Текст книги "Поцелуй тьмы"

Девять

При таком множестве мороев с корнями из Восточной Европы неудивительно, что ортодоксальное христианство считалось в кампусе доминирующей религией. Другие религиозные течения тоже были представлены, но только около половины студентов регулярно посещали те или иные службы. Лисса относилась к их числу. Как человек верующий, она посещала церковь каждое воскресенье. Кристиан тоже, хотя и по другим мотивам – потому что туда ходила Лисса, а он так меньше походил на того, кто готовился стать стригоем. Поскольку ни один стригой не может ступить на освященную землю, регулярное посещение церковной службы обеспечивало ему определенную степень респектабельности.

Я же посещала церковь исключительно с целью общения. Вдобавок Лисса и другие мои друзья часто после службы затевали что-нибудь интересное, поэтому церковь стала неплохим местом встречи. Бог вроде бы не противился тому, что я воспринимала церковь как развлечение. А может, просто выжидал подходящего момента, чтобы наказать меня.

Однако после службы в это воскресенье я не смогла покинуть церковь, поскольку назначенные мне общественные работы намечались именно здесь. Когда церковь опустела, я с удивлением обнаружила, что один человек остался – Дмитрий.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я.

– Подумал, может, тебе понадобится помощь. Я слышал, что священник хочет произвести тут генеральную уборку.

– Да, но ты же не наказан. И для тебя это тоже выходной день. Мы… ну, новички… всю неделю попадали в переделки, но вы-то, стражи, участвовали в схватках постоянно.

Только сейчас я заметила и у Дмитрия пару синяков – хотя меньше, чем у Стэна. Эта неделя была долгой для всех. И подумать только – она лишь первая из шести!

– И чем еще мне заниматься сегодня?

– В голову приходит сотня других вещей, – сухо ответила я. – Например, можно посмотреть кино с Джоном Уэйном[4]4
  Джон Уэйн – американский актер, король вестернов.


[Закрыть], которое ты еще не видел.

Он покачал головой.

– Таких нет. Я пересмотрел их все. Послушай… священник ждет нас.

Я обернулась. Так и есть. Отец Андрей стоял у входа и выжидательно разглядывал нас. Он снял

богатое облачение, которое надевал во время службы, и остался в простых штанах и рубашке на пуговицах. Судя по виду, он тоже собирался работать, а ведь вроде бы воскресенье считается днем отдыха.

Мы с Дмитрием направились к нему – получить указания, что делать. По дороге я ломала голову над тем, что на самом деле заставило Дмитрия остаться здесь. Обычно он загадок мне не загадывал. Как правило, его намерения были ясны; я предположила, что и сейчас существует какое-то элементарное объяснение, просто мне оно пока неизвестно.

– Спасибо вам обоим, что вызвались помочь мне. – Отец Андрей улыбнулся нам.

Я сдержала усмешку при слове «вызвались». Священник наш – морой лет под сорок, с тонкими седыми волосами. Даже не будучи истинно верующей, я любила и уважала его.

– Ничего особенно сложного мы сегодня делать не будем. По правде говоря, это довольно скучно. Нужно, конечно, произвести обычную уборку, а потом мне хотелось бы разобрать ящики со старыми вещами, которые стоят на чердаке.

– Мы с удовольствием выполним ваши указания, – серьезно ответил Дмитрий.

Я подавила вздох и постаралась не думать о том, чем могла бы заняться действительно в свое удовольствие.

Мы приступили к делу.

Мне досталось работать шваброй, а Дмитрий вызвался протирать пыль и полировать деревянные скамьи. Он выглядел задумчивым, целеустремленным и делал все с таким видом, будто действительно получал удовлетворение от своей работы. Я продолжала рассуждать, зачем он вообще здесь. Не поймите меня неправильно, я была счастлива, что он со мной. В его присутствии я чувствовала себя лучше, и, конечно, мне всегда нравилось просто смотреть на него.

