звуки, но не слышит как музыку. Так же некоторые люди равнодушны к поэзии. И это еще не духовный, это душевный уровень, но и до него люди порой не досягают.

Духовный же уровень гораздо выше и тоньше. В атмосферу духа можно войти с помощью духовной и церковной жизни, практикой внимательной молитвы. Когда человек живет правильно выстроенной духовной жизнью, внезапно он начинает видеть такие вещи, которых раньше не то что не видел, но даже не подозревал об их существовании, не ведал о том, что мир устроен гораздо тоньше и гармоничней. Он видел только грубые и простые вещи.

Настоящее глубокое покаяние человеку самому по себе неподвластно. Человек может увидеть свои грехи во всей полноте только Духом Святым, когда у него откроются духовные очи. Но, во-первых, они не открываются в силу нашей неготовности, а во-вторых, Господь их еще немножко придерживает, потому что если бы Он открыл нам в полной мере наше грехопадение, то мы при нашей гордости в такое отчаяние впали бы, что тут же умерли от горя и печали.

Сколько бы вы ни старались какими-то психологическими средствами или напряжением ума понять Евангелие, у вас ничего не получится. А еще хуже, если получится, но искаженно. Так бывает у сектантов. Они отошли от Церкви Христовой, потеряли благодать как средство к пониманию Евангелия и стали его изучать просто своим умом. А это не та книга, которая изучается своим умом. Это книга книг, и открывается она через вдохновение, через Духа Святого.

* * *

Может ли человек прыгнуть выше своей головы? Нет. Но когда Бог дает человеку крылья, тот может высоко-высоко взлететь. Это не лирическое отступление и не мои фантазии. Когда Бог посещал грешных, ограниченных, беспомощных людей, те начинали творить такие вещи, что знавшие их говорили: «Перед нами совсем другой человек!» Говорят, что невозможно изменить собственный характер. Но когда благодать Божия касается человека, у него не только характер – внешность меняется.

Однако нужно понимать, что человеку это не под силу, тогда как благодать Божия может творить чудеса. В нашем монастыре есть храмик Марии Египетской. Настолько было глубоко ее грехопадение, что люди, знавшие ее, стыдились даже смотреть в ее сторону, слушать о ней не хотели. И вдруг она так изменилась, стала совершенно другим человеком.

Если раньше небо закрывало глаза, глядя на ее дела, то потом она, став преподобной Марией Египетской, поднимала руки и от земли отрывалась.

Порой человек приходит в церковь, пробует работать над собой – неделю, месяц, год, – а потом говорит: «Батюшка, ничего у меня не получается. Наверное, и не получится, потому что я настолько свыкся с грехом, что он вошел в меня, как раковая опухоль». Тогда священник начинает ему приводить примеры. Будущий апостол Павел выправил бумагу, чтобы жестоко убивать христиан. И вдруг этот лютый Савл, мучитель христиан, наслаждавшийся своими злодеяниями, сам становится таким же христианином, обретает любовь, милосердие и сочувствие ко всем. Савл и Павел – два разных человека. А вместе с тем – один и тот же.

Не может человек полюбить другого усилием воли. Какими словами мы прикажем сердцу любить? Оно нас не слушается. Мы его стыдим, заставляем, напрягаемся, а оно говорит: «Я не люблю. Я не хочу. Я не хочу прощать. Я не буду прощать». Мы ему говорим: «Есть заповедь, Христос так велел. Ты в ад попадешь, если не будешь прощать». А сердце отвечает: «Не буду».

Но когда благодать Божия приходит в сердце, с ним происходит нечто сверхъестественное. Вдруг это каменное, жесткое, жестокое сердце начинает таять, как воск, становится мягким, податливым, послушным. Такое сердце уже не нужно уговаривать: оно само сначала начинает прощать, потом терпеть, потом сочувствовать даже врагам, а потом начинает их любить.

То, что я сейчас говорю, очень далеко от нас. Но мы на примере многих тысяч святых знаем, что это было, это есть и это будет до скончания века, потому что всегда будут святые. Если Церковь перестанет рождать святых, значит, она умерла. Причем святым может стать каждый из нас. Стать святым – это не значит ходить по воде, исцелять людей от всех болезней, удивлять чудесами прозорливости. Это значит быть способным любить даже врагов своих.

* * *

Когда человек переживает тревогу за самого себя, недовольство собой, порой прямо до слез, – это очень драгоценно, очень спасительно. Бог – такая уникальная личность, что едва мы раскрываем рот, как Он уже говорит нам: «Прощаю». Проблема не в том, что Он не прощает, а в том, что мы не изменяемся. Мы способны в следующую же минуту после прощения делать то же самое – вот в чем беда.

