Текст книги "Четки"

Произнеся последние слова, он поднял руки, как оперный певец после grande finale.

– Охренеть, какой ты крутой! – Наталья только сейчас решила забрать инициативу, что Велицкий любезно позволил ей сделать, возвращаясь на свое место. – Дайте ему водки!

Откуда-то сбоку появился Алоиз с подносом и бутылкой водки. Под аплодисменты он выскочил на сцену, развернулся, выполнил сальто назад, не уронив при этом ни поднос, ни бутылку, что было настоящим мастерством. Он поставил бутылку перед Велицким и чмокнул его в щеку. Мэр притворился, что бросает емкость вслед убегающему, но затем рассмеялся вместе со всеми, вытирая щеку платочком. Бутылку он спрятал в карман пиджака, вызывая еще больший смех.

Крушевский с Здонеком переглянулись.

* * *

Выключение Несолнца во всей Варшаве длилось уже несколько минут. Харпад смотрел через стеклянную крышу на Облако, за которым медленно темнела искусственная звезда. Это когда-то называлось закатом, и солнце заходило на западе. Сейчас слово «запад» ассоциируется только с районами слева от Вислы, если встать спиной в направлении вращения кольца и течению реки. Забавно, как поменялось значение слов. Половина детей даже не знает, что такое закат. Дети… Марыся.

Возле Триумфа остановился маленький беспилотный автодост с надписью «Бликл» на борту. Метровая машина, напоминающая перевернутую вверх дном бутылку, балансировала на резиновом шаре. Хороший гироскоп и быстрый процессор ограничивали необходимые движения до нескольких миллиметров. Отодвинулась крышка, и Харпад вытащил заказанные напитки. Автодост зашатался, быстро восстановил равновесие, закрыл крышку, мигнул логотипом Romet, механически поблагодарил и уехал в противоположную от демонстрации сторону.

Харпад начал с изотонического напитка. Он перестал смотреть в экран коммуникатора и попытался не думать о дочери. Наблюдал, не появятся ли следующие лимузины или политик, которым можно пожертвовать ради дочери.

Он открыл глаза и провел ладонью по уставшему лицу. Включил кондиционер и отправил Юдите сообщение с тремя лучшими кандидатами. Она должна быть благодарна.

«Мы держим Крушевского», – ответила через минуту.

«Те другие ближе ко второму порогу».

«Все подстроено под Крушевского. Поздно менять».

Он сглотнул слюну и закрыл глаза. Молот снова навис над маленьким нюхачом, лежащим на наковальне.

Он уговаривал себя, что Марыся в безопасности. Открыл окно. Холодный воздух обдул его лицо. Вечер был, как всегда, спокойным, снаружи была редкая морось. Выключение Несолнца длилось ровно полчаса, после чего температура упала до пятнадцати-семнадцати градусов. Ночью приходил неожиданный ливень, который быстро утихал. Теплее становилось только после включения, которое начиналось в полпятого и продолжалось ровно полчаса. Около полудня температура держалась в пределах двадцати одного градуса. Конечно же, это средний показатель, потому что колебания были значительными. По мнению Харпада, с каждым разом все больше.

Двадцать часов двадцать одна минута. Вдоль улицы зажглись фонари. Интересно, почему решили сделать именно так. Не лучше ли было оставить Несолнце на нескольких процентах мощности, на восемь часов заморозить сумерки, вместо того чтобы строить и поддерживать такую сложную осветительную сеть? Технические требования? Скорее стремление, чтобы Варшава менялась как можно меньше. Все жаловались, но, когда доходило до конкретики, не знали, что хотели изменить. А даже если и знали, каждый хотел изменить что-то свое. Тогда, может, и хорошо, что осталось как есть. Он понятия не имел, что происходило в других Кольцах, хотя слышал, какие глупые идеи были у людей.

Из размышлений его вырвал шум шин проезжающего рядом Варса. Как они ее отпустят? Где? Отдадут матери? Мысли о Марысе снова заслонили реальность. Он смотрел на исчезающий автомобиль и не мог перестать думать о дочери.

