Текст книги "Конфетки, бараночки…"

Глава 4. Сваха

В гостиную я вышла в унылом коричневом платье, которое Анисья как могла ровно затянула сзади на спине, но все равно наряд был мне велик, ткань собиралась в складки. Хорошо, хоть подол с оборками по полу не волочился – я выше Ляпуновой и гораздо стройнее.

Вместо зимних сапог мне предложили облачиться в открытые домашние туфли на небольшом каблучке. По манере хозяйки я накинула на плечи белую вязаную шаль с красными розанами, которую нашла среди вещей в комнате деда. Теперь хоть на театральную сцену – Катерину в «Грозе» играть, но стоит ли шутить?

Каким-то сказочным образом я попала в XIX век на тихую улочку Замоскворечья, где дед Егор – путешественник во времени и хитрый делец, оказывается, домик снимал для хранения своей контрабанды.

И еще один интересный факт – деньги с моей банковской карты конвертировались в местную валюту. Приятный бонус временной петли. Так что от голода вряд ли пропаду, напротив, намерена прилично питаться, чтобы хватило сил и ума отыскать заблудшего родственника. Пусть Егор Семеныч показывает дорогу обратно – к автотранспорту и скоростному интернету!

Раздумья мои прервал медлительный голос хозяйки:

– Алена Дмитриевна, что же вы ничего не кушаете? Ватрушки с творогом сегодня удались. А к обеду подадут суп с потрошками и рыбный пирог. Вы же останетесь на обед или планируете вояж за покупками?

– Благодарствуйте, Ольга Карповна! Пока не решила, – чинно ответила я, едва сдерживая нервный смешок. – А что за птица свистит у вас на окне?

– Это чижик Веня. Мы его держим ближе к цветам, чтобы не скучал.

И здесь герани на подоконниках. Китайский розан в квадратной кадке на полу, а в соседнем углу возле плюшевого дивана крупнолистовой кожистый фикус. Пока в кружке остывал кипяток из самовара, я оглядывала просторную комнату, дивясь обилию вязаных салфеточек на спинках дивана и кресел.

В коридоре послышались шаркающие шаги. Анисья под руку проводила к столу сгорбленную старушку в черном чепце. Дуя на чай в блюдце, Ляпунова нехотя пояснила.

– Тетушка моя Пелагея Ивановна. Сын ее держит бакалейную лавку, раньше она с ними обитала, так повздорила с невесткой. Вот мне и отправили на догляд. Коротаем вдвоем деньки. Гриша за содержание платит и гостинчики посылает, то сахарную голову, то бутыль масла. Надо же чем-то жить.

– Гм… рада знакомству, – коротко бросила я. – Все-таки, Ольга Карповна, постарайтесь припомнить, не называл ли дедушка еще каких своих адресов в Москве?

– Ничем не могу помочь. Разве что Гриша знает, Егор Семеныч с ним толковал о каком-то дельце. Надо бы за ним послать. Федор сходит после обеда.

Ляпунова зевнула, прикрывшись платочком. Старушка хмуро глядела в пустое блюдце, ждала, пока Анисья нальет чай, подвинет вазочку с вареньем. Моя персона ее мало волновала. Мерно тикали часики на стене, на дворе перекликались петухи. Я угостилась ватрушкой, попробовала хрустящую сушку с маком, размешала в чашке кусковый сахар и нетерпеливо заерзала на стуле.

Может, пора выбираться из-за стола и начинать поиски? Но раскачать Ляпунову на бурную деятельность оказалось сложно. Она откровенно дремала, облизывая ложку с вареньем, потом потянулась к самовару за второй чашкой кипятка. Этак мы до обеда проваландаемся, а потом и до ужина просидим в гостиной.

Вдруг на улице грозно залаял пес, Анисья пошла проверять, и скоро в комнату влетела остроглазая румяная женщина лет слегка за пятьдесят. Скинула пальтишко и платок на руки прислуге, чмокнула старушку в плечико – «Как здоровьице, Пелагея Ивановна?» и, не дождавшись ответа, смачно расцеловалась с хозяйкой.

