Текст книги "Боец 5: Лихие 90-е"

– Я бы с ума сошел через месяц, – признался я.

– «Через месяц», – передразнил меня Глеб. – Некоторые и недели не выдерживают. А ты говоришь – кофе…

– А знаешь что? – внезапно воскликнул я. – Кажется, я понял, что нам нужно делать.

Глава 23

В принципе, идея-то моя была довольно таки нехитрой. Раз уж конкуренты проводят собственную пресс-конференцию и обещают там сенсации, то нам-то сам бог велел провести аналогичное мероприятие. Но поскольку все так завертелось, то и пресс-конференция должна быть капельку нестандартной. Ну самую малость уж точно. Обычно ведь как происходит на таких мероприятиях: собирают свору журналистов, минут может пятнадцать порассказывают, как все будет хорошо и как это важно, потом еще минут десять поотвечают на вопросы. И в ближайшую неделю выходят газеты с одними и теми же ответами, одними и теми же словами. Для банального информирования этого, в общем, действительно достаточно. А вот для сенсации – уже нет.

Я размышлял так: мы занимаемся чем? Шоу. А что такое шоу? Можно сказать, разновидность театра. Значит, мы по сути играем пьесу. («И про актеров уже подумали» – хохотнул я про себя, вспомнив нашу задумку с псевдоамериканцами). А в пьесе главное что? Конфликт! Если нет конфликта – зритель уйдет в лучшем случае в буфет, в худшем – домой. А вот если он есть – будет сидеть до конца и ничем его со своего зрительского места не сдвинешь. Получается, нужно придумать конфликт. А кто может хорошо поработать над драматургией, как не профессионал?

Я решил обратиться в один из частных драматических театров Москвы – благо, в новом времени их появились десятки, если не сотни. Обращаться в какой-нибудь из «больших и малых» было бессмысленно – люди там, как правило, довольно консервативные, график работы аховый, и вряд ли они будут ввязываться в какие-то авантюры. Их разве что на рекламный ролик можно соблазнить, и то только большим гонораром. А вот частные театры делают в основном энтузиасты, чаще всего молодые, а то и вообще студенты. А это – самый энергичный народ. Им все интересно, все хочется попробовать, а гонорарные запросы еще пока остаются на уровне «сколько сможете» или и вовсе «купите пообедать». Вот к таким частникам я и обратился.

– Слушай, парень, ты актер? – обратился я к юноше, курящему у входа в театр и весело поглядывающему из-под темных очков на проходящих мимо девушек.

Он нехотя перевел взгляд на меня.

– Ну допустим. А что?

– Мне помощь нужна. Надо сценарий один написать. Не бесплатно, естественно, – многозначительно добавил я.

– Так это к сценаристам, – протянул парень. – Я-то чужие тексты привык учить, а не свои писать.

Вот еще я сценаристов не искал. Тоже мне, съемки «Семнадцати мгновений весны». Был у меня в прошлой жизни один знакомый писатель. Так чтобы добиться от него хотя бы начала обещанного текста, заказчики его неделями доставали – вдохновения, видите ли, ждал. Так что я специально решил найти именно актеров: они-то точно ребята пошустрее. А они меня, значит, обратно к своим писакам отправляют. Нет уж, так дело не пойдет!

– Нет, мне нужно именно актерское видение, – нашелся я. – Понимаешь, я хочу, чтобы сцена была написана сразу с прицелом на то, как она будет поставлена. А не с абстрактными «может, там, а может, эти, а может, вообще не знаю что».

– Это да, – усмехнулся актер, – они такое любят. Потом читаешь сценарий и невозможно врубиться, что вообще происходит. И все у них ради высокого искусства, а то, что это сыграть невозможно, их не волнует, – он энергично сплюнул. Видимо, я задел его актерское нутро за живое.

– Ну вот, – обрадовался я, – а мне как раз нужна реалистичность, максимальная простота и естественность происходящего. Может, объединимся с твоими коллегами и вместе чего-нибудь сообразим? Там сцена-то небольшая, но должно быть правдоподобно.

