Текст книги "Дилемма"

Октябрь 2040-го. Три месяца спустя после покушения на жизнь президента Джона Стоктона

1
Плененный
15 октября, понедельник

Отставной сержант морской пехоты США Дерик Эванс со спокойной улыбкой шел по вокзалу, держа за руку двенадцатилетнего сына. Беспокоиться было не о чем. Надо только сесть в поезд и добраться до Нижней Калифорнии, что в Мексике. Больше никаких социальных работников и расспросов о феноменальных успехах Бобби в школе. Никакого страха, что их вычислят.

Никакого страха, что его мальчика заберут в специальное учреждение и запрут в клетку, как какого-нибудь зверя, подопытного кролика, недочеловека. Нет, с ним этого не случится. Дерик не позволит.

Уехать они могли только на поезде. В аэропортах установили детекторы нексуса, а на прошлой неделе он видел по новостям, что на границе поймали ребят, пытавшихся провезти нексус в багажнике машины. Значит, и там детекторы. Стоило Дерику лишь намекнуть сыну, что от нексуса хорошо бы избавиться, тот закатывал страшную истерику. Нексус изменил его жизнь. Он любил его больше всего на свете и не готов был с ним попрощаться даже на время.

Значит, через детектор им не пройти. Выход один – добираться на поезде.

Они встали в очередь перед выходом к поездам. Дерик бросил взгляд на установленное в дверях оборудование: металлоискатель, терагерцевые сканеры, агенты Управления безопасности на транспорте. Все как обычно, никаких детекторов нексуса, слава богу.

Дерик посмотрел на сына, улыбнулся и послал ему счастливые спокойные мысли. Бобби робко засмеялся и улыбнулся в ответ. Он предвкушал интересное путешествие. Господи, какие разительные перемены!

Вообще-то Дерик даже не планировал лечить сына нексусом. Он видел его лишь однажды, еще в армии, когда они вытаскивали из беды Уотсона Коула, здоровенного сержанта, зомбированного этим наркотиком. Он совсем съехал с катушек и не мог отличить своих от врагов – прямо как тот несчастный, что стрелял в президента.

А потом в группе для отцов детей-аутистов ему шепнули про нексус. Парень по фамилии Шнайдер отвел его в сторону и рассказал, что вот, мол, какую штуку придумали. Лечить аутистов нексусом, витамином N. Его сыну здорово помогает. Конечно, полностью от аутизма не избавишься, но можно намного облегчить жизнь ребенку. Только принимать его должны оба. Отец и сын. Бобби и Дерик. Для них это не наркотик, это – связь.

Дерик чувствовал руку сына, ощущал его радость. Бобби учился видеть мир иначе, глазами Дерика, понимать окружающих людей, не пугаться людных и шумных мест.

Постепенно Бобби начал меняться. Учителя и социальные работники тоже это заметили. И стали задавать вопросы…

В зале висел телевизор. Две пожилые супружеские пары что-то рассказывали репортеру. Внизу экрана бежали титры: «РОДИТЕЛИ РАЗРАБОТЧИКОВ НЕКСУСА ПРОСЯТ ЧЕСТНОГО СУДА. «Мы не знаем, где Ранган и Ильяна. Никто их не видел. Их где-то держат уже полгода, не дают им адвоката. Так нельзя. Это не по-американски!»»

Страшный сон любого родителя. Нет, Дерик этого не допустит. Он никому не отдаст Бобби.

Дерик шагнул вперед, поставил большую спортивную сумку на ленту сканера для досмотра багажа. Осталось совсем чуть-чуть.

Мексика ждет!

Он потянулся к карману, чтобы достать форс-карту – по закону и уставу морской пехоты он должен был уведомить Управление безопасности на транспорте о смертельно опасном форсировании навыков.

И вдруг он увидел, что вдоль очереди идет агент Службы безопасности с электронным жезлом. Дерик оцепенел. Человек, стоявший в очереди за Дериком, что-то сказал. Агент Управления безопасности на транспорте посмотрел на дисплей жезла, поднял глаза и нахмурился. Затем взглянул на Дерика.

Черт!

Он схватил с ленты свою сумку и виновато рассмеялся:

– Ой, простите, забыл кое-что!

Он покрепче сжал руку Бобби, развернулся и потащил сына к выходу. Разум Бобби излучал тревогу, беспокойство, растерянность. Ему очень хотелось прокатиться на поезде.

