Текст книги "Эпоха последних батыров"

Вряд ли в этом массированном и достаточно эффективном давлении можно увидеть какой-то глубокий замысел мудрого полководца, но даже в таком случае действия казахских батыров в этот момент для народа ничем не уступали подвигам, свершенным на полях битвы в долгой войне против джунгар. Батыры просто спасали свой народ от голодной смерти, заодно не самым лучшим образом попадая на страницы истории других народов.

Первые присяги

Киргис-кайсацкая орда, никому не

подвластная, многонародная и военная,

а ныне приходит в подданство е. и. в.

И. К. Кириллов 1734 г.

Многие современные казахские историки до сих пор никак не могут простить Абулхаиру того обстоятельства, что он, не продолжив войну до последнего ойрата, оставил Старший жуз якобы в зависимости у джунгар. Эти упреки целиком основаны на работах М. Тынышпаева. Но следует помнить и то, что этот видный исследователь казахской истории работал над своими трудами в начале XX в., когда многие письменные источники еще не были введены в научный оборот, и потому не был свободен от грубых ошибок.

М. Тынышпаев полагал, что старшим ханом после смерти хана Тауке являлся его сын Болат, и высказывал предположение, что «после анракайской победы Болат-хан умер, и на его место надлежало выбрать Старшего хана. Претендентов было 3: первый – хан Младшей Орды Абулхаир, командовавший всеми казахскими силами и выдвинувшийся своими блистательными победами; но он происходил из Младшей линии, из которой ни разу не выбирался Старший хан всех 3-х Орд; второй – брат Болата, Шахмухамед (Самеке), считавший, что по обычаю тюрко-монголов наследником должен быть выбран старший царствовашей фамилии, т. е. он; третий – сын Болата, молодой Абульмамбет. После Болата ханом 3-х Орд назвался именно Абульмамбет. Выбор по-видимому, не абсолютного большинства пал на Абульмамбета. Такой обиды не мог стерпеть старик Абулхаир, человек крайне честолюбивый; с таким выбором не мог согласиться и Самеке, родной дядя Абульмамбета; вслед за уходом с фронта Абулхаира, Самеке со своими приверженцами также оставил фронт».

Но если ошибки М. Тынышпаева легко объяснимы и в силу объективных причин не могут вызывать каких-то серьезных нареканий, то позиция многих современных историков, повторяющих те же самые сведения, вызывает только недоумение. Так, авторы многотомной «Истории Казахстана» пишут: «После Аныракайской битвы произошел раскол между казахскими правителями. В источниках не говорится о причинах такой несогласованности в поведении султанов – участников битвы. Известно, что вскоре после нее султан Абулмамбет откочевал к резиденции казахских ханов – Туркестану, а Абулхаир спешно продвинулся к русским границам. Есть основания полагать, что основной причиной раскола между казахскими ханами и султанами после Аныракайской битвы явилась борьба за верховную власть. На место умершего старшего хана Болата, сына Тауке, претендовали от Среднего жуза Самеке, от Младшего – Абулхаир. Выбор большинства пал на Абулмамбета, Самеке и Абулхаир сочли себя обойденными и покинули поле битвы, тем самым нанеся непоправимый удар общему делу освобождения казахских земель от джунгарских захватчиков».

Однако эта версия, не основанная на серьезных данных, была убедительно развенчана И. Ерофеевой. Сын Тауке Болат погиб приблизительно в 1724 г. и никогда не являлся старшим ханом. А в 1730 г. старшим ханом как раз и был Абулхаир, так что никаких обид по этому поводу он ни на кого испытывать не мог. Султан Абулмамбет ханом Среднего жуза был провозглашен гораздо позже этого события, лишь в 1738 г. Кроме того, врезультате аныракайской битвы племена Старшего жуза были освобождены из-под власти джунгарского хунтайджи.

Но об этом многие историки либо не знают, либо не хотят знать. К. Абуев в книге «Хан Абылай и его время», критикуя тех ученых, которые оценивают хана Абулхаира как видного политика своего времени, заявляет: «Если он (Абулхаир – Р. Т.) действительно осознавал эту «необходимость долгой и изнурительной борьбы», то кто же мешал ему, как главнокомандующему, довести победу до логического завершения?

Очевидно, М. Тынышпаев был прав, в этом нас убеждает последующая линия поведения Абулхаир-хана».

