Текст книги "Джованна I. Пути провидения"

Клара и все остальные родственники рыцаря, включая женщин и детей, были жестоко казнены, а имущество конфисковано. Чуть позже, в 1333 году, благочестивый Казимир, несмотря на дурную репутацию и скверные привычки, стал королём Польши.

* * *

После недолгого экскурса в Венгрию перенесёмся обратно в Неаполитанское королевство, благо путешествие на бумаге занимает гораздо меньше времени и не несёт столько опасностей, как такое же реальное странствие в описываемое нами время. Да и хорошее настроение автора будет весьма кстати, так как указываемому вначале повествования рыцарю де Бо придётся не раз прибегнуть к услугам весёлого нрава сочинителя этой книги, дабы несколько оживить бурлящий поток злодеяний, которые могут привести в содрогание любого. Что же касается моей персоны, то, на мой взгляд, небеса щедро наделили меня словоохотливостью, которая, впрочем, может считаться красноречием и не угрожает здравому смыслу.

К тому времени знатные бароны Неаполя, ведомые естественными природными порывами, нашли себе достойных пассий и обзавелись сыновьями, уже достаточно подросшими для того, чтобы претендовать на руку маленькой принцессы.

Брак с представителями дома Дураццо давал непосредственную и вполне реальную выгоду – владения в Неаполитанском королевстве, которые были намного обширнее тех, которыми обладал Роберт. Всё это было следствием перераспределения земель и королевств Карлом II, который передал Венгрию своему первенцу, Карлу Мартелу; «две Сицилии» с Провансом и Пьемонтом – второму сыну, Роберту; третий сын, Луиджи, как мы помним, избрал церковный путь; управление Таранто было поручено четвёртому сыну, а пятому, графу Гравины (впоследствии – Дураццо) в Морее, была дарована огромная порция оставшихся земель. То есть монарх был формальным главой принцев, владеющих лучшими и богатейшими территориями, а потому не менее влиятельных, чем он сам.

Принц Тарентский сделал наследницей своей короны Джованну, поскольку не имел сыновей и при этом игнорировал собственных дочерей, а также остальных родственников в лице Дураццо. Каждый из них предполагал, что выбор остановят на нём, особенно Роберт Тарентский и Дураццо, которые отличались молодостью и пользовались большим уважением: оба рассчитывали, что дядя предпочтёт отдать им руку своей внучки, будущей королевы. Дураццо, кстати, был неугомонным смутьяном, открыто претендующим на трон, а между семьями Таранто и Дураццо издавна длилось соперничество, доходившее до ненависти.

Юный возраст Андрея Венгерского, который был лишь немногим старше Джованны, а также непредсказуемость его характера в будущем, конечно, делали эту затею довольно рискованной, в случае же успеха брачного союза сама Венгрия могла стать объектом притязаний потомков потенциальных супругов.

Так что Роберт понимал, что в случае его смерти юная королева столкнётся с невероятными трудностями, связанными прежде всего с неприкрытыми и постоянными амбициями по захвату Неаполитанского королевства венгерскими родственниками, а также остальными принцами и королями Европы, тем более что никто бы не стал считаться с женщиной – права прекрасного пола никогда не учитывались. И дополнительное родство с венграми могло остановить эти попытки, как и агрессию со стороны других иностранных захватчиков, которые никогда не решились бы напасть на страну с такими могучими союзниками – Венгрией и Польшей.

* * *

В итоге Роберт и Кароберт окончательно договорились, так что делегация венгров во главе со своим королём прибыла в Неаполь с маленьким Андреем.

Роберт приложил максимум усилий, чтобы показать свою радость и гостеприимство. Король Венгрии и сопровождающие его бароны были восхищены приёмом и роскошью Неаполитанского королевства, а также изысканностью местной знати, которую Роберт пригласил на празднества в день приезда гостей.

