Текст книги "Джованна I. Пути провидения"

Глава VIII

Роберт был неспокоен. Состояние его здоровья ухудшалось, он боялся, что умрёт до того, как Джованна сможет управлять Неаполем. Ноги и тело могущественного монарха слабели без видимой причины, единственным же его желанием было как можно скорее определить будущее любимой внучки.

Король стоял перед дилеммой: с одной стороны, он обожал Джованну и хотел передать ей трон, но с другой – понимал, что здесь может возникнуть серьёзная проблема. Во-первых, из-за того, что она женщина, общество не станет считаться с ней как с монархом. Во-вторых, понтифик не поддержит её, да и вся Европа будет пытаться отнять королевство. Поэтому в какой-то момент Роберт даже думал отдать корону Андрею: молодой человек всё-таки его племянник, так что регалии будут переданы по родственной линии.

В один из вечеров, после очередного долгого раздумья, король вызвал свою внучку.

Джованна, стоя у дверей кабинета, сначала не решалась войти – Роберт стоял посередине комнаты с очень серьёзным видом.

– Повелитель, Вы звали меня? – спросила принцесса, скромно опустив ресницы.

– Да, дитя моё, звал. Мне надо с тобой серьёзно поговорить, присядь-ка, – сказал Роберт, кивком указав ей на кресло.

Джованна села, устроившись по-детски уютно, и стала ждать, пока тот заговорит.

– Послушай, Джованна, моя маленькая принцесса, ты – моя наследница, и не только по праву рождения. Ты ведь знаешь, я люблю тебя больше всех на свете – с того самого момента, когда впервые взял тебя на руки. И ты всегда была покорной и почтительной. Я потихоньку старею, сердце бьётся слабее, я чувствую это… Человек никогда не верит в старость, пока она не подступит вплотную, так что всё отчетливее понимаешь, что, увы, любой жизни и любому правлению приходит конец. Твой отец стал прошлым королевства, его история уже написана, и я скоро тоже стану его прошлым. Ты же – будущее, твоя история только начинается. Но я говорю это не для того, чтобы вызвать жалость или слезы, – засмеялся Роберт. – Ты ведь знаешь, что я не боюсь ничего на свете, в том числе и смерти, тем более что на свете есть моя девочка, которую я так сильно люблю! Впрочем, я, кажется, уклонился в область сантиментов. Конечно, это к делу не относится… Итак, дитя моё, это длинное вступление было по одной простой причине: передо мной стоит вопрос, о котором я думаю уже давно. И вопрос этот гораздо легче задать, чем на него ответить. Ты – единственная в мире, кого я люблю и в кого верю, единственный человек, у которого хватит мудрости, воли и силы удержать наше королевство и приумножить его земли и богатство. Но мы находимся среди людей – тех, для кого, мой ангел, ты всего лишь женщина, не только не способная править, но даже не достойная быть монархом. После моей смерти все принцы крови начнут вытягивать шеи, чтобы корона опустилась на их голову, ибо наследников больше, чем наследства. Ты прекрасно знаешь, что и мне, мужчине, приходилось очень нелегко, тебе же будет ещё труднее… Джованна, как ты знаешь, я выдал тебя за Андрея, будучи уверенным в том, что это прекрасная партия, выгодная для страны. Между тем, в свете последних событий, у меня появилось множество сомнений – и твой брак мне уже не по душе. Поведение нашего принца настораживает и огорчает меня.

Тут Роберт, говоривший со всей серьёзностью, бросил на внучку проницательный взгляд.

– Бог свидетель, я никогда не делал разницы между тобой и Андреем в моих заботах о вас, но влияние этого плута-монаха оказалось сильнее моего: от своего наставника он не приобретает ничего, кроме пороков. Ты же уже достаточно взрослая, и сейчас в твоей жизни настала важная пора, а потому любой необдуманный шаг может иметь непредсказуемые последствия. Перед тобой стоит выбор, который и есть предначертанный тебе путь. А теперь ответь, как ты думаешь, стоит ли Андрею быть соправителем? Любишь ли ты его, чувствуешь ли себя счастливой рядом с ним? Считаешь ли его достойным королевского сана? Если тебе нужно время, чтобы подумать, – скажи. Это очень важно – от твоих слов зависит судьба королевства. Как тебе известно, государство всегда уязвимо, когда происходит смена правителей. Все прекрасно чувствуют любую слабость, любой порыв ветра. С монархами считаются, но, увы, у них много врагов, включая церковь, которая алчет лишь золото и земли… Мы нужны ей лишь для поддержки животов её служителей и борьбы с её врагами.

