Текст книги "Белларион"

Пора было слезать; Фра Сульпицио осыпал благословениями и благодарностями погонщика, тот прокричал им на прощанье «Да хранит вас Господь» и вскоре исчез в людской толчее.

– Ну, брат мой, пора заняться ужином, – объявил монах.

Для Беллариона такое пожелание прозвучало вполне естественно, однако он не смог скрыть своего удивления, когда Фра Сульпицио, вместо того чтобы поискать в городе какую-либо гостиницу для пилигримов, уверенно направился к таверне, расположенной на другом конце площади.

– Я полагаюсь исключительно на милостыню, – пояснил он. – Хозяин таверны, старина Бенвенуто, мой двоюродный брат; он не откажет нам в столе и ночлеге, и от него я смогу узнать новости о своих родственниках. Что ж в этом странного?

И Белларион, тщетно пытаясь подавить терзавшие его сомнения насчет несоответствия поступков и слов минорита, был вынужден согласиться.

Глава III. НЕЗАПЕРТАЯ ДВЕРЬ

Событие, которое так круто и безжалостно изменило судьбу Белларнона, заставив навсегда забыть о давно лелеемых надеждах изучить греческий язык в Павии под руководством знаменитого мессера note 28Note28
  Господин (при обращении) (ит.)


[Закрыть] Хрисолариса и посвятить свою дальнейшую жизнь богословию и учености, произошло совершенно неожиданно, и юноша не успел даже толком сообразить, что с ним случилось, пока все уже не оказалось позади.

Они сытно поужинали в неопрятной и переполненной общей комнате постоялого двора «Олень», названного так, вероятно, в честь герба правителей Монферрато, украшенного изображением этого благородного животного. Бенвенуто и Фра Сульпицио были, видимо, не только родственниками, но и близкими друзьями; путников усадили за стол, стоявший несколько обособленно, в нише под распахнутым настежь высоким узким окном, сквозь которое с улицы проникал свежий воздух, отчасти смягчавший удушающую вонь чеснока, подгоревшего мяса и прогорклого масла, наполнявшую заведение, и хозяин затем лично спустился в подвал, чтобы принести им бутылку вина, вполне достойную украсить стол более изысканного общества. Только тощая и жилистая птица, поданная на жаркое, могла бы внушить некоторые подозрения насчет своего происхождения, но Белларион слишком устал и проголодался, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

Во время еды Фра Сульпицио продолжал расписывать преимущества путешествия под защитой блаженного Франциска, но, к счастью для Беллариона, которому подобная похвальба успела изрядно надоесть, слова монаха заглушали огромные куски еды, жадно поглощаемые им, и шум, производимый пестрой толпой постояльцев – крестьян, ремесленников, солдат и торговцев.

Вскоре, однако, Белларион привык и к взрывам грубого хохота, и к дребезжанию тарелок и кружек, и к рычанию собак, дравшихся за кость на голом земляном полу; он почувствовал, как его голова тяжелеет от усталости, выпитого вина и съеденной пищи, и, откинувшись на спинку стула, задремал.

Белларион проспал, наверное, не более получаса и проснулся словно от толчка – из окошка, под которым Фра Сульпицио и Бенвенуто о чем-то оживленно переговаривались вполголоса, на него смотрел человек. Их взгляды встретились, и, прежде чем Белларион успел что-либо произнести или хотя бы пошевелиться, лицо исчезло. Но и этого краткого мгновения Беллариону оказалось достаточно, чтобы узнать крестьянина, у которого они сегодня днем обедали.

Монах, заметивший удивление Беллариона, повернулся к окну, но там уже никого не было.

– Что случилось? – неожиданно насторожившись, спросил он. – Что ты увидел?

Белларион сказал, и монах разразился непристойными проклятьями, заставившими юношу оцепенеть от изумления. Лицо монаха исказилось от гнева и страха, а его глазки-бусинки угрожающе засверкали. Он поспешно вскочил на ноги, повернулся, словно собираясь немедленно уйти, и замер на месте как вкопанный: на пороге стоял крестьянин, а за его спиной виднелись шлемы стражников.