* * *

Януш Здонек вышел на середину, провожаемый светом прожектора, и стоял, сложив пальцы вместе, как профессор, собирающийся с мыслями перед сложной лекцией. Наталья выдавила из себя протяжное «У-у-у», означавшее, что вот-вот произойдет что-то значимое.

– Если вы позволите, я не буду отжиматься, – начал Здонек, и публика встретила это сдержанным смехом. – Я пренебрегаю физической формой, что заметно, посвящая время другим занятиям. Я управляю десятком компаний, с которыми вы наверняка сталкиваетесь каждый день. Они эффективны, приносят прибыль и обеспечивают работой многих жителей Кольца Варшава. Возможно, вы работаете в одной из них. Я не отрицаю, что нынешний мэр заботится о благе города. Как заботливая мать, которая следит, чтобы ее ребенку всегда было тепло, чтобы он регулярно ел здоровую еду, мыл уши и чистил зубы, хорошо учился. Иоахим Велицкий, наша заботливая мамочка, которая не заметила, что ребенок уже взрослый. – Снова сдержанные смешки. – Ручное управление Варшавой означает застой и окостенелость. Разве это хорошо? Это терпимо. Но кто в действительности хочет жить в городе, где терпимо? Только люди, лишенные амбиций. Отсутствие прогресса означает движение назад. Я хочу дать людям свободу, возможность влиять на собственные судьбы. Эта истина известна давно: о своей судьбе заботимся больше, чем об общей. Сейчас в мэрии сидят несколько солидных мозгов и ведут дебаты, как сделать лучше каждому из нас. Я изменю это – я добавлю несколько миллионов мозгов, ваших мозгов. Вы получите реальную власть, и каждый из вас сможет улучшить свой маленький фрагмент Варшавы. Выбирайте сами.

Здонек поклонился и вернулся на место в тишине, которая только через минуту взорвалась аплодисментами. Ему удалось. Он не поддался формату программы, он изменил его. Всего лишь на минуту, но этого хватило, чтобы все запомнили.

– Это называется испортить погоду, – хмуро простонала ведущая. Она скривилась и театрально помахала открытой ладонью, словно отгоняя неприятный запах. Подождала минуту, после чего громко рассмеялась, и ее смех разнесся по всему зрительному залу. Из-под сцены вылетели воздушные шарики, а сверху посыпалось конфетти, заиграли трубы. – Мы уже знаем все о кандидатах. Франт-элегант Крушевский всем предлагает розовые калоши, красавчик Велицкий загонит всех на аэробику, а таинственный Здонек будет управлять нами, как скрепками в офисе. Переходим ко второму этапу, то есть к живым дебатам. Конечно, вы не останетесь безучастными, вмешивайтесь, как только можете.

Она вытащила из-под стола трубу и дунула в нее, после чего последовало длительное сольное выступление с шутками и насмешками в адрес кандидатов. Шутки Натальи не смешили гостей, но публика почти плакала от смеха. Конечно, только в тех моментах, в которых давал знак режиссер. Велицкий смеялся вместе с ними, хотя ему это удавалось с трудом. Старое правило телевидения звучит так, что чем глупее программа, тем больше людей хотят ее посмотреть. А эту смотрела почти половина жителей, тем более одна треть вживую, а остальные посмотрят уже с опозданием, в течение недели. У нее также была своя аудитория и за пределами Кольца, но это не имело значения для кандидатов. Глупые программы смотрели глупые люди. Но глупые люди имеют такое же право голоса, как и умные. И их больше.

Крушевский не умел разговаривать с идиотами, из-за этого он терял рейтинг. Велицкий был неплох в этой игре, потому, наоборот, набирал очки. Здонек использовал другую тактику. Он предположил, что ироническая дистанция позволит ему остаться забавным для этого мусора и в то же время посылал сигнал интеллигентам, что он презирает и насмехается над этими темными людьми. Параллельная игра – сложно осуществить, но возможно.

– …Поэтому первым будет говорить… – Наталья водила пальцем от одного кандидата к другому. – Хм… Должно быть честно, но что поделать? Красавчики всегда имеют фору! Поехали!