– Уж, я матушка Ольга Карповна, так спешила-так спешила, знаю, что любишь до обеда поспать. Новости больно хороши, на сей раз экземплярчик что надо – образованный и с деньгами, не больно стар. После потолкуем подробно. А я гляжу, в доме гости!

– Внучка жильца моего Егора Семеныча, – представила меня Ляпунова. – Прямиком из самой Сибири, жаждет повидать дедушку. Знакомьтесь, Алена Дмитриевна… это добрая знакомая наша…

– Акулина Гавриловна Жигалова, – женщина и ко мне бросилась целоваться, от нее пахло мылом и табаком, а еще мартовским морозцем и сплетнями. – Надолго ль в Москву пожаловали?

– Зависит от обстоятельств, – уклончиво отвечала я.

– А супруг, верно, по купеческой части? – Акулина Гавриловна птичкой порхала у самовара, разливая всем по третьей чашке кипятка.

– Мужа у меня нет, – скромно призналась я.

– Святые угодники! Вдовствуете? – ахнула Акулина Гавриловна.

Пришлось аккуратно слова подбирать для ответа.

– Я – девица. То есть, не совсем девица, хм… Сама по себе, но представление о мужчинах имею. И опыт тоже.

Старушка Пелагея, до сего времени казавшаяся глухой, перестала шумно хлебать чай из блюдца и отквасила мокрую губу, глядя на меня с опасливым подозрением. Ляпунова задумчиво крошила плюшку на скатерть, поджимала розовые губки, Акулина Гавриловна, наконец, плюхнула объемный турнюр на стул и установила локти на стол. Переглянувшись с Ляпуновой, спросила вкрадчиво:

– Уж простите за прямоту, на что ж вы живете, барышня? Родители, небось, кормят?

– У меня свои деньги. Бабушкино наследство.

«И чего прицепилась сорока! Лопай плюшки, раз пришла или развлекай Ляпунову, а то скоро заснет носом в тарелке».

Я сунула ложечку варенья в рот – у-у, смородина, вкуснотища… ягодка к ягодке в желе.

Акулина Гавриловна сделала постное лицо и прищурилась.

– Позвольте еще узнать, не в обиду сказано, а каков примерно ваш капиталец?

Я решила прибедниться немножко, брякнула наугад:

– Двести тысяч серебром и еще сколько-то денег бумажками. Перечесть недосуг. Сейчас в городе осмотрюсь и положу в банк под проценты. Не посоветуете ли солидное учреждение? И еще у меня вопрос. Нет ли среди ваших знакомых приличного человека, чтобы мог меня по городу сопровождать, а то боюсь заблудиться с непривычки?

– Эта какого же человека вам надобно? – Акулина Гавриловна начала заикаться, щечки ее еще более разрумянились от горячего чая и возросшего любопытства.

– Мужчину желательного, – рассуждала я, – чтобы в солидных летах и плотной комплекции. Вроде телохранителя, понимаете? Не мямлю, не тютю… и чтобы не грубиян.

Акулина Гавриловна изобразила умильную улыбочку на лице и часто закивала.

– Уж как не разобрать, голубушка ты моя! Как раз по моей должности запросец. Я самая известная сваха в здешних краях.

Я досадливо вздохнула и решила внести ясность в тему:

– Но учтите, я любовника и альфонса не ищу. Мне пока не до амуров. Требуется серьезный мужчина, который за определенную плату город покажет, магазинчики там… безопасные улочки, рестораны-музеи…

Что-то у меня фантазия разыгралась, а с ней и аппетит. Начала книжки и фильмы вспоминать про старую Москву. «Честь имею» там всякие и «ваше благородие», усатых городовых и услужливых половых, ананасы в шампанском, рябчиков с осетрами и ведра черной икры. Раз попала в переплет времени, надо пользоваться случаем и расширять кругозор.

В памяти зазвучала одна из любимых дедовых песен.