Монах вновь опустился на табуретку, на которой сидел, и попытался взять себя в руки.

– Вон он сидит, мерзавец! Вон этот вор! – закричал крестьянин.

Его крик, а самое главное, вид его спутников заставил всех присутствующих в таверне замолчать и на полуслове повернуться к ним. Стражников было трое: крепкий подтянутый молодой человек в шлеме, украшенном красным офицерским пером, в нагруднике, в сапогах со шпорами, шпагой у пояса и кинжалом, болтающимся у бедра, и двое солдат, вооруженных короткими пиками.

Они подошли прямо к их столу.

– Я узнал его! Это он! – воинственно воскликнул крестьянин, в упор вглядываясь в лицо минорита. – Ну, негодяй… – начал было он, но Фра Сульпицио, удивленно подняв глаза, мягко прервал его:

– Брат мой, ты говоришь обо мне? Ты называешь меня негодяем? Меня?

– он печально улыбнулся, и крестьянин оторопел, сбитый с толку его спокойной и невозмутимой манерой поведения. – Все мы грешники, и я, увы, один из них, но я чист перед тобой.

– Как тебя зовут? – счел нужным вмешаться офицер, видя смущение крестьянина.

Фра Сульпицио укоризненно взглянул на него.

– Брат мой! – воскликнул он.

– Заткнись! – рявкнул офицер. – Этот человек обвиняет тебя в воровстве.

– В воровстве? – вздохнул Фра Сульпицио и сделал паузу. – Грешно гневаться на столь дурацкое обвинение – оно просто смехотворно. Зачем мне красть, когда благодаря покровительству святого Франциска все мои скромные нужды удовлетворяются, стоит мне только попросить об этом? Какая для меня польза в мирских приобретениях? Но что же я украл у него?

– Тридцать флоринов note 29Note29
  Флорин – золотая монета, чеканившаяся во Флоренции с 1252 г. и имевшая на лицевой стороне изображение цветка (лилии, герба города), откуда и название монеты. Вес флорина составлял 3, 53 г. В 1294 г. в Венеции начали чеканить свои золотые монеты, получившие название дукатов, которые по весу были вскоре приравнены к флоринам, так что обе эти денежные единицы стали взаимозаменяемы


[Закрыть], золотую цепь и серебряное распятие из комнаты, где ты отдыхал, – ответил крестьянин, хотя вопрос был намеренно обращен не к нему.

Белларион вспомнил, как Фра Сульпицио пытался в одиночку улизнуть из крестьянской усадьбы и как испуганно оглядывался назад по дороге к Касале. Вероятно, подумал он, стражники у ворот сообщили крестьянину о монахе и его юном спутнике, въехавших в город на мулах, затем он разыскал погонщика, а об остальном нетрудно было догадаться – так же, как и о том, что пять дукатов и письмо находятся где-то в бездонных карманах этого мошенника. Белларион больше не сомневался на сей счет и укорял сейчас себя лишь за то, что не поверил своим чувствам и позволил предвзятым суждениям возобладать над очевидными фактами.

– Значит, меня подозревают не только в воровстве, но и в воздаянии злом за добро, в оскорблении гостеприимства, – отвечал тем временем монах. – Это очень серьезное обвинение, и к тому же весьма опрометчиво выдвинутое.

Среди столпившихся вокруг зевак пробежал сдержанный ропот – люди низшего сословия, особенно те из них, кто не в ладах с властью, всегда готовы воспротивиться тем, кто ее представляет.

Монах широко раскинул руки.

– Не вынуждайте меня нарушать обеты смирения недостойной перебранкой. Я буду молчать. Обыщите меня, синьор, и попытайтесь найти вещи, которые я якобы стащил у этого несчастного.

– Разве можно обвинять священника в воровстве! – раздался чей-то негодующий возглас, вновь встреченный одобрительным гулом. Эта реплика, однако, только развеселила офицера.

– Священника? – усмехнулся он. – А ты не забыл, когда в последний раз служил мессу?