– А чего с коллегами-то? – нахохлилось юное дарование. – Я и сам могу.

– Коллективом лучше, – объяснил я, – меньше стереотипов будет. Чем больше мнений, тем лучше результат. Да ты не волнуйся, твой гонорар-то от этого меньше не станет. Тебя как зовут-то? Я Сергей.

– А я Стас. Я правильно понимаю, что речь не о театральной постановке? – улыбнулся актер, хитро сощурив глаза.

– Правильно, – кивнул я с ответной улыбкой, – хотя это с какой стороны посмотреть…

В помещениях таких организаций, которые создавались одними энтузиастами, есть свой шарм. Здесь, как правило, нет просторных коридоров и огромных залов – есть только несколько тесных комнатушек, каждая из которых выполняет сразу несколько функций. Зато общая атмосфера – живая, творческая и энергичная, в отличие от официозных многоэтажных зданий. Вот в одной из таких комнатушек – полугримерной, полукабинете, полугардеробе, полу-бог-знает-что-еще, мы и собрались. Стас позвал еще нескольких актеров. Как я и рассчитывал, после волшебного слова «платят» никого уговаривать не пришлось.

Я вкратце объяснил ситуацию. Рассказал, что предстоит пресс-конференция, посвященная крупному спортивному мероприятию. И что на этой конференции, которая будет идти в прямом эфире, должно произойти нечто из ряда вон выходящее, что не позволит зрителю переключиться на другой канал. И вероятнее всего, это должен быть какой-то конфликт.

– У вас же в пьесах часто бывают всякие ссоры, драки? Вот мне нужно что-то подобное, но только чтобы это выглядело как можно естественнее. Как на базаре или вокзале. Никаких заламываний рук и прочей театральности, – добавил я.

Ребята задумались.

– Это, в принципе, можно, – произнес актер, присевший рядом со входом прямо на стол. – Только надо понять, вокруг чего они поссориться могут. Сколько у нас времени?

– Ребята, ну считайте, что нужно вчера, – развел я руками. – Прямо сейчас сможете написать? Ну, скажем, часа за два? Вы же лучше меня знаете, как все это ставится, быстро сообразите. А я за скорость еще доплачу.

– Вы чего там опять соображать вздумали? – послышался скрипучий голос из коридора и на пороге появился неряшливо одетый мужчина средних лет. – Мы о чем с вами говорили? У нас премьера через месяц, а у вас еще конь не валялся!

– Дмитрий Федорович, да там такая пьеса, что можно реально коня на сцене положить и больше ничего не делать, и прокатит, – парировала одна из актрис.

– Ага, особенно если рядом кого-нибудь раздеть, – поддакнул с намеком рядом сидящий парень и тут же получил от девушки укоризненный взгляд.

– И что? Ну такие пьесы сейчас. Мы современный театр. Теперь что, можно всякой ерундой заниматься в ущерб работе? – громыхал мужик.

– Нам за эту работу так платят, что целых три раза пообедать можно, – отозвался Стас. – Так не мешайте хоть подрабатывать. Тем более что это в свободное от работы время.

– У настоящего актера нет и не может быть времени, свободного от искусства! – режиссер, кажется, любил пафосные и бессмысленные банальности.

– Скажите это нашим организмам! У меня скоро язва уже появится от такого режима питания, – повысил голос еще один актер.

– Ну правда, Дмитрий Федорович, давайте не накалять обстановку, а то театр театром, конечно, но мы еще и жрать хотим, – примирительно сказал Стас.

Режиссер еще немного поворчал, но, видимо, осознав справедливость претензий своих подопечных, удалился.

– Энтузиаст хренов, – прокомментировал Стас. – Ладно. В общем, Сергей, заходите через пару часов. Думаю, что-нибудь точно получится.

Я погулял по окрестностям. В конце концов, нечасто получается просто побродить по городу, посмотреть, а в моем случае – вспомнить, как он изменился, понаблюдать за прохожими… Да и, помимо этого, нужно было известить мою команду о небольших изменениях в программе, чтобы это не стало ни для кого сюрпризом. Собственно, прежде всего нужно было предупредить Алину – это ведь ей предстояло продолжать переговоры от нашего общего имени.

