Текст книги "Конфетки, бараночки…"

Глава 6. За покупками и в трактир

В семь часов утра, если верить часам с кукушкой, меня разбудило старческое кряхтение за стеной и жалобы на остывшую печь. Потом по коридору зашаркали тяжелые шаги Федора, и скоро в моей спальне тоже стало гораздо теплее.

В девять часов мы собрались в гостиной на чай с калачами и сливками, а дальше, под благословение Пелагеи Ивановны и ленивые напутствия Ольги Карповны дребезжащая пролетка (железные ободы на колесах вместо резиновых) понесла меня к мосту, чтобы на другой стороне реки встретиться с господином Перекатовым.

Я не ошиблась, выбрав Сергея Петровича гидом и компаньоном в моей первой поездке по мартовской Москве. Его шутливые замечания сглаживали унылое впечатление от рытвин и колдобин на мостовой – улицы были полны раскисшего грязного снега в лепешках конского навоза, над которыми весело гомонили воробьи. Весенняя Москва показалась мне деревянной, низкорослой, сырой.

Кругом носились экипажи и такие же открытые коляски, как наша, бородатые кучера покрикивали и свистели кнутами. Народ был одет пестро и разнообразно, нищие в лохмотьях просили милостыню, чиновники в фуражках спешили на службу, чумазые мальчишки – подмастерья в ломаных картузиках сновали с корзинками и мешками, как челноки, крестьяне в лаптях, купцы в чуйках – кого только не было!

Бойкие торговцы зазывали покупателей на все лады:

– Пироги подовые постные и скоромные, не зевай – налетай! С мясом и яйцами, с семгой и груздями, с кашей и снетками…

– Горячие щи, кислые щи – десять копеек миска!

– Грибки соленые, с лучком, с постным маслицем!

– Морожено хорошее! Сливочно-шоколадное…

– Сбитень горяч, отменно бодрящ! На меду, на клюкве.

По уговору с Ляпуновой мы отпустили Федора с коляской домой, и тут же наняли самого толстого и горластого извозчика на Никольской улице.

– Отвези нас, голубчик, в банк, – значительно молвил Перекатов, поигрывая франтовской тросточкой с античным бюстом в виде набалдашника.

– Куда прикажет ваша сиятельность! – гаркнул богатырь в лохматом зипуне.

Финансовые дела скоро были улажены – на имя Алены Дмитриевны Третьяковой открыт внушительный счет. Но я отметила, с каким удивлением чистые, усатенькие сотрудники косились на мой пуховый платок из дедовых запасов, а также на старенький лисий салоп Ляпуновой.

Поэтому сразу из банка я попросила Перекатова отвезти меня в модный магазин готового платья на Кузнецком мосту, по пути называя все улицы и площади, где будем проезжать.

Так оказались мы в центре Москвы, повидали длинные ряды лавок и подвалов на Тверской и Охотном ряду. Здесь торговали мясом, дичью, рыбой, грибами, овощами, всяким припасом и напитками. Возле открытых бочонков толпился народ, приценивался, торговался.

– Сергей Петрович, можно остановиться, посмотреть, что там продают?

– Извольте, Алена Дмитриевна. Полагаю, грузди соленые, опенки или боровики. А может, и капуста квашеная. Третья неделя сыропуста идет.

– Напомните мне купить клюквенной пастилы для Пелагеи Ивановны, – попросила я Перекатова. – И еще чего-нибудь вкусного к ужину – выпечку, конфеты. Ой, смотрите, какая огромная баранка! Человек ее на шею одел. Настоящая?

– Приказчики на любой фокус идут, лишь бы товарец сбыть, – усмехнулся Перекатов. – Сейчас он с ней по городу гуляет, а вечером пойдет в трактир чай пить.

Мне нравился его мягкий, неторопливый говор и деликатные пояснения.

– Самая блестящая улица Первопрестольной! В глубокую старину на речке Неглинной была слободка мастеров-кузнецов, которые для Пушечного двора трудились, отсюда и название пошло. По преданиям, у боярина Кучки здесь ковали железо, а сейчас червонцы куют – из женских чепчиков, перчаток и шляпок.

* * *

Поспевало время обеда, на улице стало многолюдно, прибавилось нарядных экипажей, мы поехали тише мимо ювелирных магазинов, кондитерских и галантерейных лавок.

