Текст книги "В защиту капитализма. Развенчание популярных мифов"

Большинство людей инстинктивно считают, что не только в области здравоохранения, но и в политике, и бизнесе почти всегда лучше действовать, чем «ничего не делать». Многие пациенты не понимают, что зачастую сознательное бездействие лучше, чем активное сопротивление. И большинство граждан также вряд ли поймут, что в обычных экономических кризисах часто лучше ждать и доверять самовосстановлению системы – по крайней мере, это лучше, чем программы экономического стимулирования, вмешательство правительства и печатание денег, которые могут помочь в краткосрочной перспективе, но которые, во-первых, будут иметь нежелательные побочные эффекты; во-вторых, задержат восстановление экономики на неоправданно долгое время; в-третьих, ослабят экономический рост в долгосрочной перспективе.

Йозеф Шумпетер был убежден, что любое искусственное стимулирование экономики для смягчения кризиса, даже с самыми лучшими моральными намерениями, только ухудшит ситуацию, поскольку оно не позволит кризису исправить экономические ошибки, создавая тем самым новые ошибки. Шумпетер подчеркивал, что «восстановление экономики является обоснованным только в том случае, если оно происходит само собой»[231]231
  Шумпетер, цит. по: Hagemann, 444. Однако далее Хагеманн пишет, что в ответ на Великую депрессию Шумпетер частично релятивизировал этот тезис.


[Закрыть].

Американский экономист Томас Дилоренцо сравнивает подход американского правительства при президенте Мартине Ван Бюрене к борьбе с депрессией 1837 г. с реакцией президента Франклина Рузвельта на Великую депрессию 1929 г. Ван Бюрен безоговорочно проводил политику невмешательства и сопротивлялся всем предложениям о прямых действиях правительства и об интервенционизме, что привело к очень быстрому завершению кризиса[232]232
  DiLorenzo, 156 et seq.


[Закрыть]. В отличие от него Франклин Рузвельт провозгласил «Новый курс», который опирался на всеобъемлющую систему государственных программ и проводил антикапиталистическую, интервенционистскую политику. Вопреки распространяемому противниками капитализма мифу о том, что «Новый курс» положил конец кризису, политика Рузвельта фактически продлила его. Безработица, которая в 1929 г. составляла всего 3,2 %, к 1940 г. выросла до 14,6 %. В 1933–1940 гг. средний уровень безработицы достигал 17,7 %[233]233
  Ibid., 181.


[Закрыть]. В 1929 г. ВВП на душу населения в США составлял 857 долл., а спустя 11 лет, в 1940 г., находился на уровне 916 долл. Расходы на личное потребление, которые в 1929 г. составляли 78,9 млрд долл., в 1940 г. упали до 71,9 млрд долл.[234]234
  Ibid., 183.


[Закрыть]

Когда в 1990 г. в Японии лопнул фондовый пузырь и пузырь на рынке недвижимости, эта страна, пытаясь справиться с кризисом, продемонстрировала еще один печальный пример того, насколько пагубным может быть вмешательство государства. Вместо того чтобы положиться на рыночные силы, направленные на самовосстановление, и начать рыночные реформы, Япония попыталась облегчить «боль», вызванную кризисом, постоянно наращивая государственный долг. К 2020 г. государственный долг Японии составил невероятные 266 % ВВП, что даже выше, чем государственный долг Греции (200 %), Италии (155 %) и США (131 %). Примечательно, что с 1980 по 2003 г. расходы на социальное обеспечение в Японии с поправкой на инфляцию росли на 4,37 % в год, что быстрее, чем в любой сопоставимой стране (США – 2,84 %, Германия – 1,94 %)[235]235
  Voegeli, 47.


[Закрыть].