Такие рассуждения звучат очень странно для человека, который является специалистом в области истории казахов. Даже если бы Абулхаир на самом деле внезапно увел свои войска после Аныракайской битвы, то не следует забывать о том факте, что хан у казахов гораздо больше зависел от своих подданных, чем они от него. Казахи Младшего жуза вполне могли в определенный момент потерять желание воевать, и хан не мог бы не подчиниться их воле. Тем более что, согласно той же самой легенде, свою часть войска увел и хан Среднего жуза Самеке, который почему-то бранных эпитетов от потомков не удостоился. Вероятнее же всего, что дело было в больших потерях, которые понесли казахи. Победы оказались пирровыми, и продолжать войну сил уже не было. Иначе такой бывалый вояка, как Абулхаир, не преминул бы добить почти поверженного противника. Джунгары также не возражали против мира, поскольку вновь были вынуждены противостоять агрессии Цинской империи. Вообще, новый хунтайджи Галдан-Цэрен понимал, что противостояние казахам для джунгар смысла не имеет, и никогда не выступал инициатором конфликтов.

Очевидная предвзятость многих современных историков к хану Абулхаиру вызвана одним-единственным эпизодом его биографии – общеизвестной инициативой правителя по присоединению Казахстана к России. Кстати, по этой же причине в советское время Абулхаир был едва ли не единственным представителем знати, деятельность которого историки могли оценивать в позитивном свете.

Хулить или восхвалять за это присоединение следует истинных инициаторов этого процесса, степных «олигархов»: Бокенбая из рода табын, его брата Кудайназара-мырзы, Есета из рода тама и Джанибека из рода шакшак. Хан Абулхаир, судя по всем документам, являлся лишь марионеткой, необходимой лишь для того, чтобы избежать повторения казусной ситуации, случившейся с посольством Койбагара Кобекова, в чьи полномочия в Санкт-Петербурге не поверили именно из-за отсутствия послания от хана. Однако обо всем по порядку.

В сентябре 1730 г. в Уфу прибыли послы хана Абулхаира – Сеиткул Койдагулов и Кутлумбет Коштаев, которые доставили послание своего правителя на имя императрицы Анны Иоанновны. В нем говорилось: «Наше заявление к Вашему величеству состоит в том, что подданным Вам башкирским народом, который находится за Уралом, у нас близких отношений не было. Желая быть совершенно подвластным Вашему величеству, я посылаю своего посланника вместе с Вашим подданным Алдарбаем. Этот Алдарбай требовал посланника от нас к Вашему величеству, и поэтому, мы Абулхаир-хан, с подвластным мне многочисленным казахским народом Среднего и Малого жузов, все преклоняемся перед Вами, являемся Вашими слугами и все вместе с простым народом желаем Вашего покровительства и ожидаем Вашей помощи, чтобы с подданным Вам башкирским народом, находящимся за Уралом, жить в согласии».

Сложно не заметить, что главной причиной для принятия подданства в послании называются именно столкновения с башкирами. Это понятно: инициатива исходила от Младшего жуза, для которого эта проблема была актуальной. К 1730 г. Абулхаир сумел решить все противоречия с джунгарами и калмыками, однако из книги в книгу, от историка к историку кочует утверждение, что главной причиной для присоединения к России стала джунгарская угроза. Цитировать здесь, подтверждая это, всех авторов смысла не имеет, поскольку их слишком много.

Однако мысль о том, что казахи из-за джунгарской угрозы были вынуждены пойти под протекторат Российской империи, хотя пользуется популярностью и на сегодняшний день, на самом деле не выдерживает никакой критики. Царские власти, вследствие своего шаткого положения в Сибири, при всем желании не могли существенно помочь казахским ханам, поскольку присоединенную территорию еще надо было освоить путем строительства крепостей. В последовавших после принятия российского подданства войнах с джунгарами и китайцами ни один русский солдат на стороне казахов участия не принимал. Тем более что в начале 30-х гг. скорее казахские батыры представляли огромную угрозу для Джунгарии, увязшей в войне с Китаем, чем наоборот.

Казахско-джунгарские конфликты фиксировались в различных источниках, поскольку являлись относительно крупными войнами между двумя суверенными государствами. За ходом этого противостояния следили и в Бухаре, и в Пекине, и в Санкт-Петербурге, что нашло отражение на страницах источников. Однако зафиксированное не всегда означает более значимое. Беспрерывные набеги башкир, не собиравшихся мириться с территориальными потерями, в какой-то мере обходились казахам гораздо дороже, нежели наступления джунгар, предпринимаемые по всем правилам военной науки.