Велицкий посмотрел на Здонека, который надеялся, что будет первым объектом атаки обоих кандидатов. Он влез в их игру без приглашения, когда они были уверены, что это игра для двоих.

– Если вы настолько заняты, – начал Велицкий, – то сможете ли найти время заниматься целым Кольцом? У вас есть акции более десятка фирм, в большинстве случаев контрольный пакет. Вы заседаете в совете директоров и являетесь консультантом. Ваш распорядок дня впечатляет. Варшавой вы планируете заниматься во время обеда?

– Ход ваших рассуждений верен. Сколько времени, по вашему мнению, я ежедневно посвящаю управлению моими фирмами?

Вопрос, рассчитанный сбить оппонента с мысли, сработал, но только на минуту.

– Все время, – Велицкий быстро отреагировал. – Хороший бизнесмен уделяет своим компаниям все время. Раз вы считаетесь хорошим бизнесменом, то не будете пренебрегать ни одним из своих занятий. Тем более Варшава будет наименее прибыльной из ваших компаний. Зарплата мэра небольшая.

– Но вы неофициально вытягиваете неплохие деньги. Так что это не создаст трудностей.

Из зала донеслось протяжное «У-у-у». Естественно, неискреннее. Здонек следил за замершим оппонентом. Вероятно, Велицкий со своим штабом пытались определить, есть ли у Здонека доказательства его нелегальных доходов. Мэра спас Крушевский, использовавший минуту тишины, чтобы атаковать с другой стороны:

– У вас нет опыта в этой сфере. Как вы собираетесь проводить эффективную политику после избрания?

– Не собираюсь, – ответил Здонек. – Если меня изберут мэром, я не буду тратить энергию на политику, я буду управлять Кольцом Варшава. Политика мешает работе, а я буду много работать. Нам нужны радикальные решения.

– А что можно сделать радикального, если за все девяносто лет не произошло ничего переломного? – спросил Велицкий. – Мы медленно развиваемся. Последние четыре года – это период стабильного роста. Нам живется лучше.

– Смотрим, как богатство просачивается сквозь пальцы, – сказал Здонек.

– А что такое важное должно, по-вашему, произойти? Хотите создать проблемы, чтобы потом пообещать их решить? Сам подожгу, сам потушу, сам сорву лавры?

– Стабильное развитие – это иллюзия, – вмешался Крушевский. – Надвигается катастрофа. Мы тратим ресурсы. Используем одноразовые стаканчики, заменяем испорченное оборудование на новое, вместо того чтобы ремонтировать старое.

– Я люблю мусорить! – выкрикнул из-за кулис Алоиз. Выбежал и кинул на середину пластиковый кулек с мусором. Кулек порвался, смятые стаканчики, тарелки и все остальное высыпалось на столики кандидатов. В зал тоже полетел мусор.

– Это только один из примеров, – Крушевский не позволил сбить себя с мысли. Он повернулся к Велицкому. – Вы ничего не сделали с этим за время своего правления. Мы производим тонны мусора, – он наклонился и поднял смятый стаканчик, – а вы блокируете законы о налогообложении одноразовой посуды.

– Высокие налоги – это высокая стоимость жизни. Я руководствуюсь только благом граждан. Этот стаканчик можно измельчить и сделать из него новый. Кто-то имеет работу и зарабатывает, чтобы содержать семью.

– Вы хорошо знаете, что большая часть такого мусора не подвергается переработке.

– Откуда такая информация? Какой именно процент?

– Какие вы скучные! – прервала их Наталья. Она выбежала из-за своего столика, надела неизвестно откуда появившуюся пачку балерины. Раздались звуки «Лебединого озера», свет запульсировал и превратил студию в подводный грот. Под аплодисменты и крики Наталья выполнила несколько балетных фигур, но в кедах у нее плохо получалось, поэтому свое шоу она превратила в некое подобие современного танца. Музыка и освещение перенастроились, на сцену выскочил Алоиз и, разбрасывая мусор, повел Наталью в танце.

Крушевский скривился, а Велицкий хлопал. Лицо Здонека не выражало никаких эмоций.