Я думала: может, он хочет вызнать что-нибудь о том, что произошло в тот день со Стэном, Кристианом и Брендоном. Или собирается раскритиковать меня за вторую промашку со Стэном, когда тот обвинил меня в том, что я вмешалась в сражение, руководствуясь эгоистичными мотивами. Эти объяснения казались наиболее вероятными, и, однако, он не произносил ни слова. Даже когда священник ушел в свой офис, Дмитрий продолжал работать молча, а ведь если бы он хотел что-нибудь спросить, то лучше всего было бы сделать это сейчас.

Когда мы закончили уборку, отец Андрей поручил нам стаскивать ящики с чердака вниз, на склад в задней части церкви. Лисса и Кристиан часто использовали чердак как место тайных встреч. Интересно, наведение порядка на чердаке поспособствует или, наоборот, воспрепятствует их романтическим интерлюдиям? Может, они на время прекратят их и я смогу спокойно спать.

Спустив все вниз, мы втроем стали разбирать ящики. Отец Андрей объяснил нам, что оставлять, а что выбрасывать. Это было большим облегчением для меня – сидеть, после всей этой недели на ногах. Пока мы работали, он расспрашивал об уроках и других вещах. И в процессе работы у меня зародилась одна мысль. Я немало потрудилась, убеждая себя, что Мейсон был иллюзией, порожденной недосыпом, но если бы авторитетный человек заверил меня, что призраков не существует, я чувствовала бы себя лучше.

– Вы верите в призраков? – спросила я отца Андрея. – В смысле, есть ли какие-нибудь упоминания о них во… – я повела рукой вокруг, – во всем этом?

Мой вопрос явно удивил его, но он не обиделся на меня за то, что я охарактеризовала суть его профессии и дело жизни как «все это». А заодно фактически подтвердила полное свое невежество, несмотря на то что на протяжении семнадцати лет сидела на церковных службах. На его лице возникло ошеломленное выражение, он даже прекратил работать.

– Ну… это зависит от того, что ты понимаешь под словом «призрак».

Я постучала пальцем по какой-то теологической книге.

– Вся суть этого в том, что, умирая, мы попадаем в рай или в ад. Получается, что рассказы о призраках просто выдумки, верно? Ни в Библии, ни где-то еще о них ничего нет.

– И снова, – сказал он, – это зависит от определения. Согласно нашей вере, после смерти дух отделяется от тела и иногда может задержаться в этом мире.

– Что? – Пыльная чаша выпала из моих рук; по счастью, она была деревянная и не разбилась. Я быстро подняла ее. Это был не тот ответ, которого я ожидала. – Надолго? Навсегда?

– Нет-нет, конечно нет. Это бросало бы вызов идее воскрешения и спасения, что является краеугольным камнем нашей веры. Однако считается, что душа может оставаться на земле от трех до сорока дней после смерти. В конце концов она получит «временный» приговор, который заставит ее покинуть этот мир и определит ей место в раю или в аду, хотя реально он не будет исполнен до Судного дня, когда душа и тело воссоединятся для вечной жизни.

Идея спасения ускользнула от меня, все мое внимание сосредоточилось на словах «от трех до сорока дней». Я и думать забыла о том, чем занималась.

– Да, но это правда или нет? Дух действительно бродит по земле еще сорок дней после смерти?

– Ах, Роза! Те, кто задается вопросом, истинна ли вера, возможно, еще не созрели для нее.

У меня возникло чувство, что он прав. Я вздохнула и вернулась к стоящему передо мной ящику.

– Но, – доброжелательно продолжал он, – если это поможет тебе, добавлю вот что. Народы

Восточной Европы верили в существование призраков еще до распространения христианства. Традиционно считалось, что на короткое время дух после смерти остается рядом с землей – в особенности если погибший был молод или умер насильственной смертью.

Я замерла. Все, чего мне удалось добиться, убеждая себя, будто Мейсон – порождение моего стресса, мгновенно свелось к нулю. «Молод или умер насильственной смертью».

– Зачем? – спросила я упавшим голосом. – Зачем они остаются? Ради… ради мести?

– Некоторые считают, что по этой причине, а другие – что душе трудно сразу обрести мир после тяжких испытаний.

– А вы что думаете? – спросила я.

Он улыбнулся.