Дорогу им преградил другой агент Управления безопасности:

– Все в порядке, сэр?

– Да, – быстро нашелся Дерик, – просто забыл бумажник в кофейне.

Агент поднес палец к наушнику в ухе и кивнул.

– Сэр, пройдемте со мной.

Дерик услышал шаги за спиной и справа. К ним бежали еще два агента.

Черт!

Бобби почуял его страх. Эхо его страха отдавалось в душе сына, нарастало… Мальчик был уже на грани истерики.

– Непременно, только бумажник заберу.

– Сэр. – Рука агента легла на электрошокер. – Пожалуйста, пройдите со мной.

Мой мальчик, подумал Дерик. Они заберут у меня сына. И запрут его в клетку.

Дерик с печальным вздохом кивнул:

– Ладно, как скажете.

Агент слегка расслабился, и тут Дерик нанес удар: пнул его прямо под дых и свалил с ног. Не успел тот приземлиться, как Дерик уже размахнулся тяжелой сумкой и швырнул все пятьдесят фунтов во второго агента. Тот пошатнулся и едва не упал.

Никто не заберет у него сына.

В следующий миг Дерик закинул на плечо орущего Бобби и помчался прочь. Ноги с гипермускулами набрали чудовищную скорость, увеличенное сердце кормило тело богатой кислородом кровью.

Раздались крики. Люди у него на пути в панике бросались врассыпную. Бобби орал, как ненормальный: «ААААА! АРРРРР! ААААИИИИИ!», царапался и кусался. До выхода оставалось двести ярдов. Сто пятьдесят. Всего сто!

Гарпуны электрошокера вонзились ему в поясницу. Мышцы спины и ног свело судорогой, Дерик и Бобби рухнули на пол и несколько метров проехали по кафельному полу.

Дерик потянулся назад и вырвал гарпуны из поясницы. В этот момент его окружили агенты. Он размахнулся и впечатал правый кулак в лицо первого нападающего, сшиб его с ног.

Бобби снова закричал: «АААААААААААААААААА!»

Ужас, гнев, хаос переполняли сознание.

Второй агент побежал на него с дубинкой, и Дерик сломал ему руку. Налетели еще двое. Нога одного хрустнула под его сапогом, как веточка, а второй отлетел в сторону с тяжелым сотрясением мозга.

Нет, он не отдаст сына!

Бобби лежал на полу, ошарашенный. Дерик закинул его на плечо и побежал.

Восемьдесят ярдов.

Пятьдесят.

Тридцать.

Успеем!

А потом загрохотали выстрелы, и свинцовые пули разорвали грудь Дерика. Одна, вторая, третья. Он полетел вниз, вниз, вниз, лицом в пол.

Безумный визг Бобби у него в ушах. И в голове. Последний звук в его жизни. Мальчика, бьющегося в истерике и выгибающегося, потащили прочь от трупа отца.

2
В движении
Середина октября

Кейд стер пот с лица, здоровой рукой откинул в сторону зеленые ветки. Жара стояла невыносимая, даже в такой ранний час, даже в горах, разделяющих Камбоджу и Вьетнам, даже в джунглях.

– Уже немного осталось! – крикнул шедший впереди Фенг. – Сегодня будем на месте.

В движении. Его жизнь теперь проходила в постоянном движении.

Камбоджа на какое-то время стала для них спасением. На целых несколько месяцев. Они были в безопасности, прятались в монастырях. Кейд работал с монахами, учился успокаивать и направлять разум посредством медитации, погружаться в обезличенное состояние, позволявшее нескольким сознаниям под нексусом сливаться в одно целое. В благодарность он учил их тому, что знал сам – нейробиологии, основам программирования нексуса. Делился идеями приложений, которые помогли бы монахам усовершенствовать медитацию.

За эти месяцы он повидал немало прекрасного, в Камбодже и по всему миру. Люди с душевными и физическими травмами излечивались. Коматозные больные – обретали связь с родными и приходили в сознание. Ученые получали возможность оценить проблему с разных сторон, увидеть ее глазами других специалистов и делали такое, что никакому ученому не под силу в одиночку. Художники находили новые формы самовыражения, которым не могли даже придумать названия, и позволяли зрителям прочувствовать новый опыт в буквальном смысле всей душой.

