Текст книги "Власть и совесть. Политики, люди и народы в лабиринтах смутного времени"

Гонка за лидером

Положенье, должности людей,

Званья, до небес превознесенные,

Знаю я, что нет у вас друзей,

Есть начальники и подчиненные.

Расул Гамзатов

Полной неожиданностью для меня стало мое участие в первых российских президентских выборах в качестве одного из кандидатов на пост вице-президента. Правда, некоторые из друзей заводили разговоры о том, почему бы не пойти в «связке» с Н. И. Рыжковым, но я реагировал на это сдержанно. И прежде всего потому, что мне не хотелось бы оказаться в «команде» основного оппонента Б. Н. Ельцина. Слава Богу, что завершившийся третий Съезд народных депутатов просветил и умудрил меня на этот счет. Как я уже говорил, мне претило находиться в лагере как крайне левых, так и крайне правых.

В те дни, когда я, что называется, «отходил» после Съезда, раздался звонок от Вадима Викторовича Бакатина с просьбой встретиться с ним у него в кабинете в Кремле. Конечно, В. В. Бакатина я знал и раньше, но наше общение не выходило за рамки официального. Мне он всегда казался типичным представителем русского народа – легко идущим на контакт, эмоциональным, с ярко выраженным чувством собственного достоинства, порой чересчур прямодушным. Нет, я бы не назвал его характер легким. Словом, мое отношение к нему было далеко не однозначным. Да и как иначе? С одной стороны, не может не привлекать то, что человек действует открыто, ему несвойственны подкапывание и двоедушие. С другой стороны, некоторая однолинейность характера подчас мешает «просчитывать» многообразие позиций и подходов.

Хотя, повторяю, фактически мы почти не знали друг друга, Вадим Викторович не стал устраивать мне экзамен, задавать контрольные вопросы. После первых общих фраз он сразу же предложил мне вместе с ним вступить в его борьбу за пост Президента России.

Несомненно, он отдавал себе отчет в том, насколько рискованно было брать себе в сотоварищи Абдулатипова, человека, вступившего в бессмысленный спор с новой политической звездой России. Ведь именно так преподносилось мое участие в «заявлении шести».

Несмотря на свою эмоциональность, Вадим Викторович обладал способностью глубоко анализировать происходящее. Из политиков, с которыми мне приходилось встречаться, он в наибольшей степени, пожалуй, проявлял неподдельный интерес к анализу общественных реальностей, чтобы понять, каковы могут быть их политические последствия. К его слабостям как политика я бы отнес склонность к форсированному сближению с людьми, будь то трудовые коллективы, участники митинга или отдельные лица, своего рода «заигрывание» с ними. Такая манера поведения не остается незамеченной и настораживает, а иногда и отталкивает от человека, ибо воспринимается как проявление неискренности или же политического популизма. Бакатин-политик рожден прошлой системой. Но он осознал всю необходимость осуществления многих преобразований, и в этом у него было много общего с Ельциным.

Признаюсь: в нашем первом разговоре я воздержался от скоропалительных «да» или «нет». И предложил Бакатину подумать над другими кандидатурами. Его достойными партнерами, по моему мнению, могли бы стать Председатель Верховного Совета Башкирии М. Г. Рахимов, Председатель Совета Республики В. Б. Исаков, Председатель Верховного Совета Карелии В. Н. Степанов. Мне хотелось как следует все взвесить. К тому же мое согласие на участие в президентских выборах в тандеме с Бакатиным могли расценить как очередной вызов Ельцину. И я решил, что будет лучше, если сам переговорю с Борисом Николаевичем.

Мне долго не удавалось попасть к нему, а между тем время подпирало. Тогда я попросил Виктора Илюшина, помощника Ельцина, умного и симпатичного мне человека, передать шефу, что мое дело не терпит отлагательства. Но и этого оказалось недостаточно. Пришлось рассказать Илюшину и Бурбулису, зачем мне нужна подобная срочная встреча. Это сработало сразу.