Этот простой вопрос, казалось, поставил Фра Сульпицио в тупик. Но офицер не дал ему времени опомниться.

– Как твое имя? – спросил он.

– Мое имя? – на лбу у минорита выступили капельки пота; он торопливо достал из кармана кусок пергамента и сунул его под нос стражнику. – Смотри, и пусть же написанное пером рассеет все жалкие сомнения.

Офицер заглянул в текст, а затем вновь поднял глаза на монаха.

– Как я буду читать вверх ногами?

Слегка дрожащими руками тот поспешил исправить ошибку, и Белларион, краем глаза заметив печать аббата, сразу узнал свое письмо.

Офицер громко рассмеялся, довольный своей хитростью, – предлог, что документ перевернут вверх ногами, испокон веков служил проверкой знания грамоты, – с помощью которой ему удалось раскусить мнимого францисканца.

– Ты не поп, – язвительно проговорил он, – и у меня сразу возникли подозрения, кто ты на самом деле. Даже украденная тобой ряса не скроет твое изрытое оспой лицо и шрам на шее. Тебя зовут Лорендзаччо из Трино, друг мой, и по тебе давно плачет веревка.

После его слов в таверне воцарилась мертвая тишина – вероятно, все, за исключением Беллариона, озабоченного сейчас судьбой своего письма больше, чем всем остальным, слышали об известном бандите, наводившем ужас на Монферрато и Савойю note 30Note30
  Савойя – историческая область во Франции, однако в рассматриваемый в романе временной отрезок была самостоятельным графством и включала в свой состав итальянский ныне Пьемонт; позднее стала герцогством, а в XVIII в. вошла в состав Сардинского королевства. Окончательно включена в состав Франции в 1860 г.


[Закрыть].

– Это мой пергамент! – вскричал юноша. – Его украли у меня сегодня утром.

Взоры всех присутствующих обратились на него. Офицер вновь рассмеялся, и его смех совсем не понравился Беллариону – уж больно тот был склонен к веселью в неурочное время.

– А вот и Павел, отрекающийся от Петра note 31Note31
  Павел, отрекающийся от Петра – напоминание о размолвке двух апостолов в Антиохии относительно взаимоотношений язычников и последователей Иисуса Христа. (Послание св. апостола Павла к галатам, гл. 2, ст. 11 и след.)


[Закрыть]. Будьте уверены, сообщник всегда оказывается жертвой главаря, когда того хватают. Это старый трюк, мой юный петушок, и он не пройдет в Касале.

– Молодой человек, вы можете пожалеть о сказанном вами, – собрав все свое достоинство, ответил Белларион. – Мое имя упомянуто в пергаменте, и аббат монастыря Всемилостивой Божьей Матери в Чильяно может подтвердить это.

– Зачем беспокоить мессера аббата, – усмехнулся офицер. – После того как тебя разок-другой вздернут на дыбе, ты сам выблюешь всю правду, мой мальчик.

Дыба! Белларион почувствовал, как у него мурашки побежали по спине. Неужели его сочтут вором только из-за того, что он случайно оказался в компании этого злосчастного лжемонаха, и переломают все кости, принуждая оговорить себя? Ситуация явно озадачивала его, но еще больше – пугала. Трудно сказать, какая судьба могла бы ожидать Беллариона, попади он в самом деле в руки правосудия, но последующие события сами расставили все.по своим местам.

Пока внимание офицера и стражников было сосредоточено на Белларионе, лжемонах украдкой пододвинулся поближе к окну. Один только обворованный крестьянин уловил его движение и сразу понял, чем оно грозит.

– Держите его! – вскричал он и, опасаясь окончательно лишиться своих флоринов, бросился на Лорендзаччо и схватил его за левую руку и плечо.

Глаза бандита яростно сверкнули, а желтые зубы оскалились, словно у хищного зверя. В его правой руке блеснуло лезвие искривленного, как кабаний клык, ножа, в следующее мгновение оно вонзилось в живот крестьянина, и тот рухнул прямо на руки стражникам, оказавшимся за его спиной. Воспользовавшись их замешательством, Лорендзаччо ловко подтянулся на руках к узкому, распахнутому настежь окну, секунду помедлил там, примериваясь к прыжку, – и был таков.

