Текст книги "Власть и совесть. Политики, люди и народы в лабиринтах смутного времени"

На второй день Съезда я вышел к микрофону и произнес следующее: «По роду своих занятий я занимаюсь прогнозированием. Изучив тенденции работы нашего Съезда в течение вчерашнего дня и сегодня, мне представляется, что тенденции не очень благоприятные. Что я имею в виду? Я имею в виду, что эти тенденции в какой-то степени повторяют события первого Съезда народных депутатов СССР. Именно такие тенденции привели впоследствии к развалу Союза Советских Социалистических Республик. Во всяком случае, этот вопрос уже на повестке дня находится. И мне хотелось бы обратиться к народным депутатам Российской Федерации, чтобы мы не допустили развития этих тенденций в рамках Российской Федерации. Российская Федерация была унитарным государством, и одновременно она является федеративным государством. Когда я избирался в округе, у меня было десять соперников. И все десять выступали за то, чтобы превратить Дагестанскую автономную республику в республику СССР. Я активно выступал против этого. Почему? Потому что я верил и верю, что мы можем и должны развиваться в рамках обновленной по сути Российской Федерации. И отсюда непосредственно вытекает вопрос о суверенитете. Когда мы говорим о суверенитете Российской Федерации, необходимо помнить о том, что это суверенитет не только Москвы, не только Ленинграда, это суверенитет каждой частицы Российской Федерации. И мы должны учитывать, что в Российской Федерации разные национальные автономии, они функционируют тоже как суверенные национальные государственные образования».

Но это не было учтено. Пункт 5 Декларации «0 государственном суверенитете Российской Советской Федеративной Социалистической Республики» взорвал автономии. Выступая против сепаратистских взглядов, я особо подчеркнул первостепенное значение для укрепления Российской Федерации двухпалатного устройства Верховного Совета: «…сейчас формируется двухпалатная система нашей Федерации, Верховного Совета, что там будет обеспечено равенство и по национальному, и по территориальному признакам. И сегодня этот основополагающий вопрос развития самой Федерации ставится под сомнение. Если мы нарушим равноправие представительства двух палат Верховного Совета, то фактически поставим под вопрос существование самой Федерации, ибо смысл Федерации заключается и в равенстве двух палат». Я отметил также некорректное поведение различных средств массовой информации, стимулирующее противостояние на Съезде и в обществе. Нужно было время, чтобы понять: критика телевидения и газет – дело совершенно бесполезное. Особенно если там первую скрипку играют не очень добросовестные люди. Но это – тема отдельного, я бы сказал, специального и очень нужного разговора.

Много споров вызвал вопрос о независимости Российской Федерации. Предлагались разные варианты его решения. В итоге Съезд проголосовал за суверенитет РСФСР с подписанием нового Союзного договора. Таким образом, большинство российских депутатов одобрило концепцию суверенитета в неразрывной связи с судьбой и целостностью Союза. Тем самым уже в начале пути мы взвалили на себя бремя величайшей ответственности. В том числе – и за судьбу СССР.

Стенограмма зафиксировала шум и выкрики, постоянно нарушавшие рабочую атмосферу Съезда. Они не поубавились и после выступления А. В. Власова, в котором тот представил картину положения России. Она не радовала, но если бы мы взглянули на нее с высоты (или из ямы?) сегодняшнего дня… Впрочем, нужны ли здесь комментарии?

Доклад выглядел вполне приемлемо, даже в чем-то радикально, но он как бы повис в воздухе из-за аморфного, беспомощного политического резюме. А может быть, эффект от выступления оказался нулевым из-за того, что его сделал неавторитетный лидер? Убежден: если бы аналогичный материал зачитал Ельцин, его восприятие оказалось бы совсем иным. В России так повелось исторически, что она всегда в поисках сильной личности. Как говорит Окуджава: «Мне надо на кого-нибудь молиться».