Джованна молча сидела, не осмеливаясь поднять глаза. Она понимала, что Роберт колеблется и что от этого ответа зависит её судьба.

Старик подошёл к ней, взял обеими руками за плечи и поцеловал в макушку.

– Моя девочка, моя любимая девочка… – вдруг улыбнулся он, по-отечески ободряя внучку.

– Господин мой… Я понимаю, что в случае оттеснения Андрея от управления королевством мы рискуем нажить влиятельных врагов в лице наших венгерских родственников. Вы знаете Елизавету: эту гарпию ничто и никто не остановит от того, чтобы сместить меня. С другой стороны, Андрей – взбалмошный и капризный, лишённый воли, здравого смысла и силы, подталкиваемый к трону собственной матерью. Причём ему кажется, что это его собственные амбиции… Кроме того, он неспособен вершить государственные дела. Если он будет коронован, то, подстрекаемый мамашей, постарается полностью оттеснить меня от правления, ведь им нужна власть. Но если женщина, по их мнению, не может взойти на престол, этот престол она может передать по наследству. Я надеюсь, что смогу родить мальчика, который станет наследником короны. В таком случае и Андрей успокоится, зная, что если не он, то сын его станет королём Неаполя. В дальнейшем же этот ребёнок сможет претендовать и на венгерский престол… Хотя не похоже, что эти варвары будут рады его рождению, – сказала Джованна, глядя на Роберта и нисколько не смущаясь его прямого взгляда.

– Да, пожалуй, ты права… Я понял, о чём ты говоришь, – сказал Роберт, растроганный решительным характером своей воспитанницы. – До рождения ребёнка ты станешь моей полновластной наследницей, и если, по милости Господа, ты родишь сына, всё будет так, как ты сказала. Если же появится дочка, то там видно будет… Но наша линия не должна прерваться.

Король, удовлетворившись ответом Джованны, смотрел на неё с улыбкой, показывающей, что он нисколько не сомневался в её здравомыслии.

– На днях я напишу официальное завещание и подумаю о твоём окружении. На первых порах нужен будет консулат по управлению – я уже знаю, кто войдёт в него. Эти люди будут помогать тебе в управлении до той поры, пока будут тебе нужны, – сказал он, нежно обняв внучку и поцеловав в лоб. – Я всегда знал, что у меня мудрая девочка… Да благословит тебя Бог! Завтра мы с тобой поговорим подробнее, теперь же можешь идти – я побуду один.

Роберт закончил разговор, но тревога слишком глубоко проросла в его душе, чтобы спокойствие могло быстро вернуться к нему.

* * *

На следующий день, прямо с утра, он вызвал Генриха и заперся с ним в кабинете, запретив стражникам пускать кого-либо и приказав принести вина и немного еды.

К вечеру Генрих вышел из зала со стопкой исписанных бумаг, а позже вернулся с нотариусом и писцом. Всем было ясно, что Роберт готовит свою последнюю волю.

В завещании указывалось, что единственной наследницей короны является Джованна, если же она умрёт бездетной, трон должен перейти к Марии, её сестре. Кроме того, правитель определил для Марии приданое в тридцать тысяч унций золота и несколько владений. Согласно его последней воле, Джованна становилась носительницей следующих титулов: королева Неаполя, Иерусалима и Сицилии, герцогиня Апулии, принцесса Капуи, графиня Прованса, Форкалькье и Пьемонта.

Андрею король оставил управление Салерно, что давало ежегодный доход около двух тысяч унций золота. Согласно контракту с Каробертом, он завещал руку Марии Лайошу, старшему брату Андрея, который только что поднялся на трон Венгрии. С одной стороны, выдача Марии за него могла нести угрозу для правления Джованны, с другой же получалось, что две короны «женятся друг на друге»: старший сын – на младшей, младший – на старшей. И это тоже могло быть опасным для Джованны. У Роберта были мысли назначить регентом королеву Санчу, но в связи с давним желанием супруги уйти в монастырь он не стал беспокоить её подобными просьбами.