Публика стоя наградила танцующих овациями.

* * *

– Вы это смотрите? – кто-то наклонился, закрыв собой все окно Триумфа. Это был тот самый старик с транспарантом «Объединить Кольца». Он указал на экран на автомобильной консоли. – И это дебаты?! Цирк! Делают из людей идиотов.

– А вы откуда знаете? – неохотно спросил Харпад. Настойчивость этого старика была последним, что ему сейчас было нужно. – Вы смотрите?

– Мне не нужно смотреть. Это ерунда. Бред и развлечение для толпы. Три кандидата, и что вы о них знаете? Ничего конкретного они сказать не могут и не хотят. Балаган.

Харпад вышел из машины и попытался отыскать глазами Варс. К сожалению, автомобиль исчез за демонстрантами и полицейскими машинами. Интересно, почему еще не перекрыли улицы.

Рядом медленно проехала голубая Ныса с надписью «Сантехнические услуги». Она притормозила и припарковалась перед Триумфом, закрывая Харпаду обзор. Там нельзя было парковаться. Минуту он раздумывал, не обратить ли внимание водителя на это, но решил, что лучше не бросаться в глаза. Он обошел фургончик.

– Никого не интересует, что в этом Кольце делается, – не отставал старик. Он все еще подсовывал транспарант собеседнику. – Всем насрать на Варшаву…

– Идите отсюда, – нюхач махнул рукой, словно отгонял муху.

– Через вас говорит мирское, – он грозно нацелил на него палец и напирал дальше.

– Отвали, дед! – рявкнул Харпад.

– Подумайте, что они с нами делают! – старик осторожно отступил.

Харпад его не слушал. Он вернулся к машине, пытаясь разглядеть что-то в толпе. Наконец он залез на крышу и уселся там, поставив ноги на капот.

* * *

– Модель корпоративного управления является наиболее эффективной, – заявил Здонек, когда утихли крики «браво» для танцующих. – Совет экспертов примет решение с целью максимизировать прибыль.

Крушевский побледнел, что, к счастью, было незаметно в таком освещении.

Это мои идеи! Мои идеи!

– Перебей его! – услышал он в наушнике.

– Думаю, именно в этом Януш Здонек меня поддержит, – быстро сказал он. – Я готовлю законопроект о совете мудрецов, помогающих работе власти.

– Я расстрою вас, – на толстом лице Здонека с трудом появилась тень улыбки. – Идея с советом мудрецов, на первый взгляд, близка корпоративной модели управления городом, но только на первый взгляд. Кто должен будет выбирать этих мудрецов? В случае экспертов решающим будет компетентность.

– Я с самого начала относился к Варшаве как к компании, которая должна приносить доход, – заявил Велицкий.

– Я сейчас не имею в виду перекачку государственных денег на внекольцевые счета.

– Прошу прощения!.. – Велицкий на мгновение заколебался. – Вы выдвигаете обвинения без доказательств!

– Самыми важными делами Кольца занимаются коррумпированные чиновники. То, что они коррумпированные, еще полбеды. Хуже, что они любители, принимающие решения под давлением еще больших любителей.

Крушевский открыл рот, чтобы что-то добавить, но понял, что их микрофоны отключены и весь свет сосредоточен на Наталье.

– После дебатов приглашаем всех на конференцию кандидатов, которая пройдет в колонном зале, – сказала нормальным тоном ведущая и подняла руку. – У вас будет по двадцать минут, чтобы задать вопросы каждому кандидату. Есть и плохая новость, это будет не так весело, как было тут. Будет скукотища. Но уже через неделю в «Фактах в сторону» мы поговорим о… сексе!

На сцену выбежали танцовщицы в бикини.