Поэтому по инициативе вождей Младшего жуза были начаты переговоры с башкирской стороной, представленной известными батырами – Алдаром и Таймасом. В знак доброй воли батыр Бокенбай оказал содействие в освобождении сорока башкирских семей, проживавших среди каракалпаков. Это были дети и внуки участников башкирского восстания 1662–1664 гг., после поражения бежавших на р. Сырдарью. Здесь они оказались в зависимости от каракалпакских ханов и были обложены ежегодной податью. В качестве таковой каждая башкирская семья должна была давать хану одну корову или быка.

Но переговоры, вероятно, очень быстро зашли в тупик, поскольку не размен пленников и возврат угнанного скота были камнем преткновения, а установление принадлежности тех или иных территорий. Стороны не могли прийти к согласию и потому договорились обратиться по степному обычаю к третьей стороне. Фактически в самом тексте послания ставился только вопрос примирения с башкирами и российскую императрицу просили просто выступить арбитром в этом споре. Только этого и хотели казахские старейшины, утвердившие текст обращения.

Однако миссией, прибывшей в Россию, было доставлено и устное послание хана Абулхаира, в котором говорилось: «А их, касацких ханов, интерес, чтоб в подданстве быть в свете славного Российского империя и многих земель обладательницы Е. и. в. им, касацким ханам, обид и разорения никакова не будет, и от нападения от других народов могут охранены быть протекцию Е и. в. И оные ханы как кочевые, так и горадовые, дали сию комиссию ему, Абалхаир-хану».

Это был заведомый обман, поскольку на стороне Абулхаира находилось всего несколько батыров из малочисленных родов. Несмотря на изначальную подозрительность подобной инициативы, ханская печать, скреплявшая послание, вызвала доверие у российских властей, и обращение Абулхаира было с удовлетворением встречено в Петербурге. Свою роль сыграли в данном случае и башкирские батыры, посвященные в планы заговорщиков. 19 февраля 1731 г. Анной Иоанновной была подписана грамота о добровольном принятии казахов в подданство. Для приведения к присяге новых подданных 30 апреля к Абулхаиру было направлено посольство под началом А. И. Тевкелева. Он был мусульманином по вероисповеданию, владел многими восточными языками и считался одним из самых крупных специалистов в России по взаимоотношениям с азиатскими народами.

В начале июля посольство прибыло в Уфу, где была сделана длительная остановка, вызванная необходимостью завершения всех приготовлений. Здесь к миссии присоединилась группа башкирских старейшин во главе с упомянутыми батырами Алдаром и Таймасом. По их инициативе в казахскую степь были отправлены гонцы, известившие Абулхаира о скором прибытии российского посольства. В ответ казахский хан направил своих посланников, возглавляемых племянником Джанибека – батыром Суиндыком из рода шакшак племени аргын. Последний заверил российского посланника, что хан ожидает его с нетерпением. Кроме того, казахский батыр принес сенсационные новости о том, что среднеазиатские правители, якобы беспрекословно подчинявшиеся воле Абулхаира, изъявили желание принять российское подданство.

Получив такие известия, А. И. Тевкелев в сопровождении большой свиты из дворян, драгун, казаков и башкир немедленно двинулся в путь. В ставку хана на р. Иргиз посольство А. И. Тевкелева прибыло 6 октября. Но по прибытии посланника ожидал крайне неприятный сюрприз. Ночью Абулхаир тайно встретился с ним и поведал, что «он, хан, просил себе протекции всероссийской без согласия других ханов и султанов, и киргиских старшин, один, и то, что без согласия оных просил, имеет сумнение, но как бы то ево намерение в совершенное желание привести».

Растерявшийся от такой новости, А. И. Тевкелев стал спрашивать хана о причинах, подтолкнувших его совершить столь грандиозный обман. Абулхаир ответил, что в противном случае его обращение наверняка бы осталось без ответа, в то время как российское подданство является единственным способом разрешить все охватившие казахское общество проблемы, которых было немало. Самой главной из них было то, что по итогам казахско-джунгарской войны оказались утеряны присырдарьинские города, население которых больше не собиралось подчиняться казахским ханам и султанам, а без контроля над городами власть правителей приобретала совсем эфемерный характер. Восстановить власть над Ташкентом и Туркестаном и продолжить борьбу против джунгар мешали непрекращающиеся конфликты с калмыками и особенно с башкирами, упорно не желающими отказываться от потерянных земель. Положение казахов существенно осложнялось поддержкой, которую оказывали их противникам яицкие и сибирские казаки, а потому казахам был жизненно необходим статус российских подданных. «Можно видеть, – замечал Абулхаир, – как Аюка, хан калмыцкой, так и башкирцы, ежели не могут управитца с неприятельми собою, то охранены бывают протекцию Е. и. в. Також-де б и он, Абулхаир-хан, был охранен Е. и. в. протекциею».