Разговор с Борисом Николаевичем был весьма доброжелательным и содержательным. Я сказал: «Вы стали настолько значительной фигурой, что сегодня невозможно заниматься политикой, не касаясь так или иначе вашей деятельности. В оценке этой деятельности, ее анализе я никогда не сбивался на охаивание, голое отрицание, враждебный тон. Если решу составить тандем Бакатину, то буду придерживаться этой же линии, как бы трудно ни было, ибо пришлось бы учитывать эмоциональный накал, свойственный избирательной кампании». Борис Николаевич сказал, что всегда выделял меня из группы «возмутителей спокойствия» как разумного человека центристского толка. Мою критику он считает достойной и ценной, зла на меня не держит и одобряет мое намерение участвовать в предстоящих выборах. По мнению Ельцина, Бакатин являлся его наиболее сильным конкурентом. Что же касается Рыжкова, то тот, в силу ряда обстоятельств, вряд ли сможет победить. Борис Николаевич сообщил также, что предлагал Бакатину баллотироваться в вице-президенты, но поздно: начался сбор подписей в поддержку Бакатина как кандидата в Президенты. В этих условиях его переход в команду Ельцина выглядел бы просто непонятным. В ответ я заметил, что не сомневаюсь в победе Ельцина и принимаю предложение Бакатина с одной лишь целью: лучше узнать Россию, россиян и свои возможности.

После этой беседы я встретился с Бакатиным, рассказал ему о состоявшейся встрече. Вадим Викторович согласился с тем, что никаких нападок на кого бы то ни было мы допускать не будем, тем более нападок на Ельцина. Не в этом цель нашей кампании. Согласился он и с тем, что шансов на победу у нас почти нет, поскольку в нашу поддержку не выступят ни левые, ни правые. Конечно, если мы бросимся в ту или иную крайность, то нам помогут. Но этого делать не хотелось бы.

Как я теперь понимаю, тандем «Бакатин – Абдулатипов» был для консерваторов предпочтительнее, чем «Ельцин – Руцкой». Кстати, в том разговоре с Ельциным обсуждалась кандидатура будущего вице-президента. Я сказал Борису Николаевичу: «Ваша победа очевидна. Говорю это не из желания польстить. Просто такой вывод вытекает из анализа тенденций и процессов, которые происходят сегодня в России. Выиграете ли вы с первого захода или придется участвовать во втором туре – не столь уж важно. Вы в любом случае будете Президентом. Поэтому должность вице-президента вашему союзнику обеспечивается автоматически. Было бы лучше, если б таким человеком оказался представитель одной из республик Российской Федерации.

В этом отношении наиболее подходящими кандидатурами мне кажутся Н. В. Федоров, Р. И. Хасбулатов или В. Н. Степанов». Но ему все же хотелось сохранить Хасбулатова в Верховном Совете. Ельцин согласился, что неплохо было бы иметь партнером представителя автономии, но такой кандидатуры он пока не видит.

Сразу же скажу, что, узнав о моем решении выступить на выборах вместе с Бакатиным, моего выбора партнера не все одобрили. Утверждали, что у меня была реальная возможность сотрудничать с Ельциным. Но если бы даже Борис Николаевич сделал мне предложение выступить с ним в «связке», я не имел бы морального права принять его.

Точно так же Бакатин не мог, не имел нравственного права принять предложение вступить в предвыборную борьбу вместе с Ельциным. В Кемеровской и Кировской областях, где он работал первым секретарем областного комитета партии, уже было собрано более 100 тысяч подписей, необходимых для регистрации в кандидаты. В этих условиях отказ Бакатина от самостоятельной кампании, как я уже отмечал, мог бы оказаться сродни предательству. Кроме того, мне кажется, и не смогли бы Ельцин и Бакатин работать вместе. Несмотря на такие схожие биографии, оба они сформировались как очень независимые, самостоятельные личности.