И какое единение! Стены рушились, возникал новый коллективный разум, мощный и многогранный, не сводимый к сумме своих частей…

А потом кто-то использовал нексус, чтобы совершить покушение на президента. И УПВР назначило вознаграждение за голову Кейда. Он был нужен им живым – для допросов.

К монахам стали приходить разные люди. Высокий худощавый американец, молодой, бритый, как монах, – не встречали такого? Показывали его фотографию. В каждом монастыре происходило одно и то же – в Кхун Пруме, в Кулене, в Поу. Кейд и Фенг срывались с места каждые две недели. Затем – каждую неделю. Теперь они не задерживались в одном монастыре дольше двух-трех дней (гостеприимство монахов не знало границ, но они не могли им злоупотреблять).

В Банпонге Кейд и Фенг провели один день. Пришла весть: Кейда ищут в соседней деревушке. Значит, снова пора в дорогу.

Такая теперь у них была жизнь. В вечном подполье. В вечном движении. Только вперед – через заросшие джунглями горы на востоке, по тропам, которых не найдешь ни на одной карте, с рюкзаками за спиной и целью в голове – монастырь Чу Мом Рэй.

Они шли уже седьмой день. Фенг наверняка прошел бы тот же путь за два, думал Кейд. Ноша у бывшего китайского солдата была минимум в два раза тяжелее, чем у Кейда, однако он шел вперед без малейшего намека на усталость. Кейд чувствовал себя слабаком.

– Эй, Кейд! – крикнул Фенг спереди. – Знаешь, что Конфуций говорил про лучшее средство для ухода?

Кейд улыбнулся и помотал головой, убирая с лица листья.

– Не знаю, Фенг. Что?

– Лучшее средство для ухода – ноги! – взревел Фенг. – Понял? Для ухода – ноги!

Кейд засмеялся. Похоже, дурацкие анекдоты у его друга не закончатся никогда.

– Понял, Фенг.

Кейд снова поправил лямки рюкзака, пытаясь как можно удобней распределить вес по спине. Правая рука была еще слаба и ныла от любых нагрузок – хотя прошло уже полгода после введения генов регенерации. Кейд терпел и заставлял себя пользоваться больной рукой. Мышцам нужны постоянные физические нагрузки, сказал врач. Им нужен повод крепнуть.

– Смотри, – спокойно и серьезно проговорил Фенг.

Кейд поднял глаза. Его друг остановился на поляне, откуда открывался вид на небольшую низину в стороне от тропы.

Внизу, в самом конце извилистой горной тропки, среди буйной зелени джунглей притаились постройки. Изящная красная крыша пагоды. Рядом – два небольших домика.

– Чу Мом Рэй, – с улыбкой произнес Фенг. – Добро пожаловать во Вьетнам.

Кейд улыбнулся в ответ, затем оживленно кивнул. Чу Мом Рэй! Они все-таки добрались!

Фенг, окрыленный близостью цели, радостно побежал вниз по тропинке.

– Эй, Кейд! – крикнул он на ходу. – А знаешь, что Конфуций советовал тем, кто ходит во сне?

Кейд засмеялся, пытаясь не отставать.

– Что?

– Сходить перед сном! – пропел Фенг. – Ха-ха-ха!

Кейд застонал и помчался вниз по тропе.

Еще час у них ушел на то, чтобы спуститься к монастырю: одолеть крутой извилистый путь, продираясь сквозь джунгли и вдыхая их зеленый прелый аромат. Монахи приветствовали гостей, как героев, Кейда – как святого. Он изо всех сил пытался не замечать их обожания, смеяться вместе со всеми, разрядить обстановку и устранить дисбаланс сил.

Я такой же, как вы. Обыкновенный послушник.

Монахи разрешили искупаться в холодной горной речке. Как это было приятно!.. Затем им принесли чистую одежду и повели на кухню.

Кейд с радостью наблюдал за поварами, готовившими обед. Они чистили, резали, рубили, мешали, приправляли – под нексусом работалось легко и споро. Единый организм, шестирукий человек… нет, не просто человек. Нечто гораздо более совершенное.

Вот, подумал Кейд, вот на что способен нексус! Абсолютная координация. Высший порядок. Симфония разума.