– Торты Трамбле, книги Готье… меха, драгоценности, мебель… – вслух читала я огромные вывески.

– Как видите, все иностранные имена, – резюмировал Перекатов. – А вот одна из целей нашего визита. Могу смело рекомендовать вам ателье мадам Жанет-Габриэль.

– Не слишком ли вычурно? – я с сомнением разглядывала в витрине вечерние туалеты в перьях и кружевах от декольтированного ворота до воланов подола. – Разве что по заказу сошьют что-то приличное и удобное.

Перекатов заметно смутился и приятным образом покраснел.

– Простите, Алена Дмитриевна, еще не слишком хорошо изучил ваш вкус.

– Кхм… насчет вкуса… давайте уже переоденем меня и поедем обедать.

«Надеюсь, в ресторанах и меню он разбирается больше, чем в дамских туалетах», – посмеялась я про себя.

Следующий час мы заглядывали в разные магазинчики, пока, наконец, не составили мне минимальный гардероб для барышни 1870-х годов. Под ласковый щебет и комплименты услужливых приказчиков я облачилась в новое голубое платье, идеально сидящее по фигуре, и короткое приталенное пальто серовато-желтого цвета, отороченное енотовым мехом.

На голове моей теперь красовалась круглая шляпка с ненужной вуалькой, а пуховый платок пришлось спрятать в кожаном саквояже, который любезно держал в руках Сергей Петрович.

Еще несколько картонок и пакетов с нарядами, обувью и бельем будет доставлено в дом Ляпуновой, не таскать же покупки по городу.

Желая вознаградить спутника за терпение, я приобрела для него небольшой подарок – брутальное портмоне из телячьей кожи за три рубля, сразу же разложила по кармашкам пачку денежных купюр и серебряную мелочь под замочек.

– Думаю, так нам будет удобно. В ресторане должен расплачиваться мужчина.

– Благодарю вас, Алена Дмитриевна, мне, право, неловко…

– А знаете что, Сергей Петрович? Я устала от блеска и шика, давайте поедем в заведение попроще. Например, какой-то хороший трактир.

– Вижу, вы поклонница русской кухни, Алена Дмитриевна! Тогда наведаемся к Тестову, что в доме Патрикеева на углу Воскресенской. Такой знатной селянки и расстегаев больше в Москве не сыщешь. А в ресторанах все больше французские блюда подают – ростбиф и фрикасе, консоме Марго и стерлядь брезе о шампань…

В добрых глазах Сергея Петровича появился мечтательный (или просто голодный) блеск. Очаровательный мужчина! Так бы и чмокнула в причесанную бородку.

Но сначала надо накормить.

О московских трактирах конца двадцатого века, глотая слюнки, читала я когда-то у Бунина в таинственном рассказе «Чистый понедельник». И вот нежданно-негаданно выпала возможность посетить. Так, не скупись же, Алена Дмитриевна!

На первом этаже заведения у Тестова показалось мне людно и шумно. Народ сидел в верхней одежде, воздух спертый, накуренный, перила лестницы, обтянутые бардовым сукном, нечисты.

Брезгливо поводя тонкими усиками, Перекатов повел меня на второй этаж, где была предусмотрена раздевалка. Дальше мы прошли в большую, высокую залу, заставленную диванчикам и столиками. В глубине залы стоял музыкальный шкафчик, напомнивший мне орган, позже я узнала, что он называется – орекстрион, поскольку имитирует звуки целого оркестра.

Вероятно, проигрывателей с граммофонными пластинками еще не изобрели или до Москвы новшество не дошло. Всему свое время. Я спросила Перекатова о таких личностях, как Федор Шаляпин и Александр Вертинский, но получила отрицательный ответ. Даже если знаменитые исполнители уже родились, известности еще не получили.

Что же касается трактира Тестова – убранство показалось мне совсем простым, на что Перекатов с лукавой усмешкой парировал, дескать «Красна изба не углами, а пирогами». И подозвал полового, то есть расторопного парня-официанта.

Но это в ресторане он бы звался официант и ходил во фраке, а здесь – просто половой. Все атрибуты на месте – белая рубаха с пуговицами на высоком вороте, повязанная красным кушаком, и взбитый на бок завитой чубчик плюс задорные усики и бритый до синевы подбородок.