Готовясь к выборам, давая согласие на то, чтобы выступить вместе с Бакатиным, я много размышлял о том, куда же идет наша страна, каким бы мне хотелось видеть первого всенародно избранного Президента России. Те мои размышления нахожу сегодня в газетных интервью, беседах с журналистами. И хотя говорится, что газета живет один день, но, думаю, это не так. Вот одно из моих интервью, которое я дал в то время корреспонденту газеты «Ленинское знамя». В нем – кусочек того времени, отзвуки моих дум конца весны 1991 года.

Кор. Сейчас довольно часто в осмыслении происходящего можно услышать известную луспекаевскую фразу: «…за державу обидно». За что вам более всего обидно, что более всего подвергает вас душевному истощению, вносит сумятицу в ваши мысли, лично вам?

Р. А. В этом вопросе я нахожу то, о чем в последнее время мне приходится говорить все чаще и чаще. Мне кажется, держава такова, какой ее построило и передало в наследство то или иное поколение. За понятиями «держава», «Отечество» я склонен рассматривать содержание духовно-нравственного порядка. Это, очевидно, стержень развития человека, степень его умения ориентироваться в сложных процессах развития общества, его отношения к другим людям. Я соотношу это в большей степени со своим видением, которое проявляется в моих отношениях к моему роду, моим родителям, селу, где родился, моему народу, моему Дагестану, России… Это самые близкие для меня моменты жизни, которые нерасторжимо входят в понятие державы, Отечества.

Что касается второй части вопроса, могу сказать только следующее: если мы своими действиями, убеждениями, поступками ослабляем Отечество, то все наши благие побуждения не имеют ценности. Я не навязываю своего мнения, это моя точка зрения, многие люди, в том числе и народные депутаты России, порой явно разрушая Отечество, убеждены, что делают это во имя его блага. Может быть, в этом и трагедия наша. И когда я слышу: «За державу обидно», то мне обидно именно за тех людей, действия которых не сопряжены с углубленным пониманием сути явлений, принявших в последнее время разрушительный характер. И нечего тут державу винить. Нередко встречаешь совершеннейшее непонимание и откровенную враждебность по отношению к себе, враждебность, которую не заслуживаешь, – это обидно вдвойне.

Кор. Вы имеете в виду свое заявление? Представим, что у вас появилась возможность объяснить широкой публике свой поступок.

Р. А. Меня подвело в большей степени отсутствие чувства политической конъюнктуры… Я человек, который прямо и откровенно говорит о том, что думает, о том, что меня беспокоит. Моя подпись под известным «заявлением шести» по большому счету не была направлена против кого-то лично. Я подписал заявление только потому, что хотелось выйти на уровень зрелой, цивилизованной политики, политики «здравого смысла». Сказал то, что более всего беспокоило. Но в политике, оказывается, не очень и нужно говорить людям правду: нужно говорить такую правду, какая выгодна для твоей политической карьеры. В политике, оказывается, нельзя ни в коем случае говорить в глаза то, что ты думаешь. К сожалению, многие так и поступают. Вам в глаза говорят одно, а за вашей спиной делают совершенно иное… Я подобной политики не приемлю.

Кор. Общеизвестно, что политика – вещь достаточно циничная. Именно в этой области человеческой деятельности можно росчерком пера перечеркнуть границы обитания, поставить под сомнение жизнь многих и многих людей.