Казахский хан заверил российского посланника, что такой план будет легко реализован, для чего надо лишь просто подкупить самых влиятельных племенных вождей, и что, если «знатны старшина на то склонятца…. киргис-кайсацкие народы от старшин отстать не могут». А. И. Тевкелеву не оставалось ничего иного, как согласиться с предложением хана. Но все оказалось не так просто.

Вероятно, многие влиятельные старейшины и до прибытия посольства чуяли что-то неладное, а потому с самого начала стали препятствовать контактам Абулхаира и А. И. Тевкелева. После первой встречи в руки казахских джигитов, присматривающих за ханской ставкой, попал башкир Кидряс, провожавший до юрты Абулхаира. Кидряс был связан, а наступившим утром племенные вожди подвергли его допросу. По словам самого башкира, он, несмотря на угрозы и побои, ничего не рассказал, отговорившись тем, что ходил на ханскую кухню поесть мяса. Но вполне вероятно, что Кидряс все-таки проговорился либо старейшины не поверили ему. После допроса они ворвались в ставку Абулхаира, где состоялся весьма неприятный для него разговор.

Жизнь хана оказалась в реальной опасности. Он спешно отправил одного из своих туленгутов к А. И. Тевкелеву, срочно требуя подарков, чтобы с их помощью можно было задобрить возмущенную знать. Но посланник, видимо не совсем еще оценив обстановку, отказал. Однако через непродолжительное время туленгут вернулся и передал, что «ежели-де сего дни Тевкелев товаров к нему, хану не пришлет, то-де как ему, Абулхаир-хану, так и переводчику Тевкелеву будет великий страх».

Не успел встревоженный посланник пообещать туленгуту, что лично доставит требуемые подарки, как к нему пришел представитель старейшин и от их лица потребовал немедленно явиться в ханскую юрту. А. И. Тевкелев был вынужден подчиниться. Встреча состоялась поздним вечером. В присутствии многих старейшин А. И. Тевкелев преподнес Абулхаиру подарки и грамоту императрицы, во всеуслышанье объявив ее содержание. После этой речи посланник был выпровожен, а в ханской ставке разгорелся большой скандал. Абулхаира спасло лишь то, что между некоторыми вождями разгорелись ссоры при дележе подарков, оставлять которые хану никто не собирался. Дело даже дошло до поединков на плетях и саблях.

По всей видимости, эти конфликты привели к расколу среди старейшин, и от них решили отделиться около 30 биев и батыров. Но последние в силу своей малочисленности не собирались заступаться за хана или посла, а в тот момент защита им была крайне необходима. Как сообщали А. И. Тевкелеву башкиры, старейшины были полны решимости целиком вырезать посольство.

После таких известий посланник устроил совет с предводителями сопровождающего его башкирского отряда и поделился своими тревогами, спрашивая их, как можно избежать грозящей опасности. В ответ башкирские батыры заявили, что «способа другого не знают, кроме сего: есть-де знатная старшина Букенбай-батыр, да зять ево Исет-батыр, да двоюродный брат Худай-Назар-мурза, которыя изо всех старшин лутчие и сильные люди и доброго состояния, и надобно их, прилаская, подарить, чем и удовольствовать, то чрез их ему, Тевкелеву, польза будет; а буде же на то не склонятца, то иного способу сыскать не могут и едва от смерти спастися могут ли».

Этот совет, по всей видимости, вызвал серьезные сомнения у А. И. Тевкелева, и он решил отправить человека к Абулхаиру, через которого просил хана защитить посольство от грозящего нападения. К удивлению посланника, от хана был получен ответ обратиться за помощью к Бокенбай-батыру. Этот факт говорит о том, что между башкирскими старейшинами и Абулхаиром также велись переговоры, ускользнувшие от внимания российского посланника. В конечном счете, совет был принят, и за помощью к батыру был отправлен башкир Таймас, который еще с переговоров 1730 г. сумел завязать хорошие взаимоотношения с Бокенбаем. Может быть, тому способствовала и принадлежность обоих этих батыров к одному роду табын, хотя и в двух разных народах.