Я нашел ближайшую телефонную будку и набрал ее гостиничный номер.

– Слушай, у нас небольшие коррективы в планах, – сообщил я в трубку, когда расспросил Алину о ее самочувствии и удостоверился, что никаких неприятных новостей за этот день не произошло.

– Ну так просвети, – к моему облегчению, к ней вернулось то кокетливое состояние, в котором она разговаривала с мужчинами чуть свысока. Королева снова в строю!

– В общем, у тебя там запланировано интервью насчет нашего турнира, – сказал я. – Нужно его отменить, а вместо него организовать пресс-конференцию. Причем в строго определенные часы.

– Сереж, тебя обуяла мания величия? – насмешливо-заботливо поинтересовалась Алина. – Зачем тебе конференция?

Я напомнил ей о планах наших конкурентов и рассказал о том, что они уже вовсю активничают. Упомянул я и о разговоре с Глебом. А главное – сообщил, кто является заказчиком параллельного турнира. Интонации моей собеседницы моментально стали серьезными.

– Так что наш единственный шанс перебить их рекламу – это устроить свой скандал ровно в то же время, пока они на другом канале будут приторно расписывать, какие они молодцы и как блестяще у них все организовано, – закончил я.

Алина помолчала.

– Да, серьезно у них все поставлено, – вздохнула она. – Наверное, ты прав. Когда все будет готово?

Я взглянул на часы.

– Где-то через час я иду обратно в театр, – ответил я. – Надеюсь, что у этих юных драматургов уже будет текст. Потом поеду к Сереге со Степанычем, будем думать над постановкой и актерским составом.

– Хорошо, – сказала Алина. – Тогда я отменяю интервью, а пресс-конференцию назначу попозже, чтобы та сторона не сразу об этом узнала и не успела ничего придумать.

– Резонно, – согласился я.

– Удачи тебе, Станиславский! – шутливо проворковала Алина, изобразила губами звук поцелуя и положила трубку.

Я еще немного погулял по улицам, купил у уличной продавщицы пломбир. Не знаю – может быть, это были мои ностальгические настроения, но мне показалось, что мороженое здесь гораздо вкуснее, чем в нашем двадцать первом веке. С аппетитом доев вафельный стаканчик, я направился в театр.

У актеров, как выяснилось, было уже все готово. Похоже, что их самих захватила моя идея: они наперебой объясняли мне, в какой момент что должно было произойти и почему реплики и действия героев должны быть именно такими. В какой-то момент я понял, что если я их не прерву, то их импровизационные «добавки» продлятся до поздней ночи.

– Спасибо, ребята, – смеясь, сказал я. – Ваших придумок нам хватит конференций на пять!

Расплатившись с бригадой авторов, я отправился к своим. Пора было приступать к работе собственного театра. Хотя в какие-то моменты мне начинало казаться, что все это больше похоже на цирк…

По прибытии мне пришлось уже в третий раз за день повторять, что и для чего мы будем делать.

– Да что ж им неймется-то, – проговорил Сергей. – И что, у них действительно много рекламы?

– Слушай, ну мы с Глебом специально включили телевизор, – объяснил я. – Там их роликов больше, чем любых других. Плюс афиши, плюс наверняка в газетах. Такая рекламная бомбардировка – не захочешь, а услышишь, где, когда и что. И запомнишь. Поэтому нам надо быть настойчивей, находчивей… изобретательней, что ли.

– Для того, чтобы морды бить, сам турнир есть, – отозвался Степаныч.

– Еще раз говорю: нужен конфликт, – терпеливо повторил я. – Будет конфликт – зрителя за уши от нас не оттащишь. И все эти их конференции живо уйдут на второй план, да и вообще забудутся.

– Мда, действительно получается шоу, – задумчиво сказал Серега. – Строим какую-то альтернативную реальность.

– Ага, причем этого шоу и этой реальности уже скоро будет больше, чем самого турнира, – недовольно проворчал Степаныч.