– Проводите-ка нас, любезный, в отдельную комнату с фортепьяно! – распорядился Сергей Петрович.

«Приятно командовать, имея портмоне, набитое деньгами».

Нам предоставили отдельный кабинет, посредине стол, накрытый скатертью с кистями.

– Рекомендую начать с селяночки, – сладко улыбнулся Перекатов, и я милостиво кивнула.

– На закуску могу предложить семгу с лимоном, балык и жареные мозги, – начал перечислять половой. – Расстегаи с осетриной и печенью налима…

– Несите все и поскорей! – взмолилась я.

– Слушаюсь, сударыня – с! Что изволите из крепких напитков?

Он косил озорным карим глазом то на меня, то на Перекатова.

– Сергей Петрович, руководите банкетом. Может, шампанское?

– Вина у нас отменные, лучших московских погребов, – нахваливал половой.

Мы заказали шампанское «Редерер Силлери», красное и белое вино, прохладный брусничный морс. Разумеется, напиваться вдрызг я не собиралась, но всего пригубить понемножку – милое дело.

– Здешнюю гурьевскую кашу приезжает пробовать даже знать из Петербурга. Не желаете ли отведать на десерт, Алена Дмитриевна? – соблазнял Перекатов.

Заказали и кашу в сковороде и кусок кулебяки в несколько ярусов.

– Я слышала, в Москве цыганские выступления можно послушать по ресторанам.

– Всенепременно, сударыня! – ответствовал половой. – Иван Яковлевич Тестов собрал лучший хор…

– Со «Славянским базаром» однако же не сравнится, – нежно вздохнул Перекатов.

– Посмотрим и «Славянский базар», – обещала я.

– А не желаете ли раковый супчик отведать, Алена Дмитриевна?

– Нет, увольте! – наотрез отказалась я.

Вспомнила, как дед Егор однажды притащил с реки полведра живых раков с намерением их сварить, но бабушка воспротивилась: «Ползают по дну, едят всякую падаль. Тьфу!»

– Скажите, гражданин, – обратилась я к половому. – Не приходилось вам здесь обслуживать купца или мещанина Третьякова Егора Семеныча. Невысокий, бойкий старичок, может быть на чаевые скуповат.

– Никак нет – с!

– А ты получше вспомни, любезный! – развязно молвил Перекатов, бросая на стол гривенник.

Половой ловко ухватил монету и скромно воздел карие очи к расписному потолку.

– Знаем Павла Михайловича Третьякова, который картины собирает. И брата его Сергея Михайловича приходилось видать. И Савву Иваныча Мамонтова…

– Ты по делу говори, братец! А сам не знаешь, так поспрашивай других работничков, – тоном заправского сыщика напутствовал полового Перекатов.

– Нам Егор Третьяков надобен, – уныло повторила я. – Торговый человек из Тобольской губернии. Из Сибири, понимаете?

– О таком не слыхали-с. Прощения просим – с! Ежели кто из наших его обслуживал, тотчас узнаю и доложу-с.

– Уж будь проворен!

Грустные мысли о пропавшем дедушке несколько перебили мой аппетит, но глядя с каким наслаждением Сергей Петрович лакомится розовыми ломтиками семги и бутербродами с паюсной икрой, я несколько воспряла духом.

Желая окончательно развлечь меня, Перекатов посоветовал заказать пианиста. Что ж фортепьяно будет пустовать? Я опрометчиво согласилась. А потом запоздало представила, что человек будет играть-стараться, пока мы, этакие господа, буженину трескаем под красное вино.

Но в комнату уже явился сутулый мужчина с бледным надменным лицом, припухшими синими веками, в помятом фраке, из ворота и рукавов которого выглядывала несвежая рубашка. Поклонился нам, не глядя, и важно сел за инструмент. Я не большой знаток музыки, но звуки фортепьяно звучали резко и грубовато.

– Потише, милейший! – попросил Сергей Петрович.

Пианист обернулся к нам, выпятил нижнюю губу и вдруг вскочил с места.

– Ну, ты и жук, Перекатов! – визгливо вскричал он. – Намедни врал, что с хлеба на воду перебиваешься, за квартиру нечем платить, а сам водишь арфисточек по кабинетам, шампанским угощаешь.

