Текст книги "Женитьба Корбаля"

Глава XI

Оставив мадемуазель де Монсорбье наедине со скудным содержимым своего гардероба, месье де Корбаль пошел готовиться к отъезду. Прежде всего он собрал все имеющиеся у него деньги, включая несколько золотых монет, извлеченных из тайника и спрятанных затем в его поясе, и связку ассигнатов note 29Note29
  Ассигнаты – бумажные денежные обязательства, выпущенные Национальным собранием Франции и постепенно ставшие главным ресурсом казны для покрытия текущих расходов. В 1793 г. стали выпускаться в неограниченном количестве, и их курс быстро понизился


[Закрыть], которые он намеревался потратить по дороге, поскольку за границей они превращались в ничего не стоящие бумажки. Затем настала очередь немногих фамильных драгоценностей и, наконец, документов, подтверждающих его право на владение титулом и землей, – последние не имели особого значения сейчас, но могли пригодиться в будущем, когда Франция наконец очнется от республиканского кошмара.

Он натянул сапоги со шпорами, прихватил плащ и чемодан – она предупредила его, что с наступлением темноты они отправятся в путь верхом, – и спустился в вестибюль, где его уже поджидала облаченная в мужской дорожный костюм мадемуазель де Монсорбье. Он не мог не подивиться тому, как ловко и быстро она сумела ушить его одежду, но еще больше его поразило то, что сейчас она не сидела сложа руки, а решительно действовала, чем, по его мнению, следовало бы заниматься ему самому.

– А вот и ты, Фужеро. Очень кстати. Месье виконт уже собрался, – едва появившись на лестнице, услышал он ее резкий голос. – Ты все закончил?

– Да, мадемуазель, все, как вы велели, – ответил тот, и из его слов Корбаль сделал вывод, что она раскрыла слугам тайну своего происхождения.

– Где твоя семья?

– Они ждут возле крыльца вместе с Филоменой.

– А лошади?

– Уже оседланы, мадемуазель.

– Шляпа и кушак?

– На кресле, мадемуазель.

Месье де Корбаль остановился в центре вестибюля и вопросительно посмотрел на нее. Она показалась ему бледной и слегка взволнованной, но от этого ничуть не менее решительной и энергичной. Она шагнула к креслу, взяла с него принадлежавшие Шовиньеру трехцветный кушак и украшенную перьями шляпу с кокардой и протянула их виконту.

Тот в ужасе отпрянул от нее.

– Надевай, – не терпящим возражений тоном проговорила она. – Отныне ты – гражданин полномочный представитель Шовиньер.

– Но этого мало, чтобы… – начал было он.

– Все остальное у меня здесь, – она похлопала себя по груди. – Идем же, друг мой, нам нельзя терять ни минуты.

Нехотя уступив ей, он обвязал себя трехцветным кушаком, надел шляпу Шовиньера и направился к выходу, а Фужеро последовал за своим господином с чемоданом в руках.

Возле крыльца стояли Филомена, жена Фужеро и ее двое сыновей, державшие под уздцы оседланных лошадей. Прощанье слуг со своим сеньором вышло кратким и трогательным. Глаза у всех были на мокром месте, а Филомена плакала, не стесняясь своих слез. Боясь нечаянно выдать владевшие им чувства, виконт молча пожал всем руки и так же молча, не проронив ни слова, сел на лошадь.

– Присматривайте за землей, – сделала за него последнее распоряжение мадемуазель де Монсорбье. – Считайте ее своей до тех пор, пока месье виконт не вернется.

– Господи, поскорее бы! – сдавленно отозвался Фужеро и добавил фразу, показавшуюся виконту весьма странной: – Мы непременно отстроим ваш дом.

– Да хранит вас Господь, месье виконт! – воскликнула жена Фужеро, и все остальные нестройным хором повторили ее благословение.

Их слова еще звучали в ушах Корбаля, когда он вонзил шпоры в бок своей лошади и, сопровождаемый мадемуазель де Монсорбье, торопливо поскакал по тропинке, огибавшей Пуссино и уходившей в сторону Бургундии.

Их путь лежал вверх по склону холма, возвышавшемуся к востоку от города, и через полтора часа, достигнув его вершины, они в первый раз остановились, чтобы перевести дух и бросить прощальный взгляд на эти места. Темная спящая долина расстилалась у их ног, но в пяти милях к западу вздымался к небу красноватый колышущийся столб пламени, привлекший внимание месье де Корбаля. Секунду он напряженно вглядывался в этом направлении, вытянув шею и затаив дыхание.

– Да это горит Корбаль! – ахнул он, и в его голосе сквозила такая боль, словно пламя терзало его собственную плоть.

Мадемуазель сочувственно вздохнула.