В том же завещании был утверждён и состав временного королевского консулата, который состоял из самых преданных людей пожилого правителя: вице-канцлером был назначен Филипп де Кабассол, епископ Кавайона, Филипп ди Сангинетто стал главным сенешалем, а адмиралом – Годфруа де Марсан, граф Скиллаче. Они должны были помогать трём юнцам и контролировать их. В завещании был также указан возраст Джованны – двадцать один год, по достижению которого её должны официально провозгласить королевой: по неаполитанским законам совершеннолетие наступало в восемнадцать, но король Роберт отсрочил его на три года. Указывалось, что без письменного согласия старшей принцессы все приказы, вердикты, подарки, а также сделки с имуществом являются недействительными. Также он передал Джованну, Андрея и Марию с их владениями под протекторат и контроль папы и Коллегии кардиналов.

Главной задачей Роберта было помочь Джованне избежать множества опасностей, угрожающих ей из-за юного возраста. Дед не сомневался, что в дальнейшем она сумеет показать себя настоящим правителем. Таким образом, он дал внучке дополнительное время для укрепления позиций и подарил целых три года спокойствия – без политических волнений и притязаний родни на корону.

* * *

В последующие нескольких дней король собрал всех главных баронов Неаполя, а также самых могущественных армейских генералов и рыцарей и рассказал им о ситуации в королевстве. Собрание состоялось втайне от Андрея, но в присутствии Джованны.

– Мои верные вассалы, августейшие родственники и друзья! Ваше появление снимает тяжесть с моей души, переполненной мирскими прегрешениями. Без встречи с вами я бы не смел проститься с моим земным существованием, – обратился король к собравшимся. – Вы были свидетелями наших общих побед и расцвета Неаполя. Всё это время Бог посылал нам знамения Своего благоволения: мы успешно вели свой корабль, распуская паруса по ветру, а удача в делах позволяла с гордостью поднимать наши флаги. Но все мы в конечном итоге превращаемся в прах и будем держать ответ перед Господом. Мой корабль, с Божьей помощью, в целости вошёл в спокойную гавань и передан в надёжные руки. Теперь всё зависит от вас – от того, кого вы захотите увидеть своим кормчим. Только стабильность и мир в королевстве может обеспечить благосостояние ваших владений. Вы сами свидетели того, что во время мира, волею и милосердием Господа, земля приносит обильные урожаи – ни напасти, ни стихийные бедствия не обрушиваются на город. Но стоит разгневать Всевышнего – и мудро ведомый корабль не избежит кораблекрушения от внезапно поднявшегося шторма. С моей смертью, которая уже стучится в двери, вы оказываетесь перед сложным выбором. Несомненно, венгерский король начнёт оспаривать своё право на престол, что будет поддержано папой и принесёт хаос и разрушения. Всей знати придётся находиться под жёсткой рукой венгерского правителя, а Неаполь, наш дом, превратится в провинцию мадьяров.

Не без ехидства по отношению к венграм в его речь вмешался сенешаль Филипп ди Сангинетто, несколько подавленный от осознания создавшегося положения:

– С позволения Вашего Высочества, это абсолютно неприемлемо. Я не могу позволить диким варварам превратить наше королевство в сад Сатаны, в котором вместо искусства, порядка, морали и закона будут расцветать неопрятность, грубость, оргии и пьянки! И не ошибусь, если скажу, что все, кто присутствует здесь, поддерживают меня в этом. Мы все молим Бога, чтобы Ваши опасения оказались напрасными.

Шёпот одобрения пробежал по залу. Приближённые, старые и молодые, не понаслышке знающие об эксцентричных выходках венгерских рыцарей, подтвердили его правоту.

– Кроме короля Венгрии, на Неаполь будут претендовать все иностранные государства, – продолжил Роберт, переведя взгляд на своих родственников. – Мне также приходится уповать на благоразумие семей Дураццо и Таранто, ведь всякое честолюбие является самообманом и приводит к разрушению. Я призываю не обнажать мечей друг против друга – лишь ваша добрая воля и смирение могут предотвратить расшатывание обстановки. Вы можете жить в мире и благополучии, если будете довольствоваться своей долей. Жизнь и судьба многих людей зависят от этого, и ничего нельзя оставлять на волю случая… Я буду говорить без дальнейших предисловий, ибо принял окончательное решение и ожидаю от вас слов поддержки. У королевства после моей смерти будет единственный правитель – королева Джованна. Моя внучка становится полноправной наследницей. Я уже определил членов Королевского совета – они приступят к исполнению своих обязанностей сразу после моей смерти и будут всячески помогать ей в государственных делах. По прошествии времени она сама определит будущее Совета, так как вступит в возраст, обозначенный в моём завещании и позволяющий ей стать легитимным правителем в интересах всех присутствующих. А сейчас присягните на верность королеве и примите благословение вашего короля. И да хранит вас Бог!

