Текст книги "Белларион"

Глава VII. СЛУЖБА

На другой день, еще до полудня, в доме собралось не менее полудюжины заговорщиков, которых мессер Барбареско, уступая настойчивым требованиям представителя принцессы, вызвал на совещание. Четверо из них, включая графа Энцо Спиньо, были выселены из Монферрато гвельфами, которым пришлось приехать в Касале под чужими именами. Как часто бывает на подобных встречах, они много говорили, но никто не предложил ничего конкретного, так что Белларион в конце концов не удержался от реплики:

– Синьоры, мы понапрасну тратим время. Неужели я смогу сообщить ее высочеству только то, что у его светлости синьора Барбареско обсуждались невзгоды, обрушившиеся на голову ее бедного брата? Неужели это все?

Они недовольно переглянулись друг с другом, точно каждый спрашивал совета у своего соседа. Наконец Барбареско ответил ему:

– Мессер, вы испытываете наше терпение, – с горячностью заявил он.

– Не будь вы доверенным лицом принцессы, я не потерпел бы ваш высокомерный тон…

– Не будь я доверенным лицом, терпеть было бы нечего, – прервал его Белларион, подчеркивая тем самым, что ближе их всех знаком с синьорой Валерией.

– Но почему принцесса вдруг забеспокоилась? – спросил кто-то из них.

– Лучше сказать, что вы только сейчас узнали о ее беспокойстве. Принцесса всегда сомневалась в верности вашего посыльного, Джуффредо; разве она могла открыться ему? Тем более что вы, синьоры, не спешили знакомить ее со своими планами, вероятно перестраховываясь на случай возможного предательства.

Никто не возразил на последнее утверждение Беллариона, тем самым подтверждая его догадку, что им действительно есть о чем умалчивать.

Наконец граф Спиньо, худощавый, смуглолицый синьор, злейший враг маркиза Теодоро, отрывисто рассмеялся.

– Клянусь, тут он прав, – проговорил он и повернулся к Беллариону.

– Мессер, ваша язвительность была бы вполне оправданной, если бы наши намерения не простирались дальше чем…

Со всех сторон послышались предостерегающие возгласы, но граф смело отмахнулся от них.

– …спрятать в нужном месте арбалетчика…

Ему не дали закончить, и конец его фразы потонул в буре негодующих восклицаний. Барбареско грубо схватил его за плечо, и все остальные с гневными упреками, среди которых «дурак» и «безумец» были, пожалуй, самыми мягкими, набросились на своего чересчур разоткровенничавшегося собрата-заговорщика.

Его чуть ли не силой заставили замолчать, и, когда спокойствие вновь было восстановлено, Барбареско вкрадчивым тоном, явно пытаясь свести на нет впечатление, которое могла бы произвести на Беллариона реплика графа, обратился к юноше:

– Не обращайте внимания на его слова, мессер. Он всегда торопится выдать желаемое за действительное. А поспешность в таких делах никого еще не доводила до добра.

Но Белларион не позволил обмануть себя, хотя и решил притвориться, что поверил ему. Да ничего иного ему и не оставалось, если он хотел выбраться отсюда живым. Поэтому он всего лишь пожал плечами и с сарказмом произнес:

– Ваше терпение, синьоры, переходит ту границу, когда оно из добродетели становится пороком. Пожарные меры заслуживают сейчас куда большего уважения, – здесь он слегка поклонился графу Спиньо, – чем самые надежные планы, заставляющие нас терять драгоценное время.

– Мессер, это говорит ваша молодость, – упрекнул его Барбареско. – Если вам суждено дожить до наших дней, вы будете думать иначе.

– Но сейчас я вижу, что мне абсолютно нечем порадовать принцессу, – раздраженно резюмировал Белларион, чтобы окончательно убедить их в том, что не воспринял всерьез оговорку графа Спиньо, и с недовольной миной на лице откинулся на спинку кресла.

Встреча этим и закончилась; заговорщики поодиночке выскользнули из дома синьора Барбареско, а вслед за ними последовал и Белларион, пообещав вернуться сегодня вечером, если ее высочеству так будет угодно.

– В дворцовом саду сейчас расписывают павильон. Вы не знаете, кто занимается этим? – на прощанье спросил он у своего хозяина.

Барбареско удивленно взглянул на него, однако же ответил, что, вероятнее всего, там работает художник по имени Гоббо, чья мастерская находится на Виа-дель-Кане. Часом позже Белларион переступил ее порог и застал Гоббо за делом: тот рисовал устрашающего вида кроваво-красного ангела, парящего на фоне темно-синего, испещренного звездами неба.