– Да, мой дорогой, – негромко произнесла она. – Это Корбаль. Корбаль, ставший погребальным костром для Шовиньера.

Что-то в ее голосе заставило его вспомнить загадочную фразу, оброненную Фужеро: «Мы непременно отстроим ваш дом». Он резко повернулся в седле и пристально вгляделся в ее лицо, почти неразличимое во мраке.

– Значит, ты знала! – укоризненно вскричал он.

– Слуги всего лишь выполнили мое приказание, – сдержанно отозвалась она.

– Твое? – искренне изумился он. – И тебя послушались?

– Да, когда они поняли, что это необходимо для твоего и их собственного спасения.

– Но почему они прежде не спросили меня? – в его голосе послышались недовольные нотки.

– Ты мог начать колебаться, и, уговаривая тебя, мы потеряли бы драгоценное время. Вполне возможно, что из любви к дому своих предков ты отверг бы любые доводы. Фужеро понимал это и поэтому послушался меня.

– Зачем же было поджигать дом? – не успокаивался Корбаль.

– Чтобы уничтожить не только следы того, что произошло там, но и гарантировать безопасность слуг, которых могли заподозрить в соучастии в твоем исчезновении. Выслушай меня, любимый мой. Сейчас Фужеро и его семейство должны появиться в городе и сообщить, что, вернувшись вечером с поля, они застали дом объятый пламенем. В Пуссино начнут строить различные предположения и наверняка заподозрят, что ты сам устроил поджог и погиб в огне; если они не додумаются до этого, Фужеро должен намекнуть им о возможной причине пожара. Исчезновение Шовиньера, несомненно, покажется всем крайне подозрительным, особенно если станет известно, что сегодня вечером он отправился в Корбаль. Но пусть это не беспокоит тебя. К утру мы будем уже далеко.

– Я понял наконец, – сказал он. – Прости мою глупость. – Он вновь посмотрел на плещущиеся вдалеке языки пламени, и его взор затуманился.

– Да, иного выхода не оставалось. Но… о Господи!

Она не сразу ответила ему.

– В этом мире, Рауль, за все приходится платить, – сказала она. – То, что ты видишь перед собой, является платой за твою жизнь. Неужели ты считаешь ее слишком высокой?

Стряхнув с себя минутную слабость, он повернулся к ней.

– Нет, тысячу раз нет, – если только я не обманываюсь и такой ценой покупаю жизнь и любовь.

– Ты не обманываешься, любимый мой. Я обещаю тебе и то и другое. – Она отняла свою руку и уже более деловито добавила: – Однако нам надо спешить. Ты теперь гражданин Шовиньер, направляющийся с особой миссией в Швейцарию, а я – твой секретарь Антуан.

Он с сомнением вздохнул.

– Хорошо. Но чем, в случае необходимости, мы сможем это подтвердить?

Она протянула ему пакет, завернутый в промасленную бумагу и перевязанный лентой.

– Возьми, – сказала она. – Здесь паспорта, выданные Комитетом общественного спасения note 30Note30
  Комитет общественного спасения – правительство революционной Франции в период якобинской диктатуры (31 мая 1793 – 27 июля 1794)


[Закрыть] на имя гражданина полномочного представителя Конвента Шовиньера и его секретаря Антуана. Тут же находятся и другие, не менее важные документы, в которых именем Республики, единой и неделимой, всем гражданским властям предписывается оказывать нам всяческое содействие. Когда я бежала из Ла-Шарите, я предусмотрительно захватила с собой портфель Шовиньера, но до сих пор мне не представлялось возможности воспользоваться этими бумагами – опасно было бы выдавать себя за секретаря Шовиньера, пока тот был жив.

От изумления и восхищения Корбаль не сразу смог найти слова, чтобы ответить ей. Затем он вздохнул и тихонько рассмеялся.

– А я-то думал, что ты хочешь попытаться добраться до границы наудачу. Но теперь нам куда легче… собственно говоря, нам ничто не мешает! Все это совершенно невероятно, так же невероятно, как и ты сама, Клеони!

В темноте он услышал ее негромкий смех и слова:

– Поехали, любимый. Республиканская свадьба отменяется.

– Зато настоящая свадьба, я уверен, не за горами, – с воодушевлением отозвался он, пришпоривая свою лошадь.

И вновь ее смех ответил ему, но на этот раз он прозвучал ласково и нежно. А через неделю, оказавшись наконец в Лозанне, среди друзей, мадемуазель де Монсорбье и месье де Корбаль сочетались законным браком.

К О Н Е Ц

Помещено: Sunday, February 13, 2005 00: 47 Коррекция:

Форматирование Б.А. Бердичевский Компьютерная литбиблиотека Б. Бердичевского