Если в случае экономического спада или схлопывания спекулятивных пузырей политикам лучше всего ничего не предпринимать, то в случае серьезных кризисов, имеющих глубокие структурные причины, это неверный рецепт. Перед лицом таких структурных кризисов политики действительно должны действовать, точно так же, как нельзя ждать, пока серьезные болезни или травмы излечатся сами собой. В книге «Сила капитализма» я рассказал, как в 1980-х годах Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган вывели свои страны из глубокого кризиса. Они сделали это не за счет социальных программ и повышения налогов, а за счет расширения пространства для рыночных сил путем решительной приватизации, снижения налогов и дерегулирования.

В меньшем масштабе подобные реформы были проведены в Швеции в 1990-х годах, с целью снизить чрезмерное налогообложение и упразднить излишнее регулирование, введенные предыдущими правительствами. Этот подход вернул Швецию на путь экономического роста. То же самое можно сказать и о многих других странах, где капиталистические реформы привели к экономическому росту и процветанию. В Германии реформы в направлении более свободного рынка, инициированные Герхардом Шрёдером в начале тысячелетия, помогли экономике восстановиться и привели к снижению уровня безработицы.

К сожалению, капиталистические реформы проводятся слишком редко. Легче выиграть выборы с помощью обещания социальных пособий и программ перераспределения, чем с помощью провозглашения реформ в направлении более свободного рынка, которые часто идут рука об руку с сокращением социальных расходов.

С точки зрения большинства политиков, не существует предела, до которого можно расширять государство всеобщего благосостояния, поскольку любой уровень, которого они достигают, вскоре начинают считать недостаточным. Политики постоянно обнаруживают новые «несправедливости» (= неравенства), которые, как они утверждают, могут быть устранены только путем перераспределения или увеличения государственных заимствований. Они рассчитывают, что, когда пройдут следующие выборы, бенефициары таких «щедрых мер» вспомнят, какие политики за них агитировали. Выгода же для получателей государственных программ социального обеспечения весьма сомнительна.

Капитализм даже обвиняют в кризисах, которые явно не имеют никакого отношения к капитализму. Это относится как к коронавирусному кризису, так и к глобальному финансовому кризису 2008 г., апогеем которого стало банкротство инвестиционного банка «Леман Бразерс». В книге «Сила капитализма» я посвятил этому кризису целую главу – здесь я представлю сжатый анализ.

Центральный банк США – Федеральный резерв – радикально снизил процентные ставки после того, как в 2000 г. сдулся пузырь доткомов. Такая реакция, возможно, и облегчила боль от одного кризиса, но она также привела к появлению нового пузыря, на этот раз в секторе недвижимости. Новый пузырь на рынке недвижимости развивался неравномерно по всей территории США – в основном он стал проблемой в штатах, которые ограничили предложение недвижимости путем жесткого государственного регулирования строительных норм и правил. За несколько лет до того, как лопнул американский пузырь цен на жилье, ряд дальновидных экономистов предупреждали о связи между низкими процентными ставками и ростом цен на жилье. Сторонник прорыночной австрийской экономической школы Уильям Р. Уайт в августе 2003 г. предупреждал, что «необычайно оживленное поведение цен на жилье в условиях нынешнего спада вполне может быть связано со значительным смягчением денежно-кредитной политики, предпринятым центральными банками… [Это] поощряет дальнейший рост задолженности в секторе домашних хозяйств в ряде стран, что повышает риск чрезмерного расширения балансов, особенно в случае снижения цен на жилье»[236]236
  Уайт, цит. по: Tempelman, 5.


[Закрыть].

Примечательно, как на это смотрел ведущий американский экономист, более симпатизирующий активному вмешательству в работу рынка, чем Уайт. Пол Кругман даже рекомендовал Федеральному резерву ту самую стратегию, от которой предостерегал Уайт: «Чтобы справиться с рецессией, Федрезерву нужно нечто большее, чем просто восстановление; ему нужен стремительный рост расходов домохозяйств, чтобы компенсировать агонизирующие деловые инвестиции. А для этого, как выразился Пол Маккалли из “Пимко”, Алану Гринспену нужно создать жилищный пузырь взамен пузыря НАСДАК»[237]237
  Кругман, цит. по: Ravier / Lewin, 57.