– Я верю, что душа отделяется от тела, в точности как учит наш Отец, но время ее пребывания на земле недоступно нашему восприятию. Это не как в кино, где призраки обитают в домах или посещают тех, кого знали. Я представляю себе эти духи, дожидающиеся перехода и обретения мира, скорее как разлитую вокруг энергию, как что-то недоступное нашему восприятию. В конечном счете имеет значение то, что происходит за пределами земли, когда мы обретаем жизнь вечную, выкупленную для нас Спасителем ценой Его величайшей жертвы. Вот что важно.

Я подумала: был бы отец Андрей так скор в своих суждениях, если бы видел то же, что и я?

#«Молод или умер насильственной смертью». И то и другое применимо к Мейсону, и сорока дней с момента его смерти не прошло. Это бесконечно печальное лицо снова возникло перед моим внутренним взором, и я задумалась, что оно выражает. Месть? Или, возможно, он поистине никак не обретет мир и покой?

И как теологические идеи отца Андрея относительно рая и ада вписываются в то, что произошло со мной, умершей и возвращенной к жизни? Виктор Дашков говорил, что я побывала в мире смерти и вернулась, исцеленная Лиссой. В каком мире смерти? В раю или в аду? Или имелось в виду именно то промежуточное состояние пребывания на земле, о котором говорит отец Андрей?

После этого я замолчала, поскольку идея ищущего мести Мейсона устрашала. Отец Андрей почувствовал изменение моего настроения, но, конечно, не понимал его причины. Он попытался отвлечь меня.

– Я получил от знакомого в другом приходе кое-какие новые книги. Очень интересные рассказы о святом Владимире. Ты все еще интересуешься им и Анной?

Теоретически да. До встречи с Адрианом мы знали о существовании лишь двух наделенных духом. Одна была наша бывшая учительница, госпожа Карп, которая под воздействием духа полностью сошла с ума и, чтобы избавиться от безумия, стала стригоем. Другим человеком был свя-

той Владимир, именем его названа наша Академия. Он жил много столетий назад и вернул к жизни свою умершую женщину-стража Анну – в точности как Лисса меня. В результате Анна стала «поцелованной тьмой», и между ними также возникла связь.

В обычных обстоятельствах мы с Лиссой пытались разузнать об Анне и Владимире все, что можно, чтобы лучше понимать самих себя. Но прямо сейчас у меня были проблемы серьезнее, чем неизменно присутствующая, загадочная психическая связь между Лиссой и мной. Ее отодвинул на задний план призрак, который, возможно, был в ярости из-за моей роли в его преждевременной смерти.

– Да… – уклончиво ответила я, отводя взгляд. – Интересуюсь… но, думаю, в ближайшее время мне будет не до этого. Я очень занята со всеми этими… ну, вы знаете, полевыми испытаниями.

Я снова впала в молчание. Он понял намек и больше не пытался меня разговорить. За все это время Дмитрий не произнес ни слова. Когда мы в конце концов закончили разборку, отец Андрей сообщил, что нам осталось выполнить еще одну задачу. Он указал на некоторые ящики, которые мы упаковали заново.

– Отнесите их в кампус начальной школы, – сказал он, – и оставьте около спального корпуса мороев. Может, госпоже Дэвис, которая препо-

дает в воскресной школе, что-нибудь из этого пригодится.

Кампус начальной школы находится довольно далеко, и было ясно, что нам с Дмитрием придется сделать по крайней мере две ходки. И все же это был еще один шаг на пути к свободе.

– Почему тебя так заинтересовали призраки? – спросил Дмитрий во время первого захода.

– Просто чтобы поддержать разговор.

– В данный момент я не могу видеть твое лицо, но у меня такое чувство, что ты опять лжешь.

– Черт побери! В последнее время все думают обо мне плохо. Стэн обвинил меня в том, что я жажду славы.

– Я слышал об этом. – Мы как раз завернули за угол, и вдали показались здания кампуса начальной школы. – Это немного несправедливо с его стороны.

– Немного? Ха! Ну спасибо, но я начала терять веру в эти полевые испытания. А временами и вообще в Академию.