– Подойди, дитя моё. Господь Всемогущий да благословит тебя! – подозвал к себе Джованну король, запечатлевая у неё на лбу отеческий поцелуй.

Если до сих пор у вельмож было тяжело на душе, то после слов короля они поняли реальность происходящего: уход столь авторитетного правителя мог привести к угрозе их благополучия. Волнение отражалось на лицах присутствующих, по щекам некоторых текли слёзы. Сторонники решения короля в душе молились, чтобы он прожил как можно дольше – до полной зрелости Джованны, когда она станет достаточно сильной, чтобы противостоять внешним и внутренним врагам. Лишь на ничего не выражающем лице Карла Дураццо появилось что-то похожее на ненависть: его глаза сверкали злобой и с трудом контролируемым гневом. Но, призвав на помощь всё самообладание и хитрость, он взял себя в руки и постарался принять безмерно печальный вид.

Подойдя к королю, юная принцесса остановила на нём взгляд, полный смущения, и скоро её охватило необыкновенное волнение от неловкости и непривычности своего положения, от предстоящей ей важной роли. Так что Джованна сосредоточила всё своё внимание на том, что происходило перед ней, – как и подобает будущей королеве.

Вся знать Неаполя присягнула на верность принцессе, ведь, несмотря на юный возраст, она зарекомендовала себя умной и образованной женщиной, которая к тому же пленила всех своей красотой.

Лишь мрачный Дураццо неохотно преклонил колени и присягнул, из последних сил подавляя нарастающее желание выразить презрение ко всей этой церемонии.

После того, как формальности были соблюдены, а разговор стал общим, всех пригласили к столу. Великолепие застолья поражало, от обилия яств ломились столы, но пиршество протекало уныло – присутствующие почти не шутили и не веселились, невзирая на обильные возлияния.

По мере того как винные пары всё больше затуманивали сознание Карла Дураццо, его лицо темнело от еле сдерживаемого гнева, уже готового излиться в словах.

Король интуитивно обернулся, ища глазами герцога, чьё поведение становилось всё более непристойным, а после отвёл в сторону, сказав подчёркнуто благожелательно:

– Ради Святой Девы, Карл, подумайте о том, что собираетесь сделать.

– Ваше Высочество! Вы не вписали моё имя ни в один из пунктов своего завещания. Мне, герцогу, Вашей опоре и столпу королевства, нужно подчиняться этой девчонке? Клянусь небом, этого не будет никогда, а вы все пожалеете об этом! – уже почти кричал Карл, дав полную волю своим чувствам, находясь во власти вина и нечистого. Побледнев, он качался из стороны в сторону, речь его была бессвязной.

Король молча выслушал обиженного и ответил со свойственной ему решительностью и твёрдостью:

– Ваша светлость! Решение принято, изменить в нём что-либо невозможно. Вы не владеете собой, и это с непреодолимой силой влечёт вас к гибели. Вам следует уповать на милость небес и моё великодушие.

Карл мгновенно протрезвел и застыл на месте, сломленный и униженный, почувствовав реальную и близкую угрозу. Слушая короля, он в смущении опустил голову, на щеках его всё ярче проступал румянец. Поняв свою оплошность, герцог встал на колени, потупив глаза и прося прощения за свою несдержанность. Дураццо пытался разъяснить, что вспышка гнева произошла оттого, что обилие выпитого обострило его чувства, говорил, что он вполне лояльный барон, и нёс прочую чепуху. Роберт поднял его с колен, холодно поцеловал в знак прощения и распрощался – как с незнакомцем, пути с которым после очередного перекрёстка наконец расходятся.

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Карл вежливо поклонился королю, мимоходом кивнул вельможам и покинул замок, пребывая, как и всегда, в не самом приятном расположении духа.

Так была поставлена точка в политическом альянсе между Джованной и Андреем: за ними осталась лишь гражданская и церковная связь, в лице же Дураццо принцесса приобрела могущественного врага.