Р. А. Действительно, видимо, так оно и есть. На современном этапе политика становится чересчур циничной. Еще в конце XIX века Н. Бердяева беспокоило то, что политика все больше расходится с нравственностью. Нравственность, на мой взгляд, делает политику человечной, придает ей элемент цивилизованности. После того как меня не поняли, в том числе и те, кто вроде бы поддерживал, а на деле – и в самое трудное время – предал, мне показалось, что надо формировать партию здравого смысла. Дело в том, что политика, оказывается, строится в зависимости от того, как я хочу использовать, к примеру, вас в своих политических целях, во что я хочу превратить вас сегодня, на что поднять, куда повести. Пока вы разберетесь, я займу с вашей помощью такую высоту, что стану недосягаемым для вас же. И когда меня спрашивают, что меня беспокоит сейчас, или просят оценить перспективу развития общества, меня больше всего беспокоит та трагедия, которая, подобно року, преследует наше российское сознание, – это трагедия крайностей. Любая плодотворная идея, попавшая на нашу российскую почву, доводится до неузнаваемости, превращаясь в свою противоположность. Взять хотя бы идею перестройки.

Кор. В наше время теряет смысл такое понятие, как мудрость. Оно, по большому счету, изменяет как генералам от политики, так и рядовым членам общества.

Р. А. Согласен. Это качество у нас в последнее время изменяет многим, политикам в том числе, хотя, казалось бы, опыт нашего прошлого предполагает предвидение многих, уже совершенных ошибок. Мудрость – это категория устойчивости и здравого смысла. Политика, которая строится на мудрости, стабильна и созидательна.

Кор. Каким вам рисуется будущий Президент России?

Р. А. Во-первых, он станет первым Президентом России. Во-вторых, это будет Президент не только одного народа, а всех народов Российской Федерации. Для меня это самая главная проблема, поскольку Россию составляют уникальнейшие народы, национальности, народности и государственные образования. И если на пост Президента придет человек, который только понаслышке знает, скажем, об эвенках или кумыках, это будет очень плохо. Моему Президенту должны быть близки и понятны интересы каждого многочисленного или малочисленного народа. Президент должен быть человеком российским по духу. Кроме того, он должен быть человеком решительным, смелым. Не в том смысле, чтобы рубить сплеча, а чтобы активно выступать в интересах России, не отделяя ее от Отечества, и чьи действия на 90 процентов были бы исполнены мудростью.

К сожалению, России редко выпадали мудрые правители. Она чаще всего становилась жертвой одиозных фигур. Потому Президент не может быть непредсказуемым для своего народа. И еще один момент: сейчас в России мало ценится интеллигентность. А ведь это то, что в старой России привлекало почти всегда, то, что в XIX веке сделало ее духовной Меккой просвещенных людей многих стран мира. Интеллигентность предполагает порядочность, образованность, высокую культуру, так что и это качество не должно отсутствовать у будущего Президента. Наконец, Президент России – человек, для которого небезразличны судьбы народов других республик СССР… Для меня он должен стать человеком, за действия или решения которого не пришлось бы потом испытывать стыд или неудобство.

Да, таким в идеале виделся мне тогда первый Президент России. И хотя я прекрасно сознавал, что в мире нет ничего идеального, многие черты будущего лидера находил у Бакатина. Тем временем наступили горячие предвыборные дни. К сожалению, существенным недостатком в нашей с Вадимом Викторовичем работе оказалось отсутствие команды, способной нести тяжесть предвыборной кампании. Хотя сторонники у нас имелись во многих регионах России, лишь несколько депутатов и ряд лиц из нашего ближайшего окружения внесли в это дело свой посильный вклад. У нас не было ни аппарата, ни центрального штаба по оперативному сбору и анализу информации. Службы Президента СССР нам не помогали, партийные структуры работали на Н. И. Рыжкова. Горбачев поначалу всячески поддерживал решение Бакатина участвовать в выборах, очевидно надеясь использовать его для борьбы с Ельциным. Но Вадим Викторович решительно заявил о своем отказе играть эту роль, и обещанная Президентом СССР помощь не состоялась; материальная и организационная поддержка Бакатину оказалась даже слабее, чем Жириновскому. Правда, свое содействие нам предложило довольно большое число предпринимателей и кооператоров, однако Бакатин отклонил и эти предложения. Более того, он оказался единственным претендентом, не потратившим выделенные на предвыборную кампанию средства. Скромность и интеллигентность, присущие ему, также сыграли свою роль в том, что мы оказались на последнем месте.