Медленно, но верно Съезд продвигался к главной цели – выборам Председателя Верховного Совета и Председателя Совета Министров. Все было подчинено этому, остальное считалось второстепенным. Беспристрастных оценок кандидатов, анализа их деловых качеств просто не существовало, ибо каждая группировка выдвигала свои кандидатуры, не слушала и не слышала никого, кроме себя. Все стремились лишь к одному – четко обозначить свою политическую позицию и размежеваться с другими группами. Каждое выступление, независимо от обсуждаемой темы, было подчинено этой цели. На Съезде царили и определяли его атмосферу лишь два противоборствующих чувства: жажда реформ и страх перед возможным разрушением Союза.

После окончания заседаний в конце зала обычно собирались представители автономных образований. И начиналось активное и весьма горячее обсуждение проблем развития национальных отношений, положение национальных автономий. Степанков, Темиров, Хубиев, Корнилова, Сабиров, Мухамадиев, Михайлов, Ондар, Магомедов, Леонтьев, Завгаев и многие другие депутаты обсуждали эти вопросы. Принимал в этом участие и я. Эти встречи помогали группироваться по интересам. По-моему, в то время наша коалиция была самой, я бы сказал, человечной и в смысле удаленности от узкогрупповых интересов и пристрастий – беспартийной (насколько такое удаление вообще возможно). В то же время, как я теперь понимаю, мы, пожалуй, несколько грешили излишней консервативностью. Дельных мыслей, предложений на этих наших встречах звучало немало. Но пафос и тут был один – политический бой. А это мешало созидать.

Грамотным и полемичным было выступление на Съезде и студента из Дагестана Заргишиева. Он квалифицированно проанализировал суть тоталитарно-имперской системы не только Союза, но и всех структур Российской Федерации, очень резко поставил вопрос о суверенитете республики в составе Российской Федерации, хорошо сказал о роли ислама, христианства, иудаизма, непосредственно связанных с историей наших народов и оказавших бесспорное влияние на культуру. «Даже в Коране говорится: «Воистину Аллах не изменит то, что в людях, пока они не изменят того, что в их сердцах». Но как и что можно изменить в сердце, если «нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца – пламенный мотор?» – закончил Заргишиев свое выступление. Повторю еще раз: оно оказалось очень своевременным, ибо в нем говорилось о возрождении национальных традиций, национальной культуры, развитии образования. И все же в его речи громче всего прозвучал призыв к разрушению всего существующего. В этом смысле Заргишиев – дитя своего времени. Как, впрочем, и каждый из нас. Впоследствии он проявил себя как весьма разумный депутат, вплотную и весьма профессионально занялся исламом.

Радикальностью отличалась речь С. Н. Бабурина. «Сегодня при рассмотрении вопроса о суверенитете Российской Федерации, – заявил он, – нам нужно набраться мужества и определиться: или мы будем следовать существующим правовым актам, и тогда должны прямо сказать, что никакого суверенитета, никакой экономической и политической самостоятельности России не будет; или нам нужно принять такое решение по вопросу о суверенитете, которое обеспечит и новому Верховному Совету, и новому правительству России возможность действительно работать на суверенных началах, помимо любых желаний правительства или Верховного Совета СССР. Именно сегодня определиться. А завтра мы должны создать юридическую базу для деятельности высших органов власти и управления Российской Федерации».

С. Бабурин первым поставил вопрос о ратификации всех изменений в Конституции СССР: «Время дарования милостей республикам должно уйти в прошлое». Подобные в основе правильные, но доведенные до абсурда идеи и разрушили Союз. Прочитайте нынешние горькие речи Бабурина, произносимые им после окончательного развала Союза. Недавно в поездке во Францию я напомнил об этих выступлениях Сергею Николаевичу. Он удивился, думаю, что искренне. О незрелости народовластия неплохо сказал Д. Волкогонов: «Партия уже не правит, Советы еще не правят, демократия зелена». Замечу, кстати, что, по-моему, общество и поныне пребывает в том же состоянии. Партия давно не правит, Советы уже не правят, Президент еще не правит. Результатом являются хаос и беззаконие, а отнюдь не демократия. Период се становления затягивается. Это опасно для российской государственности, это катастрофа для человека, личности.