 
Москва златоглавая,
Звон колоколов,
Царь-пушка державная,
Аромат пирогов.
Конфетки-бараночки,
Словно лебеди, саночки.
«Эй вы, кони залётные!»
Слышен звон с облучка.
 

– А вы, Ольга Карповна, не желали бы прокатиться со мной до банка, а потом в ресторан завернуть? – предложила я. – И как здесь сыскать извозчика?

Ляпунова повела полными плечами, опустила светлые реснички.

– Дорога нынче не хороша, ямы да колдобины после оттепели. Натрясет поди. Поезжайте одни, а мне привезите какой подарочек. Егор Семенович завсегда с гостинчиком навещал.

– И вам привезу гостинчик, – раздобрилась я, наливая старушке чай вместо удравшей на кухню Анисьи. – Чего бы вкусненького желали, Пелагея Ивановна?

Та пожевала сморщенными губами и заказала мягких пряников и клюквенной пастилы. Только бы не забыть.

Между тем на выразительном лице Акулины Гавриловны отражалась глубокая умственная работа по разбору каталогов «приличных мужчин».

– Как думаешь, матушка, – обратилась она к Ляпуновой. – Может, Алену Дмитриевну свести с Перекатовым? Сергей Петрович все ж таки дворянского звания, манерам обучен, с барышнями держится деликатно, а у самого шиш в кармане и вша на аркане, прости Господи меня грешную болтунью. Вечно он в долгах, ежели обещать награду, в лучшем виде проводит по Москве. Это ж не землю мотыжить, не овец пасти. Гордости никакого урону.

Акулина Гавриловна подвинула стул ближе ко мне и погладила меня по плечу, делая вид, что любуется вязаным алым розаном.

– Только и меня не обидьте, голубушка, а уж я расстараюсь для вашего удовольствия. Тотчас отправлюсь к Сергею Петровичу, просьбицу изложу.

– Будьте спокойны, – строго заверила я. – А кто такой этот ваш Перекатов?

Мне подробно рассказали историю славного обедневшего рода. Батюшка Перекатова растратил состояние на скачках и актрисах – с горя укатил в Италию и там помер в безвестности, а сынок к сорока годам вынужден жить на доходы с единственного захудалого имения.

– Раньше Сергей Петрович на Арбате квартиру снимал, теперь вынужден на Болотную перебраться. А душа тонкая, праздника просит, хранцузских духов и бланмаже.

– Найдите ему богатую невесту с приданым, – засмеялась я. – Или он не красив? Характер крут? Пьяница-гуляка?

– Что ты, голубушка, упаси Христос, – защебетала Акулина Гавриловна, – Сергей Петрович – человек нежный, образованный, журналы читает, в театры ходит. Ему с нашим братом-лавочником не столковаться. А благородная да с деньгами разве пойдет? И-и…

Я красноречиво глянула на притихшую Ляпунову.

– Что ж вы Ольгу Карповну ему не посватаете?

Акулина Гавриловна звякнула чашкой о блюдце, истово перекрестилась и выкатила глаза:

– Старалась, матушка, да разве им угодишь…

Ляпунова опустила сушку в чай и томно произнесла, едва сдерживая зевоту:

– Ежели мужа на содержание брать, недолго по миру пойти. Капитал мой не велик, только одной и прожить в скромности. И потом, Сергей Петрович говорит много и сладко, я при нем засыпаю.

Я бросила быстрый взгляд на Акулину Гавриловну, та весело подмигнула в ответ, скорчила обиженную гримаску и развела руками. Кажется, между нами возникло полное понимание. Вот с кем можно дело иметь.

После пятой чашки чая было решено к вечеру собрать в доме Ляпуновой небольшое общество. Должны явиться к столу: Григорий Артамонов – лавочник, сынок Пелагеи Ивановны, потом Перекатов (если согласится на мое предложение о прогулке), и новый претендент в женихи для Ольги Карповны – образованный, не старый и не бедный чиновник из какого-то управления.