Тем не менее и тогда, и сейчас я считал и считаю позицию и подходы Вадима Викторовича верными, поддерживал и поддерживаю их. По-моему, мы поступили правильно, избрав для себя, как принято говорить, имидж разумных политиков, имея в виду под этим верность политике здравого смысла. Во все времена в России была бесперспективна политика без крайностей, особенно в переходные периоды. Тон в общественной жизни задавали носители поляризованного сознания, видящего мир только в контрастных, без полутонов, цветах, делящих всех людей на «чужих» и «наших», исповедующих принцип «кто не с нами, тот против нас». Трудно измерить урон, который претерпела и терпит страна из-за десятилетий господства этой философии и психологии нетерпимости, разделяющей и сталкивающей в противостоянии различные социальные группы, нации, отдельных людей.

Вот что я говорил в интервью, данном газете «Правда» 4 июня 1991 года в разгар избирательной кампании: «На мой взгляд, именно программа Вадима Викторовича отличается центристскими позициями и здравым смыслом. Я думаю, именно ему удалось найти то звено, вокруг которого могли бы объединиться все россияне. Крайние силы больше всего как раз и изматывают Россию и страну. Они ведут войну друг против друга, от которой каждый день страдают люди. И я считаю, что для нынешней политики, а может быть, еще больше и для будущей, нужны люди, которым присуща ответственность перед будущим».

Кое-что в этом плане нам удалось сделать, и я благодарен Бакатину, что оказался в тандеме с ним.

Проехать за двенадцать дней 15 областей и республик, выступать перед людьми, общаться с народом – это было неплохим политическим тренингом. Такая закалка политику просто необходима. Встречи проходили в самых различных аудиториях. Лишь отдельные люди вспоминали про «заявление шести» и критически отзывались обо мне. Прекрасно встречали в Архангельске, Сыктывкаре, Перми, Пензе, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии и т. д.

Правда, неприятный осадок в душе оставило откровенно недоброжелательное отношение, с которым довелось столкнуться в столице Дагестана. Понимал, конечно, что за этим стоят не простые граждане, а областной комитет КПСС, отчасти и Верховный Совет республики, активно включившиеся в кампанию по поддержке Рыжкова. Разумеется, сторонники Бориса Николаевича и Николая Ивановича активно действовали и в других местах, где нам приходилось выступать, в том же Архангельске и Сыктывкаре. Но именно в Дагестане прессинг был организован чересчур жестко. Даже на телевидении для выступления удалось в буквальном смысле слова вырвать всего 30 минут. Для сравнения: в Сыктывкаре мой добрый друг Спиридонов дал три часа прямого эфира.

А вот в Махачкале для встречи с кандидатом в вице-президенты, Председателем Совета Национальностей Верховного Совета РСФСР отвели биологический корпус медицинского института, куда люди фактически даже не могли пройти. Но тем не менее в грязный, неубранный зал пришли не только мои друзья, но и противники. Некоторые ярые сторонники Бориса Николаевича и Николая Ивановича обрушились на меня с нападками, обвиняя чуть ли не в подрыве их имиджа. Было неприятно это слышать, ведь я никогда не охаивал Бориса Николаевича, хотя, наверное, вполне мог бы это сделать во имя завоевания дешевой популярности у его многочисленных противников. Население республики, составляющее менее одного процента избирателей Российской Федерации, могло бы, наверное, поддержать земляка. То, что Бакатин оказал предпочтение дагестанцу, посчитал его достойным участвовать в президентских выборах, как бы добавляло славу и уважение республике.