Радикальную позицию выразила депутат Ирина Федоровна Залевская, одной из первых поставившая вопрос о выходе России из СССР: «Пока Россия находится в составе СССР, полный ее суверенитет невозможен». Бывший работник уральской комсомольской газеты предложила объединить военные командования и действовать по схеме Организации Варшавского Договора. Сегодня, к сожалению, можно было бы поздравить Ирину Федоровну с реализацией ее идей. Будет ли она рада такому поздравлению? Такой желанный для многих развал СССР был для них своего рода несбыточной мечтой. А когда эта мечта неожиданно сбылась, не один мечтатель ужаснулся делу рук своих. Или «и своих». Не правда ли, Ирина Федоровна?

Между тем за «кулисами» Съезда очень активно действовали блоки, фракции, группировки. Очень деятельными были демократы. В отличие от них коммунисты, убежденные в своем полном контроле над ситуацией, вели себя и самонадеянно, и пассивно. Работники ЦК КПСС были скованы в своих действиях руководством. Орготдел ЦК, в котором догматизм и партийное чванство особенно процветали, все проваливал. Если хоть что-то все же получалось, то лишь благодаря привычному соблюдению значительной части этой категории депутатов партийной дисциплины. По вопросу суверенитета России в составе Союза мало кто из них выступал против: свою задачу они видели в том, чтобы и рыбку съесть, и ноги в реке не намочить, то есть и суверенитет получить, и Союз сохранить.

Заманчиво. Но практическое обеспечение российского суверенитета было труднодостижимым: 80 процентов территорий и производства РСФСР находилось под недремлющим оком союзных органов. Поэтому первое, с чего следовало начинать, это с разграничения полномочий. Реально здесь имелись только два пути: превращение Союза в конфедерацию или постепенное, эволюционное разграничение полномочий между центром и республиками. Съезд выбрал второй путь.

Представляла интерес концепция Ельцина, согласно которой дорога к суверенитету Российской Федерации пролегала через иерархию суверенитетов других территориально-административных образований, а отправным пунктом служил бы суверенитет отдельного человека. Но, видимо, не очень удачно преподнесенная, эта концепция часто истолковывалась превратно. На мой взгляд, идея суверенитета отдельной личности, как неотъемлемой части демократически понимаемого суверенитета, вполне приемлема. Но как к ней подступиться? Как ее реализовать?

Сегодня разве что с иронией можно говорить о «суверенитете личности», особенно суверенитете пенсионеров, студентов, учителей…

Из представителей автономий активно действовал на Съезде Председатель Совета Министров Татарской АССР Сабиров. В его речах чувствовалось назревшее решение сепаратистских сил республики получить особый статус в Российской Федерации. Его выступление было посвящено великому вкладу Татарской АССР в экономику Российской Федерации и бедственному положению республики. Подобные сетования, почин которым был задан на союзном Съезде, когда каждый выходивший к микрофону начинал плакаться на исключительно горькую судьбу и жизнь своего народа, охватили и российский Съезд. Между тем корни проблемы лежали гораздо глубже. Они уходили в сложившуюся систему экономики, политики, управления. Надо было постепенно менять всю систему, а не просто ломать, крушить.

Съезд – великое скопление человеческого, национального и социально-политического потенциала разных культур и религий. В этом смысле каждый его участник, обладающий тем или иным запасом творческих сил, обладал возможностью направить его работу в созидательное или разрушительное русло. Меня привлекло, например, выступление депутата Ф. Д. Поленова, сказавшего о том, что в переживаемый страной критический момент надо быть вместе с Родиной, Отечеством, необходимо консолидироваться. Он был в числе немногих, напомнивших о российской традиции соборности при решении острых политических вопросов.