Сергей Петрович густо покраснел, скомкал в ладошке салфетку и ломающимся голосом произнес:

– Попрошу даму не впутывать в наши дела!

– Ах, даму! Je vous présente mes excuses, – ядовито проскрипел музыкант, бесцеремонно подсаживаясь к нашему столу.

Обругал или извинился – хрен поймешь, я по-французски знаю всего пару расхожих фраз. Впрочем, с немецким и английским такая же ситуация. Да-а, дама из меня не ахти при таком раскладе.

– Алена Дмитриевна, прошу меня простить. Мы с господином Самарским должны удалиться для приватного разговора, – Перекатов поднялся со стула, изящным жестом приглашая музыканта к двери.

– Вот уж дудки! Сначала наемся за твой счет. Или вернее за свой. Когда долг отдашь, Перекатов? – буркнул тот, засовывая в рот кусочек красной рыбы, свернутый в скользкую трубочку.

– Charmant!

Еще и пальцы облизал с причмоком. Точно, голодный.

– Сколько же задолжал вам Сергей Петрович? – мягко спросила я.

– Самую малость, барышня! – издевательски продолжал Самарский. – Три «зелененьких» да две «канарейки».

– Двенадцать рублей, – торопливо пояснил Перекатов, пряча глаза.

– Не на один обед хватит, – строго заметил Самарский. – Если, конечно, без всяких там арфисточек-финтифлюшек.

– Прекрати паясничать, Алексей! – со страданием в голосе умолял Перекатов.

– Да заплатите вы ему, Сергей Петрович! – попросила я. – И пусть человек поест нормально. Потом тоже спросим за дедушку. Вдруг поможет.

– Вот это другой разговор! – обрадовался Самарский.

Жадно сцапал несколько купюр, будто невзначай выпавших из тугого портмоне Перекатова, и, потирая крупные костистые ладони, с интересом уставился на меня. А потом привстал со стула и, тряхнув волосьями над салатом, эффектно представился.

– Самарский Алексей Павлович – человек свободного звания и творческой натуры. Художник и музыкант. Любимец женщин и детей всех возрастов, пропорций и мастей.

– Известный картежник и кутила, – едва слышно добавил Перекатов и ревниво ущипнул себя за правый ус. – Не знал, что подрабатываешь тапером.

– Чистое баловство от скуки, – усмехнулся Самарский. – Но открой уже имя своей милой спутницы.

После возвращения долга, настроение его заметно улучшилось, чего не скажешь о манерах. Я решила пошутить.

– Алена Дмитриевна Третьякова. Хозяйка медной горы и золотых приисков на Урале. Будем знакомы.

За столом повисла красноречивая тишина. Самарский на полпути до приоткрытого рта остановил вилку с соленым грибочком. Потом восторженно глянул на смущенного Перекатова.

– Вот это флеш-рояль! А я-то, грешным делом, решил, что ты с голодухи на службу подался.

Глава 7. Первые кавалеры

Давненько за мной так мужчины не ухаживали. За один московский вечер я наслушалась больше витиеватых комплиментов, чем за все минувшие годы. И взор мой ясный полон тайной страсти и губы сходны розе на заре. И гибок стан и плавные движенья дают простор воображенью.

Самарский театрально воздевал руки к потолку, сопел, как племенной бык, обещал убить Перекатова на дуэли за мою благосклонность и нес прочую околесицу, не забывая прихлебывать дорогое вино и закусывать балыком.

На человека с хорошим аппетитом бывает приятно смотреть, особенно, когда он виртуозно владеет руками. Я смеялась, немного кокетничала и шутила, стараясь не переборщить с алкоголем.

Не забыла спросить и про купца Третьякова из Сибири, но Самарский гордо заявил, что общается только с высокой публикой.

– Которая может оценить истинное искусство, а не цыганские вопли под гитару.

«Видимо, конкуренция музыкантов в трактирах весьма велика!»

Мы начали обсуждать падение нравов и пошлость современного романса, зачем-то вспомнили трагедии Софокла и гибель Помпеи, потом, невзирая на робкие протесты Перекатова, добрались до эротических стихотворений Александра Пушкина.

 
– Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змией,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит мир последних содроганий!
 