– Там сейчас двое моих сыновей, синьор, – кивнув, ответил он на вопрос Беллариона.

– Работа продвигается чересчур медленно, – высокомерно проговорил юноша.

– Синьор, синьор! – возбужденно затараторил Гоббо. – Это замечательная фреска и…

– Вашим сыновьям требуется помощь, – перебил его Белларион.

– Но где же я возьму умелых помощников? – всплеснул руками старик.

– Здесь, – ответил Белларион и ткнул себя пальцем в грудь.

Гоббо в изумлении уставился на своего посетителя, а тот, чуть наклонившись к нему, доверительным тоном прошептал:

– Мессер Гоббо, я буду откровенен с вами. В свите ее высочества, во дворце, есть такая синьора… – намеренно не окончив фразы, Белларион многозначительно возвел глаза к потолку.

Худое смуглое лицо старого художника расплылось в улыбке.

– Я вижу, вы поняли, – сказал Белларион, улыбаясь в ответ. – Мне просто необходимо перемолвиться с этой синьорой. Речь идет о вопросе чрезвычайной важности… но я не стану утомлять вас рассказом о своих неурядицах.

– Но если это откроется… – неожиданно посерьезнев, начал Гоббо.

– Могу пообещать вам, что этого не случится, и не только это, а еще и пять дукатов за ваши хлопоты.

– Пять дукатов! – воскликнул маэстро, окончательно утверждаясь в своем первоначальном мнении, что имеет дело со знатным синьором. – Ну, за пять дукатов… – запнулся он и почесал в затылке.

– Смелее, друг мой, одолжите мне подходящий наряд, а я оставлю свой у вас под залог этих пяти дукатов, которые я отдам вам, когда вернусь.

Через полчаса, соответствующим образом экипированный, Белларион вышел из мастерской Гоббо и направился прямо во дворец. Ему не составило труда попасть туда, и вскоре он уже смешивал краски под руководством сыновей художника.

Однако он недолго занимался этим; около озера появилась Дионара, и Белларион поспешил к ней.

– Мадонна! Милосердная мадонна! – позвал он.

Она обернулась и увидела высокого молодого человека с всклокоченными темными волосами и испачканным краской лицом. Он был в блузе, измазанной краской всех цветов радуги, а в руке держал длинную кисть, которой указывал в сторону павильона на острове.

– Не согласится ли ее высочество прийти сюда и посмотреть, как идут дела с фреской? – спросил он. – А заодно узнать новости о юноше, с которым она познакомилась вчера, – добавил он, заметив ее высокомерный взгляд.

Вскоре в павильоне появилась принцесса Валерия и, увидев там молодого художника, сидящего, свесив ноги, на подмостках, остановилась в нерешительности. Он не стал испытывать ее терпение.

– Мадонна, вы не узнаете меня? – воскликнул он, вытирая лицо рукавом.

– Мессер Белларион! Это вы?

– Да, – ответил он, спрыгивая вниз. – Я к вашим услугам.

– Но… почему вы в таком виде и зачем было устраивать этот маскарад, чтобы попасть сюда? – озадаченно проговорила она.

– То, что я должен сообщить вам, мадонна, потребует больше времени, чем прошептать несколько слов возле рощи.

– С чем же вы пришли?

– Почти что с пустыми руками. Могу лишь сказать, что мессер Джуффредо едва ли вернется к вам: когда в последний раз он был здесь, ему показалось, что за ним следили. Ничего более достойного внимания за эти две недели не произошло. Мессер Барбареско просил передать вам, что все идет хорошо; я же могу объяснить это так, что все стоит на месте…

– Вы решились что-то объяснить мне?

– И я даже осмелюсь добавить, что ни мессер Барбареско, ни другие ввязавшиеся в эту авантюру синьоры не способны благополучно завершить ее.

Принцесса покраснела от негодования, и ее огромные темные глаза рассерженно сверкнули. Но она умела сдерживать свой гнев, и ее упрек прозвучал холодно и бесстрастно.

– Мессер, добровольно взятая на себя обязанность посыльного не дает права вам вмешиваться в дела, которые вас не касаются.

– Знаете ли вы, куда приведут вас синьор Барбареско и его товарищи? – не смущаясь продолжал Белларион. – Прямо в руки палача.

– Если это все, что вы хотели сказать мне, мессер, то я покидаю вас, – все тем же ледяным тоном проговорила принцесса. – Я не намерена выслушивать дерзкого нахала, оскорбляющего моих друзей.