Но когда ваше покаяние доходит до отчаяния, значит, это бесы стимулируют вас каяться. Бесы по природе своей не творческие натуры, поэтому они пользуются тем, что Бог создал, но усугубляют это, искажают, искривляют. Не случайно святые отцы называют сатану обезьяной Бога. Дьявол обезьянничает, подражает Богу, но все у него выходит вкривь да вкось. Когда бесам не удается откровенно склонить нас на зло, они начинают сильно усугублять или покаяние, или радость обращения, чтобы мы потеряли осторожность и ощущение своей греховности.

Поэтому занимайтесь духовной жизнью. Пусть от вас уйдет сочувствие грехам, пусть оно перейдет в ненависть к ним.

А Богу не нужно вас истязать за ваши грехи. Бог вас уже давно простил.

Когда начинаешь любить Христа бескорыстно

Очень плохо, когда православие воспринимается так: мы трудимся ради того, чтобы однажды попасть в рай. Православие всегда трудилось ради «сегодня». Человек берет четки – и на него нисходит благодать. Скажет: «Пресвятая Богородица» – и плачет. Заходит в келью, становится перед иконами – и у него начинается Царство Небесное сейчас, а не через двадцать или тридцать лет. Если мы будем так понимать православие, это станет лучшим, самым приятным обучением. А люди представляют так: надо эту жизнь перестрадать, чтобы потом там что-то наследовать. И вот они, бедные, себя мучают, детей своих мучают. И православие превращается в какую-то страшную, ужасную, тяжелую пытку, когда православные не улыбаются, а хмурые ходят. Но православные же должны улыбаться! Если ты в Царстве Небесном, ты не можешь не улыбаться. Я приводил уже слова Симеона Нового Богослова, который говорил: «Если вы не стяжали Царство Небесное здесь, то не надейтесь стяжать его и там».

* * *

Когда отношения со Христом у тебя состоялись, тогда ты начинаешь любить Его совершенно бескорыстно. Даст Он тебе что-то или не даст, ты Его все равно любишь. Даже если Он посылает тебе скорби, любишь, потому что ты пленник этой любви. Иногда бывает так и в земной жизни: мужчина настолько любит женщину, что готов даже уступить ее другому, лишь бы она была счастлива. Вот это действительно настоящая любовь.

Так и со Христом. И тогда вы никогда не будете отчаиваться: есть молитва сегодня, нет молитвы – ты все равно Его любишь и говоришь: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Одно это уже тебя утешает. То, что Он существует, тебя утешает. Христос куда выше всех наших земных отношений. Святые едва произносили «Иисусе сладчайший», как начинали плакать, потому что это умиляло их сердца. Христос – это самое прекрасное, что у нас есть.

* * *

Терпение – это тоже духовная жизнь. Я бы даже так сказал: терпение – это некая форма молитвы. А долготерпение – это и есть самый глубокий духовный атрибут смирения. Смиренный человек внутренне стабилен. Ничто не выводит его из равновесия: ни болезни, ни печали, ни катаклизмы, ни отношения между людьми. Он и молитву не теряет. Но такое смирение приобретается долготерпением. А нетерпеливый человек встает на молитву – и любой сквозняк его отвлекает. Долготерпеливый может очень многое даже в неидеальных условиях, тогда как для нетерпеливого идеальные условия невозможны никогда. Если вы хотите освоить духовную науку, то должны понимать, что искушения – это средство для обретения совершенства. Об этом говорили и апостолы. Искушение дает терпение, терпение дает смирение, смирение дает молитву.

Человек, обретший смирение, становится благодарным. А благодарность – это уже практически состояние Царства Небесного.

Часть 6. Параллельный мир

Про задетое тщеславие, или Кого любит Бог

Сердце так не болит, как болит задетое тщеславие. Но если в вас появится мудрость и вы обнаружите в себе искру смирения, эффект будет такой, словно в темной комнате включили свет. И крайняя скорбь перейдет в хорошую тихую радость.