Незамедлительная реакция Бокенбая, который, оказывается, кочевал неподалеку и не стал долго раздумывать об определении своей позиции (что было бы вполне естественно), ясно свидетельствует, что батыр с самого начала полностью был посвящен во все детали заговора и являлся одним из главных его участников. Может быть, обратиться к А. И. Тевкелеву первым Бокенбаю не позволило его чувство собственного достоинства или желание по каким-то причинам остаться в тени, для того чтобы первоначальный план подкупа старейшин увенчался успехом.

При встрече с Бокенбаем, Есетом и Кудайназаром, состоявшейся 8 октября, А. И. Тевкелев стал просить батыров взять его под защиту, объясняя, что убийство российского посланника будет грозить казахам серьезными последствиями, и, замечая, что если старейшины не желают принимать российское подданство, то пусть хотя бы отпустят посольство на родину. Такое начало разговора, когда в ход пошли угрозы, пришлось не по нраву Бокенбаю, и батыр бесцеремонно напомнил собеседнику, что хивинскому хану, вырезавшему большой российский отряд, все легко сошло с рук. Таким образом, батыр дал понять, что глубоко сомневается в том, что в России обратят серьезное внимание на бесследную пропажу небольшого посольства.

А. И. Тевкелев еще некоторое время пытался объяснить казахскому батыру, как получилось, что Россия не смогла отомстить за гибель Бековича-Черкасского и его солдат, но, в конце концов, не выдержал и стал откровенно умолять Бокенбая спасти ему жизнь. Взамен посланник обещал батыру и его сподвижникам всевозможные милости и награды со стороны Российского государства. Чтобы задобрить батыра, А. И. Тевкелев предложил ему товаров на 500 рублей, что составляло добрую треть всех подарков, предназначенных для степной элиты.

Перемена тональности в разговоре помогла найти общий язык, и Бокенбай согласился не только взять под свою защиту посланника, но и всеми силами способствовать принятию казахами российского подданства. Демонстративный отказ батыра от подарков только укрепил подозрения А. И. Тевкелева. Он записал в своем журнале, что после разговора «остался быть в сумнении, не уповая на то Букенбая-батыря обнадеживание, что все киргисцы ненасытным оком, что ни увидят, желали б захватить, а он из всех один на то не склонился и не пожелал».

Вечером 9 октября состоялась еще одна встреча, на которой Бокенбай сообщил А. И. Тевкелеву, что на следующий день назначено большое собрание среди казахских старейшин, на которое будет приглашен и российский посланник. Батыр, у которого был разработан собственный план склонения старейшин к присяге, предупредил А. И. Тевкелева: «Когда он позоветца и будет спрашиван, чтоб говорил он смело, при котором собрании и он, Букенбай, будет и не до какого зла не допустит».

Рискованность подобного плана была видна невооруженным взглядом, но посланник, смелости которого надо отдать должное, согласился действовать в согласии с данной инструкцией, только попросив Бокенбая пройти церемонию принесения присяги, против чего батыр не возражал. Присяга была принесена тут же в юрте, и таким образом Бокенбай стал первым российским подданным среди казахов.

Вряд ли визиты Бокенбая были секретом для остальных родоначальников, поскольку они продолжали препятствовать встречам А. И. Тевкелева и Абулхаира. И российский дипломат, и хан фактически находились под домашним арестом, но, по всей вероятности, Бокенбаю никто не мог помешать. Нет никаких сомнений, что в эти два дня, помимо встреч с российским посланником, Бокенбай, Есет и Кудайназар виделись и с Абулхаиром, который на следующий день явно действовал в духе таких же инструкций, которые были даны А. И. Тевкелеву. Происходили переговоры и с представителями противоположного лагеря, в ходе которых и было решено провести курултай. Очевидно, что батыры, воспользовавшись разногласиями в стане «противной партии», сумели переманить на свою сторону еще некоторое число старейшин.