Прибытие грамоты из Авиньона о разрешении на бракосочетание Джованны и Андрея от папы дало начало такому торжественному пиру, какого до тех пор не видели в Неаполе. Все приглашённые дворяне пытались показать своё великолепие. Среди них были также семейства Таранто и Дураццо, которые с презрением и ненавистью смотрели на новоиспечённого жениха – мальчика, стараниями своих родственников вырвавшего у них из рук столь желанную добычу. Дураццо был заносчив, честолюбив, алчен и неизменно стремился к власти, Джованна же была ключом к могуществу, а потому весь день его лицо пылало от злости – он ходил мрачный, как туча.

На торжествах присутствовали и представители всех других королевств Италии, а особенно многочисленными были гости из Флоренции, отличавшиеся изысканностью туалетов. Флорентийцы прибыли с огромным количеством подарков, отдавая дань уважения покойному Карлу, которого до сих пор помнили и любили. За обедом семьи Таранто и Дураццо с умыслом рассадили вперемежку, чтобы те не имели возможности обмениваться недобрыми взглядами с Каробертом.

На пиршестве столы были завалены яствами, а многочисленные гости веселились, подогревая себя опустошаемыми один за другим кубками. Уже пьяный Кароберт среди всеобщего шума сосредоточил вокруг себя слушателей и, раскатисто смеясь, рассказывал сомнительные нелепости из своих рыцарских и охотничьих похождений, поглядывая на свою новую невестку.

– Как-то Фра Мориале набирал солдат в германском городе… А-ха-ха-ха, – заливался смехом Кароберт, не в силах продолжать заранее приготовленный анекдот. – Он согнал народ на городскую площадь и объявил: мол, кто не пойдёт с ним, того возьмут силой. А один из молодых убежал. Фра Мориале послал за ним двух солдат. Ищут его – найти не могут. Тот же, оказывается, попросил монахиню о помощи и залез к ней под камизу[7]7
  Камиза (Chemise) – нижняя рубаха (как правило, белая) свободного кроя, с длинными рукавами. Женские камизы были длинными (минимум до колен), мужские – до середины бёдер. Изготавливали такую одежду изо льна, реже – из шёлка. Днём камизы носили в качестве нижней одежды, ночью же использовали как рубашку для сна.


[Закрыть]. Когда солдаты, отчаявшись, ушли, беглец вылез и сказал: «Сестрица, да благословит тебя Господь, ты спасла меня от вступления в наёмную армию! Кстати, обратил внимание, что у тебя такие красивые ножки… Быть может, тебе стоит нарушить обет?» Та же ответила: «Ах, братец, если бы ты поднял голову, увидел бы кое-что другое… Я и сам скрываюсь от набора!» А-ха-ха! – вновь захохотал правитель, не забыв осушить очередной бокал.

И каждый из присутствующих спешил улыбнуться шуткам монарха, чей громогласный голос неизменно перекрывал гул застолья. Представители же семьи Таранто вели себя более осмотрительно и благопристойно, обмениваясь рассеянными улыбками, не выдававшими их настроения. А вся венгерская знать, под стать своему королю, вела себя развязно, презрев правила этикета, свойственные утончённым неаполитанским аристократам, и превратив свадебное пиршество в попойку.

Тем временем Кароберт продолжал рассказывать бесконечные байки.

– Однажды после отменной пирушки Каструччо решил навестить свою женщину. Захотев порадовать её обновкой, он по дороге зашёл в лавку к генуэзцу, чтобы купить кусок персидской парчи. Так вот, нагнувшись, чтобы дотянуться до понравившейся ему материи, он испустил непристойный звук и, смутившись, начал разрывать парчу, чтобы замаскировать его. Торговец же сказал ему: «Милорд, не портите товар. Где вы видели генуэзца, который не может отличить звук рвущейся парчи от звуков другой природы?» А-ха-ха!

После каждой такой шутки, обильно приправленной непечатными оборотами, Дураццо багровел от злости и сдерживаемой ненависти. У герцога от природы не хватало осторожности и ума, чтобы скрыть свою ненависть к венгерскому королю. Именно из-за отсутствия должной сообразительности он был не в состоянии терпеливо ждать удобного момента и открыто вступил на путь вражды. Герцог ещё немного постоял, угрюмый и злой, и в какой-то момент тихо ушёл, ни с кем не попрощавшись, видимо, чтобы как-то совладать со своим гневом, пока тот не вылился в слова. Но это не помогло.