Настраиваясь на званый ужин, Ляпунова раздала указания Анисье, послала кухарку за провизией и, устав безмерно от планов, сама отправилась отдыхать на второй этаж в спальню, старушка Пелагея тоже ушкандыбала в свой закуток, постукивая палочкой, а я побродила по дому, заглянула в кухню и кладовую, потом отыскала среди дедовых запасов женский салоп и вышла во двор.

Глава 5. Званый ужин

С улицы дом Ляпуновой выглядел гораздо наряднее и больше, чем могло мне казаться в тесных, заставленных комнатах. Частые окна имели деревянные подзоры с затейливой сквозной резьбой, ставни выкрашены голубой и белой слегка облупившейся краской. На втором этаже красовался единственный балкончик, видимо, вел из спальни хозяйки, а на крыше высился задорный деревянный конек. Милая старина. Сколько мне придется гостить в этом теремке? Удастся ли найти блудного деда и попасть домой? Гоню прочь сомнения, кутаюсь в пуховый платок, продолжая изучать усадьбу.

За домом располагался небольшой огородик, щедро припорошенный снегом, и несколько деревьев с кустами. Вот тебе сад и курятник, а дальше сенник и конюшня.

Оказывается, не я одна прибедняться умею – при своих скромных доходах Ляпунова держала лошадку для выездов и колясочку с откидным верхом. Наверно, дворник ее и за конюха справляется и на козлах сидит.

Дорожки, ведущие к амбару, широко очищены и завалены свежей щепой, пожилой бородатый мужик в расстегнутом зипуне укладывал в поленницу дрова. Помогал ему дюжий русоволосый парень лет двадцати – высокий и статный, разрумянился от трудов, недаром из-под шапчонки взмокший вихор торчит. Чем-то Иванушку из «Морозко» напомнил. Глазищами синими на меня сверкнул и потупился.

Я рассмеялась в лисий воротник и звонко крикнула старшему:

– Не вас ли, дяденька, Федором кличут?

– Так и есть, – важно ответил он.

– Простите, не знаю, как по батюшке величать… Бог в помощь! Откуда дровишки?

– Благодарствуем, барыня, – важно отвечал Федор. – С рогожинских рядов нынче привезли. Первый сорт.

– А помощник ваш тоже служит у госпожи Ляпуновой? – я открыто любовалась молодым красавцем, который не смел больше на меня глядеть.

– Васятка-то? – Федор насмешливо покосился на смущенного парня. – Он у Григория Кузьмича Артамонова при лавке в работниках. С Покрова в Москве, не обвыкся еще городской жизни. Пестуем помаленьку. Народ в нашей стороне разный шляется, недолго с доброго пути свернуть на кривую дорожку. Слыхали, как бабушку Пирогову возле Горячевских бань ограбить пытались? Еле дубовым веником отбилась.

Нагулявшись вдоволь, я воротилась в дом и крепко задумалась насчет вечернего сборища. Не хочется при стародавних мужчинах выглядеть форменным чучелом, попрошу Анисью волосы заколоть повыше – поинтересней, поищу в дедовых закромах браслетик или медальон. В шкатулке под кроватью полно занятных безделушек с камешками. Заодно пересчитаю в сумке свои «бешеные деньги» и отложу пару десятков тысяч на банковский вклад и завтрашний променад.

Держись, Кузнецкий мост, Алена Дмитриевна наряжаться желает!

Посмеиваясь над своим азартом и храбростью, я завалилась на кровать и принялась рассуждать.

«Может, ну – его, Перекатова, еще чваниться начнет над моим незнатным происхождением. Откажет – не расстроюсь, а лучше спрошу в Москве солидное охранное агентство, где можно также нанять детектива для поиска одного престарелого купчика».

За планами и мечтами незаметно время перевалило за полдень.

«Эх, Шарапов, сейчас бы куриного супчика, да с потрошками!»