– Степаныч, да пойми ты – это все только ради того, чтобы этот турнир вообще состоялся! – не выдержал я. – И чтобы у твоих бойцов потом появились новые перспективы!

– Да понимаю я, не дурак, – отмахнулся тренер. – Просто все это как-то… что ж за время-то такое!

– Какое уж есть, – мне оставалось только развести руками. – Нам нужно перебить этих деятелей, а то… Ты же лучше меня знаешь, кто такой Вариант. А особенно – что ситуация здесь предельно серьезная и действовать надо как можно более обдуманно.

– Да знаю, знаю, – нетерпеливо перебил Степаныч. – Что с американцами-то делать будем? В смысле – кого американцем назначим?

– Придется провести кастинг среди бойцов, – ответил я. – Отбирать будем не только по профессиональным качествам, но и по внешности. Ярко выраженные кавказцы или азиаты сразу отпадают – никто не поверит, что он вчера из Нью-Йорка прибыл. Лучше какого-нибудь блондина или шатена. Многие американцы по типажу на нас похожи. И да, самое-то главное я и забыл: выбирать будем из тех, кто очень хорошо говорит по-английски.

– Опять мне у хороших бойцов энергию тратить на черте-что, – вздохнул Степаныч.

Вообще-то старый тренер все прекрасно понимал. Но у него, как и у большинства людей старшего поколения, консерватизм периодически брал верх над практичностью. Так многие люди еще глубоко советского воспитания были убеждены, что лучший способ убедить ребенка чем-либо заниматься – сказать, что кто-то авторитетный считал, что это хорошо. Максимальная уступка, на которую они могли пойти в этом убеждении – заменить авторитетного Ленина на кого-нибудь помоложе. И объяснить им, что современные дети будут что-то делать, только если их не заставлять, а увлекать – практически невыполнимая задача.

Вот и Степаныч время от времени начинал бурчать, что, дескать, был бы спортсмен хорошего уровня, а востребованным он станет и без рекламы. Хотя окружающая действительность все чаще говорила об обратном: каждый знал массу примеров, когда отличнейший спортсмен или артист годами оставался неизвестным и никому не нужным просто потому, что не занимался рекламой себя и своего дела. А всего-то и надо было – подключить специалистов или направить свою коммуникабельность в нужное русло. Если, конечно, эта самая коммуникабельность в человеке была. В общем, реклама – двигатель не только торговли, но и отдельно взятой карьеры. И в новых условиях этого нельзя было не учитывать.

Мы отправились в зал, где у спортсменов полным ходом шла тренировка. Такой задачи перед бойцами явно никто еще не ставил. Когда раздалась команда «поднимите руки те, кто хорошо владеет английским языком», некоторые посмотрели на нас с изумлением: от тренеров в рабочем процессе можно было ожидать чего угодно, но не требования гуманитарных знаний. Тем не менее, человек пять со сносным английским среди наших спортсменов нашлось. В итоге мы отобрали двух кандидатов на роль гостей из Америки: основного и запасного – на случай, если первый заболеет. Их мы попросили пройти в кабинет, остальные вернулись к тренировке.

Пока Степаныч с Серегой просвещали «избранных», чем им предстоит заниматься, мне нужно было сделать еще одну вещь. В бесконечных коридорах дворца спорта я разыскал Танка.

– Слушай, мы же можем снять какой-нибудь из ближайших боев на видео? – спросил я его. – Ну из тех, которые буквально сегодня-завтра-послезавтра?

Танк пожал плечами.

– В принципе это иногда делается, – неопределенно ответил он. – Что-то продается на мелкие телеканалы, что-то отдается в распространение на кассетах.

– То есть все нужные для этого контакты есть, – уточнил я.

– А как же, – усмехнулся Танк, – обижаешь.

– Тогда найди, пожалуйста, подходящего оператора и пусть он снимет какой-нибудь ближайший бой, – сказал я. – А в видеозапись пусть в нескольких местах вмонтирует рекламу нашего турнира. Отдашь пиратам, пусть на кассетах тиражируют, ну и если в каких-то видеосалонах или где-то вроде того получится пристроить – вообще будет хорошо.