Вполне понятно, что на съездах всегда есть кому и что сказать. Но дать всем высказаться – невозможно.

23 мая мне наконец удалось выступить. Проблему суверенитета я видел в разграничении полномочий Союза и России. Я сказал, что принятые законы СССР ущемляют права республик, в том числе и России, нарушают даже принципы Союзного договора, заложенные в 1922 году. Полномочия, которые Российская Федерация делегировала Союзу, должны быть незамедлительно определены на этом Съезде. Пренебрежительное отношение к Союзу перекинется и на Российскую Федерацию, так что может оказаться под сомнением вопрос о самостоятельности России. Российскую Федерацию надо воспринимать исходя из федеративного устройства, а все составные части республики должны выступать ее равноправными субъектами.

Еще раньше в своей речи Борис Николаевич Ельцин говорил о «субъектности нашей Федерации и необходимости заключения Федеративного договора». Оставался нерешенным вопрос о субъектности русского народа и форме выражения воли русской нации. Этот вопрос решался Федеративным договором, равноправным участием в нем краев и областей. Однако такая позиция не находила понимания, а то и встречала сопротивление представителей республик.

Должен отметить огромное число выступлений от автономий, что свидетельствует о равноправии, царившем на Съезде. Да они и не вели себя так, как некоторые радикальные силы России по отношению к Союзу. К примеру, Г. Старовойтова предложила России стать инициатором заключения нового договора трех славянских республик (реализовано в декабре 1991 г.) с дальнейшим присоединением всех желающих к этой Федерации. Видимо, не зря она стала позже советником Президента. Идею развала Союза ей удалось реализовать до конца. Федерации, естественно, не получилось, да к ней и не стремились эти силы. Но возникло СНГ, а вместе с ним вспыхнули войны и конфликты. Идея СНГ, похоже, давно обсуждалась в окружении Ельцина, коль скоро к ней так упорно и неоднократно возвращались в своих выступлениях Старовойтова, Шелов-Коведяев, Румянцев и другие. Подобный путь некоторые хотели уготовить и России, и похоже, что от его реализации еще не все отказались.

Вполне обоснованной показалась мне речь Председателя Верховного Совета Якутской республики М. Николаева. Упомянув о полномочиях Якутской республики и приверженности ее России, он вместе с тем выделил тот факт, что Якутия находится под двойным гнетом. Он напомнил, что доля отчислений от прибыли союзных предприятий в бюджет большинства республик составляет 20 процентов, а в бюджет Эстонии – 84 процента. Поэтому проблема равноправия субъектов Федерации вполне актуальна. Этот вопрос беспокоил многих, в том числе и республики, входящие в Российскую Федерацию. Поэтому понятно их стремление к равноправному участию в подписании не только Федеративного, но и Союзного договора. Из этого Съезд тоже устроил поистине глобальную проблему.

Вскоре стало ясно, что до избрания Председателя Верховного Совета РСФСР толком обсудить и решить назревшие проблемы невозможно. Оценка кандидатов на этот и другие руководящие посты, как я уже упоминал, шла только с политической позиции, ничто другое в расчет не принималось, хотя признаваться в этом никто не хотел.

Сколько перипетий разыгрывалось за пределами Кремлевского Дворца съездов! Встречи в ЦК КПСС на Старой площади, бесконечные инструктажи и наставления. Параллельно шли совещания в гостинице «Россия», где находилась штаб-квартира демократического блока. Радикальное крыло старалось навязать мысль о том, что если не будет избран Ельцин, то могут быть крупные выступления в Москве, Ленинграде, Свердловске. Я тоже думал, что если этого не произойдет, то общество будет дестабилизировано. Возможно, избрание Ельцина позволит четче определиться и Горбачеву. И тут Борису Николаевичу помог сам Горбачев. Его выступление 29 мая 1990 года на Съезде все решило. И, что называется, позволило Борису Николаевичу набрать дополнительные очки. Объявили результат голосования: из 1038 бюллетеней Власов получил «за» 467 голосов, «против» – 510; Ельцин – «за» – 530, «против» – 502.