* * *

Она шла по коридору, уверенная, что чем больше старается сохранить нормальный темп, тем больше бежит. Или замедляется. Она мысленно повторяла число сто двадцать три, чтобы сохранять одинаковое расстояние между шагами. Каблучки барабанили по мрамору, вдетый в лацкан жакета идентификатор обеспечивал неприкосновенность. Двадцать метров до дверей зала, а потом временное спасение в виде кресла и взволнованной толпы журналистов. Она когда-то уже принимала участие в пресс-конференции. Тогда она должна была задать обычный вопрос, чтобы выбить гостя из равновесия. Она не помнила содержание того вопроса, но он казался ей банальным. Но для гостя он таким не был. Сегодняшнее задание оказалось очень личным, а она ненавидела, когда личный интерес смешивался с работой. Рената предпочитала думать о своей работе даже не как о миссии, охраняющей общественный порядок, а как о самом обычном занятии. Словно поручения, которые она выполняла много лет, были чем-то сродни работе бармена. Но это не так, хотя каждый способ хорош, чтобы усыпить совесть.

Сейчас совесть не имела значения. Имело значение только задание, которое должно освободить Марию. Потом все изменится. Дочь уже никогда не выйдет из школы без нее. Будет единственным ребенком, которого может забрать только и только мать, и… иногда отец. Может одноклассники и будут над ней смеяться, но это не имеет значения. Важно, чтобы никогда не повторилось то, что произошло сегодня. Она не знала, почему это случилось, могла только догадываться, что это результат мутных дел Павла. Нет, она не собиралась с ним ругаться. Эти дела обеспечивали будущее их дочери. Просто что-то пошло не так, но как только она выполнит задание и вернет дочь, все изменится. Она встретится с ним и поговорит, чтобы он больше так не рисковал.

Рената не слишком верила, что что-то изменится, но у нее должна быть вера в будущее. Будущее, в котором все будет хорошо.

Никем не остановленная, она зашла в зал. На подиуме за накрытым зеленым сукном столом стояли три пустых кресла.

* * *

– Не нравится мне это, – сказал он. – Полиция, охрана, демонстранты, камеры. Мы увязли с малой по самые… уши.

– Мы можем подождать и найти его позже, – предложила опекунша.

Мужчина покачал головой.

– Мы должны отдать ребенка отцу здесь, сразу после подтверждения. Сразу – означает сразу.

В центре было больше всего камер. Большинство изображений анализировалось g.A.I.a. Они протиснулись туда, откуда было видно большой экран, на котором транслировалась пресс-конференция.

* * *

Конференцию онлайн организовывали политики низшего эшелона, чтобы обеспечить себе хотя бы минимальную посещаемость. Но политики определенного уровня не могли себе этого позволить. Контакт должен быть непосредственным.

Рената в очередной раз подняла руку, и снова ведущий указал в другую часть зала. Она не слушала ни вопросов, ни ответов. Вся энергия уходила на привлечение внимания. Когда, наконец, настала ее очередь, она с удивлением поняла, что в голове пусто. Она стояла, опираясь на спинку кресла впереди, и с трудом пыталась собраться с мыслями.

– У меня вопрос к депутату Крушевскому, – услышала она свой дрожащий голос. Ей хотелось заплакать, но надо продержаться еще чуть-чуть. Это для нее, для ее маленькой доченьки… Она сглотнула слюну и спросила громко и выразительно: – Зачем вы изнасиловали мою девятилетнюю дочь?

* * *

– Мама! – закричала Марыся.

Опекунша посмотрела на девочку, потом на экран.

– Это твоя мама? – спросила она с недоверием.

Марыся кивнула.

– Что она там делает? – опекунша посмотрела на охранника.

– Это не наше дело, – он покачал головой. – У нас конкретное задание.

– Но если это ее мать, то это дело плохо пахнет. Ее не должно там быть.

* * *

Харпад смотрел на экран и не верил своим глазам. Какого хрена эта идиотка делает? Откуда она там взялась? У нее никогда не было ничего общего с политикой. Даже не отличала депутата от судьи.

Он сидел словно каменный на крыше Триумфа и смотрел на экран. В зале воцарилась тишина, даже демонстранты вокруг Харпада успокоились.

– Кого вы представляете? – спросил ведущий. – Я вас не помню.

– Я представляю себя, – Рената подняла глаза на депутата и тише добавила: – Она вам доверяла.

Крушевский сидел с открытым ртом.