– Этот варвар ведёт себя при дворе так, будто находится в дешёвой венгерской таверне! – во всеуслышание заявил Дураццо, покидая пиршество. Явное оскорбление, прозвучавшее в этих словах, и нескрываемое презрение к его персоне поставили короля в довольно щекотливое положение.

Увидев уходящего герцога, Роберт немедленно подошёл, чтобы попрощаться с ним. Но Дураццо, отвернувшись, не ответил хозяину, окончательно испортив тому настроение. Король вернулся за стол лишь тогда, когда топот копыт замер в отдалении, а тень недовольного гостя исчезла в темноте так быстро, словно его унёс на своей спине волшебный конь Аль-Борак. Поведение герцога подтверждало худшие опасения Роберта: теперь он окончательно убедился, что после того, как Господь призовёт его к себе, правление Джованны будет под большой угрозой.

Когда свита сообщила Кароберту, что герцог покинул банкет, тот, улыбнувшись, лишь махнул рукой, но не забыл ни дерзких взглядов, ни слов.

Дети же стремились друг к другу и были вполне счастливы – их совершенно не волновали отношения взрослых друг с другом. Молодожёны носились по залам дворца со своими многочисленными сверстниками, кузенами и кузинами, и пока не понимали, что являются игральными картами в колоде, которую будут тасовать их родители, раскладывая пасьянс из различных комбинаций своих владений. Малыши не знали, что в будущем, запутавшись в кружевах дворцовых интриг, будут обречены отречься от дружбы из-за тщеславия и честолюбия, а их родителей не особо волновало кровное родство, которое могло привести к «рождению гуся», если верить церковным историкам[8]8
  Дело в том, что король Франции Роберт II Благочестивый, отличающийся добротой и щедростью, был отлучён от церкви папой Григорием V за женитьбу на своей троюродной сестре Берте. В наказание за этот грех бедная королева, по преданию, родила гуся.


[Закрыть]. Как бы то ни было, один из самых влиятельных союзов в Европе был заключён.

Стоит отметить, что встреча двух могущественных монархов была не лишена искренности и полна любезных изъявлений дружбы и общих воспоминаний. Они шутили, разговаривая обо всём, как старые приятели, но не затрагивали серьёзных вопросов наследования, будучи в весёлом расположении духа. Оба остались довольны: Роберт был уверен, что укрепляет позиции Джованны, а Кароберт радовался, что сыну досталась выгодная партия в одном из самых могущественных и процветающих королевств. Также расчётливый венгр надеялся, что этот брак поможет оттеснить династию дяди: хотя Роберт и был лишь королём Неаполя, он считался номинальным правителем всей Италии, которая в те времена была законодательницей мод во всех сферах искусства христианской Европы.

Главной же целью Роберта было защитить свою любимицу от будущих опасностей. Благодаря свадьбе эта задача, казалось, была решена, что принесло правителю счастье и душевное облегчение. Через некоторое время он построил в честь этого события величественную церковь Богоматери.

* * *

Король Венгрии отбыл из Неаполя в октябре, оставив своего сына на обучение в неаполитанском дворце и не забыв протолкнуть на многие должности своих людей. Андрея он поручил заботам почтенного Николаса и фра[9]9
  Фра – «брат» (употребляется перед именем католического монаха).


[Закрыть] Роберта.

Венгр Николас, приземистый и ширококостный мужчина лет тридцати пяти, добродушное лицо которого было испещрено ранними морщинами, был назначен гувернёром. Он был доброжелательным человеком и вёл себя скромно. Кроме того, он был искренне благодарен за всякую помощь в его обязанностях, так как его положение было скорее символическим, чем номинальным. В отличие от него, монах Роберт, назначенный личным наставником и опекуном Андрея, был воплощением дьявола и настоящей дворцовой змеёй – он запугивал ребёнка всякими суевериями с целью завладеть его душой и разумом.