[Закрыть].

Одной из причин возникновения пузыря цен на недвижимость было то, что банки выдавали все больше ипотечных кредитов несостоятельным заемщикам, которые явно не могли погасить полученные кредиты. В действительности же к выдаче кредитов заемщикам из числа меньшинств, представляющих слои общества с низким уровнем дохода, подталкивали политики, включая президента Билла Клинтона. Это было навязано законодательной властью и поддержано полугосударственными ипотечными компаниями «Фредди Мэк» и «Фанни Мэй». Банки по всей Америке реально рисковали получить судебные иски за дискриминацию, если они не выполняли определенные квоты по кредитованию меньшинств.

В автобиографии Алан Гринспен, председатель ФРС США в период кризиса, признал, что такая кредитная политика повысила уровень финансового риска. «Однако тогда, как и сейчас, я был убежден, что увеличение доли домовладельцев среди населения стоит этого риска»[238]238
  Greenspan, 233. <Гринспен, 232>. Тезис Гринспена абсурден. Уровень владения жильем не является показателем благосостояния, как считал или утверждал Гринспен тогда и многие политики по сей день. Уровень владения жильем почти неизменно намного выше в бедных странах, чем в богатых. В благополучной Швейцарии один из самых низких в мире уровней владения жильем – 41 %, по сравнению, например, с 88 % в Непале и 96 % в Румынии.


[Закрыть]. Причиной кризиса субстандартной ипотеки стали не «неограниченные рынки», а социально-политически мотивированные государственные квоты и низкие процентные ставки Федрезерва.

Субстандартные кредиты были секьюритизированы как обеспеченные долговые обязательства (ОДО) и продавались инвесторам, включая государственные банки Германии (американцы даже говорили о «глупых немецких деньгах»). Как только цены на недвижимость начали падать, стоимость этих ОДО рухнула, поскольку многие заемщики оказались не в состоянии обслуживать свои кредиты. Это вызвало серьезные проблемы для банков, страховых компаний и инвестиционных фондов и привело к цепной реакции, кульминацией которой стал крах инвестиционного банка «Леман Бразерс» в сентябре 2008 г.

Как упоминалось выше, важную роль в этих событиях сыграли компании «Фанни Мэй» и «Фредди Мэк». Федеральная национальная ипотечная ассоциация (FNMA) была основана в 1938 г. и официально «приватизирована» в 1968 г. В то время компания была переименована в «Фанни Мэй», от аббревиатуры FNMA. Благодаря регуляторным привилегиям и налоговым льготам компания сохранила статус предприятия, поддерживаемого государством, даже после того, как была официально приватизирована. Ее аналог, «Фредди Мэк» (Федеральная жилищная ипотечная корпорация), покупает ипотечные кредиты у банков и упаковывает их для финансового рынка в виде ипотечных ценных бумаг.

Эти две компании имели чрезвычайно большую и недорогую кредитную линию в Казначействе США. Поскольку они имели государственные гарантии, их рефинансируемые облигации рассматривались как «государственные ценные бумаги» с низкими процентными ставками, аналогичными государственным облигациям. В 2008–2009 гг. эти две квазигосударственные ипотечные компании отказались от госгарантий.

«Фанни Мэй» и «Фредди Мэк» были крупнейшими ипотечными компаниями в мире и гарантировали львиную долю ипотечных кредитов в США. Без них быстрое распространение субстандартных кредитов – т. е. рискованных ипотечных кредитов для покупателей с низким уровнем дохода – было бы невозможно. Они поддерживали тесные отношения с компанией «Кантрисайд», поставщиком финансовых услуг, печально известной своей деятельностью в сфере субстандартного кредитования, которая на пике своей деятельности насчитывала 60 000 сотрудников и 90 филиалов и была крупнейшим продавцом ипотечных кредитов для «Фанни Мэй». В то время инсайдеры в сфере недвижимости шутили, что «Кантрисайд», по сути, является дочерней компанией «Фанни Мэй»[239]239
  Norberg, Financial Fiasco, 30.