– Это грязная провокация, – только и смог он выдавить из себя.

Харпад не мог понять того, что видел. Незачем было понижать ПО Крушевского, если его бывшая подложила ему такую свинью. В чем тут дело? Ведь не этого хотел Вольф. Если Вольф стоит за похищением… Что-то тут пошло не по плану. Только чей это план?

И он кое-что понял. ПО рос не только у Крушевского. Настолько же, если не выше, вырос он и у Марыси.

* * *

Тишина, воцарившаяся в зале, уступила место нарастающему гулу, а потом вверх взлетели руки. До того как ведущий на кого-то указал, слышались выкрикиваемые вопросы:

– Зачем вы это сделали?

– Что у вас общего с этой девочкой?

– Когда это случилось?

– Я не делал этого, – сказал он как можно спокойнее. – Я не знаю ее дочь. Я без понятия, кто эта женщина. Кто вы?

Мэр Велицкий встал, посмотрел на Крушевского и, воспользовавшись микрофоном, перебил гвалт:

– Я приложу все силы, чтобы наказать этого человека. Это исключительно мерзкий поступок.

Крушевский тоже встал.

– Это гнусная клевета! У вас есть доказательства?

Рената спрятала лицо в ладонях, встала и, плача, начала проталкиваться к выходу.

– Остановите эту женщину! – закричал Крушевский. – Это наговор. Я выясню это в суде.

– Перестаньте издеваться над бедной матерью, – запротестовал Велицкий. – Лучше объясните общественности, зачем вы это сделали?

Здонек молча наблюдал за поединком противников. Он спокойно ждал нужного момента, чтобы вмешаться.

Человек с красным идентификатором, означающим высший доступ, поднялся. Здонек знал, какой вопрос задаст этот человек. Он сам его приготовил.

* * *

– Толпа нервничает, – заметила опекунша.

– Придерживайся плана! – рявкнул охранник. – Помни, мы семья на прогулке. Не привлекаем внимание.

– Кто выбрал это место для передачи девочки? Господи, это наихудшее из возможных.

– Отец настаивал. Или он настолько глуп, или хотел иметь свидетелей на случай, если что-то пойдет не так.

– Сейчас наступит политическая перетасовка, и тут будет настоящая заварушка.

– Ты знакома с социологией? – охранник внимательно осмотрелся, проверяя пути отступления на всякий случай. Бессмысленное занятие: он знал, что их нет. В месте, окруженном огромным количеством полицейских, не убежать, если что-то пойдет не так. Он держался за мысль, что шеф вытащит их, если что. Агрессии толпы он не боялся; она направит свой гнев на кого-то другого. Он опасался, что в суматохе не сможет выполнить задание.

– Попробуй его отследить, – сказал он опекунше.

* * *

– У меня вопрос к господину мэру, – сказал репортер с красным идентификатором. – Когда вы в последний раз врали?

Велицкий посмотрел на него, стараясь не показывать удивление.

– Я не лгу из принципа. Я вообще не лгу. Я не помню, когда в последний раз лгал.

– Мы получили запись, – услышал в ухе Крушевский. – Ты должен ее показать.

«Что на ней?» – он провел пальцем по коммуникатору.

– Скажи про использование детей Велицким. Сейчас!

Что тут происходит?

– Вы серьезно относитесь к необоснованным обвинениям, – отозвался Крушевский, – а тем временем сами используете детей.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал мэр.

– Это пресс-конференция, – вмешался ведущий. – Дебаты уже закончились.

– Я имею право на защиту от мерзких анонимных обвинений, – Крушевский повысил голос. – У меня есть важная запись. Прошу канал AV.

– Это пресс-конференция, а не кинотеатр, – взволнованно запротестовал Велицкий. – Перейдем к следующему вопросу.

Он хотел оттянуть потенциальную угрозу, утопить ее в других вопросах. Он сделал работу ведущего и указал на первую поднятую руку.

– Мы хотели бы увидеть эту запись, – сказал журналист.