Трудно описать смятение, возникшее в таверне после его исчезновения. Один из стражников поддерживал бесчувственное тело крестьянина, получившего, вероятнее всего, смертельную рану, другой, уцепившись руками за подоконник, безуспешно пытался повторить трюк Лорендзаччо, офицер сыпал бесполезными командами, и все посетители таверны оживленно жестикулировали и восклицали одновременно. Один Белларион замер на месте и словно оцепенел от ужаса, тупо глядя на происходящее. Затем он почувствовал, как кто-то легонько потянул его за рукав, и это вывело его из ступора. Он повернулся и увидел перед собой молоденькую девушку, хорошенькую, несмотря на кричаще нарумяненные щеки и ярко намазанные губы.

– Беги, беги! – торопливо пробормотала она, сочувственно глядя на Беллариона темными, неестественно яркими глазами. – Иначе тебе несдобровать.

– Почему несдобровать? – изумленно откликнулся он и почувствовал, что краснеет.

Его первой реакцией было негодование, твердая решимость оправдаться и объяснить все как было, но буквально в следующую секунду он осознал, насколько серьезны могут оказаться выдвигаемые против него обвинения, и понял, что поданный ему совет является единственно разумным в такой ситуации.

– Торопись, малыш! – понукала его она. – Быстрее, а то будет поздно.

Он поднял глаза на стоявших вокруг него людей и прочитал симпатию в их взглядах; рядом с собой он заметил Бенвенуто, который подмигнул ему и красноречиво ткнул грязным пальцем в сторону двери, а затем, словно прочитав на лице Беллариона принятое им решение, толпа, как по команде, расступилась, и он бросился в образовавшийся проход. За своей спиной он услышал проклятья офицера и торопливые распоряжения догнать беглеца, но сделать это оказалось не так-то просто.

Посетители этого заведения в большинстве своем были в весьма натянутых отношениях с законом и отнюдь не собирались давать в обиду одного из своих собратьев. Со стороны могло бы показаться, что у них выработана особая тактика действий для подобных случаев. Едва Белларион пулей промчался к выходу, как толпа вновь плотно сомкнулась, а затем, словно желая оказать помощь раненому крестьянину, прихлынула к столу, заблокировав офицера и стражников в нише около окна, да так, что им не удавалось даже взяться за оружие, угрожая которым можно было бы попытаться расчистить себе путь.

Но Белларион не видел всего этого. Словно заяц, преследуемый гончими, он стремительно выскочил из таверны и помчался сначала прямо через кафедральную площадь, а затем вдоль одной из узких улочек, начинавшихся от нее. У него не выходили из головы слова аббата «Pax multa in cella, foris autem plurima bella», и сейчас он отдал бы полжизни, чтобы вновь оказаться в тишине и спокойствии монастыря, вдали от опасностей и соблазнов мирской жизни.

Однако больше всего Беллариона тревожило то, что он совершенно не представлял, в какую сторону нужно бежать; он знал только, что, двигаясь все время по прямой, он рано или поздно доберется сначала до крепостной стены, а затем вдоль нее – до городских ворот, которые должны быть открыты, поскольку солнце еще не село. К счастью, ноги юноши оказались куда более проворными, чем у его преследователей. То ли дело было в тяжелых сапогах стражников, то ли в молодости и спартанском образе жизни note 32Note32
  Спартанский образ жизни – речь идет о спартиатах, полноправных членах общины древнегреческого рабовладельческого государства Спарта. Спартиаты с детства воспитывались воинами – довольствующимися малым, привыкшими к лишениям, невосприимчивыми к невзгодам, храбрыми, мужественными и сильными, готовыми выполнить любой приказ военачальника


[Закрыть] Беллариона, но вскоре он настолько оторвался от погони, что позволил себе перейти на шаг, давая отдых своим перетруженным легким, готовым, казалось, вот-вот разорваться от напряжения, а затем решил на секунду остановиться, чтобы перевести дыхание, около массивной дубовой двери под высокой каменной аркой, и прислонился к ней. И тут, к его несказанному удивлению, дверь поддалась под тяжестью его тела и он чуть не оказался на земле на просторном дворе с лужайками, розовыми кустами и аккуратно подстриженными густыми самшитовыми зарослями.