Когда я еще был дьяконом, у нас был духовник схиархимандрит, а мой друг-священник был у него любимым учеником, тогда как я был у духовника на вторых ролях. Приехали мы как-то раз к нему. Мой друг вошел к духовнику в келью, а я пошел в соседнюю комнату навестить больную монахиню. И произошло так, что они не закрыли дверь, и я случайно стал свидетелем их разговора обо мне. Мой друг сказал, что в храм нужен второй священник и он рекомендует рукоположить меня. А духовник ответил: «Да ты что! Он же сумасшедший, шизофреник». Можете себе представить, как это больно ударило по моему сердцу – услышать такое от людей, которым я очень доверял. И мне стало страшно. Я подумал: «Господи, оказывается, вот я какой…»

Мне стало неловко, что я все это услышал. Я вошел к ним и попросил у них прощения за это. Они тоже смутились. Я вышел на крыльцо, и вдруг Бог мне послал такую мысль: но Бог ведь и шизофреников любит. Обида и расстройство мгновенно улетучились, и словно солнце вспыхнуло в душе.

С тех пор, когда меня сильно одолевает гордость, – а ведь постоянно возникают какие-то обиды, – я всегда стараюсь проявить смирение. Сколько бы я ни оправдывался перед самим собой, мне от этого становится только хуже. Я нахожу какие-то доводы насчет того, что я, может быть, не виноват, может быть, Бог мне ниспослал эту ситуацию для моего же усовершенствования, – ничего не помогает. Но стоит только смириться и сказать себе: пусть будет так, ведь Бог все равно меня любит, – и обида проходит.

Однажды, когда я служил литургию, вдруг у меня остановилась молитва. Нет ее – и все тут. Я стою перед престолом – ни молитвы нет, ни Бога в алтаре нет, словно я погрузился в космическую тьму. Священнику так служить литургию невозможно. И тут я вспоминаю, чему нас учили в семинарии: Бог – Существо совершенное и, как совершенное Существо, Он не может изменяться, Он всегда совершенен, Он всегда любовь. И что бы сейчас со мной ни происходило, Бог всегда меня одинаково любит. И тут же у меня все и включилось. И молитва пошла, и литургия пошла своим чередом. И я вышел из алтаря с таким лицом, что про меня сказали: он, наверное, там Бога увидел, в алтаре.

* * *

В одном стихотворении светского, нецерковного человека есть очень хорошая мысль: из отчаяния можно выйти только смирением. Не мудростью, не искусством, не терпением, а только смирением, которое смотрит лишь на Бога. Но чтобы мы могли обрести это крайнее смирение, Господь попускает нам крайнее искушение. И не тогда, когда мы начинаем грешить и говорить, что это необходимо для познания своей греховности (это опасные игры). А когда вы ничего не планировали, и тут Бог попустил вам ситуацию, которая вас практически уничтожила. Уничтожила все ваши представления о том, что вы хороший человек, что вы молитвенник, что у вас есть мужество, вдохновение, терпение. Однако после великой скорби вам откроется такая радость, которую вы не обрели бы в комфортной молитве, в прекрасных условиях. То есть, конечно, в какой-то мере их можно обрести и без великой скорби – но сугубую благодать можно получить лишь после искушений – если мы смиримся.

Я часто привожу слова Пимена Великого, который сказал ученику: «Имей всегда добрые мысли – и спасешься». Старайтесь видеть добро и не замечать зла. Видение зла не спасает. Спасает видение добра, потому что оно, добро, размягчает каменные сердца, и они становятся мягче воска. А зло еще больше отягощает злое сердце.

Порфирий Кавсокаливит, на что бы ни посмотрел, во всем видел только доброе. Я двадцать два года посещаю тюрьмы, и если бы смотрел только на плохое, то сошел бы с ума. Но даже в тюрьмах находится что-то хорошее. Даже в пожизненной тюрьме, где сидят настоящие упыри, все равно можно найти хорошее. Я часто рассказываю об отце и сыне, которые там сидят. Я разговариваю с отцом, и вдруг он меня обнимает через клетку, целует и говорит на ухо: «Если бы ты только знал, батюшка, как близок здесь Бог!» Казалось бы, к кому близок? К этим убийцам? А Богу все равно, кто перед Ним. Он нелицеприятен. Все наши нарушенные отношения с Богом нарушены с нашей стороны. Для Бога же ничего не меняется, Он – всегда любовь.

Параллельный мир

Что я могу сказать о Боге?

Что я могу сказать неверующему человеку о Боге?

Что я могу сказать самому себе?

Часто я ничего не могу сказать.

Иногда совсем мало, в другой раз больше, глубже.

Но никогда не бывает ситуации, когда я могу сказать все. Это абсурдно. Бог – это не та тема, где все понятно. Бог – это Бог. И Он остается таковым до тех пор, пока будет оставаться непознанность, безграничность. Когда верующие люди пытаются все объяснить, доказать, они сами не понимают того, что унижают Бога. Бога, Которого нельзя вместить во всей полноте.