Все это, конечно, мои эмоции. Но скажу честно: чувство неудовлетворенности было сильным. Дагестан – моя родина, он близок и дорог мне. Я остро переживал организованные партийными структурами и «демократами» несправедливые гонения против меня. Крайности тут сошлись, и я еще раз воочию увидел: политика – вещь жесткая, а порой и жестокая. И все же я не стал бы платить той же монетой своим оппонентам, не сказал бы ни одного худого слова в их адрес. Можно отстаивать свои политические позиции, но нельзя при этом забывать об элементарной порядочности, уважении к ближнему. Человек не должен терять их ни при каких обстоятельствах.

Острота политической борьбы, активность политического манипулирования были настолько сильны, что многие высокогорные районы проголосовали за Н. И. Рыжкова. Это и понятно, ведь партийные структуры тогда еще пользовались большим влиянием. Они разрабатывали и проводили свою линию. Да и Николай Иванович имел немалый авторитет. Не стеснялись в выборе средств и так называемые «левые», вплоть до того, что снова и снова клеймили меня как партаппаратчика. Таковы парадоксы, рожденные крайностями, полюсным мышлением. Спасибо людям на местах, они принимали меня прекрасно.

Выборы Президента России проходили в сжатые сроки, не оставлявшие достаточного времени кандидатам для ознакомления избирателей со своей программой. Не был проанализирован и осмыслен Закон о Президенте.

Но зато это были первые демократические выборы, если считать демократическими выборы, когда избиратели плохо представляют, за что они голосуют. Строго говоря, выбирали не Президента, а Ельцина. Это были его выборы, и он выиграл их.

Находясь в своем родном высокогорном крае, куда ездил на встречу с избирателями, я узнал о результатах выборов и сразу дал телеграмму Борису Николаевичу, от всей души поздравил его, пожелал плодотворной работы на посту Президента на благо Российской Федерации, укрепления ее целостности, возрождения и прогресса всех народов России, улучшения их жизни. Выразил надежду, что он сможет объединить Россию и россиян для созидания. Скажу прямо: почувствовал облегчение, будто с меня сняли тяжелый груз. Такое случается, когда идешь горной тропой с тяжелейшей ношей, и вдруг кто-то подставляет тебе плечо. И ощущаешь счастливое облегчение, твои плечи распрямляются.

Существовала все-таки надежда, что этот сильный, волевой человек установит правопорядок и стабилизирует обстановку. Ведь я, подобно многим, полагал, что прошлые промахи в политике Бориса Николаевича объясняются отсутствием в его руках настоящей власти.

В ходе этой предвыборной борьбы я еще раз осознал, что Россия нуждается в преобразованиях. Но преобразованиях прогнозируемых, не приводящих к дальнейшему ухудшению положения. Россияне жаждут нормализации обстановки, жаждут правопорядка и законности, духовности и нравственности, нормальной, благополучной жизни. В то же время я ясно увидел политическую неискушенность значительной части своих сограждан, их доверчивость, идущую от желания скорых перемен. Люди ждали их слишком долго и теперь были открыты тем, кто пообещал быстро и решительно повернуть ход событий к лучшему. Эта чистота и доверчивость не могли не тревожить. При всей внешней озлобленности, издерганности россияне были и остаются терпеливыми, доброжелательными людьми. Нет народа, более настроенного на созидание, более отзывчивого на дела во имя благополучия Отечества. Какой же высокой порядочностью должен отличаться политик в нашей стране, чтобы быть на уровне нравственных качеств российского народа! И как нам не хватает таких политиков!

Быть может, именно из-за их отсутствия мы так и не приступили к созиданию. Не могу отделаться от впечатления, что, как только политик получает высокую должность, кабинет, приличный оклад и прочие блага, он забывает о своей ответственности перед народом. Иногда мне кажется, что, может быть, стоит найти способы заставить политиков, в первую очередь депутатов, общаться с народом чуть ли не ежечасно, ежесекундно, проводить предвыборные марафоны чуть ли не ежемесячно, чтобы освежать память и морально встряхивать тех, кого заедает чванство, засасывает трясина бюрократизма, кто перестает считаться с интересами собственного народа.