За обедом я окончательно разгадала секрет пышного стана Ольги Карповны. Вкусная еда, пожалуй, была главным удовольствием ее размеренной жизни. Не комнатное убранство, не женские туалеты и украшения, ни общество кумушек или кавалеров не привлекали ее так сильно, как обильно накрытый стол несколько раз в день.

Сладко вздремнув после завтрака, Ольга Карповна сейчас держалась несколько бодрее и особенно оживилась, когда я от души похвалила горячий ароматный суп.

– Рассольник сегодня отменный, вы правы, Алена Дмитриевна. Расстаралась Анисья.

Потом я узнала, что супов с потрошками издревле существует на Руси великое множество. А также по турецким и немецким рецептам.

– И на сливочках, и с грибами, и гороховый…

Мы же сейчас употребляли некий традиционный вариант, когда куриные желудочки, сердечки, печенки и шейки нежнейшим образом соединялись с поджаренными луком и морковью, перловой крупой, корнишонами и картофелем.

– Причем, печеночку следует закладывать в бульон в самом конце и обязательно коренья всякие присовокупить, сушеную зелень, да еще поперчить круто. Вот так я люблю.

– Да-а… – размечталась я, – со сливками было бы вовсе недурно.

– Верно вы судите, – понимающе вздохнула Ляпунова. – Однако же третья неделя Великого поста идет. Мы, правда, не слишком правило блюдем, мне по малокровию даже врач не советовал увлекаться диетой. Потому вынуждена и мяско и молочко употреблять понемножку, яички свежие – свои, авось не велик грех для болящей вдовы. На церковь я всегда жертвую, сирым да убогим копеечки подаю. Бог милостив, авось и простит.

Далее мы перешли к слоеному пирогу с телятиной. Тут уж разговаривали мало, целиком занятые процессом. Ляпунова, кстати, отдавала должное и постным блюдам, например, пареной брюкве с брусникой и яблочному узвару.

Бабушка Пелагея не сей раз обедать в гостиную не вышла, сославшись на ломоту в костях, а по моим догадкам, боялась оскоромиться при таком изобилии.

Должно быть, помнила крестьянские корни и строже соблюдала посты. Анисья отнесла ей в комнату бурачки – тертую свеклу с хреном, щедро сдобренную лимонной заправкой и луковник – слоистый дрожжевой пирог с луком обжаренным на растительном маслице до золотистого цвета. На десерт – пастила из рябины.

«Точно, про гостинчик бы не забыть… Бабуля клюквенную желает».

Между тем, хорошенько подкрепившись, Ольга Карповна вновь сделала озабоченное лицо и начала тревожиться о званом ужине, прикидывая, сколько будет гостей и чем каждому потрафить.

– Ну, Гришины вкусы просты, он мясного пока стережется, так перловой каши с грибами и легкой ушицы, думаю хватит. Семушку намедни прислал свежайшую, надобно сготовить. Закусочки там под водочку, можно и коньяка… Ты уж придумай, Анисья!

– Не впервой, барыня, угодим.

Ляпунова зевнула, быстро перекрестив рот, и снова взялась планировать.

– С Перекатовым тоже хлопот не будет, он вечно гостевыми обедами перебивается, каждому приглашенью рад. Мы его котлетками побалуем с пареными овощами. Ума не приложу, что новому гостю подать! Ведь я с Бабушкиным не знакома. Анисья еще брякнула, что он маменьку с собой приведет – это уж ни в какие ворота…

– Смотрины – дело серьезное! – заметила я. – Может, понравитесь друг другу и заживете одним теремком с полнехоньким погребком. Совет да любовь, расширение капиталов.

– Скажете тоже, – застыдилась Ляпунова и уже деловито прибавила: – Надеюсь, с капиталом у него полный порядок, потому как я не столь богата, чтобы с голодранцем сойтись.

У дверей застучали осторожно, показалась кучерявая русая голова парня, который на дворе Федору помогал. Низковатый молодой голос почтительно прогудел:

– Ольга Карповна, я печную заслонку наверху починил, с дровами закончил, таперича к Артамоновым собираюсь, может, какие ваши слова передать?