Этот святой отец был человеком лет сорока с крайне неприятной наружностью. Его полное тело с торчащим пузом крепилось на коротких ногах с вечно босыми грязными ступнями, а вокруг лоснящегося круглого лица с высоким морщинистым лбом и плоским лысым теменем торчали тёмно-рыжие кустики волос. Лживые бегающие карие глазки, сходящиеся на переносице брови, крючковатый нос, тонкие бледные губы, двойной подбородок и потрёпанная короткая ряса – вот его достоверный портрет. В общем, таких, как монах Роберт, надо при рождении крестить раз по десять, иначе добродетель Божья обходит их стороной.

* * *

Коротко опишу два события, которые не имеют особого значения для нашего повествования, но представляют определённый интерес, а потому считаю уместным упомянуть о них, ибо они свидетельствуют о том, каким авторитетом обладал король Роберт даже за пределами своего королевства.

Спустя месяц после свадьбы Джованны Флоренция была почти полностью разрушена разлившейся рекой Арно из-за длительных проливных дождей, сопровождавшихся страшными грозами. В истории города это был уже второй случай такого природного буйства (первый случился после нашествия Аттилы), так что это явление вызывало суеверный страх. Являлось ли оно следствием определённого расположения звёзд или же предупреждением Господа за какие-то грехи, которые надо было распознать и покаяться, – никто не знал. Но ведь стихийные бедствия всегда сопряжены с людскими ошибками. Король Роберт тогда написал флорентийцам письмо, в котором призывал их со смирением принять предначертанное, успокоиться и отдать себя в руки небес, которые поставят всё на свои места. Он сказал им молиться и просить прощения у Бога. Это весьма успокоило горожан – и со временем всё действительно вернулось на круги своя.

К слову, рассказы о делах мудрого короля всегда приправлялись изрядной долей мистицизма. Однажды Роберт долго не выходил из своего кабинета – чертил гороскоп Франции и Англии. На основании расположения звёзд он предсказал, что Англия победит Францию в любом сражении, вне зависимости от времени и места, где оно произойдёт, и тут же послал гонца к своему племяннику Филиппу Валуа с предостережением: Роберт рекомендовал ему не вступать в сражение ни при каких обстоятельствах. Филипп получил письмо накануне битвы в 1338 году и, несмотря на уверенность в победе и поздний вечер, отвёл свои войска. В течение нескольких последующих лет он прибегал лишь к тактическим небольшим схваткам, избегая столкновений большими силами, но через три года, после смерти дяди, принял бой – и неожиданно потерпел тяжёлое поражение, хотя изначально обладал огромным преимуществом. После этого случая и распространилась посмертная слава о Роберте как о великом предсказателе и астрологе.

Глава VI

В 1340 году Франческо Петрарка почти одновременно получил два предложения о публичных выступлениях из Парижа и Рима. Он долго думал, на какое откликнуться, так как оба были одинаково привлекательными, и в конце концов выбрал Вечный город, потому что инициатором этого приглашения был сам король Роберт. Поэт подумал, что именно этот монарх с его необыкновенным умом и пониманием поэзии сможет по-настоящему оценить его красноречие.

В марте 1341 года, перед тем как отправиться в Рим, деятель искусств прибыл в Неаполь, чтобы блеснуть своей эрудицией и лично познакомиться с мудрым правителем этого королевства.

Король встретил Петрарку очень тепло, тот же был поражён скромностью и обаянием Роберта, который, несмотря на свой титул, непринуждённо говорил с гостем на равных. Между ними завязалась увлекательная беседа.

– Ваша милость, были ли вы когда-нибудь во дворце Филиппа, короля Франции? – неожиданно спросил король.

– Нет, и никогда не хотелось там побывать, – ответил Петрарка.

– Почему же? – улыбнулся Роберт.

– Не думаю, что такой человек, как я, может быть полезен и желанен при дворе столь своеобразного правителя. Я скорее буду проводить свои дни скромно и наслаждаться своим творчеством, чем стану жить во дворце, где никто меня не понимает.