Танк понимающе кивнул.

Глава 24

Вообще, конечно, не все у нас шло так гладко, как хотелось бы. Те же бойцы, которым предстояло участвовать в турнире и сопутствующем «шоу», далеко не сразу и не безропотно согласились побыть актерами. Начали спорить, пришлось переубеждать.

Когда Серега и Степаныч объявили бойцам, что им предстоит разыграть конфликт между русским и американцем, причем «американцу» придется изображать незнание русского языка и непонимание российских традиций – поднялась самая настоящая буря недовольства.

– Я не понял, мы че, в драмкружок пришли, что ли? – спросил один из спортсменов.

В зале расползлись смешки. Психология у спортсменов 90-х была совсем иной, что понятно.

Второй выразился прямее:

– Слушайте, это что же получается – вы, значит, бабки будете зашибать, а мы тут вам, как клоуны, плясать должны? Мы что тут, актрисульки дешевые? Мы вообще-то спортом занимаемся, а не… этим, – он еле сдержался, чтобы не выругаться, но рожу при этом такую скорчил, что яснее всяких слов.

– А Мохаммед Али, по-твоему, тоже «дешевая актрисулька», раз в сериале снялся? – жестко оборвал его Степаныч. – Профессиональный спорт тем и отличается от любительского, что чтобы бабки зашибать, как ты выразился, надо зрителя понравится. Врубаетесь?

Бойцы смущенно замолчали. Все-таки имя Али было непререкаемым авторитетом. Да и Степаныча тут знал каждый.

– Любой спортсмен, участвующий в публичных соревнованиях, тем более тех, которые снимаются или транслируются в прямом эфире – уже в чем-то шоумен и актер, – пояснил Серега. – Да, основное внимание идет на профессиональные навыки ведения боя. Но среди великих спортсменов, оставивших след в истории – в любом виде спорта! – вы не найдете ни одного, который бы вообще не думал о том, как его воспринимает публика. Другими словами, спортсмен, выходящий на ринг, на площадку или стадион, уже в той или иной степени находится в образе. Если вы хотите чтобы вам спорт на масло к хлебу денег приносил, то будьте добры. Или так и будете ходить в подвальные качалки по вечерам.

– Так тут уже и под своим именем не выйдешь, – резонно заметил нелюбитель «драмкружков». – Турнир, в конце концов, пацаны наши будут смотреть, с которыми тренировался, учился – что они обо мне подумают-то? Что я ради сверкания перед камерой маму родную продам? Какая-то тухлая тема, не?

– Тебя же не паспорт просят сменить, – возразил Степаныч. – А поучаствовать в развитии отечественной спортивной индустрии. Тете же потом те пацаны звонить будут и интересоваться, как попасть в этот «цирк». Так что спасибо скажи, что тебе шанс такой выпал.

– Спасибо, – буркнул спортсмен, опустив глаза.

Все он прекрасно понимал, просто решил погундеть галочки ради.

– И да, кстати, молодежь, насчет развития, – решил добавить я. – Имейте в виду, что по итогу выбранные бойцы встанут во главе карда. А кроме того, получат весьма хороший гонорар, до которого без, как вы это обозвали, «драмкружка» вам своим ходом еще расти и расти.

– Че за кадра? – уточнил один из бойцов.

– Не кадра, а карда, – поправил я и в двух словах объяснил, что это означает.

Мой аргумент молодых спортсменов убедил и даже взбодрил. Во всяком случае, недовольство, кажется, свелось к минимуму. Степаныч и Серега раздали бойцам листки с написанным текстом – и начались пробы. Вот это, конечно, было еще то зрелище! Прочитать по бумажке написанный текст большого ума не надо, а вот наблюдать, как парни, привыкшие в основном работать руками и ногами, изо всех сил пытаются войти в образ…

«Да, на такое действо надо продавать отдельные билеты. Разойдутся влет, будет неплохая дополнительная прибыль», – подумал я, пытаясь сдержать улыбку.