Наконец Сергей Петрович громко икнул, извинился, и не твердой походкой удалился в мужскую комнату, а мы остались с Самарским наедине. Он тотчас вытащил портсигар, развязно закурил, не спрашивая моего разрешения, и вдруг серьезно сказал:

– Хотелось бы внести ясность, Алена Дмитриевна. Сказочку про золотые рудники вы можете и дальше Перекатову толковать, но я-то стреляный воробей – меня на мякине не проведешь. Подозреваю, что вы женщина умная и азартная, любите красиво провести время, деньжата есть на первый случай, но, разумеется, не миллионы. Пф-ф! Наверно, с мужем развод, получили отступные и празднуете. Пару сотен бумажками готовы пустить на ветер. Так почему не со мной?

– Я приехала в Москву искать дедушку. А Сергей Петрович прекрасно знает город, у нас деловые отношения.

– Зачем вообще связались с этим голодранцем? Что в нем фактурного нашли? Неужто поверили в древний княжеский род? Так я разочарую, предок Перекатова всего-навсего хитрый помещик, нажившийся на поставках фуража во время военной компании.

«Нет, господин Самарский, вы не воробей, а самый настоящий гусь!»

Я откинулась на стуле и незаметно поправила тугой пояс платья. «Все-таки с закусками перебрала. Буду так трескать деликатесы, скоро стану копией томной госпожи Ляпуновой.

Ах, да, купить бабуле малиновую пастилу… или брусничную…»

– Понять вас хочу, Алена Дмитриевна – до пяточек, до печенок хочу изучить! Интересный вы экземпляр, – не унимался Самарский, оценивающе разглядывая мои плечи и аккуратный бюст. – Может, бросим здесь Перекатова отдуваться, а сами закатимся в номера? Тета-тет я покажу вам пару цирковых трюков из программы знаменитого силача де Груа или роковую сцену из «Отелло». Также готов выполнить все ваши интимные пожелания. Медовая ванна и душ из шампанского в ассортименте. К вашим услугам, медам!

– За отдельную плату? – усмехнулась я. – Увы, Алексей Павлович, другие планы на вечер. Гораздо скромнее.

– Черт возьми! – вскричал Самарский, опрокинув стул и падая предо мной на одно колено. – Ваша холодность сводит меня с ума. Отныне я ваш презренный раб. Владей же мной, прррелестная жестокость!

– Ну-ну… что еще придумаете? – я немного растерялась от напора пьяного тестостерона и уже присматривала нас столе блюдо потяжелее на случай вынужденной самообороны.

– Я кончил. Жду решенья госпожи, – смиренно молвил Самарский, пытаясь ткнуться высоким лбом в мои ноги.

– Рада за вас…

Это я пробормотала уже в адрес распахнувшейся двери. Сергей Петрович явился в сопровождении знакомого полового.

– Рассчитайте нас, пожалуйста! И поскорее.

Выбравшись из душного помещения на свежий воздух и ожидая извозчика, я внезапно пожалела, что не могу закутаться в роскошную шубу, а вынуждена на все пуговки застегивать элегантное, но довольно тонкое пальто. К ночи похолодало или меня бил нервный озноб.

Извозчик натянул вожжи.

– Сто-о-ой, холера! Куда прикажете, барыня?

– Сейчас разберемся. Обождите секундочку.

Я оглянулась на своих провожатых. Самарский ухватил Перекатова за грудки, что-то яростно шептал ему в ухо, а тот жалобно оправдывался, стараясь вырваться из цепких пальцев пианиста.

– Прекратите безобразничать, Алексей Павлович! – вступилась я. – Не портите мое впечатление о столице.

– Ка-акой столице? Разве мы в Петербурге? – усмехнулся Самарский. – Что-то вы напутали, матушка. Москва бьет с носка, а Питер – бока повытер.

Досадуя на незнание исторического материала, я стала выкручиваться.

– Древнее, народное значение города имею в виду.

– Мы еще увидимся, жестокая!

Под этот многообещающий возглас я неуклюже забралась на сиденье пролетки, а Перекатов заботливо укрыл меня по пояс потертой меховой накидкой.

– Сергей Петрович, я вот что придумала. До Замоскворечья долго добираться, еще такая скверная дорога. Я устала, признаться. Отвезите меня в какую-то приличную ближайшую гостиницу. А завтра с утра снова погуляем по городу, если вы не против и дальше составить мне компанию.