– Мадонна, вы правы лишь в одном: мое происхождение действительно нельзя назвать благородным. Но те, кому вы верите и кого называете своими друзьями, – они низменны по своей натуре. О, подождите! – с жаром воскликнул он, увидев, что она собирается повернуться и уйти. – Неужели вы думаете, что лишь слепая случайность привела меня сюда? Какое отношение имеют ко мне проблемы Монферрато или ваши собственные? Почему я мешкаю здесь и рискую своей жизнью, когда меня об этом и не просят? Я отвечу вам: потому что такова воля небес и я не в силах поступать иначе.

Эти простые слова, облеченные в столь неожиданно страстную форму, казалось, произвели впечатление на принцессу, что не ускользнуло от Беллариона, когда она, хотя и слегка язвительно, произнесла:

– Архангел в одежке художника.

– Клянусь святым Иларио, это ближе к истине, чем вы думаете.

– Вас не упрекнешь в отсутствии самомнения, – чуть заметно улыбнулась принцесса.

– Возможно, вы разделите его, мадонна, когда услышите, что замышляют эти конспираторы-глупцы. Известно ли вам, что они собираются убить маркиза Теодоро?

– Убить?! – испуганно воскликнула она.

Он мрачно улыбнулся.

– Значит, вы не в курсе их дел, верно? Я так и думал, что они не осмелятся сказать вам. Однако же они выболтали все это мне, чуть ли не первому встречному, предъявившему им в доказательство своей лояльности несчастную половинку дуката. А если я украл ее с тем, чтобы пронюхать планы этих синьоров и за приличное вознаграждение выдать их маркизу Теодоро?

– Я не верю вам! – со страхом глядя на него, медленно произнесла она. – Я не могу!

– Если им повезет, – невозмутимо продолжал Белларион, – ваш дядюшка получит по заслугам. Но куда больше меня беспокоит то, что заговор, возглавляемый столь бездарными людьми, не имеет никаких шансов на успех. Присоединившись к ним, вы только сыграете на руку регенту: ведь если заговор провалится или о нем станет известно, первым делом будет задан вопрос: «Cui bono fuerit? » note 43Note43
  Кому это выгодно? (лат.)


[Закрыть]

– Но Джан ничего не знает об этом, – возразила она, догадываясь, к чему он клонит.

– Не обольщайтесь, мадонна, – с пониманием улыбнулся Белларион. – Лучше держитесь подальше от своих горе-друзей, пока регент с их помощью окончательно не устранил с дороги вашего брата.

– Я не могу поверить, что они решатся на такое дело без моей санкции, – заявила она, бледная и взволнованная.

– Они хотят поставить вас перед свершившимся фактом. За последние сутки я немного узнал о Монферрато, а также и о самих заговорщиках. Могу поклясться: среди них нет ни одного, от кого бы не отвернулась фортуна.

– Мессер, – задумчиво улыбнулась она, – неужели книги не научили вас, что меньше всего желают перемен счастливцы, которые своим положением обязаны сложившейся в государстве ситуации? Так разве странно, что я вынуждена опираться на неудачников?

– Добавьте: жадных, думающих только о своей выгоде, отчаявшихся игроков, готовых поставить на карту не только свои головы, но и вашу, принцесса, и вашего брата. Они ведь уже успели разделить между собой все государственные должности, и Барбареско сам намекал мне, что амбиции, которыми я якобы руководствуюсь, заслуживают должного вознаграждения. Он не способен представить себе иную причину, заставляющую человека рисковать, и одно это говорит о нем куда лучше, чем все остальное, вместе взятое.

– Барбареско незаслуженно пострадал, – задумчиво ответила она. – Он беден; но когда был жив мой отец, это был первый человек в государстве. Мой дядя лишил его всех почестей и почти всего состояния.

– Ничего лучшего о маркизе Теодоро я до сих пор не слышал.

– Разве я могу бросить его? – не обращая внимания на реплику Беллариона, продолжала она. – Разве можно… О Боже! Что я говорю? – неожиданно прервала она сама себя и, выпрямившись, презрительно рассмеялась ему в лицо. – Каким же искусством владеете вы, абсолютно незнакомый мне человек, полуголодный школяр, безвестный и безымянный, что, полагаясь на одно ваше слово, мне приходится задавать себе такие вопросы?

– Искусством выявлять причинно-следственные связи, мадонна, – мягко улыбнувшись, ответил Белларион.

– Вы опираетесь на неверные предпосылки.

– На неверные предпосылки опираются те, кто замышляет убийство.

– Ими руководит излишнее рвение.

– Всего лишь чрезмерная алчность, принцесса.

– Я не позволю вам говорить так о людях, сохранивших мне верность в тяжелую минуту.