– Я слышал, старший сын Филиппа – очень образованный человек, – продолжил Роберт.

– Я тоже слышал, но ходят слухи, что это вызывает гнев у его отца и что между ними властвует натянутая отчуждённость, а наставников сына он считает личными врагами.

После этих слов монарх погрузился в раздумья. Опустив глаза, Роберт размышлял о превратностях судьбы: вот он прилагает столько усилий к образованию Андрея и встречает полное непонимание, а сын Филиппа сам хочет заниматься науками, но вызывает негодование у отца.

– Удивительно, что людям свойственно сердиться, когда они слышат о несправедливости. Причём чувство это всегда различно. Мы не можем в равной мере гневаться из-за кражи и убийства. К тому же, когда мы негодуем, то требуем талиона – наказания, равного по силе преступлению.

– Франческо, я согласен с вами, но основой талиона является не стимулирование мести, а её сдерживание, соразмерность воздействия с полученным ущербом – око за око, зуб за зуб, – ответил король с небольшой заминкой, отвлёкшись от своих мыслей.

– Да, акт возмездия является ответным действием, равным нанесённому ущербу… К сожалению, месть становится страстью для души.

– Совершенная истина… Месть мы называем справедливостью и искренне радуемся наказанию. Откровенно говоря, меня охватывает ужас, когда я вижу ликование людей во время публичной казни. Соизмерение возмездия с полученным ущербом и есть свод законов… Хм, надо же, от Филиппа мы перешли к вопросам законодательства – король Франции заочно помогает принимать законы в Неаполитанском королевстве! – засмеялся Роберт. – Вот так и пишется история.

– Я тоже буду откровенен: мне кажется, слепая толпа, которая часто не знает, чего хочет и что ей на пользу, больше ищет зрелищ, чем справедливости.

– Ах, клянусь, лично я предпочитаю власти магию букв и книг, и если бы был выбор между короной и книгами, я сорвал бы с себя все регалии. Книги – вот лучшее лекарство от забот и огорчений, носить же корону непросто. Королевство – это семья, снедаемая ссорами. Народ всегда хочет блага, а цель короля – оберегать людей и облегчать их жизнь. Трудность состоит в определении того пути, благодаря которому эта цель может быть достигнута.

– Ваше Высочество, если кто-нибудь, странствуя весь день, прибудет к цели вечером, то этого уже достаточно, – отвечал на это Петрарка.

– Франческо, когда предрассудки уже укоренились, преобразования становятся опасным делом. Это похоже на больного, который не терпит, когда его пытаются излечить… Друг мой, я искренне рад, что вы приехали в Неаполь.

– Спасибо, мой господин! Я ценю Ваше расположение, это большая честь для меня.

После этого разговора между Робертом и Петраркой завязалась искренняя дружба. Они вместе собирали и спасали от небытия античные труды, переписывали их, часами читали и переводили тексты старинных рукописей, разбирали поэтические произведения. Под руководством Франческо была создана современная карта Италии – более аккуратная и правильная, чем её предшественницы. При её демонстрации король попросил показать ему и новую поэму – и Петрарка с радостью прочитал отрывок из «Африки»[10]10
  К сожалению, эта поэма увидела свет уже после смерти как короля, так и самого поэта.


[Закрыть], сказав, что эти стихи посвящены самому Роберту.

В один из дней монарх пригласил своего наперсника посетить гробницу Вергилия и грот Позилиппо, что в окрестностях Неаполя. Эта гробница была одной из известных в Европе достопримечательностей. Правда, к творчеству Вергилия церковь относилась с осторожностью, но Роберт считал, что поэмы этого великого римлянина отличаются необыкновенной красотой.

* * *

Стояло солнечное, но нежаркое утро, так что путешествие обещало быть приятным, тем более что проходило оно в оживлённой дискуссии. Роберт и Франческо, беседуя, пустили лошадей шагом. Путь их лежал по извилистым дорогам, мимо холмов, утопающих в зелени и дымящихся от отступающего рассветного тумана, воздух был чист и прозрачен, а королевская свита деликатно старалась ехать чуть позади, желая дать государю возможность насладиться разговором с известным поэтом.