В настоящей вере всегда должно присутствовать сомнение. Сомнение в самом себе. Это благородно, так и должно быть. Способность вместить начинается с невозможности вместить. Я знаю, что я ничего не знаю. Так бывает, когда человек останавливается перед Великим чрезвычайным, превышающим его меру. Но это уже встреча. И это встреча с Ним. С Тем, Кто Есть – это главное, что мы можем сказать о Нем. Все остальное только отчасти, в меру духовного возраста.

Поэтому я говорю о Нем шепотом, осторожно, боясь исказить или быть неправильно понятым. Но и молчать я не могу, ибо Он хочет, чтобы я говорил.

* * *

Я часто ставлю самому себе вопросы о вере. Ибо это необходимо, когда человек не играет в веру, а ищет ее от всей души. Слово «ищет» предполагает процесс. Поступательное движение вперед от меньшего к большему. Моя вера мала, ничтожна по сравнению с верой святых. Но она во мне уже есть, и это именно она побуждает меня к движению вверх, к поиску, к умножению ее самой.

Скорее всего, все начинается с поиска смысла жизни, когда человек сталкивается с первыми потерями, разочарованиями, нестабильностью, что приводит к чувству времени. Все проходит. Мы постоянно что-то теряем, и в связи с этим все обесценивается. Если я родился, чтобы умереть (пусть даже прожив долгую жизнь, относительно долгую, ведь в сравнении с вечностью моя жизнь – это миг), то в чем смысл моей жизни? В том, чтобы дать жизнь детям, которые тоже умрут и будут задаваться тем же вопросом? Вопросом, который три тысячи лет назад задавал себе премудрый Соломон в Книге Екклесиаста, можно сказать, в итоговом документе своей богатой событиями жизни, и ответил на него так: суета сует. Все проходит – и все суета. Это произведение можно было бы назвать глубоко пессимистичным, если бы не его последние строки: «И так живи, и Бога бойся».

В новозаветной транскрипции слово «бойся» можно смело заменить словом «люби». Размышление о смысле жизни – это еще не вера, но уже направление в ее сторону. Мы уже более внимательно, пытливо всматриваемся в окружающий мир. Мы еще не видим Бога, но всюду начинаем замечать Его следы, следы Его творчества, ибо куда ни глянь – видна гармония, мудрость. Я часто слышу в ответ: это природа, и тут же задаюсь вопросом: природа – это Что или Кто? Премудрую поэзию бытия может творить только Кто. В слове «что» не может быть личного творческого начала.

Знаете, когда у человека внутри уже что-то произошло с Богом, часто совсем не хочется ничего доказывать. Спросили – ответил, только и всего. Поэтому в этой теме исследования бытия Бога через Его творчество вокруг нас и внутри нас самих мне достаточно самой первой смысловой точки.

Большой взрыв, о котором сейчас много говорят, пытаясь объяснить, откуда все появилось, все из ничего… Кто-нибудь когда-нибудь слышал, чтобы взрыв нес в себе вместо разрушения великую гармонию? Нужно очень сильно верить в чудо, чтобы утверждать, что, прогремев, взрыв разнесся не какофонией звуков, а Пятой симфонией Бетховена и вместо разрушения принес стройность и закономерность. Наблюдение за гармонией мироздания рождает в человеке уверенность в наличии Творца. Еще не произошла встреча этого человека с Ним как с Личностью, Персоной, но вокруг все, весь космос говорит о Нем. Это уже вера и в то же время еще не вера, не та вера, которая творит чудеса, все это может быть только началом в поиске Его и в возвращении к самому себе как Его образу и подобию.

Вот здесь и начинается самое сложное, ибо эта вера предполагает действие – стабильное, поступательное движение в Его сторону. Эта практика называется духовной жизнью, и она предполагает преодоление самого себя, своего несовершенства, ограниченности. Ограниченности видения, переживания. Бог находится именно за этими границами. И только преодолевающий их входит в персональное общение с Ним.

И это уже не просто размышление о смысле жизни, не наблюдение за гармонией мироздания, не вера в существование Бога, не вера в Него, а непосредственные отношения с Ним. Этого достигали не многие. Но именно это состояние и называется непосредственно верой, верой, способной к чуду.

* * *

К сожалению, как я уже говорил, часто верующие люди живут больше чьим-то опытом, опытом святых, в жизни которых это состоялось сугубо, чрезвычайно. Это о них Господь сказал: «Языки возглаголют новы, аще и что смертно испиют, не вредит им…» Да, к сожалению, часто это не наш личный опыт. Но в жизни приходится доверять.