[Закрыть].

Эти две квазигосударственные ипотечные компании сыграли важную роль в реализации государственных требований к политкорректному кредитованию. Уже в сентябре 1999 г. газета «Нью-Йорк таймс» сообщила, что «Фанни Мэй» смягчила требования к покупаемым ею кредитам, что позволило «выдавать ипотечные кредиты лицам, чья кредитоспособность обычно недостаточно высока для получения обычных кредитов». «Фанни Мэй» будет находиться «под усиливающимся давлением со стороны администрации Клинтона, требующей расширить ипотечное кредитование среди людей с низким и умеренным доходом». Одной из целей политики администрации Клинтона было «увеличить число собственников из числа меньшинств и людей с низким уровнем дохода, чей кредитный рейтинг [как правило] хуже, чем у белых, не относящихся к латиноамериканцам». Уже тогда «Нью-Йорк таймс» указывала на значительные риски этой политики, особенно во время экономического спада[240]240
  Woods, Meltdown, 15.


[Закрыть].

В 1996 г. Министерство жилищного строительства и городского развития потребовало, чтобы 12 % всех ипотечных кредитов, приобретаемых «Фанни» и «Фредди», составляли «специальные доступные» кредиты, обычно предоставляемые покупателям жилья с очень низким уровнем дохода. В 2000 г. этот показатель вырос до 20 %, а в 2005 г. – до 22 %. Цель на 2008 г. должна была составить 28 %. Два предприятия, поддерживаемые государством, выполнили эти требования. «Фанни Мэй» купила субстандартные кредиты на сумму 1,2 млрд долл. в 2000 г., 9,2 млрд долл. в 2001 г. и 15 млрд долл. в 2002 г. Уже к 2004 г. «Фанни Мэй» и «Фредди Мэк» потратили на субстандартные кредиты в общей сложности 175 млрд долл.[241]241
  Norberg, Financial Fiasco, 33.


[Закрыть] В 2008 г. Пол Кругман защищал эти две компании от критиков, подчеркивая, что в реальности они не выдали ни одного субстандартного кредита[242]242
  Ibid., 41.


[Закрыть]. В любом случае ипотечное кредитование не было услугой, предоставляемой этими двумя компаниями. Тем не менее без них кризис недвижимости никогда бы не случился, поскольку они были самыми крупными и безрассудными покупателями субстандартных кредитов[243]243
  Ibid., 42.


[Закрыть]. Более 40 % ипотечных кредитов, купленных этими двумя компаниями в период с 2005 по 2007 г., относились к субстандартным, или так называемым кредитами категории Alt-A, что являлось просто более красивым обозначением для субстандартных кредитов.

Как только цены на недвижимость начали падать, все статистические расчеты, на которых основывалась стоимость ОДО и ипотечных ценных бумаг, перестали стоить бумаги, на которой они были напечатаны. Именно это и произошло в последующие годы: с июля 2006 г. по февраль 2012 г. Индекс цен на жилье Кейса—Шиллера для 20 регионов США упал на 35 %. В Сан-Франциско цены на жилье упали на 46 %, в Тампе – на 48 %, в Детройте – на 49 %, а в Майами – на 51 %. С поправкой на инфляцию падение было еще более резким.

Многие покупатели жилья, которое было приобретено на пике роста цен на недвижимость, потеряли свои дома и весь капитал, который они вложили в недвижимость. Рыночная стоимость многих объектов недвижимости часто опускалась ниже непогашенной суммы ипотечного кредита, что означало, что домовладельцы, не имевшие возможности привлечь дополнительный капитал, вынуждены были наблюдать за тем, как банки изымают их дома.