Признание Дмитрия, конечно, приятно взволновало меня, но злость на Стэна не уменьшилась. Снова ожило темное, «брюзжащее» чувство, терзавшее меня в последнее время.

– Ты на самом деле так думаешь? – поинтересовался наставник.

– Не знаю. Такое впечатление, будто школа в плену правил и установок, не имеющих ничего общего с реальной жизнью. Я видела, как все про-

исходит на самом деле, товарищ. Я угодила прямо в логово монстра. И в каком-то смысле… Не знаю, способны ли эти испытания подготовить нас к реальным ситуациям.

Я ожидала, что он начнет спорить, но, к моему удивлению, он сказал:

– Иногда я готов с этим согласиться.

Мы как раз входили в спальный корпус, и я едва не споткнулась. Вестибюль мало чем отличался от тех, что у нас, в кампусе средней школы.

– Неужели?

– Именно так. – Легкая улыбка скользнула по его лицу. – В смысле, я не согласен, чтобы новичков выпускали в мир в возрасте десяти лет или где-то около, но иногда мне кажется, что полевые испытания должны протекать действительно в полевых условиях. Первый год службы стражем дал мне больше с точки зрения знаний, чем все годы обучения. Ну… может, не все. Но это абсолютно другая ситуация.

Мы обменялись взглядами, довольные общим согласием. Что-то теплое разлилось внутри, и злость начала стихать. Дмитрий понимал мое недовольство системой обучения, но, если уж на то пошло, он понимал меня. Наставник оглянулся, однако за стойкой никого не оказалось. В вестибюле были только несколько учащихся чуть старше десяти. Они занимались или болтали.

– Ох, мы попали в спальный корпус старших ребят. – Я сместила вес своего ящика. – Младшие – соседняя дверь.

– Да, но госпожа Дэвис живет в этом здании. Давай-ка я разыщу ее и спрошу, куда нужно отнести ящики. – Он осторожно поставил свой ящик. – Сейчас вернусь.

Проводив его взглядом, я тоже поставила свой ящик. Прислонившись к стене, я осмотрелась и едва не подскочила, разглядев всего в паре футов от себя моройскую девочку. Она стояла так неподвижно, что раньше я не заметила ее. На вид ей было лет тринадцать-четырнадцать; высокая, гораздо выше меня, что лишь усугублялось ее худощавостью. Волосы напоминали облако темно-каштановых кудрей, на лице веснушки – большая редкость у бледнокожих мороев. Увидев, что я смотрю на нее, она широко распахнула глаза.

– О господи! Ты ведь Роза Хэзевей?

– Да, – с удивлением ответила я. – Ты меня знаешь?

– Кто же тебя не знает? В смысле, о тебе все слышали. Что ты сбежала, а потом вернулась и убила двух стригоев. Это так круто! У тебя есть знаки молнии?

Она тарахтела с такой скоростью, что едва успевала дышать.

– Да. Два.

От мысли о крошечных татуировках на задней стороне шеи по коже побежали мурашки.

Ее бледно-зеленые глаза распахнулись еще шире – если это было возможно.

– О боже мой! Класс!

Обычно меня раздражает, когда поднимают шум из-за моих знаков молнии. В конце концов, обстоятельства, связанные с их получением, крутыми не назовешь. Однако девочка была такая юная, такая… трогательная.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Джиллиан… Джил. В смысле, просто Джил. Не то и другое вместе. Джиллиан – мое полное имя. Все зовут меня Джил.

– Правильно, – сказала я, пряча улыбку. – Я так и поняла.

– Я слышала, морои использовали магию во время вашего сражения со стригоями. Мне хотелось бы стать такой же. Хорошо бы, кто-нибудь научил меня. Моя стихия – воздух. Как думаешь, можно использовать воздух в сражении со стригоями? Все говорят, я сошла с ума.

На протяжении столетий использование мороями магии для борьбы считалось греховным. Все были убеждены, что ее нужно применять исключительно в мирных целях. В последнее время некоторые усомнились в правильности такого подхода, в особенности после того, как Кристиан во время нашего спасения в Спокане продемонстрировал полезность магии.