Когда мы спрашиваем дорогу, нам приходится доверять ответу совершенно незнакомого человека, и мы доверяем. Но у меня куда больше доверия к человеку святому, который заслуживает его самой своей высоконравственной жизнью. Он настолько порядочен, что ты не можешь ему не доверять. Если вам посчастливится встретить в жизни святого человека, поверьте, эта встреча не просто зародит в вас сочувствие к его словам – у вас появится непреодолимое желание пережить его духовное состояние. Вы просто увидите действительно счастливого человека. Счастливого не внешними обстоятельствами, а внутренним содержанием, которое не зависит от внешнего.

* * *

Я уже упоминал, что существует различие между рассудком и разумом. Рассудок – это способность рассуждать, и это присутствует в большей или меньшей степени в каждом из нас. А разум – это знание сути вещей. Первое – это от природы нашего ума, и это благо, но не совершенно. А второе имеет скорее харизматическую природу. Это как откровение, и это от Бога. Это состояние имел Адам в раю, когда давал имена животным по их сути. Он не исследовал, он просто знал через интуицию. Разные люди, читающие Библию, читают как бы разные книги – и это связано с их способностью понимать один и тот же текст. У одних переворачивается все сознание и кардинально изменяется жизнь, другие остаются совершенно равнодушными к этой же книге.

Один и тот же текст – и такие разные действия. Это как в музыке, ее не сочиняют логически, должны включиться другие механизмы нашей души. И только тогда все происходит. Сложные вопросы не решаются рассудком, это скорее область молитвы, когда ты не пытаешься понять, а спрашиваешь у Бога и получаешь ответ. Ответ, который мы способны слышать и принять.

Вопрос о жестоком Боге Ветхого Завета стоял и передо мной, и я задавал вопросы и не удовлетворялся ответами. В связи с этим перестал спрашивать и прекратил размышлять. Я стал молиться и получил ответ, который меня удовлетворил. Но это мой ответ, ответ мне, моему духовному состоянию, если хотите. Все, что мы видим вокруг себя и в бесконечной черноте космоса, – это свет. Все, что не свет, – остается чернотой. Свет, который исходит от источников света, и свет, отраженный от материи. Первый свет можно назвать чистым светом, девственным, ибо он несет информацию только о самом себе. Природа второго, отраженного, изменяется, в него входит информация объекта, который его отразил, поэтому, собственно, мы его и видим нашими глазами, это уже не чистый девственный свет, а скорее синтез его и отраженного объекта.

Библия часто говорит о Боге как о Свете. Для меня удобно сейчас употреблять именно это понятие. Бог как чистый девственный Свет движется в бытие этого мира, который Он создал в границах времени и пространства, и этот мир Его отражает, наполняя информацией о самом себе – о таком, каким этот мир является в данный момент исторического времени. В чистую девственную идею Бога о мире входит сегодняшнее состояние этого мира, состояние свободного человека, по своей воле склоняющегося к добру или злу. Строгий Бог Ветхого Завета и Бог Любви Нового – один и тот же. В Нем Самом нет противоречий, все дело в человеке, который сам не есть свет, а всего лишь отражающий объект, наделенный свободной волей.

Есть понятие, что Бог пронизывает Собою даже ад, но ад остается адом.

Так святой человек в состоянии богоподобия минимально преломляет девственный свет Божества, входя в Его природу, тогда как падший, грешный наполняет девственную природу информацией о самом себе. И это происходит как в отдельных личностях, так и в целых народах определенной исторической эпохи.

* * *

Христианство – это не теория, это практика, сама жизнь. Без личного опыта мы постоянно будем заходить в тупик. И наверное, важно делиться не информацией, а самой любовью как энергией Божества. В этом главное чудо и приобретение веры. Если во мне будет любовь – не деликатность, воспитанность, добрая эмоциональность, а сама любовь в высшем ее проявлении, до любви к врагам, – во мне будет Бог, и здесь прекращается слово, только легкая улыбка и добрый взгляд в вашу сторону.

Однажды один философ сказал: если бы не было Бога, Его стоило бы выдумать, потому что без Него все рушится. Он как скрепа, держащая весь смысл бытия. Мне не нужно Его выдумывать, Он есть в моей жизни. И я очень счастлив, настолько, что не хочется спорить, только легкая улыбка и добрый взгляд в вашу сторону. Аминь.