* * *

Ныса, стоявшая перед Триумфом, изменила цвет на оранжевый, надпись «Сантехнические услуги» исчезла. Вместо нее появился логотип – белые буквы «ЭЛ» в круге. Харпад заметил это только сейчас, сначала ему показалось, что рядом погас фонарь. Нюхач замер, когда до него дошло, что это означает. Из Нысы вышло четыре человека в черно-оранжевых комбинезонах и золотых касках. Они не могли ему ничего сделать, его ПО равнялся нулю, но такая близость элиминаторов вызывала у него дрожь. Конечно же, они прибыли не за ним, речь о ком-то другом. Они двинулись в сторону здания Совета.

Он понял, за кем они идут. Провокация Талинского удалась. Благодаря Ренате. Поэтому изменение показателя Крушевского ничего не дало, а модификация касается только визуальной части интерфейса g.A.I.a. Тогда Вольф… Тогда Марыся…

* * *

На экране над головами участников конференции появился хит дня – фильм с Велицким, спасшим девочку. Мэр не улыбался, он знал, что конкурент что-то задумал.

– Мы видим здесь отважного мужчину, спасающего ребенка, – Крушевский получал быстрые инструкции от Элизы и комментировал фильм, которого раньше не видел. – Сейчас мы увидим то же самое, но с другой камеры.

Сначала трудно было понять, что представляет собой другая запись. Она была с камеры наблюдений, размещенной в пролете Гданьского моста, который находился в двухстах метрах от места происшествия. Цифровой зум выхватил Велицкого и Сильвестра, идущего по берегу в сопровождении охранников. Картинка, хотя и не четкая, показывала, что происходит в двадцати метрах за ними. Женщина и девочка спускаются к воде, девочка что-то отдает женщине, и та толкает ее в воду.

– Это не случайность, – протянул Крушевский. – Миранду Кавалец толкнули в воду.

– Но я не знал об этом! – заявил Велицкий. – Как вы видите, эту ситуацию я заметил спустя какое-то время. Родная мать толкнула девочку в воду. Если бы я не кинулся ей на помощь, она бы умерла! Крушевский показал эту запись, чтобы отвлечь внимание от него самого.

– Как вы видите, Миранда хорошо плавает, – Крушевский показал на экран. – К тому же она удалилась от берега, чтобы оказаться в главном течении.

– Ее матери заплатили, чтобы она толкнула дочь, – услышал он в наушнике голос Элизы.

У нас есть доказательства?

– Будут через несколько минут.

То есть нет?

– Потом будем беспокоиться!

– Ее матери заплатили, чтобы она толкнула дочь.

– Я впервые об этом слышу, – Велицкий развел руками. – Тогда я сделал то, что должен был. Каждый бы на моем месте сделал то же самое. Я не знаю, что двигало той женщиной. Полиция это выяснит. Если эта версия подтвердится, я потребую лишить ее родительских прав.

– Вы навещали ее в больнице через два часа после инцидента.

– Я уже говорил, что только сейчас узнал, как это случилось. Вы бы не бросились спасать ребенка?

На экране Велицкий несколько часов назад приветствовал Миранду и ее мать, вручал им цветы и конфеты «Ведель».

– Все это видели. Поговорим лучше о вас.

– Еще только один кадр.

– Еще только один кадр.

Снова появилась запись на берегу Вислы, с дрона, висевшего в двадцати метрах над землей, принадлежащего другому каналу. Ассистент Велицкого вытаскивает из багажника полотенце, чтобы отнести его промокшему мэру. Пиджак остался на плечах Миранды. Стоп-кадр и увеличение содержимого багажника.

– Это вы тоже можете объяснить? – спокойно спросил Крушевский.

Мэр Велицкий, а вместе с ним и все Кольцо Варшава, смотрели в багажник, где из лежащей на дне сумки торчала коробка конфет «Ведель».