В ее глазах вновь вспыхнул гнев, но она тут же справилась с собой.

– Мессер, я искренне благодарна вам и ценю вашу помощь. Если вы еще не отказались от намерения послужить мне, отправляйтесь к мессеру Барбареско и прикажите от моего имени отбросить всякую мысль о насильственном устранении регента. Передайте, что в противном случае я буду вынуждена сама рассказать ему о заговоре.

– Хорошо, мадонна. Но если, обдумав все как следует…

– Я найду способ сообщить синьору Барбареско свои планы, – перебила она его. – И для этого мне не потребуются ваши услуги. Отправляйтесь с Богом, мессер Белларион.

Она повернулась, собираясь уйти, но он остановил ее.

– Маленькая просьба, мадонна: мне нужно пять дукатов. О, я вижу, вы никак не хотите понять меня! – торопливо продолжил он, заметив ее сдвинувшиеся брови. – Ведь я уже говорил, что мог бы продать все эти сведения маркизу Теодоро, если бы хотел заработать. Мне всего лишь нужно отдать эти дукаты Гоббо, который одолжил мне одежду художника, чтобы я мог беспрепятственно появиться здесь.

– Вам не откажешь в изобретательности, мессер, – сказала она, и ее взгляд смягчился. – Вы получите десять дукатов, если только ваша гордость позволит вам принять их.

– Вы считаете меня гордым?

– Чудовищно гордым своей проницательностью и, помимо этого, чрезвычайно тщеславным.

– Я возьму десять дукатов, чтобы убедить вас в своем смирении. Другие пять могут потребоваться мне на службе у вашего высочества.

– Эта служба окончена, мессер, вернее, будет окончена, когда вы передадите мое повеление синьору Барбареско.

И Белларион ушел, сохраняя в своем сердце уверенность, что настанет день, когда она будет рада признать, насколько необдуманным было ее последнее заявление.

Что ж, по крайней мере, она не ошиблась, если хотела задеть его тщеславие.

Глава VIII. ПАТ

«Едва ли у нас в монастыре в Великий пост кормят более скудно, чем здесь», – думал Белларион, сидя в компании синьора Барбареско, за ужином, состоявшим из черствого хлеба, овощей и кислого, разбавленного вина.

– У меня есть важные известия, синьор, – с нарочитой суровостью в голосе обратился он к своему хозяину, когда с едой было покончено и слуга, старый и неопрятный, зажегши свечи, удалился. – Принцесса, естественно, оставила без ответа ваше послание. Скажу прямо: она была разочарована вашим бездействием и выглядела настолько подавленной, что я решил подбодрить ее.

– Каким же образом? – удивился Барбареско: слова Беллариона явно испугали и озадачили его.

– Вы помните, что успел сказать граф Спиньо… – слегка запнулся он под яростным, готовым, казалось, пробуравить его насквозь взглядом голубых глаз Барбареско. – Так вот, я намекнул ее высочеству, что скоро стрела из арбалета разрубит гордиев узел note 44Note44
  Гордиев узел – знаменитая задача древности, которую поставил фригийский царь Гордий, завязав узел на ярме повозки. Оракул предсказал, что человек, распустивший этот узел, будет владеть Азией. Согласив легенде, Александр Македонский решил задачу, разрубив узел мечом


[Закрыть], завязавшийся в Касале.

– Ага! – буркнул Барбареско, напрягшись, словно приготовившийся к прыжку бульдог.

– Но, увы, все мои попытки убедить ее в необходимости столь решительной меры оказались напрасными.

– Вы убеждали ее? И что же она?

– Велела вам забыть об этом. Она заявила, что скорее расскажет обо всем маркизу Теодоро, чем согласится участвовать в заговоре против его жизни.

– О Боже! – вскочил на ноги Барбареско; его лицо побагровело от ярости и вены на висках вздулись словно веревки.

– Несчастный дурак! Трижды осел! Болтливая обезьяна! – выкрикивал он. – Немедленно возвращайтесь к ней и скажите, тупоголовый бабуин, что ничего подобного и в помине не было.

– Неужели? – с наигранным изумлением воскликнул Белларион. – А граф Спиньо, как мне показалось…

– К черту графа Спиньо, идиот!

– Я не могу обманывать ее высочество, – заявил Белларион, с достоинством поднимаясь из-за стола.

– Обманывать? – задохнулся от негодования синьор Барбареско.

– Да, именно так, – не отступал Белларион. – И буду откровенен с вами: то, что для ушей ее высочества я назвал предположением, для меня было абсолютной уверенностью. Ваша реакция на слова графа Спиньо раскрыла мне глаза.