Но у одного из парней получалось откровенно слабо. Он держал в руках листок, стоя напротив своего соперника и бубнил «угрозы» себе под нос, чуть ли не шёпотом.

– Я тебя наизнанку выверну, а потом обратно верну… – говоря, он весь покраснел, как помидор, стеснялся.

Я решил пареньку помочь, чуть понаблюдав за ним со стороны. Подошел, взял листок.

– Не получается, признался он, покачав головой.

– Получится, просто посмотри как это делаю я.

Я подошел к спортсмену, мелькнул глазами по тексту и резко поднес указательный палец к его сонной артерии.

– Слышь ты чучело, я тебя наизнанку выверну, а потом обратно верну, – проскрежетал я, стиснув зубы.

– Э-э… че я тебе сделал то, – поверил мой визави.

– Это, брат, и есть актерская игра, – похлопал его по плечу и вернул текст.

– Блин, а я внатуре поверил, прикинь. Думал ты мне предъяву кидаешь!

– Значит и зритель поверит.

– А как ты так умеешь? Научи!

Пришлось раскрывать небольшой секрет.

– Представь, что твой соперник на самом деле заслуживает такого обращения. Вот что ты любишь?

– Тренироваться…

– Так вот представь, что соперник пришел к тебе в зал в грязных сапогах и все маты оттоптал!

Спортсмен приподнял бровь, поучился на своего соперника.

– Попробую.

– Только без рукоприкладства.

В целом текс, написанный молодыми актерами, был похож на то, что называется трештоками: короткие оскорбительные фразы в адрес соперника, а в нашем случае, учитывая особенности турнира – и его страны. Наиболее наглядно это читалось с «американцем». Парень, которому выпало играть роль, кричал на ломаном русском примерно следующее:

– Чего ты там можешь с твоим Советским Союзом?

Да мы нарочно оставили упоминание СССР, хотя его уже не было, чтобы поддержать стереотипные мнения обеих стран. Наши считали американцев немного туго соображающими, и те периодически действительно давали для этого повод, демонстрируя совершенно дремучие представления о нашей стране.

– Эй, все русские – сраные алкаши, у вас медведи на улицах ходят, понял? Похмелиться перед боем не забыл? Кто был твой тренер? Пьяный медведь на Арбате, который трахнул тебя балалайкой?

Все присутствующие при этих словах заржали, как кони. Наш «Американ бой» вошел в кураж.

– Да я ненавижу ваш Союз! Я тебя в первом же раунде в такой нокаут отправлю, что ты до конца жизни там пролежишь! Так и быть, попрошу положить рядом с тобой бутылку водки, чтобы ты сразу не сдох!

Претендент на роль русского бойца тоже имел свой текст. Этот образ, по задумке, должен был быть полной противоположностью «американцу». Если тот истерил, подпрыгивал на месте, кричал и, казалось, не мог ни минуты находиться в состоянии покоя, то наш должен был предстать перед зрителем этаким русским богатырем: немного медлительным, умиротворенным, но готовым в любой момент поставить на место зарвавшегося противника дав ему мощной лапой по наглой морде.

– Кажется, он что-то пробормотал про нокаут? И это говорит тот, кто уже приехал в состоянии нокаута? Ты интурист, твое дело – приехать, понять, что ты еще не дорос сражаться с русским богатырем и уехать с позором! Только не забудь купить матрешку на память, чтобы похвастаться у себя хоть каким-то достижением в России!

Отбирать кандидатов на роль и прослушивать по двадцать раз одни и те же тексты оказалось занятием нелегким. Выбирать тех, кто готов к бою, было для меня намного проще: критерии были четкими и для нас, и для бойцов. Здесь же приходилось полагаться во многом на интуицию. Кому поверят зрители – в том числе среди наших конкурентов? Кто ни единым жестом и словом не выдаст своего истинного происхождения и не даст повода заподозрить нас в мухлеже?