Ему на секунду показалось, что произошло чудо и Бог, услышав его молитвы, сверхъестественным образом отпер эту дверь, за которой он сразу же решил отсидеться до наступления ночи, а быть может, и до утра. Он закрыл дверь, старательно запер ее, сел рядом и стал ждать. Скоро послышались шаги и запыхавшиеся голоса его преследователей. Белларион улыбнулся: им ни за что не догадаться, где он. Но шаги дошли до двери и неожиданно остановились, и вместе с ними замерло сердце в груди Беллариона.

– Он был здесь, – проговорил грубый голос. – Взгляните, как притоптана трава.

– Мы и так знаем это, – услышал Белларион недовольную реплику одного из его спутников. – Чего мешкать? Пока мы тут прохлаждаемся, он успеет удрать.

– Заткнись, болван! – вновь оборвал его все тот же грубый голос. – В этом месте его следы обрываются. Ну-ка! Посмотри сам и не спорь со мной. Вот он где! – с этими словами тяжелый удар потряс дверь и заставил спрятавшегося за ней Беллариона вскочить на ноги, словно его ужалили.

– Но эта дверь всегда бывает заперта, и навряд ли он сумел перемахнуть через стену.

– Он точно здесь, я уверен. Двое – охранять вход, чтобы он не выскочил обратно, остальные – за мной, во дворец! – повелительно произнес голос, и Белларион услышал быстро удаляющиеся шаги, а затем приглушенные голоса людей, оставленных сторожить его.

Белларион подумал, что ему остается надеяться только на Божью помощь.

Глава IV. УБЕЖИЩЕ

Территория, на которой оказался Белларион, была весьма обширной, и он решил, что тут наверняка найдется место, где можно отсидеться, пока не закончится облава.

Он направился к узкому проходу среди густо разросшихся санталовых деревьев и там замер, пораженный неземным видом, как ему показалось в первый момент, райской красоты. Прямо перед ним расстилалась изумрудно-зеленая лужайка, где прохаживались два павлина, а за ней искрилась гладь миниатюрного озера, в центре которого как бы плыл по поверхности воды беломраморный павильон с резными колоннами и гладким куполом, наводящий на мысль о древнеримских языческих храмах, и к нему был переброшен мраморный арочный мостик с перилами, увитыми ярко-красными, словно огненными, цветами герани.

Далее поверхность лужайки понижалась двумя террасами, и ручей, вытекавший из озерца, образовывал настоящий каскад водопадов, переливаясь через устроенные из огромных гранитных валунов водоразделы в гранитные резервуары, возле которых росли виноградные кусты, отягощенные в эту пору созревшими плодами. В самом низу находилась еще одна лужайка, обрамленная с трех сторон стеной высоких тисовых деревьев, подстриженных самым фантастическим образом, так, что их верхушки напоминали крепостные бойницы; на этой лужайке прогуливались мужчины и женщины, чьи великолепные одежды расцветкой соперничали с опереньем павлинов, и в неподвижном теплом воздухе далеко разносилось треньканье лютни, которую лениво пощипывал один из них. А чуть дальше взору открывалась еще одна неглубокая терраса, на которой возвышался огромный красный дом – полудворец, полукрепость, с массивными круглыми зубчатыми башнями по углам.