– Я в полном вашем распоряжении, Алена Дмитриевна!

И заплетающимся языком обратился к извозчику:

– В Лоскутную, голубчик! На Тверскую гони.

Скоро мы остановились возле четырехэтажного здания, освещенного газовыми фонарями. Я предложила снять номер и самому Перекатову, – тот живо согласился. Представляю, как не хотелось ему возвращаться в скромную холостяцкую обитель над рекой.

По скрипучему лифту мимо лестниц каслинского литья поднялись мы на третий этаж. В коридоре тихо, приглушенный газовый свет и ковры постелены. Прощаясь у дверей моей комнаты Перекатов заметно смущался и напрашивался на более тесный контакт.

– Прошу меня извинить за выходки Самарского. В сущности, он безобидный малый, но бывает нахален и груб. Нигилист по натуре.

– Рада, что вы ему полная противоположность, Сережа, – я позволила себе некую фамильярность, но Перекатова она вдохновила на робкий штурм моих покоев.

Я с милой улыбкой преградила ему путь и манерно протянула руку для поцелуя.

«Хороший ты мужик, Сережа, но не орел!»

В номере было тепло и уютно, кровать высокая, подушки мягкие, а снился, конечно, каламбур – какие-то бородатые кентавры в зипунах собирались меня похитить без цели выкупа. Поэтому проснулась я поздно от колокольного перезвона за окнами, в чудесном настроении, одеваться и причесываться горничная помогала, после чего мы с Перекатовым напились кофе со сливками и теплыми булочками. На подносе была также пара бисквитов, ветчина и холодное мясо.

С видом знатока Перекатов заявил, что только англичане-зануды завтракают ростбифом, а русскому человеку и хлебушек с вологодским маслицем подойдет. Тем более, выбор большой: ревельский и с тмином, филлиповские сайки с изюмом, крендельки с маком. За один присест всего не попробуешь.

Плотно позавтракав, я предложила заглянуть в книжные магазины, дабы ухватить пару журналов или календарей, освещающих текущие события в стране. Не желаю больше попадать впросак, как в случае со столицей. И вообще, интересно знать, что сейчас пишет Ф. М. Достоевский и как поживает Лев Толстой.

От мысли, что могу воочию увидеть великих писателей, у меня дыхание перехватило и сердце забилось часто, я отодвинула молочник, схватила Перекатова за рукав и начала страстно расспрашивать. Оказалось, Сергей Петрович знаком с романом «Война и мир» поверхностно и отнюдь не в восторге от прочитанного.

– Не пойму, чего некоторые наши критики его превозносят. Половина книги пустая болтовня кумушек и маменек, девичьи выдумки и мечты, а известные генералы выписаны скупо и картинно. Ну, как граф Толстой может знать, о чем думал Наполеон в ходе баталии? И язык, осмелюсь заметить, тяжеловат и многословен излишне. Я больше расположен к историческим сочинениям господина Загоскина. Вот там простота и ясность вкупе с глубинным народным чувством. К тому же сюжет увлекает с первых страниц.

Так же равнодушен остался Перекатов к «Преступлению и наказанию», но из его придирчивых реплик мне удалось выяснить, что Федор Михайлович недавно вернулся в Петербург из длительной заграничной поездки, по слухам очень стеснен в финансах, а потому затворился в комнатах и на спор второпях творит новую книгу для строгого издателя.

– Надо же человеку семью кормить! – важно заметил Перекатов.

Оставив литературную тему чуть в стороне, мы обсудили репертуар Малого театра, где сейчас с успехом шли пьесы Островского, Мольера и Шекспира, а также разного рода водевили с оперетками. Я призналась в намерении посетить цирк и театр, поездить по музеям и выставкам, разобраться в культурной жизни Москвы начала 70-х годов XIX века.

– Хочу в Кремль и Китай-город, а еще Сухаревскую башню посмотреть, слышала, там до сих пор бродит призрак шотландского колдуна Брюса, сподвижника Петра Первого.

Планировала я шумно и эмоционально, смеялась и бурно жестикулировала…

Перекатов неустанно следил за мной бархатными карими глазами и отчего-то грустно вздыхал. Наверно, у меня волосы опять растрепались или крошки на губах. А, может, щипчики для сахара не в той руке держу. Ничего, еще научусь тонкостям этикета.