Глава IX

За несколько дней до смерти Роберт позвал шестнадцатилетнюю Джованну и Андрея. Заметив дрожащие губы и слёзы любимой внучки, король с улыбкой сказал:

– Из-за чего ты плачешь? Поверь, моя смерть не стоит грусти и переживаний, а вы не должны отчаиваться перед моим близким концом, который принесёт мне облегчение, избавив от хрупкого мирского правления, ведь скоро я услышу райское пение. Разве не прожил я достаточно? Вы знаете, что юность я провёл в изгнании и лишениях, но разве не взял я от жизни всё то, что она дала мне? Вместо переживаний обо мне, наоборот, повеселитесь со мной! – продолжал Роберт периодически останавливаясь, чтобы перевести дух от накатывающей слабости.

– Дети мои, никакие усилия не могут остановить течение вечности. Со мной не исчезает всё то, что было охвачено моим разумом, всё то, что я познал, моя любовь и мои страдания. Наоборот, я сливаюсь с беспредельным пространством и Творцом нашим. Моя смерть будет восприниматься для вас как утрата, но сам я приобретаю вечное блаженство. Старайтесь не причинять друг другу страданий, потому что жизнь и без того преподносит их немало. И всегда помните, родные мои, что когда мы преступаем заповеди Господа, то вступаем на скользкую дорожку, оступиться на которой легче лёгкого. Это проявление животной стороны человеческой природы, черпаемое в садах Сатаны. А потому не давайте дьяволу повода торжествовать и обращайте его в бегство… Я никогда не мог до конца понять Отца нашего и лишь сейчас, когда это глубинное желание было удовлетворено, обрёл покой и смирение. Помните, я читал вам сочинение Платона про смерть Сократа? – тут улыбка промелькнула на бледном лице Роберта. – «Но отойду в счастливые края блаженных…» Страх смерти хуже самой смерти, во мне же нет его. Со всем смирением я понимаю, что лишь в руках Бога заключено высшее могущество, как и высшая мудрость. Свою же любовь к вам я уношу в своём сердце. И да благословит Господь вас так же, как я благословляю вас!

Король рассказывал им про жизнь и смерть, про умерших предков, включая своего безвременно ушедшего сына. Благодаря его манере философствовать естественно и без поучений смерть действительно стала казаться наградой за нелёгкую жизнь.

Трудно сказать, о чём думали стоящие перед ним Джованна и Андрей, в угрюмом молчании глядя на умирающего, как оценили его рассуждения на смертном одре… Было видно, что Роберт уже поговорил с Богом в мыслях своих и ждёт перехода в вечную жизнь.

В январе, за три дня до смерти, короля привезли для причащения в церковь Святой Кьяры, которую он сам заложил когда-то. Он успел завещать некоторую сумму для поддержания всех священников и церквей в его государстве, на молитвы за упокой его души и всех его предков. Также он распорядился основать госпиталь для своих подданных, чтобы в случае необходимости каждому была оказана помощь.

После этого состояние Роберта стало быстро ухудшаться. По несколько раз в день приходили доктора, которые подолгу сидели с ним, осматривали, пускали кровь… Говорят, что когда Джованна в очередной раз появилась у постели умирающего, она была столь прекрасна, что тот принял её за ангела и впал в состояние блаженной дремоты.

Роберт умер на руках любимых внучек и своей благочестивой жены, благословляя Всевышнего за ниспосланные ему испытания, которые позволили усмирить тщеславие, побороть искушения и указали путь к последнему прибежищу. Он благодарил провидение за все оказанные ему милости…

20 января 1343 года король Роберт тихо и спокойно ушёл в возрасте 67 лет – после тридцатичетырёхлетнего правления Неаполем.

* * *

На следующий день дорога между Замком Нуово и церковью Святой Кьяры, которую Роберт основал в 1310 году, была расчищена, и тело монарха на двенадцать дней было помещено там на всеобщее обозрение. Джованна же заказала двум тосканским скульпторам, Пакио и Джованни Бертини, величественный памятный монумент.

На похоронах глаза всех присутствующих застилали слёзы. Но, как это часто бывает, даже во время таких печальных событий всегда происходят интересные случаи, вызывающие некоторое любопытство. В тот день каждый из великих баронов, скреплённых родственными узами с Робертом, говорил прощальные слова в память о своём мудром короле. Лишь Карл Дураццо молча стоял вдалеке, и когда один из советников монарха, Годфруа де Марсан, предложил герцогу выступить, как того требует его положение и родство с усопшим, тот, перекрестившись ответил:

– Его Величество перед смертью сказал мне, что будет лучше, если сегодня я закрою свой рот, а если посмею что-либо произнести, то он перевернётся в гробу и будет приходить ко мне по ночам во всевозможных видениях.