Белларион не отрываясь пожирал глазами представший перед ним великолепный пейзаж, как вдруг у него за спиной послышались легкие шаги. От неожиданности у него перехватило дыхание, и он резко обернулся и увидел перед собой молодую женщину. Несколько секунд они стояли, молча глядя друг на друга, и это видение навсегда запечатлелось в памяти Беллариона. Она была среднего роста; сапфирово-голубое платье, расшитое золотом от шеи до талии, плотно облегало ее стройную фигуру, ее каштановые, с золотым отливом волосы были чуть более темного оттенка, чем золотые нити украшенной драгоценностями сетки, которая обхватывала их; у нее было маленькое лицо, овальное, правильной формы, подобное которому Белларион видел раньше только на алтарных фресках; чуть удлиненный нос, придававший ей несколько вызывающее выражение, и огромные карие, широко посаженные глаза, задумчивые и проницательные, но сейчас они вопросительно и одновременно повелительно смотрели на Беллариона, словно требуя от него правдивого ответа.

– Синьора! – дрогнувшим голосом воскликнул он. – Смилуйтесь! Меня преследуют.

– Преследуют?!

Она сделала шаг к нему, и задумчивое выражение ее глаз сменилось на озабоченное.

– Меня повесят, если поймают, – продолжил он, чтобы усилить благоприятный эффект, произведенный на нее его первыми словами.

– Кто вас преследует?

– Стража…

Он хотел было продолжить, попытался представить себя невинной жертвой и тем пробудить в ней милосердие и сострадание, но она сделала предостерегающий жест рукой, будто заранее пресекая все его попытки разжалобить ее, и быстро оглянулась через плечо на открытое пространство.

– Идемте, – сказала она и шагнула вперед. – Я спрячу вас. Если вас обнаружат здесь, все пропало, – обеспокоенно добавила она, и эта новая нотка, появившаяся в ее интонациях, вселила безумные надежды в сердце Беллариона. – Пригнитесь и следуйте за мной.

Склонившись чуть не до самой земли, так, чтобы его не было видно с нижней лужайки гуляющим там придворным, Белларион послушно последовал за ней. Она шла с чувством собственного достоинства, не торопясь, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, и Белларион сразу оценил ее смелость, выдержку и расчетливость. Они благополучно добрались до арочного мостика, перекинутого к островку с павильоном, и там она остановилась.

– Подождите, – сказала она, – здесь надо действовать осторожно.

Она пристально посмотрела в сторону нижней террасы, и Белларион хотя и не увидел появившихся там вооруженных людей, но по изменившемуся выражению ее лица понял, что дело неладно.

– Слишком поздно! Если вы взойдете на мостик, вас заметят. О, я придумала! – она и тут обнаружила присутствне здравого смысла. – Вы поползете вперед на четвереньках, а я пойду за вами и постараюсь скрыть вас собой от их взоров.

– Едва ли у нас получится это, – ответил Белларион, распластавшись у самых ее ног. – Если бы габариты вашей фигуры были под стать вашему неизмеримому милосердию, я ни секунды не колебался бы. Но мне кажется, есть более надежный способ.

Она, нахмурившись, взглянула на него сверху вниз.

– Какой же? – пропустив мимо ушей его реплику, спросила она.

Он указал взглядом за украшенный купоном павильон, туда, где на крошечной полоске земли, выдававшейся в озеро, росли три высоких кипариса и небольшой ольховый куст, ветки которого склонялись к самой воде.

– Вот этот, – ответил Белларион и, извиваясь, словно угорь, пополз к кромке берега.

– Куда вы? – приглушенно воскликнула она. – Там очень глубоко, в самом мелком месте метра три.

– Тем лучше, – отозвался Белларион. – Меньше шансов, что меня будут здесь искать.

Он несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, готовясь нырнуть.

– О, подождите! – вновь вскричала она. – Хотя бы скажите мне…

Но она опоздала. Бесшумно, как выдра, он ушел под воду, и теперь о нем напоминала лишь побежавшая по озеру рябь. Затаив дыхание, она ждала, когда его голова появится где-то на поверхности, но тщетно. Секунды шли, и голоса за ее спиной становились отчетливее – это приближались стражники и увязавшиеся за ними придворные, желающие развлечься обещанной им охотой на человека.

Неожиданно из-под ольхового куста с громким кряканьем сорвалась водяная курочка, полетела низко над озером, волоча лапы по самой поверхности, и вновь плюхнулась в воду возле противоположного берега.