Утром 10 октября начался курултай, который, скорее, можно было назвать судом, поскольку на нем должна была решаться судьба хана и посланника. Старейшины с первых же слов «с великой яростию и гневом» стали спрашивать у А. И. Тевкелева о том, с какими целями он прибыл. Посланник повторил им то, что сказал 7 октября. Это стало основным свидетельским показанием для обвинения Абулхаира, преступившего степные законы. Суть обвинения старейшинами была изложена следующим образом: «…Для какой притчины просил он, хан, подданства российского один без согласия их, киргиских старшин, и приводит их в неволю. Из древних-де лет имеетца обычай, что ханы без совету старшин ничего неповинны чинить, а он то учинил без совету, и прещаше ему смертию».

Неожиданно для своих судей Абулхаир даже не попытался оправдаться и заявил, что он просил подданства исключительно в своих интересах, надеясь с помощью российской императрицы укрепить свою власть. Также хан добавил, что предпочитает погибнуть, чем пребывать в прежнем состоянии формального монарха, чей статус подобен положению домашней скотины, жизнь которой всецело находится в руках ее хозяина.

После подобной пламенной речи одного из подсудимых бии вынесли смертный приговор также А. И. Тевкелеву, поскольку, по их мнению, он прибыл не в качестве посланника, а в качестве разведчика, задачей которого было «смотреть киргис-кайсацкого войска, и высмотреть» для последующей войны России против казахов. В ответ российский посланник, отличавшийся незаурядными ораторскими способностями, упрекнул старейшин за их неподобающее отношение к представителю великой державы, которая не нуждается в подобных подданных, в то время как казахи, напротив, кровно заинтересованы в ее покровительстве. Завершая речь, А. И. Тевкелев предложил старейшинам, в случае окончательного отказа от принятия российского подданства, немедленно отпустить его на родину.

Эти слова, конечно, ничего не значили для биев, заранее определившихся со своей позицией, но на сцене появился еще один участник выступления, которого ждали все стороны. Батыр Бокенбай заявил, что он от имени своего рода желает принести присягу на верность Российской империи, и предложил Абулхаиру пройти эту церемонию первым. Хан незамедлительно принес клятву на Коране, после чего через эту процедуру прошли Бокенбай, Есет, Кудайназар и еще 27 старейшин, которых батырам удалось привлечь на свою сторону. Таким образом, суд был сорван.

Конечно, большинство старейшин оставалось при своем мнении, и их не удалось поколебать ни подарками, ни уговорами. «А протчие киргис-кайсацкие старшины, – сообщал в своем журнале А. И. Тевкелев, – большая часть не присягали, стали быть противны, и потом отослали его, Тевкелева, в свой обоз». В отличие от конфликта с Абулхаиром, располагавшим в мирное время разве что парой сотен туленгутов, ссора с влиятельными батырами, за спинами которых стояли все роды жетыру, чревата была опасными последствиями, и потому выступление Бокенбая не переросло в побоище. Смертные приговоры для хана и посланника утверждены не были.

Роль батыра Бокенбая в данном случае не подлежит никакому сомнению. В своем донесении в Коллегию иностранных дел А. И. Тевкелев сообщал: «А как Букенбай-батырь в бытность мою в Киргис-касацкой орде стал верные услуги казать, понеже он, Букембай, человек доброй совести и умной, и я, нижайший, от смерти избавился им понеже с приезду моево в Киргис-кайсацкую орду… всегда киргис-касаки имели намерения, чтоб меня и хана убить до смерти, токмо спаслись охранением Букембай-батыря».

Но возникает вопрос: какие цели преследовали Бокенбай, Есет и Кудайназар, всеми силами способствуя вхождению казахов в число подданных российской империи. Замыслы хана Абулхаира были достаточно прозрачны. А. И. Тевкелев отмечал, что «и подлинное намерение Абулхаир-хана чрез многие разговоры узнал, и он мне объявил, чего ради он один без согласия других просил быть в подданстве всероссийском: первое – ханы у них несамовластные, второе – ненаследные, а он, Абулхаир-хан, желает, чтоб протекциею Е. и. в. быть ему самовластным и дети б ево по нем были наследники, так как Аюка-хан волен над своими калмыками». Об этом неоднократно говорили многие историки, но ясно, что у батыров должны были быть свои интересы в этом вопросе.