Через некоторое время они достигли подножья высокой горы и придержали коней. Внизу простирались поля и сады, а вдали, укутанные облаками, терялись очертания снежных вершин.

Старый грот представлял собой рукотворный узкий туннель в горах, длина которого составляла более семисот метров. По обе стороны от входа простирались сосновые подлески, открывалась панорама унизанных одинокими деревьями невысоких холмов. Окрестности прохода считались безопасным местом: разбойники, которые караулили своих жертв на пригородных дорогах, старались обходить его стороной из-за суеверных страхов, да и жестокий Синис уже давно был убит Тесеем. Но сопровождающие повелителя рыцари всё же напряжённо осматривались, прислушиваясь к каждому шороху.

Когда процессия подъехала к проходу, где и располагалась гробница, король с улыбкой спросил у Петрарки, согласен ли тот с бытующим мнением о том, что туннель был создан всего за одну ночь колдовскими заклинаниями Вергилия. На что Франческо, улыбнувшись, ответил, что всегда считал Вергилия поэтом, а не кудесником, тем более что вокруг видны следы деятельности рук человеческих. Роберт засмеялся и, согласившись с другом, рассказал, что этот проход построил архитектор Люций Кокций Ауктус по приказу императора Октавиана[11]11
  Грот был построен с участием двадцати трёх тысяч человек за пятнадцать дней.


[Закрыть], при этом все попытки объяснить людям происхождение этого сооружения сталкиваются с непониманием и агрессией. Народу хочется верить в колдовство и магию – как ни странно, мало кто желает торжества науки над невежеством, потому и придумываются нелепые предания.

Так, негромко переговариваясь, они подъехали к гроту ди Позиллипо, прорытому в одноимённом холме по проекту того же зодчего.

– Мой господин, я обратил внимание, что в Неаполе астрология более популярна, чем во Флоренции. И мне сложно принять то, что астрология стала частью жизни, что её утверждения безусловны и не подвергаются никакому сомнению, а используется она при определении судьбы ребёнка или даже влияет на королевские решения.

– А-ха-ха, astra inclînant, non necessĭtant[12]12
  «Звёзды склоняют, но не принуждают».


[Закрыть]. В действительности, астрологические прогнозы не должны восприниматься как догма, особенно если принимается какое-либо решение. Если человек обращается к астрологии, это значит, что в его душе есть сомнения. Таким образом, добавляя астрологическую составляющую, мы лишний раз подтверждаем или, наоборот, отказываемся от своего решения, то есть это как бы дополнительный советчик, вынуждающий нас пересмотреть своё мнение. Конечно, подчас нелегко распознать шарлатана. Там, где есть вознаграждение, есть и нечестные люди. В таких случаях нужен определённый экзамен, как при проверке эффективности снадобья. Ведь если методы врача эффективны, ты обращаешься к нему повторно. На самом же деле, астрология – это понимание смысла явлений. Всё, что нас окружает, – люди и животные, земля и звёзды – внешне разделено и независимо, но всё это целостный организм, созданный Богом в определённом порядке. Расположение светил постоянно меняется, потому что они являются отражением происходящих событий, а, быть может, наоборот, – сами влияют на всё сущее и являются орудием Всевышнего. Древние понимали механику звёзд, но не совсем верно объясняли её суть. Они считали, что движение небесного свода привнесёт порядок в человеческий хаос. Здесь и кроется ошибка: если астрология может помочь разгадать тайну судьбы, то со смертью человека его судьба заканчивается, но движение звёзд продолжается, – тут король, придержав лошадь, взглянул на виднеющуюся вдалеке скалу, окрашенную отблесками уходящего дня. – Франческо, посмотри только, какая красота!

– О да! Магические краски! – устремив взор к небу, восторженно прошептал Петрарка.

– Но, допустим, мы изменили что-то, сумев распознать предостережение. В таком случае, выходит, мы изменили то, что было заложено Творцом? Не получится ли так, что мы пойдём наперекор его желаниям? – не унимался поэт.