Это и спровоцировало мировой финансовый кризис 2008 г. Стоимость секьюритизированных ипотечных кредитов, которым рейтинговые агентства присвоили такие хорошие рейтинги, рухнула, поскольку цены на жилье упали, и многие заемщики оказались не в состоянии обслуживать свои кредиты. Это вызвало серьезные трудности у банков, страховых компаний и инвестиционных фондов и привело к цепной реакции, кульминацией которой стал крах инвестиционного банка «Леман Бразерс» в сентябре 2008 г.

Противники капитализма утверждают, что финансовый кризис стал результатом чрезмерного дерегулирования. Они изображают финансовую индустрию так, как будто это была экономика «свободного рынка» с незначительным регулированием. Если бы это было так, то как получилось, что Ярон Брук и Дон Уоткинс перечислили восемь регулирующих органов:

• Комиссия по ценным бумагам и биржам США (SEC)

• Орган по регулированию финансовой индустрии (FINRA)

• Комиссия по торговле товарными фьючерсами (CFTC)

• Федеральный резерв

• Федеральная корпорация по страхованию депозитов (FDIC)

• Управление контролера денежного обращения (OCC)

• Национальная администрация кредитных союзов (NCUA)

• Управление по надзору за бережливостью (OTS)?

Брук и Уоткинс прокомментировали это: «Если вы хотите прокатиться по аду, потратьте немного времени на изучение вязкого моря нормативных актов, изданных этими агентствами. Если это свободный рынок, то мы не можем представить, как бы выглядел регулируемый рынок»[244]244
  Brook / Watkins, 53.


[Закрыть]. В своей книге они приводят таблицу из 28 различных мер по регулированию или дерегулированию финансовой отрасли с 1980 по 2009 г. – годы, в которые, как предполагалось, происходило безудержное дерегулирование финансовой отрасли США: из 28 мер только 5 сократили бюрократическую волокиту; остальные 23 – дополнительные регулирующие меры[245]245
  Ibid., 54–55.


[Закрыть].

В действительности на финансовых рынках не было ничего похожего на капитализм невмешательства. Непосредственно перед финансовым кризисом только в Вашингтоне регулированием финансового рынка занимались 12 190 человек – в пять раз больше, чем в 1960 г. Более того, ежегодные расходы США на федеральные агентства, занимающиеся регулированием финансового рынка, выросли с 725 млн долл. до 2,3 млрд долл. с поправкой на инфляцию с 1980-х годов, когда, как считается, началась фаза невмешательства[246]246
  Norberg, Financial Fiasco, 132.


[Закрыть].

Даже британские экономисты Пол Коллиер и Джон Кей, которые ошибочно утверждают, что в последние десятилетия в экономической политике западных обществ стал доминировать «рыночный фундаментализм»[247]247
  Collier / Kay, 14.


[Закрыть], вынуждены признать: «Те, кто винит в финансовом кризисе дерегулирование, не признают, что сегодня и в 2008 г. финансовое регулирование было намного сильнее, чем когда-либо прежде: государство становилось все более активным, но все менее эффективным»[248]248
  Ibid., 69.


[Закрыть].

Нигде не существует меньше экономических принципов свободного рынка, чем в финансовом мире, и ни один сектор экономики не регулируется и не контролируется государством так сильно, за исключением, возможно, здравоохранения. Тот факт, что самыми нестабильными являются именно те две сферы экономики, которые наиболее жестко регулируются государством, должен заставить критиков капитализма задуматься. Конечно, в обеих этих областях регулирование необходимо. Но лозунг «большее регулирование больше помогает» явно ошибочен. Верно обратное. В подробном анализе американский экономист Ричард Букстабер приходит к выводу, что усиление регулирования усугубило проблемы на финансовом рынке. «Попытки… добавить элементы безопасности, ввести множество регуляторных правил и мер предосторожности, только усложняют систему и увеличивают частоту неприятных инцидентов»[249]249
  Bookstaber, 257.