– Не знаю, – ответила я. – Тебе нужно поговорить с Кристианом Озера.

Она потрясенно открыла рот.

– И он будет разговаривать со мной?

– Если ты поднимешь вопрос о сражении с помощью магии, то да, он будет разговаривать с тобой.

– Ух ты! Это был страж Беликов? – спросила она, резко меняя тему.

– Да.

Клянусь, я подумала, что она прямо тут, на месте, грохнется в обморок.

– Он еще симпатичнее, чем я думала. Он твой наставник? Твой персональный учитель?

– Да.

И где, интересно, он пропадает? Разговаривать с Джил было немного утомительно.

– Здорово! Знаешь, вы ведете себя не как учитель и ученица. Вы кажетесь… ну, друзьями. Вы общаетесь помимо тренировок?

– Ну, типа того. Иногда.

Я вспомнила, как недавно подумала, что я – одна из немногих, с кем Дмитрий общается за пределами служебных обязанностей.

– Понимаю! Я даже представить себе этого не могу – лично я рядом с ним все время просто тряслась бы от волнения. А ты такая крутая! «Да, я с этим потрясающим парнем, но вообще-то это не имеет значения».

Я рассмеялась вопреки собственному желанию.

– Думаю, ты считаешь меня лучше, чем я есть.

– Ни в коем случае. И знаешь, я не верю всем этим рассказам.

– Ммм… рассказам?

– Ну, о том, что ты подставила Кристиана Озера.

– Ну, спасибо.

Значит, слухи о моем унижении просочились даже к младшим ученикам. Зайди я в корпус малышей, и, вполне вероятно, какая-нибудь шестилетка выдала бы мне, что слышала, будто я убила Кристиана.

На лице Джил возникло выражение неуверенности.

– Но вот насчет другой истории я не знаю, что и думать.

– Какой другой истории?

– О том, что ты и Адриан Ивашков…

– Нет, – прервала я ее, не желая выслушивать всякие гадости. – Что бы ни болтали, все это неправда.

– Но это так романтично.

– Тем более это неправда.

Лицо у нее вытянулось, но она очень быстро взбодрилась снова.

– Эй, ты не можешь научить меня драться?

– Постой… Что? Зачем тебе это?

– Ну, если собираюсь сражаться с помощью магии, то неплохо уметь драться и обычным способом.

– Думаю, тебе не ко мне нужно обращаться, – ответила я. – Попроси, скажем… своего преподавателя физкультуры.

– Я просила! – Она, казалось, просто кипела от возмущения. – И он ответил «нет».

Я опять невольно рассмеялась.

– Я пошутила насчет этого.

– Перестань, это наверняка поможет мне когда-нибудь сражаться со стригоями.

Мой смех стих.

– Нет, на самом деле не поможет.

Она прикусила губу, все еще отчаянно желая убедить меня.

– Ну, по крайней мере, поможет против этих психов.

– Что? Каких психов?

– Тут постоянно кого-нибудь избивают. На прошлой неделе Дейна Зеклоса, а всего день назад Брета.

– Дейн… – Я попыталась оживить в памяти генеалогию мороев. Тут была целая прорва Зеклосов. – Это младший брат Джесси…

Джил кивнула.

– Ага. Одна из наших учительниц ужас как разозлилась, но Дейн не сказал ни слова. И Брет тоже.

– А Брет у нас кто?

– Озера.

Я не врубилась.

– Озера?

Она, судя по всему, была счастлива поведать мне о том, чего я не знала.

– Он бойфренд моей подруги Айми. Вчера он весь был в синяках… и даже как будто в рубцах. Или что-то вроде этого, такой странный вид. Может, ожоги? Но Дейну пришлось еще хуже. И когда госпожа Каллахан спросила Брета, он убедил ее, что это так, пустяки. Ну, она его и отпустила. И еще у него было отличное настроение – что тоже странно, поскольку у человека должно испортиться настроение, если его изобьют, верно?