Твердость его тона несколько остудила гнев Барбареско. Он удрученно всплеснул руками и рухнул в кресло.

– Если бы Кавальканти или Казелла знали, как много вы тогда поняли, вам не удалось бы уйти отсюда живым.

– Но почему вы в самом деле не спросили ее мнения, когда замышляли заговор? В конце концов, ведь вы стараетесь ради нее и ее брата.

Барбареско усмехнулся, и Белларион понял, что усмешка предназначалась ему.

– Да потому, что принцесса Валерия первая же обвинила бы нас. Она достаточно своенравна, упряма и сентиментальна для этого. Никто никогда не узнал бы, чья рука выпустила стрелу. А теперь, случись что с маркизом Теодоро, наши головы сразу полетят с плеч долой.

Он уперся локтями в стол и уронил голову.

– Все пропало! – простонал он. – Боже мой! Все пропало!

– Но почему же? – спросил Белларион.

– А разве вы сами не видите? – раздраженно ответил Барбареско. – Неужели вы способны понять только то, чего вам лучше было бы не понимать вообще? Неужели вы не сообразили, что вместе с нами вы погубили и себя? С вашей внешностью и тем доверием, которым вы пользуетесь у принцессы Валерии, для вас были бы открыты все пути в государстве.

– Я даже не подумал об этом, – вздыхая, проговорил Белларион.

– А обо всех нас – хотя бы обо мне – вы подумали? – патетично воскликнул Барбареско. – Как я надеялся покончить с проклятой нищетой, в которой мне приходится жить. А теперь… – он красноречиво развел руками, оставив фразу неоконченной.

– Но, синьор, остались ведь иные способы…

– Какие? Может быть, вы нам дадите денег, чтобы набрать войска? Впрочем, завтра вы сами расскажете всем остальным о своих «успехах», и они решат, что делать с вами.

Но другое утро едва не стало последним для Беллариона; Казелла, изрыгая проклятья, бросился на него, обнажив кинжал, и Барбареско едва успел спасти юношу от неминуемой гибели, смело встав между ним и разъяренным изгнанником.

– Только не здесь! – завопил он. – Не в моем доме!

– Синьоры, вы забываете, что принцесса Валерия потребует ответа за мое убийство, – не теряя спокойствия, произнес Белларион. – Будьте уверены, она добавит к этому обвинение в заговоре против регента, и вместе со мной вы неминуемо погубите себя. – Здесь он позволил себе слегка улыбнуться. – В шахматах такая ситуация называется патом.

Ярость заговорщиков обратилась на графа Спиньо. Однако тот с безразличной миной на лице выслушал сыпавшиеся на его голову обвинения, а когда шторм наконец стих, безапелляционно заявил:

– Вам следовало бы скорее поблагодарить меня за проверку прочности нашего положения. Впрочем, связавшись с женщиной, ничего иного нельзя было ожидать.

– Она же первая попросила меня о помощи, – возмутился Барбареско.

– И теперь, когда мы готовы помочь ей, она отказывается от нас, обманывая наши надежды, – поддакнул ему Казелла.

Они принялись оживленно дискутировать, сосредоточившись на своих невзгодах, и, казалось, начисто позабыли и о Белларионе, и о принцессе, и о ее бедном, методично развращаемом братце. Наконец Спиньо – тот самый Спиньо, которого они не раз успели заклеймить дураком, но который на поверку, оказался умнее всех остальных, – подсказал единственно возможный выход.

– Эй, мессер Белларион! – окликнул он юношу. – Послушайте, что вы скажете принцессе в ответ на ее угрозу: мы взялись освободить государство от тирании регента и не отступим от своего намерения, невзирая на опасности. Дайте понять этой высокомерной синьоре, что, предав своих друзей, она неминуемо выдаст себя и всех нас постигнет одинаковая участь. Объясните ей, что нельзя по своей прихоти распоряжаться сердцами людей и не в ее власти усмирить силы, которые она сама вызвала к действию.

Затем граф обратился к своим сообщникам:

– Будьте уверены, синьоры: обдумав все, она не станет донимать нас своими капризами – ни сейчас, ни потом.

Ситуация действительно напоминала патовую, и теперь Беллариону, казалось, не оставалось ничего иного, как предоставить маркизат Монферрато и принцессу Валерию их собственной судьбе и немедленно отправиться в Павию изучать греческий – тем более что до захода солнца можно было бы уже добраться до Сезии. Однако вечер этого дня застал его все еще в Касале: он понял, что покинуть сейчас принцессу означало бы навсегда унести в своей душе ее укоризненный взгляд и задумчивый наклон головы.