[Закрыть]. Слишком часто нормативные акты создают эффект прямо противоположный задуманному, что является часто упускаемой из виду проблемой государственного вмешательства в целом. Именно поэтому мы не должны переоценивать положительный эффект от вмешательства регулирующих органов и недооценивать проблему нежелательных побочных эффектов.

В книге «Сила капитализма» я писал: «Ошибочный диагноз причин финансового кризиса означает, что предлагаемые методы лечения также неверны. Финансовый кризис был вызван чрезмерно низкими процентными ставками, жестким вмешательством в рынок и чрезмерной задолженностью. Неужели мы всерьез должны полагать, что правильная терапия включает в себя еще более низкие процентные ставки, более жесткое вмешательство в рынок и еще большую задолженность? Эти меры вполне могут оказать краткосрочное воздействие, но рынки становятся все более зависимыми от низких процентных ставок. Столь низкие процентные ставки ничего не дают для решения глубинных проблем – они лишь подавляют симптомы и отодвигают их в будущее»[250]250
  Zitelmann, The Power of Capitalism, 146.


[Закрыть].

Самая большая проблема сегодня заключается не в том, что капитализм вызывает кризисы, а в том, как государство и центральные банки пытаются с ними справится. «Каждый кризис, рецессия или депрессия, – пишет немецкий экономист и либертарианский мыслитель Роланд Баадер, – только затягиваются и усугубляются, когда центральные банки, действуя в соответствии с принципами плановой экономики, пытаются бороться с ними теми же средствами, с помощью которых они привели к катастрофе: еще более низкими процентными ставками и еще большим предложением денег и кредитов. Это препятствует исправлению дисбалансов в производственной структуре и добавляет еще больше дисбалансов»[251]251
  Baader, Geldsozialismus, 94.


[Закрыть].

Некоторые кризисы спровоцированы вмешательством политиков и центральных банков; другие кризисы усугубляются их действиями. В конечном счете это проблема государства всеобщего благосостояния, которое постоянно обещает своим гражданам, что застрахует их от всех рисков. Как только правительство провозглашает, что оно несет ответственность за все аспекты благополучия своих граждан, включая их финансовое благополучие, оно вынуждено вмешиваться в каждый кризис, чтобы максимально подавить все симптомы. Краткосрочные псевдорешения могут быть рациональными с точки зрения политика, который хочет быть переизбранным, но в долгосрочной перспективе они обычно лишь усугубляют проблемы. И эта игра не может продолжаться бесконечно. Когда она перестанет работать, будтье уверены: политики и бо́льшая часть СМИ будут искать виноватых в капитализме и группах, которые всегда были популярными козлами отпущения, т. е. среди «богатых», «алчных банкиров» и «жирных котов – менеджеров». В итоге кризис, вызванный, по сути, вмешательством правительства и центрального банка, переосмысливается в общественном сознании как кризис капитализма.

В целом возможен только один вывод: да, кризисы в виде временного отрицательного экономического роста, сопровождающегося временным ростом безработицы, являются неотъемлемой частью капитализма; эти кризисы могут быть вызваны как чисто рыночными факторами, так и «экзогенными потрясениями», такими как стихийные бедствия, эпидемии, войны или политические интервенции[252]252
  Возьмем, например, два нефтяных кризиса 1970-х годов, спровоцированые могущественной в то время Организацией стран – экспортеров нефти (ОПЕК). В результате этой политики цена на нефть с учетом инфляции менее чем за десять лет выросла примерно на 1000 %, что вызвало серьезные рецессии во многих странах, включая развивающиеся, и привело к резкому росту безработицы и инфляции.


[Закрыть], которые практически не имеют отношения к структуре или системе свободной рыночной экономики.

Подавляющее большинство кризисов – это просто особенности регулярного прилива и отлива нормальных экономических волн, т. е. циклических ускорений и замедлений экономического роста, которые исчезают через несколько месяцев или даже лет. И несомненно, многие из кризисов, произошедших за последние примерно 120 лет, были спровоцированы или по крайней мере значительно усугублены и затянуты популистским интервенционизмом политических лидеров.