* * *

Харпад спрыгнул с крыши и кинулся бегом в сторону толпы перед Советом. Если Элиминация заберет Крушевского, то Вольф не отпустит Марысю. Он чувствовал, что она где-то рядом. Он проталкивался между людьми. Они топтали газоны и клумбы, кричали что-то и махали транспарантами. Полиция не реагировала, потому что никто не выходил на проезжую часть и не пытался блокировать проезд официальных лимузинов. СМИ игнорировали неразбериху, воспринимая ее как фон разразившегося на пресс-конференции скандала. Все репортеры и все летающие камеры обступили выход из здания. Даже боковой, на случай если кто-то из политиков захочет ускользнуть.

Элиминаторы кружили в толпе, вызывая беспокойство. Когда его заберут? Вытащат из конференц-зала или подождут, когда он выйдет сам? Харпад посмотрел на большой экран на крыше фургона Седьмого канала – Крушевский все еще был внутри. Если бы забраться куда-нибудь повыше… Нет, это ничего не даст, Марыся ростом едва ли метр тридцать. Если она где-то тут, то ее держат в машине или в гуще толпы, чтобы незаметно отпустить. Неужели они настолько уверенны, что не беспокоятся о присутствии полиции?

Он огляделся. Увидел несколько детей, родители которых расценивали это мероприятие как вечернее развлечение. Здесь собралось несколько тысяч человек, которые передвигались, подпрыгивали, кричали и махали транспарантами. Найти среди них маленькую девочку будет нелегко.

* * *

– Конфеты лежали в багажнике, потому что все было подстроено, – заявил Крушевский, воспользовавшись тем, что мэр затягивает с ответом.

– Я… я часто покупаю такие конфеты, – Велицкий отчаянно пытался найти объяснение. Самый простой ответ, что это фотомонтаж, не пришел ему в голову. – Я их люблю, поэтому такие же подарил девочке.

– Вы ведете здоровый образ жизни. Конфеты явно не для вас.

– Моя диета не должна вас беспокоить. Я отвез в больницу конфеты, которые несколько дней ездили в багажнике.

– Цветы тоже ездили?

– Цветы тоже ездили?

Велицкий не понимал, что происходит. Крушевский тоже, но нажал кнопку на коммуникаторе. Фильм начался в замедленном темпе и остановился на моменте, показывающем головки роз в целлофане в багажнике. Сбоку появился меньший экран со сценой из больницы. Конфеты и розы.

– Вы знали, что поедете в больницу к Миранде Кавалец, до того, как она упала… то есть до того, как ее столкнули в Вислу?

Мэр молчал некоторое время, потом ответил:

– Я не пользуюсь багажником лимузина, поэтому не мог положить туда цветы. Я подозреваю, что розы купил мой секретарь для своей девушки. Уступил мне их, когда появилась такая необходимость.

– Сколько времени цветы могут лежать в багажнике, до того как завянут? Ваш секретарь планировал свидание в середине дня, когда избирательная кампания входит в решающую фазу?

– Я не могу ответить на этот вопрос без разговора с моим секретарем. Но мы можем заняться вашим делом, которое намного возмутительнее одолженных цветов.

– Я тоже не могу ответить ни на один вопрос, пока не узнаю, что вообразила себе эта женщина. Я не могу реагировать на бред, пока ее не выслушают и не обследуют специалисты. Думаю, она психически больна. Ваше дело интереснее, потому что есть доказательства, а не пустые слова, брошенные неизвестным на ветер.

Крушевский многозначительно держал палец над управлением воспроизведения коммуникатора. Он понятия не имел, есть ли на записи еще какие-то сюрпризы. Велицкий тоже этого не знал, к тому же он не подозревал, что не знает и Крушевский. Было понятно, что это патовая ситуация и дальнейшая борьба ослабит позиции обоих. Ни один ни второй не были готовы к лавине вопросов, которая грозила обрушиться на них.

– Оба дела требуют разъяснений, – медленно произнес мэр. – Предлагаю закончить пресс-конференцию.

– Закончим, – согласился Крушевский. – Проясним обе ситуации как следует.

Велицкий и Крушевский многозначительно посмотрели на Здонека, который кивнул, встал и начал готовиться к выходу. Несмотря на нарастающую волну протеста, оба политика вышли.

– Теперь… – ведущий беспомощно смотрел на закрывшиеся двери и разволновавшихся журналистов. – Теперь мы должны…