Таким образом, на политической арене вновь оказался человек, в течение более чем двух лет находившийся в оппозиции и обещавший принести счастье и процветание народу.

Как же Борис Николаевич воспользуется властью? Сказать что-либо определенно было сложно. Власть в нашей стране не то же, что власть в других странах, где лидер находится в достаточно жесткой зависимости от избравшего его органа. В России же он традиционно неконтролируем в своих действиях, недосягаем для избравшего его народа, особенно если ему удастся сконцентрировать в своих руках большие властные полномочия. Так думал тогда не я один. И все же в этот знаменательный день у всех, видимо, вырвался вздох облегчения: «Свершилось!» Как и очень многие, забыв о своей политической позиции, аплодировал Ельцину и я. Число 12 оказалось счастливым для Ельцина: он был избран Председателем Верховного Совета. 12-й день работы Съезда. Суверенитет России провозглашен 12 июня 1991 года. И ровно через год – 12 июня 1992 года – он избирается Президентом России. А меня настораживали 12 человек из окружения Ельцина, которые, по моему убеждению, могли помешать ему заняться созидательной работой, 12, а не все окружение, ибо немало в нем и честных, грамотных людей.

Но тогда надежды были большие. Ельцин представлялся сильной самостоятельной личностью. Первые дни работы в чем-то оправдывали эти надежды. Воодушевленный победой, Борис Николаевич предложил собрать согласительную комиссию для обсуждения кандидатур своих заместителей. Ни для кого не была секретом моя приверженность центристским взглядам и позициям, ибо я не раз говорил об этом в депутатских группах. В той обстановке такая позиция, мягко говоря, не поощрялась. На совещании в ЦК КПСС моя кандидатура на выдвижение в заместители Председателя поддержки не получила. В. Н. Степанов, избранный Председателем Верховного Совета Карелии, взял самоотвод. Заняв первое место среди баллотирующихся в первом туре, я вышел во второй, где остался один на один с В. И. Штыгашевым. И хотя получил перевес голосов, их все равно оказалось недостаточно для избрания: сказалось то, что многие депутаты разъехались на субботу по своим регионам. Зарегистрировано было всего 835 депутатов из 1068.

Но судьба, видимо, распорядилась лучшим образом, во всяком случае, для меня. На следующий день мне стало известно о возможном выдвижении на пост первого заместителя кандидатуры Р. Хасбулатова. Я знал его только по публикациям, которые мне представлялись весьма интересными и взвешенными. В этом отношении он вызывал у меня бесспорные симпатии. И я считал, что он – пожилой профессор. Когда мы с ним познакомились в понедельник утром, я сразу сказал со свойственной мне откровенностью: «Если вновь будут выдвигать меня, то вам лучше не мешать мне. С моей стороны гарантируется то же в отношении вас, исходя из добрососедства наших народов. Нам незачем бороться друг с другом». Хасбулатов явно растерялся, видимо, не ожидая такой прямоты и такого поворота событий.

Как выяснилось позже, Ельцину докладывали, будто я чуть ли не помощник и лучший друг Лигачева, которого, кстати, я видел только на экране телевизора. Тогда же у жены моей якобы обнаружились родственные связи с Раисой Максимовной Горбачевой. При столь мощном потоке лживой информации и поныне неизвестной мне в полном объеме Борис Николаевич не решился, видимо, выдвинуть на голосование мою кандидатуру. Когда он предложил Хасбулатова, я попытался пробиться к микрофону и снять свою кандидатуру, однако дагестанская депутация отсоветовала: «Не надо суетиться, сиди спокойно, а то получится, будто дезертировал с поля боя». Ельцина, видимо, так нашпиговали негативной информацией обо мне, что он стал, что называется, грудью, защищая демократию от угрозы в моем лице. В какой-то степени я был закономерно вовлечен в общий поток политической борьбы, которая не всегда соответствовала моему внутреннему миру, моим взглядам на жизнь.