Логичная ступень эволюции человеческого вида. Благодаря нексусу люди добились того, чего не смогли добиться с помощью запугивания и войн. Именно способность действовать и мыслить слаженно, действовать сообща, коллективно генерировать идеи и решения, недоступные одному человеку, даже самому гениальному, – вот в чем их главное преимущество. Нексус – лишь еще один шажок на пути развития человечества.

Для монахов нексус стал духовным инструментом. Он помогал уничтожить иллюзию обособленности, пронзить насквозь вуаль майи. Он позволял монахам – каждый из которых был частью одной разумной вселенной – забыть о порочном утверждении, что все они – отдельные личности, что каждый человек ограничен пределами физического тела. Объединив сознания, они вспомнили, что на самом деле образуют собой единое целое.

В хорошие дни Кейд почти им верил.

Подошел настоятель монастыря – невысокий морщинистый старик.

– Ваш визит – большая честь для нас, – сказал он с улыбкой, но тут же помрачнел: – Однако я должен сообщить дурные новости.

Волна скорби захлестнула собравшихся в комнате монахов. Внутри у Кейда что-то оборвалось. Повара перестали рубить и помешивать. Фенг неподвижно и молча смотрел на настоятеля.

– Монастырь в Банпонге уничтожен, – сказал настоятель. – Сожжен дотла. Братья приняли такое решение, чтобы не выдать вашим преследователям, куда вы направились.

Кейд потерял дар речи.

– Они… погибли?

– Смерть – не худшее из того, что может случиться с человеком, – ответил настоятель. – Ваша свобода для братьев важнее, чем собственная жизнь.

Кейд в ужасе опустил глаза на стол. Все погибли. От горя у него отнялся язык. Сидевший рядом Фенг кивнул, соглашаясь с настоятелем.

– Вам нельзя здесь оставаться, это опасно, – сказал настоятель. – Мы приготовили для вас машину. Монастырь в Аюн Па больше и расположен дальше от границы. Там безопасней.

Кейд поднял голову:

– А как же вы? Что будет со здешними монахами?

Настоятель улыбнулся:

– Я предпочитаю жить, если у меня есть выбор. Мы спрячемся, укроемся в джунглях. А сейчас надо пополнить запасы провизии и отправить вас в дорогу. Ваша жизнь бесценна. Уважьте тех, кто многим ради вас пожертвовал, – не попадитесь в руки к врагам.

Кейд его не слышал. Одна мысль билась в голове. УПВР. Это дело рук УПВР. Назначив вознаграждение за его поимку, они убили монахов. Все равно что сами спустили курок.

Черт.

3
Семейная идиллия
Начало октября

Сэм распрямила спину и потянулась. В руках у нее была лопата. Пот градом катился по лицу, пропитывая бандану, и затекал под респиратор, задерживающий CO₂. Майка прилипла к телу. Это было чудесно. Пластиковые панели парника ловили и удерживали солнечное тепло. Специальные насосы, работавшие на солнечной энергии, брали из воздуха углекислый газ и подавали его внутрь, к растениям.

Сегодня Сэм собирала урожай генетически модицифированного древовидного алоэ. Этот специально выведенный сорт быстро рос в богатой углекислым газом среде. Мясистые зеленые листья были источником природных антибиотиков и ранозаживляющих веществ. Вся выручка с проданных алоэ шла на нужды приюта. Сэм окинула взглядом теплицу и десятки самых разных растений, маленьких химзаводов, каждое из которых давало богатый урожай на продажу.

Все они – запрещены в Европе, подумала Сэм. А большинство и в Штатах.

Как странно жить в стране, где все эти технологии разрешены и считаются нормой жизни. Богатые страны могут позволить себе запретить биотехнологии. Бедные страны только ими и живут.

Сэм вдруг осеклась и засмеялась.

Я – садовник! Кто бы мог подумать?

Абсурд какой-то. Восемь лет она была шпионом и солдатом, а теперь вот копается в земле.

Что подумал бы Накамура?

Улыбка Сэм на секунду померкла. Ее наставник сейчас далеко, очень далеко. Считает ли он ее предательницей? А она сама кем себя считает?

Все меняется, однажды сказал ей Накамура. Если хочешь выжить, нужно быть гибким и уметь адаптироваться.

Стало быть, я гибкая, размышляла Сэм. Ладно, почему бы и нет.