Ее слова пробудили воспоминание где-то в глубине сознания. Существовала некая связь… но вот какая? Со всеми этими призраками, Виктором и полевыми испытаниями удивительно, что я вообще могла вести связный разговор.

– Так, может, ты поучишь меня, чтобы мне тоже не досталось? – Судя по тону Джил, она считала, что сумела убедить меня. И вскинула вверх кулак. – Это же просто! Сжимаешь вот так пальцы и бьешь?

– Ммм… На самом деле это немного сложнее. Нужно научиться правильно стоять, а иначе тебе вреда будет больше, чем противнику. И еще нужно уметь действовать локтями и бедрами, и тоже не абы как.

– Пожалуйста, покажи мне! – умоляюще сказала она. – Спорю, ты все это умеешь.

Я и вправду все это умела, но пока в моем личном деле не было записи о том, что я порчу младших, и я предпочла бы, чтобы она не появилась.

#По счастью, тут как раз вернулся Дмитрий с госпожой Дэвис.

– Эй, здесь есть кто-то, жаждущий познакомиться с тобой, – сказала я. – Дмитрий, это Джил. Джил, это Дмитрий.

Он выглядел удивленным, но улыбнулся и протянул ей руку. Она зарделась и в виде исключения утратила дар речи. Едва он отпустил ее руку, она пролепетала слова прощания и умчалась. Мы закончили с госпожой Дэвис и направились обратно к церкви за следующими ящиками.

– Джил знает, кто я такая, – сказала я Дмитрию по дороге. – Она типа считает меня героиней, достойной преклонения.

– Тебя это удивляет? То, что младшие ученики смотрят на тебя снизу вверх?

– Не знаю. Никогда об этом не думала. По-моему, на роль эталона я не гожусь.

– Не согласен. Ты отзывчивая, преданная и заметно выделяешься во всем, за что ни берешься. Ты заслуживаешь большего уважения, чем думаешь.

Я искоса взглянула на него.

– Но, по-видимому, недостаточно, чтобы принять участие в судебном разбирательстве над Виктором.

– Только не начинай снова об этом.

– Да, снова об этом! Почему до тебя не доходит, насколько это важно? Виктор чрезвычайно опасен.

– Знаю.

– И если он окажется на свободе, то снова начнет осуществлять свои безумные планы.

– Знаешь, маловероятно, что он окажется на свободе. Слухи о том, что королева отпустит его, это просто… слухи. Ты лучше любого другого должна знать, что не стоит верить всему, что слышишь.

Я с каменным выражением смотрела прямо перед собой, отказываясь признавать его доводы.

– Все равно ты должен взять нас туда. Или… – я набрала полную грудь воздуха, – хотя бы Лиссу.

Выговорить это оказалось труднее, чем следовало бы, но я должна была это сказать. Не думаю, что я из тех, кто ищет славы, как выразился Стэн, но какой-то частью души я всегда стремилась быть в гуще схватки. Хотела действовать, делать то, что правильно, и помогать другим. Соответственно, хотела участвовать в суде над Виктором. Хотела взглянуть ему в глаза, хотела сделать все, чтобы преступник не ушел от наказания.

Но время шло, и в то, что это произойдет, верилось все меньше. Никто не собирался брать нас туда. Может быть, однако, – всего лишь может быть – они позволят поехать одной из нас, и в таком случае пусть это будет Лисса. Именно на нее нацеливался Виктор, и, хотя идея отпустить ее одну растревоживала беспокойные мысли о том, что, может, она вообще не нуждается во мне как

в страже, я предпочитала рискнуть. Пусть едет – если получится.

Дмитрия, так хорошо понимающего мою потребность действовать, казалось, удивила моя необычная покладистость.

– Ты права – она должна быть там. Но повторяю – я бессилен что-либо сделать. Ты продолжаешь считать, что я контролирую ситуацию, но это не так.

– Но ты делаешь все, что можешь? – Я вспомнила слова Адриана во сне – о том, что Дмитрий мог бы сделать больше. – У тебя большое влияние. Должна быть какая-то зацепка. Хоть какая-то.