Но все это из области мечтаний. А на деле – по России рыскают толпы оголтелых политиков, жаждущих личной выгоды. И как отличить политика народного от политика безродного, если оба говорят на родном языке? И не об этом ли написал поэт Петр Вегин:

 
Моей стране везло —
Она одолевала
Большое зло и малое,
Но вот родное зло —
Пригрелось, приросло,
Прикинулось судьбой.
Хоть и внебрачно зло,
Но все-таки родное.
Зубами гложет грудь,
Хотя и не грудное,
Что вытворяет – жуть,
Но все ж оно родное!
Сил не осталось жить,
За то, что ты такое, —
Убить тебя, убить!
Но как убьешь родное?!
 

Нет, наверное, в мире другого народа, который так легко обмануть, обратить в иную веру, сделать фанатичным, а то и превратить в толпу, сметающую все на своем пути. Может быть, это происходит все из-за той же наивной чистоты и порядочности? Может быть, из-за отсутствия традиций демократии? При всем при этом – невиданный в мире патриотизм и государствопослушание. Наш деформированный социализм и столь же деформированный зарождающийся капитализм оказались томительно долговечны, наверное, лишь потому, что у нас слишком терпеливые люди. Если бы у наших правителей был иной народ, в стране уже давно бушевали бы пожарища. Сколько бы ни издевались над Россией, ни экспериментировали над ней, она продолжает жить. Никто не способен ее погубить. Но и изменить судьбу Отечества, повернуть ее в светлую сторону может только сам народ, осознавший наконец свою роль в истории и политике.

Понимаю, что путь к этому осознанию предстоит трудный и долгий. Важно, чтобы новые лидеры, новая политическая элита формировались у нас из людей, обладающих не только высокими профессиональными, но и высокими нравственными качествами, из демократов не на словах, а на деле. Однако пока до этого далеко. Очевидно, что не так просто вырастить достойных лидеров в недостаточно благополучной в социально-экономическом плане стране, а тем более найти, так сказать, уже «готовых», сложившихся лидеров. Но столь же очевидно, что и вывести страну из кризиса без них невозможно. Общество находится в поисках лидеров. И идеалов. Отсюда и острота борьбы между ветвями власти.

Сумеем ли мы выйти из этого замкнутого круга? Наши нынешние политические лидеры в сложных ситуациях часто оказываются не на высоте, их авторитет и умение влиять, управлять снижаются. И все-таки современная обстановка, как это ни парадоксально, благоприятствует появлению во власти руководителей нового типа, лидеров, у которых на переднем плане стоит забота о благе народа, Отечества. Империи нет, но есть Держава, а значит, есть ее интересы, интересы соотечественников. Но нам ведь еще предстоит дожить до того счастливого времени, когда это будет понято и прочувствовано, пережито всеми. Пока же больное общество (общество ли?) все еще отторгает здравомыслящих политиков. В этом не вина его, а беда.

Думаю обо всем этом, а перед глазами стоят работящие люди, с которыми довелось встречаться в Архангельске, Самаре, Пензе, Перми, Коми-Пермяцком автономном округе, Башкортостане, Кабардино-Балкарии. Они в большинстве своем настроены на доверие и здравый смысл, на созидание. Но наше общество, пребывавшее десятки лет заложником партийных вождей, по инерции все еще уповает на доброго (сильного?) дядю, который на известном блюдечке принесет ему благоденствие. А очередное «блюдечко» на поверку оказывается новым мифом, новой утопической программой рая в одной, отдельно взятой стране, автономной республике или области. Не потому ли достижение всеобщего благополучия все чаще связывается с созданием самостоятельной национальной государственности?