Облегченно вздохнув, девушка поправила накинутую на плечи мантию с горностаевой опушкой и, словно побуждаемая любопытством, направилась навстречу поднимавшимся снизу стражникам. Их стало уже четверо, и возглавлял их все тот же молодой офицер, который в поисках Лорендзаччо ворвался на постоялый двор «Олень».

– Что случилось? – холодноватым тоном, будто досадуя на непрошеное вторжение, спросила она его. – Что вы ищете здесь?

– Одного мужчину, принцесса, – отрывисто ответил офицер, не успев как следует перевести дыхание после быстрого подъема.

Она быстро взглянула ему за спину и заметила группу придворных, следовавших по пятам стражников.

– Мужчину? – переспросила она. – Было бы чудом, если бы вы встретили здесь мужчину.

Один из тех, к кому была адресована насмешка, совсем мальчик, которому еще не исполнилось и шестнадцати, густо покраснел. У него были такие же, как у нее, карие глаза и каштановые, с рыжеватым отливом волосы, но в чертах его лица не ощущалось твердости характера. Его по-мальчишечьи худощавая фигура была облачена в короткую, чуть выше колен, великолепную тунику note 33Note33
  Туника – речь идет, разумеется, не об античном одеянии, а о рубашке из тонкой ткани, с длинными рукавами, собранной в складки; правильнее эту часть одежды было бы называть камзолом


[Закрыть] из золотой парчи, подпоясанную золотым кованым поясом, с которого свисал кинжал с рукояткой, украшенной самоцветами; на его высокой шапке пламенел огромный рубин, на одной ноге у него был зеленый чулок и желтая туфля, на другой желтый чулок и зеленая туфля. Это был синьор Джанджакомо Палеолог, маркиз Монферратский.

Юного маркиза сопровождали его наставник мессер Корсарио, чье богатое темно-лиловое платье заставляло предположить в нем скорее придворного, но никак не ученого мужа, и синьор Каструччо да Фенестрелла, молодой человек не более двадцати пяти лет от роду, с длинными тонкими волосами, бледным, но весьма красивым лицом и бегающими глазами.

– Только попробуйте рассмеяться, Каструччо, – капризно бросил тому маркиз.

Тем временем офицер отдавал распоряжения:

– Двоим обыскать заросли около ворот, двое – со мной. Так вы никого не видели, ваше высочество? – обратился он затем к принцессе.

– Неужели я не сказала бы вам? – уклончиво ответила она.

– Совсем недавно сюда через калитку в саду вошел некий мужчина.

– Откуда вам это известно?

– Об этом говорят следы…

– Следы? Какие следы?

Он рассказал ей, и на ее подвижном лице отразилось сомнение.

– Весьма зыбкое основание для такого вторжения, мессер Бернабо.

Офицер почувствовал себя несколько неловко.

– Ваше высочество, вы не совсем верно поняли мои намерения… – начал было он.

– Я надеюсь, – перебила она его и с беззаботным видом, словно происходящее не интересовало ее, встала к нему боком.

– В храм! – Бернабо махнул рукой двоим ждущим его распоряжений стражникам.

Услышав его слова, она резко обернулась к нему, и ее глаза возмущенно сверкнули.

– Как, без моего разрешения? Ведь этот павильон, мессер, моя собственная беседка.

– В нем мог спрятаться тот самый малый, которого мы ищем, – нерешительно предположил Бернабо.

– Это исключается: я сама только что оттуда, и там никого не было.

– Вам изменяет память, ваше высочество, – заметил Бернабо. – Поднимаясь сюда, я видел, как вы шли по лужайке со стороны рощи.

Она вспыхнула, услышав поправку.

– Ваша бдительность, Бернабо, безгранична, – тоном, который заставил его измениться в лице, медленно произнесла она после небольшой паузы. – Я не забуду этого, равно как и вашего недоверия к моим словам. Пожалуйста, ищите, и пусть мое присутствие не смущает вас.

Офицер учтиво поклонился ей и, сделав знак стражникам следовать за ним, шагнул на мраморный мостик. Однако их поиски оказались бесплодными.