Ляпунова не спеша отпила из чашечки яблочный узвар, оттопырила мизинчик и важно сказала:

– Ступай Вася, да напомни братцу о вечере. Обещали навестить.

– Доброго здоровьица, Ольга Карповна! Все исполню, – парень нам слегка поклонился и неуклюже оборотившись, скрылся в коридоре.

Некоторое время мы молча прихлебывали теплый душистый напиток (корицу, что ли туда добавили?), потом я не утерпела, спрашивать начала:

– Красивый юноша. Сколько ему лет, интересно?

Ляпунова презрительно фыркнула:

– Увалень деревенский! Сила есть, ума не надо. Заслонку он починил… А ломал зачем? Ручищи, как колоды. С чего мне его лета считать, он Гришин работник, вот придет братец, могу спросить, ежели вам нужно.

После обеда мы с Ольгой Карповной разложили пасьянс, и по всему выходило, что в скором времени нас ждет большая удача в любви и полное финансовое благополучие.

Первым груздем, тьфу… гостем оказался купец Григорий Артамонов – мужчина дородный и обстоятельный. Откушав рюмочку водки с бутербродом из семушки, он начал расспрашивать меня о пушном промысле и золотых приисках в Сибири. Пришлось соврать, что мы – Третьяковы, разбогатели на мелкой торговле и доходных домах. На вопросах логистики я немного зависла, по счастью в разгар диалога явился чиновник Бабушкин с маменькой, а следом прискакала сваха Акулина Гавриловна.

В гостиной тяжко запахло горящими свечами и одеколоном. Претендента в женихи посадили на диван поближе к Ольге Карповне. На вид Макару Лукьянычу было не более двадцати пяти лет, и он ужасно смущался в отличие от бойкой маменьки. Та обшарила взглядами каждую деталь комнаты, прищурилась на накрытый стол и елейным голоском завела разговор о ценах в столице.

– Это хорошо, Ольга Карповна, что курочки у вас свои, а то ведь по двадцати копеек за десяток яичек торгуют. А свининку не держите часом? На базаре мякоть шейная больше гривенника за фунт идет. Владычица небесная! Как жизнь дорожает…

Я отозвала Анисью в сторонку и выяснила, что гривенник – это монета в десять копеек, а в фунте примерно полкилограмма.

– А какова же ваша зарплата кухарки?

– На пяти рубликах в месяц столковались, – усмехнулась Анисья. – Живу и столуюсь при доме. Всем довольна, нечего бога гневить, сыта и одета, тятеньке в деревню могу денежку послать. Об осени тятенька корову в хозяйство прикупил.

– И почем нынче рогатый скот? – спросила я для расширения кругозора.

– Сошлись на пятидесяти рублях, – похвалилась Анисья, блеснув зубами. – Телка дойная попалась, утром и вечером ведро молока дает.

Я уже хотела деликатно спросить Анисью про возраст и семейное положение, но в прихожей раздался зычный голос Федора:

– Тут господин Перекатов пожаловал. Просят доложить.

Акулина Гавриловна взметнула атласные юбки, залилась соловушкой.

– Входите, Сергей Петрович! Только вас дожидались, голубчик. Что ж вы долго? Котлетки простынут.

В комнату вошел стройный мужчина среднего роста и приятной наружности. Особенно меня умилила темная бородка клинышком, видно, что аккуратно подстрижена и приглажена.

Я замешкалась, размышляя, надо ли бежать навстречу и представляться, но Акулина Гавриловна – умница, все сделала сама.

– Знакомьтесь, Сергей Петрович! Это Алена Дмитриевна, наша гостюшка драгоценная. Прошу любить и жаловать. О деле после потолкуем.

Я протянула вперед слегка дрожащую руку. Перекатов обратил на меня лучистый взор карих очей и склонился для поцелуя. Интересный мужчина.

Стали рассаживаться за стол.