– Я не настолько влиятелен, как ты считаешь. Здесь, в Академии, я занимаю высокое положение, но в остальном мире стражей меня все еще считают почти юнцом. И да, я высказывался в вашу пользу.

– Может, нужно было громче высказываться.

Я почувствовала, как он замкнулся. Он готов

был обсуждать со мной разумные вещи, но не поощрял меня, когда я вела себя как последняя сука. Ну, я постаралась высказаться более разумно.

– Виктор знает о нас. И может рассказать.

– С этим судом у Виктора есть проблемы серьезнее, чем мы с тобой.

– Да, но ты же знаешь его. Он не всегда действует как нормальный человек. Если он почувствует, что потерял всякую надежду вырваться на свободу, то может учинить нам неприятности просто из мести.

Я так и не смогла рассказать о своих отношениях с Дмитрием Лиссе, а вот наш злейший враг знал о них. Это было еще удивительнее, чем то, что о них догадывался Адриан. Виктор вычислил это, просто наблюдая за нами и собирая всякие сведения. Думаю, если ты мерзавец, привыкший строить козни, то должен преуспевать в таких вещах. Правда, он никогда не высказывался по этому поводу публично. Просто использовал против нас заклинание вожделения, основанное на магии земли. Такого рода заклинания срабатывают только в том случае, если влечение уже существует, они просто усиливают его. Нас с Дмитрием внезапно страшно потянуло друг к другу, мы были всего в полушаге от секса. Очень хитроумно со стороны Виктора – отвлечь нас таким способом, не прибегая к насилию. Если бы на нас напали, мы сумели бы достойно ответить. Но сделать так, чтобы мы думали только друг о друге, забыв обо всем на свете? Сопротивляться этому было очень трудно.

Дмитрий какое-то время молчал, понимал, конечно, что в моих словах есть смысл.

– В таком случае нам придется уладить это наилучшим возможным способом, – заявил он наконец. – Однако если Виктор надумает рассказать, он сделает это независимо от того, будете вы свидетельствовать на суде или нет.

Ну что на это скажешь? Я молчала до самой церкви. Когда мы там оказались, отец Андрей за-

явил, что, разобравшись немного с вещами, решил отослать госпоже Дэвис еще только один ящик.

– Я отнесу его, – решительно сказала я Дмитрию, как только священник отошел достаточно далеко, чтобы нас не слышать. – Ты вообще не обязан был приходить.

– Роза, пожалуйста, не надо кипятиться из-за этого.

– Как это – не надо кипятиться? Ты, похоже, так и не въехал, насколько это важно.

– Да все я понимаю. Неужели ты и вправду думаешь, что я хочу видеть Виктора на свободе? Хочу, чтобы все мы снова оказались в рискованном положении?

Тут я впервые за долгое время почувствовала, что он вот-вот выйдет из себя.

– Я уже говорил, что сделал все, что мог. Просто в отличие от тебя не устраиваю сцен, если не получается по-моему.

– И я тоже.

– Ты прямо сейчас делаешь это.

Он был прав. В глубине души я знала, что перехожу черту… но просто, как во всем в последнее время, не смогла остановиться.

– Зачем ты вообще пришел помогать мне сегодня? – выпалила я. – Зачем ты здесь?

– Это так странно? – спросил он почти с болью в голосе.

– Да. В смысле, ты что, шпионишь за мной? Хочешь понять, почему я сплоховала тогда, со

Стэном? Хочешь проследить, чтобы я не вляпалась в новые неприятности?

Он смотрел на меня, откинув волосы с глаз.

– Почему непременно должны быть какие-то скрытые мотивы?

Мне хотелось выпалить тысячу разных вещей. Например, что, если нет никакого мотива, это означает, что он просто хотел провести время со мной. А это не имеет смысла, поскольку мы оба знаем, что между нами могут быть лишь отношения учитель – ученица. Он сам мне об этом сто раз говорил.

– Потому что у всех есть мотивы.

– Да. Но не всегда такие, как ты думаешь. – Он открыл дверь. – До встречи.

Глядя, как он уходит, я стояла охваченная смятением и злостью. Не будь ситуация такой странной, я сказала бы, что у нас сегодня было свидание.