После долгих сомнений и споров на роль русского был выбран самбист – паренек классической славянской внешности. Это был голубоглазый блондин с обаятельной широкой улыбкой а-ля Гагарин.

– Ничего, что я вообще-то белорус? – засмеялся он, когда мы объявили ему о своем решении.

– Ничего! Не китаец же, – улыбнулся в ответ Серега.

– Белорусов от русских даже между собой не всякий отличит, а уж на контрасте с американцем – тем более! – поддакнул Степаныч.

Американцем для поединка был назначен штангист – огромный волосатый мужик с пудовыми кулаками. Кажется, он настолько вжился в роль, что уже начинал материться по-английски, а не по-русски.

– Маза фака, щит… – блистал он знаниями из боевиков.

– Я хочу еще раз напомнить, что все, что вы будете говорить друг другу в процессе конференции или самого выступления, не имеет ни малейшего отношения к вам лично, – обратился к ним я. – В разных странах все же разное отношение к словам. Если в Америке можно сыпать «мазафаками» через слово и никто даже не обратит на это особого внимания, то у нас за одну неудачную фразу могут искалечить или убить. И вполне возможно, что у кого-то из вас проявится рефлекс под названием «Ответь за базар». Так вот, этого делать ни в коем случае не надо! Противник оскорбляет не вас, а персонажа, которого вы играете! Все всё поняли?

Отобранные участники согласно покивали головами.

– Слышь, Боец, а ты не боишься, что «американец» побьет нашего? Ну в смысле выиграет? – с опаской спросил Степаныч, глядя на эту волосатую груду мышц.

– Да нет, – отмахнулся я. – Тот-то, второй, тоже не случайный пассажир. Самбисты умеют работать с разными противниками. А в работе мы его видели. Так что все будет в порядке.

Спустя некоторое время появился Танк, которому я дал задание перед актерскими пробами, и привел с собой оператора. Мы решили прямо здесь поставить и снять якобы реальный конфликт «американца» и русского. На фоне ругающихся и почти срывающихся в драку двух бойцов стоял я и приглашал всех желающих на турнир. В своей вдохновенной речи я расписал нашего псевдоамериканца так, что неискушенный зритель мог подумать, будто бы мы привезли ему мировую суперзвезду единоборств.

– У него двадцать боев, ноль поражений и все двадцать закончились нокаутами в первом раунде… – гласил текст.

Хотя чересчур перебарщивать с эпитетами тоже не стоило: в конце концов, если он такой великий, то уж в профессиональном спортивном сообществе о нем должны были хотя бы слышать. Я решил поменять количество нокаутов и упоминание о том, что все они состоялись в первом раунде.

Мы отсняли несколько дублей.

– В общем, смотри: все это надо красиво и эффектно смонтировать, а затем лучше всего записать этот ролик перед боем каких-нибудь звезд, – сказал я оператору. – Ну или хотя бы перед популярными боевиками. Потом размножишь это дело, сделаешь кассет сто, двести, ну или сколько получится, и отдашь все это нам.

– А дальше что? – спросил Танк.

– А дальше нам потребуется заполонить этими кассетами весь видеорынок Москвы и ее окрестностей, – ответил я. – Чтобы это получилось побыстрее, пусть каждый возьмет с собой кассет по десять-двадцать и пристроит на точках района, где живет. Продавцы обычно идут на контакт, хороший товар берут. Что, ребята, сделаем? – обернулся я к бойцам.

Те снова согласно закивали. Кажется, быть персонажами шоу-бизнеса им нравилось все больше и больше – я невольно улыбнулся при этой мысли.

А пока я занимался подключением видеоиндустрии, начали подтягиваться новые ребята. Мы ведь пока что отобрали только главных героев – «русского» и «американца», то бишь «звезд» нашего турнира. В шоу-бизнесе таких выступающих называют «паровозами», а если менее цинично – «хедлайнерами». А нам еще предстояло сформировать сам кард. Звезды звездами, но и остальные участники команды должны быть сильными. Во-первых, каждый из них должен быть готов в случае чего выйти на замену кого бы то ни было, а во-вторых, когда лидеры выглядят сильно на фоне слабой команды, то они тоже перестают казаться такими уж сильными. Это все равно что проводить соревнования между взрослым спортсменом и пятиклассниками и потом объявить его самым сильным.