Затем она почувствовала рядом сознания детей, и все ее тревоги мгновенно исчезли. На лице вновь засияла улыбка. Сэм закончила работу, кое-как управилась с хлипким пластиковым переходным шлюзом и вышла на улицу. Из-за маленькой рощицы к ней бежали Кит и Сараи. Они держались за руки и весело смеялись в ярких солнечных лучах.

Семилетний Кит запрыгнул ей на руки. Его разум сверкал ярче солнца, и Сэм закружила мальчика в объятьях. Сараи с улыбкой наблюдала за ними. Ее глаза и мысли радостно блестели.

За ними шла Кхун Мэй. Хмурое лицо, нечитаемый разум. Старшая воспитательница приюта смотрела на Сэм с явным неодобрением. Еще бы: одета на западный манер, плечи голые, да к тому же без малейшего зазрения совести принимает наркотик.

Сэм не стала обращать на нее внимания. Она все кружила и кружила в воздухе маленького Кита, видя бесконечное кружение его глазами, чувствуя его радость, упоение юностью и жизнью среди таких же детей, как он сам.

На девять детей в приюте было три воспитателя и Джейк. Восемь детей – в возрасте от одного года до восьми – впервые столкнулись с нексусом в утробе матери, большинство – неоднократно. Когда мать начинает чувствовать сознание еще не родившегося ребенка, мало что может ее остановить: она хочет испытывать этот опыт снова и снова, прикасаться к недооформленным мыслям маленького существа, растущего у нее под сердцем.

Дети были волшебные, удивительные, ни на кого не похожие, сбивающие с толку. Большинство – с глубокими душевными травмами. Порой они испытывали ее терпение, ссорились друг с другом, бунтовали или просто упрямились. Но от них исходил свет – яркий, затмевающий собой все шрамы и боль. Они свободно владели нексусом – на уровне инстинктов. Сэм при всем желании не добилась бы такого результата. Чаще они общались друг с другом посредством мыслей, нежели слов: образы и идеи мелькали так быстро, что Сэм не успевала улавливать. И от них ничего нельзя было скрыть. Эти дети знали ее изнутри, как свои пять пальцев. От их прикосновений ее сознание воспаряло, озарялось всеми цветами радуги. Непередаваемое, упоительное чувство.

Совсем иначе сложилась судьба Сараи, девятого ребенка в приюте. В четырехлетнем возрасте она выпила жидкость из маминого пузырька с нексусом: мать и многочисленные «дяди» не раз делали это в ее присутствии. Наркотик закрепился у нее в мозгу прочно и навсегда, словно она испытала его действие еще в материнской утробе.

У Сараи было тяжелое детство, не дом – а притон, через который проходили сотни мужчин, за деньги эксплуатировавших тело и разум ее матери. Когда они спаривались, их сознания под нексусом вспыхивали острым наслаждением – а то и чем похуже. Не раз Сараи в ужасе лежала в темноте, чувствуя, как страшные люди жестоко обходятся с ее мамой, причиняют ей боль, чтобы самим ощутить всю палитру боли и унижения.

Сараи научилась блокировать их мысли.

Ей было девять, когда она впервые ошиблась, и мамин клиент ее заметил. Он потребовал подать ему и девчонку. Мама вышвырнула его из дома и громко закричала, привлекая внимание соседей. Те вышли, и он сбежал. На следующий день мама отвела Сараи в храм и попросила монахов помочь ее особенной дочке. Четыре месяца спустя девятилетняя Сараи приехала в Маэ-Донг и обрела здесь дом, уютный и безопасный. Нексусом она владела куда лучше, чем Сэм, но хуже, чем остальные дети, получившие наркотик в утробе матери.

Недавно Сараи исполнилось двенадцать, совсем скоро она превратится в девушку. Столько же было сестре Сэм, когда она… когда все пошло прахом в Юкка-Гроув.

Сараи была ее любимицей.

В первую же ночь Сэм познакомилась с самым младшим ребенком приюта. Настойчивые просьбы Джейка и энтузиазм старших детей в конечном итоге сломили сопротивление Кхун Мэй, и она позволила Сэм остаться на день-два. Эти день-два длились уже несколько месяцев.