Сегодня для меня очевидно, что избрание Хасбулатова в конечном итоге было мудрым решением. Он больше подходил к характеру и образу действий Бориса Николаевича. Во мне же слишком много традиционно восточного, что плохо вписывается в нынешние времена сплошной ориентировки на Запад. И все-таки ЦК. Пусть всего полтора года, но все-таки, все-таки…

На Съезде решался и такой актуальнейший вопрос, как формирование Верховного Совета. Существовало два подхода. Один, представленный группой депутата Шейниса, исходил якобы из мирового опыта. Его поборники отстаивали необходимость избрания в парламент 500–800 человек. При меньшей численности этот орган был бы, по их мнению, неработоспособным. Я же отстаивал другой подход, который состоял в том, чтобы сократить число членов парламента до 250–260 депутатов. Парламент из 800 членов требует очень больших расходов, которые в конечном итоге ложатся на народ. Ведь только проведение одного Съезда обходится в 150–200 миллионов рублей из государственной казны. Это огромная сумма. Но дело еще и в качестве работы. Опыт показал, что парламент численностью в 300 и более человек фактически неработоспособен: слишком много времени и сил уходит на зачастую бесплодные дискуссии, согласование точек зрения. Да и кворум обеспечить трудно. Я, кстати, не исключал такого устройства парламента, когда в нем будут верхняя и нижняя палаты: нижняя – Совет Республики и верхняя – Совет Национальностей. Верхняя палата рассматривала бы и принимала законы, подготовленные Советом Республики: при таком варианте совместные заседания палат исключаются или же проводятся в чрезвычайных ситуациях.

Концепцию Шейниса поддерживала «Демократическая Россия», концепцию Абдулатипова, Степанова и других – остальная часть депутатов. И здесь опять проявилась «детская болезнь» политизации любого вопроса. Тот, кто выступал за увеличение численности палат и парламента в целом, автоматически зачислялся в демократы. Тот, кто поддерживал уменьшение числа парламентариев, проходил по разряду партократов.

Опыт показал, насколько условно, насколько относительно такое деление. Многое изменилось и в жизни, и во взглядах, и в убеждениях. Совесть, достоинство, забота и печаль об Отечестве, конъюнктура, корысть – все это по-разному расставило всех нас, депутатов, в структурах власти, политической панораме страны. Для меня лично очевидна бесплодность и даже вредоносность споров о том, кто более предан Отечеству, своему народу. Время все и всех расставит по своим местам, история даст каждому объективную оценку.

Я все более убеждаюсь в правоте мысли, высказанной одним умным человеком в конце XVIII века: «Всякий, кто способен вырастить два колоска пшеницы на том месте, где раньше вырастал один, или две травинки вместо одной, заслуживает большей похвалы, чем все политики, вместе взятые». Понимаю это, но продолжаю заниматься политикой хотя бы во имя того, чтобы по мере сил своих не допустить проникновения в политику людей невежественных и непорядочных. Утешаю себя подобными мыслями. Возможно, кому-то это покажется нескромным, но я превыше всего ценю прямоту и искренность, а потому и сам стараюсь говорить откровенно и ясно, говорить то, что думаю. Могут сказать, что это несвойственно настоящему политику, что он должен быть изощреннее. Возможно. Но я против изощрений, когда речь идет о спасении уникальных наций моего великого Отечества, его неповторимых культур, его неповторимых духовных ценностей. Я – частичка народа моего Отечества. Народ не может быть изощренным. Не могу быть изощренным и я, следуя наказу народа.