– Вот как… Да будет на то воля Господа и короля, – понимающе сказал Годфруа.

Тогда же священник Федерико в своей трогательной траурной речи сказал: «…нельзя не восхищаться его мудростью, знанием естественного мира и этики, медицины, законодательства, грамматики и логики. Если коротко, то я верю, что нет и не было более мудрого человека, чем он, столь сведущего в различных сферах, включая искусство и живопись. В то же время он был великим теологом, а потому я могу сказать про него словами Матфея [12:42] – “здесь человек, величественнее Соломона”. Requiem oeternam dona eis domine![14]14
  Вечный покой даруй ему, Господи!


[Закрыть]».

Интересно, что те же слова о Роберте были сказаны и в начале его правления – на похоронах его отца Карла: юношу, только взошедшего на престол, отметили как на редкость эрудированного и мудрого молодого человека.

Ещё при жизни Роберта современники называли его «королём королей», «новым Соломоном» и «миротворцем Италии» за то, что тот был великолепно образован и предпочитал дипломатию военным походам. Петрарка познакомился с ним в середине 1330-х через своего друга, Диониджи да Борго Сан Сеполеро, и был восхищён необыкновенной эрудицией и добротой этого правителя. Впоследствии в своей эпической поэме «Африка», посвящённой Роберту Анжуйскому, он представил того бессмертным мастером и принцем, правящим в золотые годы поэзии и мира. Подлинное искусство дипломатии Роберта, его проницательность и политическое чутьё поставили его в первые ряды мудрейших правителей всех времён и принесли заслуженную славу. Его умение владеть собой, терпеливое разрешение любых конфликтов и войн можно описать словами из «Книги притчей»: «Терпеливый лучше воина, тот же, кто владеет собой, лучше завоевателя».

Весть о смерти Роберта быстро распространилась по всей Европе, ведь короля считали великим законодателем и судьёй народов не только в его владениях, но и далеко за их пределами.

* * *

Со смертью короля закончилась и беспечная жизнь юной принцессы, конфигурация же небесных светил в тот момент показывала, что королевский путь её будет непростым, но успешным, предрекая великое будущее. Уже через два дня с превеликой помпой была инициирована церемония посвящения Андрея в рыцари, а его женитьбе на Джованне, согласно завещанию Роберта Мудрого, был придан официальный статус.

Если бы Королевский совет сохранился в первоначальном виде, в котором его составил Роберт Мудрый, Неаполь продолжал бы оставаться оплотом стабильности и благоденствия. Но монах Роберт, который не соизволил даже посетить церемонию прощания с монархом, стал требовать от молодой пары своего назначения на пост королевского консула и единоличного опекуна и наставника, а также лично укрепил за Николасом Венгерским пост гувернёра, что расчистило ему путь к неограниченному влиянию на несчастного принца.

Не считаясь ни с кем, служитель церкви протащил на ключевые посты своих людей, и корабль королевства, до этого ведомый умелой рукой мудрого кормчего, занесло в мутные воды коварства, так что судно стало давать крен. Руководствуясь исключительно чистотой своих побуждений, святейший пройдоха, используя все свои таланты, начал кампанию по уничтожению авторитета Джованны и стал открыто агитировать против неё. В интересах Венгрии он старался заручиться расположением её приближённых и одновременно набирал наёмников, обещая им немалую выгоду в будущем. Вскоре этому прохвосту удалось собрать под своё «ангельское» крыло новую партию, которая стала достаточно сильной, чтобы успешно противостоять не только принцессе, но даже самому папе. Стало очевидно, что интересы Андрея уже не учитывались.

Многие придворные были изгнаны, некоторые заперлись в своих крепостях, а кто-то стал собирать армию, вынашивая планы по расщеплению осиротевшего королевства. Сам неаполитанский двор превратился в «восьмой мадьяр»[15]15
  Здесь имеются в виду семь мадьярских провинций Венгрии.


[Закрыть]. Это было ужасное испытание для молодой королевы, которая после спокойной и счастливой жизни в одночасье оказалась в сети дворцовых интриг, хитроумно плетущихся вокруг неё.