– Я вижу, вы понапрасну трудились, – поддела принцесса озадаченного Бернабо, когда стражники вернулись из павильона.

– Клянусь своей головой, он где-то здесь, – угрюмо отозвался тот.

– Вы мудро поступаете, что не клянетесь чем-либо более ценным.

– Я должен доложить его высочеству, – игнорируя ее колкости и смешки стоявших возле нее придворных, ответил Бернабо. – Синьоры, – повернулся он к ним, – может быть, кто-то из вас случайно заметил этого негодяя – долговязого юнца в зеленом?

– В зеленом? – воскликнула принцесса. – Чрезвычайно интересно. Что, если это была дриада note 34Note34
  Дриада – в греческой мифологии нимфа, покровительница деревьев


[Закрыть] или, скажем, мой брат?

Бернабо отрицательно покачал головой.

– Этого не может быть.

– Я совсем не в зеленом – возмутился молодой маркиз. – Не говоря уже о том, что я никуда не отлучался из сада. Она смеется над вами, мессер Бернабо. Не обращайте на нее внимания. Мы в самом деле никого не видели здесь.

– А вы, мессер Корсарио? – подчеркнуто вежливо обратился офицер к наставнику, звание и возраст которого как будто должны были располагать к серьезности.

– Никого, – лаконично ответил тот. – Правда, – добавил он, – мы все время находились внизу. Но и мадонна, хотя и поднялась сюда раньше нас, но она утверждает то же самое.

– Так вы утверждаете это, ваше высочество, или нет? – резко спросил Бернабо.

Принцесса с холодным пренебрежением взглянула на него.

– Вы слышали, что я сказала. Или же вы собираетесь допрашивать меня? Впрочем, если у вас остались сомнения, зачем задавать вопросы? Идите и ищите.

– Ну вот, вы видите, – удрученно вздохнул Бернабо.

– Почему ты не ответишь напрямую, Валерия? – пришел к нему на помощь молодой маркиз. – Неужели хоть раз нельзя оставить упражнения в остроумии и просто ответить «нет»?

– Потому что я уже ответила, и мне не поверили. Меня уже однажды оскорбили, и я не желаю ждать продолжения. Я ухожу – здесь становится прохладно.

Она повернулась и пошла вниз, ко дворцу.

Мессер Бернабо в замешательстве погладил подбородок.

– Глупо с вашей стороны, Бернабо, сердить ее высочество, – проворчал синьор Каструччо.

– Но ведь мы все видели, как ее высочество шли по лужайке со стороны вон тех деревьев, что растут возле калитки.

– И мы точно так же все видели, что она шла одна, болван, – сказал Корсарио. – Если кто-то и входил через калитку, то он должен быть как раз в тех зарослях, которые ваши солдаты уже обыскали. Кстати, кого вы ловите?

– Некоего бандита, сообщника Лорендзаччо из Трино, ускользнувшего у нас между пальцев час назад.

– О Боже! – удивленно вскричал Корсарио. – Я-то думал… – он запнулся и попытался загладить оговорку шуткой. – Можете ли вы себе представить, что синьора Валерия укрывает разбойников?

– Никто не может представить себе, на какие поступки способна синьора Валерия.

– Зато я легко могу представить, как она выцарапала бы ваши глаза, будь на то ее воля, – со злобной усмешкой прошипел синьор Каструччо. – Будьте уверены, уж она-то не забудет вашей наблюдательности. Никогда нельзя говорить женщинам все, что вы знаете, – это им только на руку.

Юный маркиз одобрительно рассмеялся на замечание своего друга, и Бернабо строго посмотрел на них.

– Синьоры, я продолжу облаву.

Они искали до самой темноты, не пропустив ни одного кустика или деревца, которые могли бы служить убежищем для беглеца, и в конце концов сделали вывод, что тот либо успел улизнуть из сада, либо не был здесь вообще. И с наступлением ночи удрученному Бернабо ничего не оставалось, как собрать своих солдат и удалиться восвояси, а три синьора, помогавшие ему в поисках и с трудом скрывавшие свое разочарование по поводу их неудачи, отправились ужинать.