– Абсолютно нет. Если ему необходимо, чтобы мы изменили свою судьбу или события, он таким образом даёт нам подсказку и предлагает выбор. Когда мы смотрим на безбрежное ночное небо и видим мириады хаотично сверкающих звёзд, знаки Его всемогущества, нас охватывает невольный трепет и страх. Но Создатель, чьё величие не перестаёт удивлять, задумал расположить звёзды в определённом порядке. Вера открывает в нашем сердце тайну великих явлений и позволяет увериться в том, что последовательность их не случайна. Неверие и невежество сопутствуют друг другу, тогда как знание – великая милость Господа нашего, что даёт нам возможность понять небесную карту. Книга Птолемея «Мегисте» содержит полное описание звёздного неба и небесной механики, а в «Тетрабиблосе» он систематизировал знания по астрологии, на мой взгляд, основываясь на учения Аристотеля. Прочитав их, можно достаточно хорошо понять эту систему. Кстати, если тебе интересно, можем вместе перевести их на латинский. В моей библиотеке имеются довольно хорошо сохранившиеся рукописи.

Петрарка учтиво поклонился в знак согласия.

– Я слышал о неком персе, аль-Бируни, который математическими вычислениями выводит закономерности движения светил. Говорят, его труды заслуживают всяческого внимания.

– Да, это правда, я читал переведённые отрывки. Они попадают к нам в основном через мавров с Иберийского полуострова. Я даже просил нескольких генуэзских купцов поискать его книги во время поездки на восток – было бы интересно ознакомиться с его работами…

В беседах король и Петрарка потеряли немало времени и лишь поздним вечером подъехали к столице. Утомлённые дорогой путники молчали, но когда стали видны очертания Неаполя, оживились вновь. Роберт рассказал, что собирает сохранившиеся чертежи античных архитекторов и старается использовать их при постройке новых зданий. Разговаривали они и о римском праве: король считал, что римское право было совершенным и детальным – даже в таких сложных вопросах, как мир и война.

После этих экскурсий Роберт организовал встречу Петрарки с аристократией королевства, чтобы поэт проявил себя в публичном выступлении. Франческо охарактеризовал различные виды поэзии, объяснил, почему мистика окружает творчество Вергилия, и пояснил мистику лаврового венка. После этой речи король шепнул другу, что если бы в молодости знал то, что услышал сегодня, уделял бы поэзии намного больше времени.

После отъезда Петрарки Роберт стал с ещё большим энтузиазмом собирать античные и современные ему произведения, а королевская библиотека пополнилась трудами даже не очень известных поэтов. Он и сам написал несколько книг-раздумий о поэзии и искусстве, а также множество стихов.

Да, Роберт был человеком необыкновенного ума и поразительных знаний во всех областях. Трактаты по медицине, теологии, астрологии и праву, написанные этим правителем, получили признание учёных мужей ещё при его жизни. Короля также удивляло и радовало, что Джованна проводила время с книгами не меньше, чем он сам. Девочка имела редкое пристрастие к чтению с самого раннего детства и, как и её дед, в совершенстве овладела языками – латинским, французским, провансальским, итальянским, греческим и венгерским.

* * *

Во время правления Роберта его дворец был обычным местом встречи членов королевской семьи. Помимо самого короля, королевы и их внуков, там можно было часто встретить принца Галеаццо, брата короля. Дворец также посещали вдовы Таранто и Дураццо со своими сыновьями и дочерьми. Прекрасная и добрая Мария д’Аквино, незаконнорождённая дочь Роберта, рано вышедшая замуж за неаполитанского дворянина, была постоянным компаньоном отца и практически жила в Замке Нуово. К слову, сам Джованни Боккаччо был очарован её красотой: говорят, он был безумно влюблён в девушку, которая благодаря его стихам не растворилась в исторической безвестности, а послужила вдохновением его гениальности: «…она обволакивает тебя весёлой улыбкой. Её светлые кудри ниспадают на красивые нежные плечи, её кругленькое розовое смеющееся лицо, её маленький рубиновый рот, а её глаза, такие, как у странствующего сокола, отображают всю правду и естество современности. Ты не в состоянии оценить и найти нечто подобное…» Но, несмотря на то, что Боккаччо был частым гостем в доме, в её обществе он находился с теми же мыслями, с какими мы обычно стоим у иконы Богоматери.