Усиление влияния тёзки прежнего властителя привело к консолидации вокруг него врагов принцессы и всего Неаполя. Роберт устроил настоящий террор: люди боялись говорить громко и шептались теперь даже в своих поместьях, боясь спрятанных в кустах и стенах «ушей» монаха. Его поверхностные знания были вполне достаточными, чтобы внушать окружающим невеждам почтение к своей якобы учёности, так что к нему стал подтягиваться простой народ. Пользуясь тем, что Джованна была совсем одинокой, ещё слишком плохо знала людей и не имела преданных защитников, кроме приёмной матери, добродушной и мягкой Санчи, Роберт влезал во все аспекты управления страной, не оставляя без внимания даже отношения Андрея и Джованны и всячески стараясь их испортить. И принц не собирался поддерживать свою супругу, так как это не входило в круг интересов его благочестивого наставника. Джованна же по-прежнему проявляла к святому отцу холодную и учтивую любезность, и даже наблюдательный человек, хорошо разбирающийся в подобных нюансах, не заметил бы, что любезность эта вынужденная.

После того как практически все сторонники покойного короля были вытеснены монахом, Джованне пришлось передать больше полномочий своим приближённым – и прежде всего Филиппе, которой она подарила титул графини Монтони. Внучка Филиппы, наречённая во время крещения в честь королевы Санчи, вышла замуж за графа Мурзано, а их сын, граф Еволи, был назначен сенешалем дворца.

При королевском дворе сложилась ситуация, когда регентство, прикрываясь именем государства, открыто бойкотировало интересы страны. Несовершеннолетняя королева и её народ стали жертвами проходимца, с успехом использовавшего своё крепнущее положение.

Несмотря на официальный статус, каждый из молодожёнов стал жить собственной жизнью, и лишь во время официальных церемоний супруги появлялись на публике вместе. Они даже ходили в разные церкви, а Андрею было запрещено посещать спальню Джованны без соответствующего предварительного согласования с опекуном.

Молодой принц часто обменивался письмами со своей матушкой, которая призывала его не церемониться с женой и подвергать её различным наказаниям. Но любая попытка Андрея контролировать действия Джованны всё сильнее увеличивала пропасть между ними. Со временем принц даже попытался оттеснить благоверную от власти. На фоне борьбы с монахом Робертом это стремление Андрея неожиданно натолкнуло Джованну на мысль получить поддержку венгерских родственников, так что она отправила папе Клименту VI послание, в котором просила утвердить для своего мужа монарший титул. Понтифик понимал, что после смерти Роберта утверждённый в Неаполе консулат узурпирует власть, а потому отказался удовлетворить просьбу его внучки, ибо папе представлялось, что управлять монахом всё же будет гораздо легче.

По характеру Андрея, благодаря личным природным качествам и неустанным трудам его праведного наставника было понятно, что ожидать от этого молодого человека чего-либо путного нельзя – причём ни плохого, ни хорошего. Да и расположение созвездий никак не предрекало его успех. Так что королевство оставалось в руках энергичной и не по годам способной Джованны.

* * *

Елизавета, королева Венгерская и Польская, была информирована наставниками Андрея о том, что его влияние при дворе падает. Как советник своего старшего сына, весьма закалённый в дворцовых интригах, она с Лайошем I Венгерским отправила делегацию в Авиньон с требованием папы узаконить коронацию Андрея. До отъезда посланников предусмотрительная королева забрала из венгерской казны двадцать одну тысячу марок золотом и семьдесят две тысячи серебром, чтобы заручиться поддержкой главы Католической церкви и неаполитанских аристократов, сама же летом 1343 года высадилась в Манфредонии, чтобы встретиться с младшим сыном в Беневенто.

Между Андреем и его матерью не были приняты проявления тёплых чувств. Вместо этого королева умело управляла юношей, полностью навязывая свою волю, будто он был не сыном её, а вассалом. Они долго обсуждали сложившуюся ситуацию, и в итоге Андрей получил от неё весьма чёткие инструкции.

Елизавета была непревзойдённым мастером интриг, из-за чего людские сердца не были к ней расположены. Эта бесчеловечная и душевно чёрствая женщина контролировала все ключевые действия, при этом оставаясь за кулисами, и неоднократно доказывала своё умение управлять Венгрией и Польшей.

В отличие от неё, Джованна только начинала свой королевский путь, но, несмотря на юность и недостаток опыта, твёрдо взялась за скипетр и не собиралась его отдавать. Поэтому принцесса приняла свекровь лишь через несколько дней, ущемив её самолюбие и вынудив понервничать.