Она проснулась среди ночи от безутешного детского плача. Младенец надрывался десять минут. Двадцать. Сорок. Наконец Сэм встала и тихонько двинулась по коридору на звук. В комнате стоял полумрак, но Сэм все прекрасно видела. Кхун Мэй со строгим лицом и Джейка, на руках которого плакал маленький – годовалый – Арун. Джейк прыгал на месте, пытаясь укачать ребенка. Рядом стояла Сараи. Крошечный разум Аруна оглушительно вопил, в нем царил хаос. Джейк и Сараи были в ужасе, они пытались внушить младенцу спокойствие и безмятежность, но усталость, напряжение и страх, что Арун никогда не уснет, брали свое.

Тихой плавной поступью Сэм вошла в комнату, напевая колыбельную, которую пела ей мама. Все удивленно обернулись. Кхун Мэй, Сараи, Джейк и даже маленький Арун.

Он все плакал. Она подошла ближе, он заглянул ей в глаза и потянулся к ней сперва ручками, а затем и всем дивным крошечным сознанием. Сэм взяла Аруна на руки, и очень быстро резкий плач сменился усталыми всхлипами. Малыш уснул. С того дня так и повелось: стоило Сэм взять его на руки и спеть ему мысленно колыбельную или помедитировать вместе с ним, как маленький Арун замолкал, успокаивался и засыпал, если ему пора было спать. В счастливые минуты бодрствования его уникальное, ни на что не похожее сознание сверкало всеми цветами радуги, полнилось движущимися фигурами и абстрактными формами. Вселенная сияла, когда Сэм смотрела на нее глазами Аруна.

Сознание дзен. Сознание начинающего.

А через призму ее разума маленький Арун, возможно, чуть лучше понимал окружающий мир.

– Его мама была героиновой наркоманкой, – рассказал Джейк в ту же ночь, когда они вышли в кухню. – Ширялась даже во время беременности. Поэтому он не умеет успокаиваться. Дофамин, серотонин, опиоиды – все его нейромедиаторные системы недоразвиты. Матери почти всех здешних детей принимали помимо нексуса и другие наркотики, но Аруну досталось по полной программе.

Джейк. Доктор Джейкоб Фостер, если быть точнее. Высокий и могучий, как дровосек. Под рыжеватой бородой – молодое и очень приятное лицо. По образованию он был детский психолог, три года назад защитил кандидатскую в Чикагском университете. В приюте он работал уже два года, получив грант от фонда «Майра» на изучение этих детей.

– Мама Аруна живет в деревне, – продолжал Джейк. – То есть жила. Сразу после родов она от него отказалась, а потом – через месяц – вдруг передумала. Явилась сюда со скандалом. Она была не в себе и не могла позаботиться о ребенке. К тому же он уже начал выстраивать связи с другими детьми. Мы его не отдали. Это подогрело недовольство местных, с которыми у нас и так были напряженные отношения.

– А где сейчас его мать? – спросила Сэм. Она вновь посадила свой разум на короткий поводок: слушала, но сама никаких сигналов не посылала.

– Умерла. От передозировки героином. Возможно, покончила с собой. Ее родственники утверждают, что это мы наколдовали. Скверное дело…

Джейк всегда был ласков и добр с детьми, всегда старался научить их чему-то новому. От его сознания исходила аура порядочности и честности. Любовь Джейка к детям выражалась не только в словах и поступках, но и ясно читалась в его мыслях. «Суни Мартин» ему нравилась, но он соблюдал почтительную дистанцию, уважая ее выбор: Сэм делилась всем с детьми и почти ничем – с единственным взрослым, в мозгу которого тоже был нексус.

Через месяц она с ним переспала. Он был красивый, умный и забавный, но покорила ее доброта Джейка. То, как бережно он вытаскивал занозу из пальца Сараи, с какой любовью в голосе и мыслях он рассказывал о родителях и младшем брате; его простодушное желание сделать мир лучше, мечта обзавестись собственной семьей и детьми.

Сэм поставила свои условия. Секс между ними будет происходить только по ее инициативе. Она – всегда сверху. И это просто секс, ничего больше.

Он принял почти все ее условия. Им было хорошо и легко вместе. Сэм нравились его прикосновения, нравилось чувствовать под собой его горячее тело, его страсть и наслаждение. После они лежали рядом, довольные и насытившиеся. Сэм уже с нетерпением ждала ночи – почти так же, как ждала дневного общения с детьми.