Даже Ляпунова немного оживилась, обсуждая с Макаром Лукьянычем тихую охоту, то бишь сбор грибов. Оказалось, господин Бабушкин страстный любитель прогуляться по лесу осенней порой.

– Хочу отметить, что природа в России крайне трогает воображение художника и поэта. Я сам пробовал браться за кисти и слагать стихи-с. Но у господина Фета, конечно, получается гораздо лучше-с. Вы увлекаетесь ли стихами, Ольга Карповна?

– Я Пушкина читаю иногда, – последовал медлительный ответ.

– Так я вам перепишу в книжечку… – ободрился Макар Лукьяныч.

Меня разбирало любопытство. Шутка ли – в одно время с классиками попала.

– Афанасий Фет сейчас в Москве проживает?

Бабушкин недоуменно вздернул плечи.

– Не могу знать–с!

Зато Перекатов тотчас склонил ко мне благородную голову и негромко сказал:

– Достоверно известно, что Афанасий Афанасьевич Фет в Орловской губернии именьице приобрел – двести десятин пахотной землицы и домик.

– О! – вырвалось у меня. – А вы не желали бы поселиться в деревне? У вас ведь тоже есть имение.

Перекатов звякнул вилочкой о тарелку, приложил салфетку к губам.

– Увы, Алена Дмитриевна, не имею привычки к сельскому быту. Да и усадьба давно заложена. Мужики пьянствуют, управляющий потихоньку ворует. Доходы с Горностаевки совсем мизерные в последние годы. Едва оправдывают квартиру в Москве.

– Какое красиво название – Горностаевка, – восхитилась я. – Надо бы там порядок навести.

– Да где ж нынче толковых работников сыщешь, – пожаловался Перекатов. – Притом, я – человек мягкий, либеральный, а в правлении без железной руки никак.

– А вы пригласите меня к себе в Горностаевку на недельку, – предложила я. – Дорожные расходы и прочие хлопоты оплачу с избытком. Я женщина свободная, состоятельная. После уральской провинции хочется посмотреть столицу с окрестностями. Сами понимаете, одной даме путешествовать боязно и неприлично. Согласитесь быть моим компаньоном, щедро вознагражу. Предлагаю общаться без лишних церемоний, но и не фамильярничать.

Длинными холеными пальцами Перекатов потеребил матерчатую салфетку, нежно погладил перстень-печатку на безымянном пальце левой руки, и улыбнувшись, положил мне на тарелочку самый большой и оранжевый рыжик с общего блюда.

Потом мы выпили по рюмочке коньяка и закусили котлеткой. Дальше беседа несколько стихла, зато вилочки зазвякали громче. В белой пузатой супнице дымилась уха из красной рыбы. Рядом с горкой черного хлеба поблескивали мокрыми боками пупырчатые соленые огурцы на смородиновых листьях. Купец Артамонов то и дело промокал красным платком вспотевший лоб и уплетал разваренную перловку с белыми грибами. Постился изо всех сил, аж за ушами трещало.

Маменька Бабушкина и Акулина Гавриловна шептались, хихикая и перемигиваясь, наверно, обсуждали приданое в случае благоприятного исхода сватовства. Ляпунова задумчиво косилась на зардевшегося Макара Лукьяныча, опускала реснички и кусала губки, прикидывая бюджет супружеской жизни.

Сам жених, вытянув губы трубочкой, осторожно дул на уху и с музыкальным свистом втягивал в себя ароматный бульончик. Потом закрывал глаза, полностью переходя во власть приятных ощущений. Такой же гурман, как Ольга Карповна. Но ведь она старше его лет на девять. Неужели ради курочек и огурчиков готов связать судьбу с замоскворецкой вдовой? Его собственные большие капиталы только на словах?

И непонятно, понравился ли Бабушкин самой Ляпуновой. Ну, да после посплетничаем…

Званый ужин получился на славу. Но, к сожалению, мне так и не удалось узнать вероятное местонахождение дедушки. Купец Григорий Артамонов не видел его более полугода.