Обращает на себя внимание тот факт, что Бокенбай и Есет были самыми известными батырами Младшего жуза. Их имена постоянно упоминаются в числе участников многих битв и сражений того периода. Более того, как известно, Бокенбай на съезде 1710 г. был избран главнокомандующим казахского ополчения Среднего и Младшего жузов. Но в то же время Бокенбай и Есет являлись предводителями союза жетыру, чьи позиции в племенной иерархии не шли ни в какое сравнение с позициями алшинов. Это отражалось в первую очередь на распределении отвоеванных у калмыков и башкиров кочевий, когда алшинским родам доставались самые лучшие земли, а роды жетыру были вынуждены тесниться в пустынях и полупустынях.

Такое положение дел, разумеется, сильно не устраивало батыров, о чем А. И. Тевкелеву рассказывал сам Бокенбай. Так, позже в одном из разговоров батыр жаловался послу, что «от непостоянного киргис кайсацкого жития себе имеет великое беспокойство, понеже при всяких военных случаях, в первых огнях и выездах бывает он, Букенбай, и в первых может и погибнуть, как и четыре брата ево болшие в таковых же случаях хонтайшею убиты». Потребительское отношение со стороны соплеменников, воспринимающих его исключительно как ударную силу в конфликтах, надоело батыру, и он признался А. И. Тевкелеву, что в случае неудачи «он, Букенбай батырь, и зять ево Есет батырь и брат ево Худай-Назар-мурза от них, киргис кайсаков, отстанут и желают быть под рукою ея и. в.».

Фактически это означало, что при неблагоприятном исходе союз жетыру готов самостоятельно принять российское подданство. Бокенбая очень сильно интересовали кочевья по Яику, и он просил официально закрепить за подвластные ему и Есету родами земли, с которых они оттеснили башкир и калмыков. Взамен Бокенбай обещал А. И. Тевкелеву: «Киргиз кайсацкую орду в подданство российское в два года привести саблею». Надо сказать, что российский посланник частично выполнил свое обещание, и в 1734 г. российская императрица признала за своими новыми подданными завоеванную территорию, назначив границей Яик. Но до этого момента было еще далеко. А пока и хана, и батыров, и посланника ожидало еще множество испытаний.

Открытое выступление Бокенбая, Есета и Кудайназара, хотя и уберегло от немедленной гибели Абулхаира и А. И. Тевкелева, вызвало взрыв негодования среди алшинской знати. Такая ситуация не сулила ничего хорошего, и, как только Бокенбай 18 октября был вынужден уехать по делам в свои аулы, жизнь посла вновь оказалась под угрозой. А. И. Тевкелев пишет, что с этого дня «противная партия стала зело умножатца, и на каждой день на него, Тевкелева, набегами своими днем и ночью с великими криками нападать почели, а лошадей из табуна одбивали».

Конечно, Абулхаир тоже пытался как-то защитить посла (20 октября сумел даже пленить двух конокрадов и подверг их мучительным пыткам), но это только обострило отношения с «противной партией». На сцене появился знаменитый батыр Баймурат, чье имя впоследствии стало боевым кличем рода жаппас. Вероятно, пленники являлись сородичами батыра, чем и объясняется его заступничество. Абулхаир оказался принужден отдать пленников Баймурату.

А. И. Тевкелев был откровенно шокирован подобной картиной и стал требовать от Абулхаира немедленно послать гонца за Бокенбаем. Хан гонца отправил, но Бокенбай задерживался, а нападения тем временем продолжались. 3 ноября, отбиваясь, посольский конвой убил одного из нападавших, по имени Байгара.

Российского посла спасло появление Бокенбая и его брата Кудайназар-мурзы, которые на сей раз перекочевали со своими аулами, чем видимо, и объяснялась их задержка. Кроме того, Бокенбай путем переговоров нашел новых сторонников российского подданства, причем не только из родов жетыру, но даже из алшинов. Так, 5 ноября на сторону Бокенбая перешли сыновья знаменитого Аккиси-бия из рода шекты – Кара-батыр и Баимбет-батыр. Они приходились родственниками предводителям «противной партии» и по этой причине уклонились от официальной процедуры принесения присяги, но, тем не менее, в дальнейшем оказывали множество услуг российскому посланнику.

А нападения продолжались. В одном из набегов, 13 ноября, брат покойного Байгары, Сырлыбай, сумел взять в плен башкира Таймаса. Но процесс было уже не остановить. 21 ноября Кудайназар-мырза привез с собой на присягу к А. И. Тевкелеву еще 30 казахских старейшин во главе с Даулбай-беком. 23 ноября Бокенбай-батыр вновь покинул посла, но на сей раз, не полагаясь на Абулхаира, для охраны российского посла оставил батыра Есета.