Стремление к обретению свободы, национальному самоопределению, развитию этнической самобытности – закономерная и прогрессивная в своей основе тенденция. Однако, доведенная до абсурда, она может стать опасным оружием в руках политиков, обуреваемых жаждой власти, но совершенно не думающих о том, во что обойдется народу реализация их честолюбивых амбиций. Расплачиваемся же за это мы все.

Между тем процесс, как говорится, пошел. Процесс хаотический, не имеющий под собой не только прочных правовых, но вообще рациональных оснований. Провозглашены были две республики в Кабардино-Балкарии, две – в Чечено-Ингушетии, пять – семь республик может оказаться в Дагестане и Карачаево-Черкесии. Провозглашались республики на Урале, в Сибири, на Чукотке.

Дело, конечно, не в республиках. Бог с ними, с республиками, суть не в том, как называется та или иная территория. А за этим кроется отчуждение между людьми, раскол человеческих душ, подрыв традиций жизни в семье единой.

Я пишу эти строки вечером, а утром, перед уходом на работу, слушал передачу «Радио России». Комментатор сказал о том, что сам он живет в Москве, его родители – в Николаевской области, отец – русский, мать – украинка. «В голове не укладывается, – восклицает ведущий, – как получилось, что мои родители теперь живут в одном государстве, а я – в другом! Почему идет всеобщее разделение: создаются таможенные посты, вводятся национальные валюты, организуются новые границы, не стихают споры из-за армии, Черноморского флота?»

Слушал комментатора и разделял его эмоции, но в то же время думал: разве нельзя было ставить эти вопросы раньше, апеллировать к здравому смыслу людей? Все мы помним, что именно «Радио России» многие месяцы каждый день внушало мысль о необходимости и благотворности разрушения Союза ССР! Видимо, массовый психоз не давал пробиться на поверхность здравым мыслям.

Да, крепки мы задним умом. Поистине, как говорил лорд Честерфилд, «те, кто громче всего требуют свободы, хуже всего ее переносят».

Кстати: если вслушаться в общую тональность передач этой «суверенной» радиокомпании сегодня, можно не сомневаться, что завтра мы вновь услышим в родном эфире «охи» да «ахи» – и как мы проглядели, и как могли ратовать за…

Иногда я думаю: а что, если бы Президентом был избран кто-то из других бывших претендентов: Рыжков, Жириновский, Тулеев, Бакатин? Сохранился бы при ком-то из них Союз или все равно развалился? Какой бы сегодня была Россия? В какую сторону пошли бы события в экономике, государственной сфере, национальных отношениях?

Понимаю, что история не знает сослагательного наклонения, она складывается из того, что есть, а не из того, что могло бы быть. И я задаю себе эти вопросы лишь для того, чтобы попытаться понять: в каком же случае проиграли избиратели? Не избрав кого-либо из конкурентов Ельцина, они считали, что дела могут пойти не так, как им, избирателям, хотелось бы? Или же предпочли Ельцина, потому что их устраивало и устраивает все, что произошло после 12 июня 1991 года?

Судя по нынешним настроениям россиян, последнее маловероятно. Формально мы обрели свободу, но почему же в душах людей прочно поселились неуверенность, беспокойство, недовольство? Ответ как будто прост: для ощущения благополучия, гармоничности существования человеку требуется помимо свободы еще и многое другое: политическая стабильность, социальная защищенность, материальный достаток, спокойная, свободная от враждебности и агрессивности общественная атмосфера. Ничего этого нет. Люди начинают понимать, что обретенный Россией суверенитет скорее декларированная, нежели реальная, свобода, ибо она не имеет под собой прочного экономического, правового и властного фундамента. Особенно угнетает людей материальная необеспеченность, то есть, попросту говоря, обнищание. И полное отсутствие надежды выбраться из нее в обозримом будущем. Получая минимальную заработную плату, человек в 1990 году из Москвы в Махачкалу в оба конца мог без проблем купить билеты на самолет. Теперь и до аэропорта на эти деньги не доедет. Да что говорить…