С кандидатами в кард занимались Серега и Степаныч. Но и я время от времени заглядывал в зал – следил, как идут дела. Конечно, я не мог заниматься всеми фронтами работ сразу, но и совсем уж бросать все на чужое усмотрение тоже не был готов.

И вскоре я убедился, что не зря я приглядывал за ребятами. Одного паренька Степаныч после долгих сомнений отправил из зала. А мне он приглянулся: движения точные, сам сосредоточен, явно знает, что и для чего делает. Я тормознул его на входе в спортзал и попросил повторить тестовое задание еще раз, для меня. Увиденное меня вполне устроило, я попросил его подождать и подошел к Степанычу.

– Чего ты мальчишку-то забраковал? – спросил его я. – Что тебе не понравилось? По-моему, работает четко.

– Четко-то четко, – нахмурился тот. – Но уверенности в нем маловато. Ученик он еще. И работает по-ученически.

– Ну, не скажи, – возразил я. – Неуверенность в нем есть, это правда, но она не спортивная, а бытовая. Но откуда же взяться уверенности, если его никуда не брать? Это вообще дело наживное – тут выступил, там победил, в команде пообтесался – вот тебе и уверенность появилась, года не прошло. А разбрасываться такими многообещающими кадрами лично я бы не стал.

Степаныч пожевал губами. При всей своей тяге к объективности он не очень любил, когда его профессиональный взгляд подвергали сомнению.

– Ну смотри, – наконец сказал он. – Если хочешь, давай его оставим. Но только под твою личную ответственность! А я свое слово сказал.

– Разумеется, – согласился я и пошел сообщать радостную новость юному бойцу.

Каким бы длинным и насыщенным ни был этот день, но и он подошел к концу. Бойцы, не попавшие в кард, и те, кого мы отобрали, отправились по домам. Одни – работать над ошибками, другие – ждать нашего звонка и учить сценарий мероприятия.

– Ну что, мне кажется, сегодня мы хорошо поработали, – довольно сказал Серега, потягиваясь в своем кресле после того, как мы снова собрались втроем у него в кабинете.

– Да, неплохо, – согласился я, перечитывая наши рабочие записки за день. Здесь мы отмечали качества каждого бойца, которого отсмотрели в ходе отбора. Такие записи позволяют свести к минимуму риск сиюминутных решений, принятых «на эмоциях». – Ты положи эти бумажки куда-нибудь… где они не потеряются, – я протянул записки Сереге.

– А что, это такой бесценный архив? – в недоумении спросил он.

– Ну, знаешь, бесценный – не бесценный, а в процессе еще может пригодиться. Мы вон сегодня, например, со Степанычем поспорили из-за одной кандидатуры, – я хитро посмотрел на тренера. Тот недовольно крякнул, взглянув на меня исподлобья. – А так взглянешь на конспекты – и вся картина сразу перед глазами.

– Ну ладно, – Сергей сгреб мои записки и убрал их в ящик стола. Заметив мой взгляд, он пояснил: – Сюда никто, кроме меня, не заглядывает. Рассказывай, какие у нас теперь планы? Что будем делать дальше?

– Планов у нас еще много, – неопределенно ответил я, – и все творческие. У тебя есть номера телефонов, по которым можно девочек заказать?

Степаныч аж присвистнул от такого вопроса.

– Боец, ну ты реально боец, – захохотал он. – Люди после такого рабочего дня с ног валятся – лишь бы до душа кое-как добрести да на кровать рухнуть. А тебе еще девочек подавай, да не одну! Силен, ничего не скажешь!

– Да, ты правда даешь, – улыбался Серега. – Нет, телефоны, конечно, есть. Чего греха таить, если все не без него. Мы тут тоже люди. Но на фига же тебе девочки по вызову, если тебя в гостинице такая красотка ждет, после которых на этих «фей» без слез не взглянешь, а?