Дворец короля был постоянным местом встречи всех образованных людей того времени, включая известных Джона Баррили и Барбатуса Сулмоне. Частым гостем был и красноречивый Николас Аччьяйоли, которому покровительствовал Роберт.

Николас был сыном преуспевающего флорентийского торговца, проживающего в Неаполе, который часто давал королю деньги в долг. Сам Николас зарекомендовал себя верным рыцарем, мудрым политиком и талантливым учёным, он также обладал красотой и прекрасными манерами. Эти его качества были отмечены принцессой Тарентской, которая взяла его наставником для своих младших сыновей, Людовика и Филиппа. Когда старшему из учеников исполнилось семнадцать, Николас был послан с военной миссией в Калабрию во главе пятисот копьеносцев. Король доверял ему экспедиции, сулившие быстрое повышение в будущем, и давал неограниченные полномочия. Эта дружба между Людовиком Тарентским и Аччьяйоли длилась всю их жизнь.

Двор короля Неаполя всегда был окружён талантливыми и образованными людьми. Одним из частых гостей во дворце был Павел из Перуджи, учёный библиотекарь, который работал в библиотеке короля, систематизируя и сортируя рукописи античных и живущих в то время поэтов, труды христианских богословов, учёных и астрологов.

Сам же дворец стоял на берегу моря и был построен Карлом Анжуйским и известным архитектором Николасом Пизанским по просьбе Беатрисы Прованской, которая неуютно чувствовала себя в мрачном замке Капуи, возведённом принцем Швабским. Сын и внук Карла и Беатрисы украсили его интерьеры орнаментами, а в залах установили древние скульптуры, купленные в Риме. Внутренние стены дворца были обиты бархатом и сатином с изображениями сцен из Священного Писания, а окна покрыты глазурью и украшены великолепными цветными стёклами. В залах и комнатах, включая спальни, стояли золотые и серебряные вазы со свежими цветами, на буфетах и многочисленных столиках были разложены безделушки и предметы искусства тонкой работы. Великолепные венецианские зеркала размещались в туалетных комнатах, а спальни отличались оригинальными постельными беседками, украшенными портьерами с золотыми узорами и вышивкой. Окружали замок великолепные сады, доходящие почти до торгового центра города, который граничил с портом: его шумные улицы с многочисленными лавками и мастерскими любили молодые члены королевской семьи и вся знать Неаполя, которые прогуливались там в сопровождении пышных процессий.

Для оформления многих зданий Роберт, обладающий утончённым вкусом, приглашал знаменитых живописцев – например, художника и архитектора Джотто, который был одним из самых известных деятелей искусств своей эпохи и заработал состояние своими трудами. Талант его проявился в раннем возрасте, когда он пас овец своего отца. Джотто развлекался рисованием на глине, песке, сланце и других предметах, которые попадали ему в руки. Один из его рисунков овцы на сланце был случайно замечен Ченни ди Пепо по прозвищу Чимабуэ («Быкоголовый») – одним из ведущих флорентийских мастеров живописи, реставратором картин и настенных росписей. Тот был так поражён рисунком ребёнка, что стал умолять его родителя отпустить мальчика с ним во Флоренцию: он говорил, что если этот рисунок попадёт на глаза волку, тот без промедления бросится на сланец! В итоге отец решил судьбу сына – и Чимабуэ стал учить своего воспитанника принципам искусства и технике рисования. На талант юного художника, в том числе благодаря влиянию наставника, обратили внимание в высшем свете, что благоприятно отразилось на карьере Джотто. Он был приглашён в Неаполь для участия в строительстве новых зданий и скульптурных композиций, им же были декорированы и стены описанного выше королевского замка.